- Не беспокойтесь за свой профессионализм, просто я знал слишком много разных людей, - он неожиданно вздохнул, - пожалуй, больше, чем мне бы хотелось. Кстати, как ваше здоровье, Эша Викторовна? После аварии не осталось никаких последствий, о которых мне следовало бы знать? Насколько мне известно, ваши последние медицинские показатели в норме, но, может, существует нечто, что не входит в медицинские показатели?
- Конечно, я не сомневалась, что вы собираете сведения о людях, которым намерены что-то поручить или даже с которыми намерены лишь поговорить, - спокойно сказала Эша, - но вот это было грубо.
В душе она не только разволновалась, но и испугалась - кто знает, какие именно сведения о той аварии отыскал Ейщаров? Три года назад машина, в которой они вместе со своим приятелем Славкой, в усмерть пьяные, возвращались из развеселой ялтинской ночи, врезалась во встречную и слетела с серпантина. Славка и водитель другой машины погибли, Эша чудом уцелела, но получила сильную травму головы, ее память собирали буквально по кускам - и собрали, благодаря не только врачам, но и сестре, которая забросила все и проводила с Эшей и дни, и ночи. Никаких последствий, кроме легкой головной боли в плохую погоду и периодических ночных кошмаров, не осталось, не осталось и чувства вины. За рулем был Славка, но в аварии был виноват не только он, и раскрытие этого и сейчас могло бы грозить Эше неприятностями.
- Работа, которую я собираюсь вам поручить, потребует большого напряжения - и не только физического, но и нервного, - Ейщаров задумчиво посмотрел в свою чашку и отодвинул ее. - Не хотелось бы подвергать риску ваше здоровье. К тому же... - он не договорил, и Эша кивнула.
- Плохое здоровье - плохая отдача.
- А вот сейчас вы были грубы, - равнодушно заметил он. - Но последовательны. Если хотите, можете курить.
Эша снова вздрогнула, мысленно сказав себе, что если когда-нибудь и научится пресловутому покеру, действительно не сядет играть с Ейщаровым - она уже подумывала о том, не будет ли слишком спросить хозяина кабинета, можно ли здесь закурить, и не испортит ли она этим вопросом дальнейшую беседу и отношение к ней. Разумеется, в данном случае дело лишь в своевременной вежливости - Ейщарову, конечно же, было известно, что она курит. Шталь вытащила из сумочки сигареты, и Олег Георгиевич небрежным жестом подтолкнул к ней небольшую серебристую статуэтку дракона с распростертыми крыльями и запрокинутой головой, которую Эша только сейчас заметила на столешнице.
- Это зажигалка? - понимающе спросила она. - Очень оригинально. А куда нажимать?
- Никуда. Просто поднесите сигарету туда, куда ее следует поднести дракону.
Мысленно пожав плечами, Эша осторожно наклонилась, держа сигарету у губ, и едва ее кончик приблизился к распахнутой серебряной пасти, как из той беззвучно вырос тонкий лепесток огня. Это было так неожиданно, что она едва не отшатнулась, но, вовремя сдержавшись, погрузила кончик сигареты в пламя, прикурила и отодвинулась. Огненный язычок потрепетал еще мгновение и исчез. Крошечные драконьи глаза бездумно смотрели в потолок, хищно поблескивали серебряные клыки.
- Занятно, правда? - Ейщаров усмехнулся, и его глаза на мгновение вновь стали совершенно мальчишескими, будто он демонстрировал ей любимую игрушку. - Встроенный сенсор.
- А на что он реагирует? - Эша с любопытством разглядывала дракона. - Если на движение, то это довольно опасная зажигалка. Или он настроен распознавать приближающуюся сигарету?
- Он настроен на ваше желание закурить, - Олег Георгиевич отодвинул статуэтку и кивнул. - Шучу, конечно. И на этом, Эша Викторовна, мы закончим и с шутками и с вступительной частью и перейдем непосредственно к делу.
Шталь подумала, что вступительная часть оказалась довольно длинной, и раз Ейщаров так долго ходил вокруг да около, значит, на то были серьезные причины. И все-таки, лучше бы он начал предварительные ласки с размера гонорара - это всегда повышает сообразительность. А дракончик совершенно бесподобен!
