Разумеется, он тоже забрался и сел рядом со мной. Он как будто не замечал ни пыли, ни грязи, ни торфяного мха, ни скомканных газет и прочего - я набросал их в фургон, чтобы машина походила на настоящий рабочий грузовик.
Я отъехал, резко развернулся и направился к шоссе.
- Я знаю, что это, - проговорил я, перекрывая гул теплого ветра, задувавшего в открытые окна.
- И что же?
- Я тебя выдумал. Вообразил. А это разновидность безумия. Остается сделать одно: направить фургон на скорости прямо в стену. Никто не пострадает, кроме меня и тебя, иллюзии, которую я создал, потому что дошел до ручки. Скорей всего, на меня повлияла та комната в гостинице. Наверняка.
Он лишь негромко засмеялся и уставился на дорогу. Спустя секунду произнес:
- Ты едешь со скоростью сто десять миль в час. Тебя остановят.
- Так ты подтверждаешь, что ты ангел, или нет? - спросил я.
- Я действительно ангел, - ответил он, по-прежнему глядя вперед. - Сбавь скорость.
- Знаешь, я недавно читал книгу об ангелах, - сказал я. - Знаешь, мне нравятся такие книжки.
- Да, у тебя целая библиотека о том, во что ты не веришь и больше не считаешь священным. А ты был хорошим учеником иезуитов, когда ходил в школу.
И снова я задохнулся.
- Нет, ты просто убийца, швыряющий мне в лицо эти факты, - сказал я. - Вот ты кто.
- Я никогда не был убийцей и не буду, - возразил он спокойно.
- Но после того, что случилось, ты мой соучастник!
Он снова тихо засмеялся.
- Если бы я намеревался предотвратить убийство, я бы это сделал, - сказал он. - Ты ведь помнишь из книг, что ангелы, по сути, вестники, в этом состоит их, так сказать, основная функция. Это нисколько тебя не удивляет. Удивляет, видимо, то, что я послан в качестве вестника лично к тебе.
Затор из машин впереди вынудил нас сбросить скорость, а затем и вовсе остановиться. Я внимательно посмотрел на него.
Меня охватило спокойствие, и я осознал, что насквозь пропотел под уродливой зеленой рубашкой, что колени у меня до сих пор трясутся, а в ступне на педали тормоза что-то пульсирует.
- Расскажу тебе, что я узнал из книжек об ангелах, - сказал я. - Три четверти своего времени они принимают участие в дорожных авариях. Что же делало ваше племя до изобретения автомобилей? Я, честное слово, даже отложил книжку, размышляя над этим вопросом.
Он засмеялся.
Позади нас раздался автомобильный гудок. Поток машин двинулся, тронулись и мы.
- Закономерный вопрос, - ответил он, - в особенности после прочтения той книги. Не имеет значения, что мы делали в прошлом. Важно то, что мы можем сделать с тобой вместе сейчас.
- А имени у тебя нет?
Мы снова разогнались, но я ехал не быстрее, чем остальные машины в крайнем левом ряду.
- Можешь называть меня Малхия, - произнес он добродушно, - но уверяю тебя, ни один серафим небесный никогда не назовет тебе своего настоящего имени.
- Серафим? Ты хочешь сказать, что ты серафим?
- Ты нужен мне для особенного дела, и я предоставляю тебе возможность применить все свои способности, чтобы помочь мне и тем людям, которые прямо сейчас молят о нашем вмешательстве.
Я был сбит с толку. Я чувствовал потрясение. Ощущение все больше походило на дуновение холодного бриза по мере того, как мы приближались к Лос-Анджелесу и к побережью.
"Ты сам его выдумал. Врежься в набережную. Не валяй дурака из-за того, что зародилось в твоем больном мозгу".
- Ты меня не выдумал, - сказал он. - Неужели ты не понимаешь, что происходит?
Отчаяние грозило затопить все мои слова.
"Это надувательство. Ты убил человека. Ты заслуживаешь смерти и забвения, которые тебя ожидают".
- Забвение? - пробормотал мой спутник. Он говорил, заглушая шум ветра. - Думаешь, тебя ждет забвение? Думаешь, ты никогда больше не увидишь Эмили и Джейкоба?
"Эмили и Джейкоб!"
- Не говори о них! - отрезал я. - Как ты смеешь упоминать их при мне! Не знаю, кто ты такой, что ты такое, но не смей упоминать их. Если ты плод моего воображения, подчиняйся!
На сей раз его смех звучал простодушно и радостно.
- И как только я не сообразил, что с тобой будет именно так? - воскликнул он.
Он протянул руку и коснулся мягкой ладонью моего плеча. Он погрустнел, стал печальным и еще глубже погрузился в размышления.
Я смотрел на дорогу.
- Ничего не понимаю, - признался я.
Мы въезжали в центр Лос-Анджелеса. Еще несколько минут, и свернем на дорогу, ведущую в гараж, где можно оставить фургон.
- Не понимаешь, - повторил он задумчиво, оглядывая окрестности: низкие набережные, увитые плющом, и возносящиеся к небу стеклянные башни. - В этом-то все и дело, мой дорогой Счастливчик. Если ты поверишь в меня, разве тебе надо будет понимать?
- Как ты узнал про моих брата и сестру? - спросил я. - Откуда тебе известны их имена? Ты наводил справки, и я хочу знать, каким способом.
- Все, что угодно, кроме самого очевидного объяснения? Я именно тот, кто есть, и это все объясняет. - Он вздохнул. Этот вздох я слышал в люксе "Амистад", прямо у себя над ухом. Когда он заговорил снова, голос его звучал ласково. - Я знаю все о твоей жизни с того времени, когда ты находился в утробе матери.
Это выходило за пределы моих ожиданий, и вдруг мне стало совершенно ясно, поразительно ясно, что это выходит и за пределы моего воображения.
- Ты действительно здесь?
- Я здесь, чтобы сказать тебе: для тебя все может перемениться. Я здесь, чтобы сообщить: ты можешь не быть Лисом-Счастливчиком. Я здесь, чтобы отвести тебя туда, где ты сможешь начать жизнь заново и стать тем, кем ты мог бы стать… если бы в твоей жизни не произошли некоторые события. Я здесь, чтобы сказать тебе… - Он замолчал.
Мы доехали до гаража. Открыв пультом ворота, я благополучно и без хлопот загнал фургон внутрь.
- Что, скажи мне, что? - попросил я.
Мы смотрели друг другу в глаза. Казалось, он облачен в мантию спокойствия, неуязвимую для моего страха.
В гараже было темно, лишь в открытые ворота, через которые мы сюда попали, лился с улицы серый свет. Гараж был просторный, полутемный, прохладный, в нем было полно разных ящиков и стопок одежды, которую я мог бы или захотел использовать для будущих заданий.
Это место показалось мне вдруг лишенным всякого смысла, место, которое я мог уверенно и не без удовольствия покинуть.
Мне было знакомо это ощущение душевного подъема. Примерно так себя чувствуешь после долгой болезни, когда в голове внезапно проясняется, и становится хорошо, и жизнь снова кажется заслуживающей того, чтобы жить.
Он совершенно неподвижно сидел рядом со мной, и я видел, как в его глазах отражаются два отблеска света.
- Создатель любит тебя, - произнес он мягко, почти сонно. - Я здесь для того, чтобы предложить тебе иной путь. Путь к этой любви, если ты захочешь ее принять.
Я сохранял спокойствие. Мне пришлось сохранять спокойствие. Я не лишился сил из-за тревоги, снедавшей меня, но эта тревога опустошила меня. К тому же меня очаровала предложенная возможность, точно так же, как очаровывал вид лавандовой герани, или плюща, ползущего по стене кампанарио, или деревьев, раскачивающихся на морском ветру.
Я вдруг увидел воочию эту возможность, и она неуклюже заковыляла по моему сознанию, с безумной поспешностью удирая из этого места, темного и мрачного, пропахшего бензином. Я уже не замечал окружавшего нас сумрака. Более того, я осознал, что гараж наполнился бледным светом.