- Насчет размера гонорара можете пока не задумываться - он будет более чем щедрым, - сказал Ейщаров, и Эша с трудом сдержалась, чтобы не запустить в него бесподобным дракончиком и, соответственно, не отправиться в тюрьму за покушение на жизнь шаевского благодетеля. Тряхнув головой и отбросив на спину пряди волос, она выпустила из губ изящную струйку дыма и склонилась к правому подлокотнику, возле которого стоял низкий столик с двумя пепельницами.
- Так что за работа?
- Работа касается случаев, подобных вашему. Случаев вроде хлопающей двери.
- Я вас не понимаю.
- Я хочу, чтобы вы разыскивали для меня вещи, с которыми связаны странные происшествия, - терпеливо пояснил Ейщаров, аккуратно положив ладони на стол. - Происшествия, которые нельзя объяснить. Источники нелепостей, отвечающие исключительно на вопрос "что?". Источники, которые вы будете тщательно проверять, отсеивать чушь и выдумки и предоставлять мне действительно стоящую лично вами подтвержденную информацию.
- Подождите, - Эша вдруг разволновалась, как школьница, взмахнула рукой, и сигаретный пепел полетел во все стороны. - Это... Олег Георгиевич, тот случай... то, что я ничего там не нашла, вовсе не значит, что там ничего не было! Я написала занимательную историю про... о, господи, про обозлившуюся дверь, но наверняка существовал какой-то скрытый дефект! Просто... просто так...
- Просто так не бывает, - закончил за нее Олег Георгиевич, и в его глазах снова начали разгораться огоньки. - Не укладывается в реалистичные рамки нашего мира. Но тогда, Эша Викторовна, скажите, если вы действительно даже на секунду не допускали такого, почему все-таки ударили ногой в дверь?
- А может быть, я это придумала!
- У вашего поступка был свидетель, и мне об этом известно.
- Может быть, я сделала это просто со злости, потому что не могла...
- Вот еще одна причина, по которой я хочу поручить это именно вам, - Ейщаров откинулся на спинку кресла. - Многие на вашем месте просто согласились бы и перешли к вопросу вознаграждения. Вы же пытаетесь что-то доказать. Думаю, вы справитесь.
- Подождите, - Шталь потерла подбородок согнутым указательным пальцем. - Я пока еще не совсем... Вы имеете в виду некие проклятые вещи? Как в страшных историях? Приносящие неудачу, приводящие своих хозяев к гибели... вроде сокровищ фараонов, знаменитых алмазов, каких-нибудь старинных зеркал, вроде зеркала Луи Арпо... ну, что-то в этом роде?
- Не совсем так. Большинство из этих вещей вряд ли имеют какую-то особенную материальную ценность. И я не думаю, что среди них так уж много старинных. Напротив, они, возможно, окажутся весьма, весьма современны, и связанные с ними случаи вовсе не обязательно будут такими уж мрачными. Скажите, Эша Викторовна, вы когда-нибудь задумывались о том, что могут по своей сути представлять из себя вещи? Вам наверняка попадались на глаза разнообразные статьи, вы слышали рассказы, наконец, просто знаете обычные поверья - о вещах злых людей, о вещах убитых, о вещах, которые приносят несчастья или, напротив, удачу? О вещах, которые, якобы, впитывают в себя человеческую злобу, страдания, смерть, наконец? Я не намерен оспаривать это утверждение, - синий взгляд устремился в какую-то точку над плечом Эши, - но существует и другое, вам, вероятно, тоже известное - вещи не только могут впитывать в себя эмоции своих хозяев. Они могут разозлиться сами. Как ваша пресловутая дверь.
"Сумасшедший!" - решила девушка, панически вспоминая, защелкнулся ли дверной замок за ушедшей секретаршей. На губах Ейщарова появилась сардоническая улыбка.
- А какая вам разница - сумасшедший я или нет? Деньги-то будут настоящими.
- Вещи не злятся, - не своим, тонким голосом сказала Эша и воткнула недокуренную сигарету в пепельницу. - Вещи - это просто вещи. Статья была лишь занимательной выдумкой. Вещи не могут чувствовать. Они - просто предметы!