Я медленно выбрался из фургона. Отошел в дальний конец гаража. Вынул из кармана второй шприц и положил на верстак рядом с собой.
Я сбросил с себя уродливую зеленую рубашку и штаны, кинул их в высокий мусорный бак, куда уже был налит керосин. Выдавил содержимое шприца в кучу одежды, хотя она и без того уже пропиталась керосином. Бросил туда же перчатки. Чиркнул спичкой и бросил ее в бак.
Огонь взметнулся с опасным выдохом. Я бросил в пламя рабочую обувь и наблюдал, как плавится синтетика. Швырнул туда же парик и с удовольствием провел руками по собственным коротким волосам. Очки. Я все еще был в очках. Я снял их, разломал и тоже бросил в костер. Он жарко пылал. Все вещи были из синтетики, и они таяли в огне, обращаясь в ничто. Я чувствовал запах. Довольно скоро со всем было покончено. Яд-то уж точно давно испарился.
Вонь держалась в воздухе недолго. Когда пламя почти угасло, я плеснул еще керосина, и огонь снова взметнулся.
В неровном свете костра я оглядел свою повседневную одежду, аккуратно висевшую на вешалке на стене.
Медленно оделся: белая рубашка, серые брюки, черные носки и простые коричневые ботинки и под конец красный галстук.
Огонь снова угас.
Я надел пиджак, развернулся и увидел, что он так и стоит здесь, прислонившись к грузовику. Ноги скрещены, руки сложены на груди. Он выглядел точно таким же величественным, каким показался изначально, и на его лице было то же выражение привязанности и любви.
Глубокое, ошеломляющее отчаяние снова вцепилось в меня, безгласное и неизмеримое. Я едва не отвернулся от него, обещая себе никогда не смотреть на него снова, где и когда бы он ни появился.
- Он всерьез борется за тебя, - произнес Малхия. - Он нашептывал тебе в ухо все эти годы и теперь заговорил вслух. Он думает, что может вырвать тебя из моих рук. Думает, ты поверишь в его ложь, даже когда я здесь.
- Кто он? - спросил я.
- Ты знаешь, кто он. Он говорил с тобой с давних времен. А ты слушал его все с большим вниманием. Не слушай больше. Идем со мной.
- Ты утверждаешь, что за мою душу идет борьба?
- Да, именно это я утверждаю.
Я чувствовал, что меня снова колотит. Я не был испуган - значит, боялось мое тело. Я был спокоен, но у меня дрожали коленки. Разум больше не поддавался страху, однако тело страдало от потрясения и не могло должным образом ему противостоять.
Моя машина стояла здесь же - маленький "бентли" с откидным верхом, который я много лет не удосуживался поменять.
Я открыл дверцу и забрался внутрь. Закрыл глаза. Когда я их открыл, он был уже рядом со мной, как я и ожидал. Я дал задний ход и выехал из гаража.
Никогда раньше я не ездил по городу с такой скоростью. Казалось, поток машин стремительно несет меня вдоль реки.
Прошло несколько минут, и мы свернули на Беверли-Хиллз, а затем оказались на моей улице, обсаженной по обеим сторонам великолепными жакарандовыми деревьями в цвету. Почти не было видно зеленых листьев, ветки сплошь покрывали голубые цветы, лепестки ковром усеивали тротуары и проезжую часть.
Я не смотрел на него. Я не думал о нем. Я думал о своей жизни, боролся с подступающим отчаянием, как борются с тошнотой, и задавал себе вопросы. А если это правда - если он тот, кем провозгласил себя? Неужели я, совершивший ужасные преступления, в самом деле могу получить прощение?
Мы въехали в гараж моего дома, и я не успел ничего произнести вслух. Как я и ожидал, он вылез из машины вместе со мной, сел в лифт и поднялся на пятый этаж.
Балконные двери в моей квартире никогда не закрывались. Я сразу же вышел на террасу и посмотрел вниз на жакаранду.
Я часто дышал, мое тело сгибалось под тяжестью всего, что на него навалилось, но сознание было поразительно ясным.
Когда я развернулся и взглянул на Малхию, он выглядел таким же живым и настоящим, как и жакаранда с ее облетающими голубыми цветами. Он стоял в дверном проеме, непринужденно глядя на меня, и на его лице я снова видел обещание понимания и любви.
Мне отчаянно хотелось заплакать, поддаться слабости, позволить себя обворожить.
- Почему? Почему ты пришел сюда ко мне? - спросил я. - Да, я уже спрашивал тебя, но ты должен объяснить мне подробно: почему я, а не кто-то другой? Не знаю, настоящий ли ты. Полагаюсь на твое слово. Но скажи, как может быть прощен такой человек, как я?
Он подошел и встал рядом со мной у бетонного бортика. Посмотрел на покрытые голубыми гроздьями деревья. И прошептал:
- Какое совершенство, какая прелесть.
- Именно поэтому я живу здесь, - ответил я. - Потому что каждый год, когда они зацветают…
Мой голос сорвался. Я отвернулся от деревьев, потому что понял: я заплачу, если буду и дальше смотреть на них. Заглянул в свою гостиную, увидел три стены, от пола до потолка заставленные книгами. Увидел часть коридора, точно так же забитого книжными полками.
- Прощение - это то, о чем нужно попросить, - прошептал он мне на ухо. - Ты же знаешь.
- Я не могу просить! - отрезал я. - Не могу.
- Почему? Только потому, что не веришь?
- Это достаточная причина, - сказал я.
- Дай мне шанс привести тебя к вере.
- Ты должен сначала объяснить, почему именно я.
- Я пришел к тебе, потому что меня к тебе направили, - произнес он спокойно, - и еще из-за того, кто ты такой, что ты сделал и что можешь сделать. Это не случайный выбор - то, что я явился к тебе. Только к тебе, тебе одному, я пришел. Все решения, принятые на Небесах, таковы. Каждое индивидуально. Вот как обширны Небеса - так же, как обширна земля. Ты же знаешь, ты должен был задуматься об этом хотя бы на мгновение. Ведь все существует на протяжении многих веков, эпох, времен. И в мире нет ни единой души, на которую не смотрели бы с Небес по-особенному. Каждый вздох, каждое слово слышат на Небесах.
Я слушал его. Я понимал, что он имеет в виду. Я посмотрел на величественные деревья. Мне стало интересно, каково дереву потерять на ветру все свои цветы? Ведь цветы - это все, что у него есть. От такой причудливой мысли я вздрогнул. Передернул плечами. Сильнейшее желание разрыдаться захлестывало меня, но я боролся с собой. Я снова заставил себя взглянуть на него.
- Я знаю тебя всю твою жизнь, - сказал он. - Если хочешь, я покажу ее тебе. Кажется, именно это мне придется сделать, прежде чем ты по-настоящему мне поверишь. Я не против. Ты должен понять. Ты не сможешь принять решение, если не поймешь.
- Какое решение? О чем ты говоришь?
- Я говорю о некоем соглашении, я уже об этом упоминал. - Он выдержал паузу и продолжил самым добрым голосом: - Это способ использовать тебя - такого, каким ты стал. Это способ использовать все способности того человека, каким ты являешься. Соглашение направлено на то, чтобы спасти жизнь, а не забрать ее, ответить на молитвы, а не заглушить их. Это шанс сделать нечто невероятно важное для других, причем и для тебя это будет только благо. Именно так и творится добро, ты же знаешь. Все равно что работать на Хорошего Парня, за исключением того, что ты будешь верить всем сердцем, всей душой, так сильно, что вера станет твоей волей и твоим предназначением, пронизанным любовью.
- У меня есть душа - в это я должен поверить? - спросил я.
- Конечно, есть. У тебя есть бессмертная душа. Ты сам это знаешь. Тебе двадцать восемь лет, это немного по любым меркам, и ты ощущаешь себя бессмертным со всеми своими черными мыслями и желанием покончить с жизнью. Но ты не понимаешь, что бессмертная часть тебя и есть твоя истинная часть, а остальное отпадет в свое время.
- Я знаю это, - шепотом ответил я. - Я это знаю.
Мне не хотелось показаться нетерпеливым, но я говорил правду, а еще я был изумлен.
Я развернулся, не до конца сознавая, что делаю, и вошел в гостиную своего небольшого дома. Снова оглядел полки, заставленные книгами. Взглянул на письменный стол, за которым часто читал. Посмотрел на раскрытую книгу, прислоненную к зеленому пресс-папье. Что-то туманное, что-то теологическое - и меня в полной мере поразила ирония происходящего.
- О да, ты прекрасно подготовился, - произнес он у меня за спиной.
Складывалось впечатление, что мы с ним вообще не отходим друг от друга.
- Предполагается, что я поверю теперь, будто Хороший Парень - это ты? - спросил я.
Он улыбнулся моим словам, я заметил краем глаза.
- Хороший Парень, - повторил он негромко. - Нет. Я не Хороший Парень. Я Малхия, серафим, как уже сказано, и я пришел, чтобы дать тебе шанс. Это ответ на твои молитвы, Счастливчик, но если ты не в силах такое принять, давай скажем, что это ответ на самые смелые твои мечты.
- Какие мечты?
- Все эти годы ты молился, чтобы Хороший Парень оказался из Интерпола. Чтобы он работал в ФБР. Чтобы он играл на правильной стороне и все, что ты делал по его приказу, было ради добра. Вот о чем ты все время мечтал.
- Не имеет значения, ты сам знаешь. Я убивал. Я сделал из этого игру.
- Я знаю, что ты сделал, однако ты все равно мечтал. Пойдем со мной, и никаких сомнений не останется, Счастливчик. Ты будешь на стороне ангелов, вместе со мной.
Мы посмотрели друг на друга. Я дрожал. Голос у меня срывался.
- Если бы это оказалось правдой, - сказал я, - я сделал бы все, все, о чем бы ты меня ни попросил, для тебя и для Господа на Небесах. Я бы вытерпел муки, если бы ты потребовал.
Он улыбнулся, но очень медленно, словно заглядывал глубоко внутрь меня, чтобы увидеть мои скрытые чувства. Наверное, он не нашел их. Наверное, я сам понял, что ничего скрытого нет.
Я опустился в кожаное кресло у кушетки. Он сел напротив меня.
- Сейчас я покажу тебе твою жизнь, - сказал он. - Не для меня, а потому что ты должен это увидеть. И только после того, как ты все увидишь, ты мне поверишь.
Я кивнул.
- Если ты способен на такое, - произнес я жалобно, - я поверю во все, что ты скажешь.
- Приготовься, - сказал он. - Ты будешь слушать мой голос и видеть то, что я хочу показать, яснее, чем видел что-либо в своей жизни. Однако порядок действий и выбор событий остаются за мной, и зачастую выносить происходящее будет труднее, чем если бы все шло в хронологической последовательности. Но мы рассматриваем душу Тоби О'Дара, а не биографию некоего молодого человека. И помни: что бы ты ни увидел, что бы ни почувствовал, я здесь, рядом с тобой. Я никогда тебя не покину.
4
МАЛХИЯ ПОКАЗЫВАЕТ МНЕ МОЮ ЖИЗНЬ
Когда ангелы выбирают себе помощника, они не всегда начинают с самого начала. Просматривая жизнь человеческого существа, они могут начать с недавнего настоящего, затем пропустить добрую треть и отправиться к истоку или же вернуться в текущий момент, чтобы отобрать факты, объясняющие их эмоциональную приязнь, и укрепиться в своем мнении. И не верьте никому, кто скажет вам, будто мы не испытываем эмоциональной приязни.
Наши эмоции отличаются от человеческих, однако они у нас есть. Мы никогда не взираем с равнодушием на жизнь и смерть. Не надо полагаться на нашу кажущуюся безмятежность. Ведь мы живем в мире идеальной веры в Создателя и с сочувствием смотрим на людей, которые в нем не живут, отчего мы испытываем к ним искреннюю жалость.