- А если нет? - его пальцы толкнули ручку, и она медленно покатилась к краю столешницы. - Если некоторые вещи могут злиться или испытывать привязанность? Техника считается наиболее восприимчивой - известно немало случаев, когда машины после смерти своих хозяев ломались раз и навсегда, и никто не мог их не только починить, но даже найти причину поломки? Так же, иной раз, бывало с машинами, которые перепродали, - с машинами, которые много времени провели у одного владельца и не смогли принять нового, как взрослый пес, преданный своему хозяину. Техника часто работает хуже у тех людей, которые плохо к ней относятся. Это не значит, что они колотят по ней ногами или позволяют зарастать пылью... просто плохо относятся. То же и с растениями, хотя растения, по-моему, никак нельзя назвать предметами - они живые и они особенно остро могут испытывать эмоции, - он поймал ручку ладонью и положил рядом с зажигалкой. - Как часто бывает, что вы видите какую-то вещь и испытываете неодолимое желание заполучить ее, порой даже не зная, зачем она вам нужна? Вещь ли понравилась вам? Или вы понравились вещи? Или и то и другое - взаимная любовь с первого взгляда или ощущения.
- Человек - существо крайне непоследовательное и непредсказуемое - мало ли, по какой причине ему что-то понравилось! - возразила Шталь, которая именно названным Ейщаровым образом и приобретала большую часть своих вещей. - Может, еще припомнить и сбежавшую Федорину посуду? Или историю с Мойдодыром? Или диккенсовское кресло из "Пиквикского клуба"? Или кинговскую "Кристину"? Или вовсе разные заколдованные предметы?
- Магия, - Олег Георгиевич усмехнулся. - Разумеется. Чувства могут являться сильнейшей из магий. Предметы окружают человека с самого момента его появления - рукотворные и природные. Попробуйте на мгновение представить, что у вещей тоже есть душа. Что они могут любить, могут обижаться. И что их, как и нас, тоже можно обмануть.
- Швейная машинка, осознавшая себя индивидуальностью, - пробормотала Эша, вспомнив старый фантастический рассказ. Она не могла понять, почему все еще продолжает этот нелепый разговор - только ли потому, что Ейщаров действительно может ей заплатить, если она сделает вид, что поверила в эту чушь, и страшно покарает, если она сию же секунду выскочит вон? - Я уж скорее поверю в телекинез. Та же дверь хлопала, потому что кто-то заставлял ее это делать силой мысли.
- Может быть, заставлял. А может быть, и уговорил.
- Заговорил, - с мрачным юмором сказала Эша и, не выдержав, отмела в сторону приличия и вольготно развалилась в кресле, сразу же почувствовав себя намного лучше. В глазах Ейщарова ей почудилось странное удовлетворение, словно именно этого поступка он от нее и ждал. - Заколдовал. Навел чары. Придал необычные свойства. Оживил. В таком случае, Олег Георгиевич, мы уже говорим не об индивидуальности предмета, а о человеке, который умеет наделять предмет индивидуальностью.
- Или умеет ее раскрывать. И использовать в своих целях.
- Все равно, речь, все-таки, о человеке. Человеке с необычными способностями. И к чему тут тогда теории о чувствующих вещах, не понимаю.
- К тому, чтобы вы учитывали - есть вещи, обретающие... хм-м, поведение самостоятельно. Но есть другие, которым помогают. Меня интересует именно второй вариант.
- Олег Георгиевич, - хмуро произнесла Эша, - вы понимаете, насколько странно это звучит? В особенности, когда это звучит от вас?
- Разумеется, - Ейщаров спокойно кивнул. - И вы можете сколь угодно считать меня состоятельным человеком, страдающим умственным расстройством на почве собственной состоятельности. Это неважно. Главное, чтобы вы поняли, что мне нужно, и правильно построили свои действия, - он встал и неторопливо, чуть прихрамывая на левую ногу, обошел стол и прислонился к нему прямо напротив Эши. Сейчас он казался еще более непохожим на влиятельную персону - самый обычный молодой мужчина в хорошем костюме. Несомненно, сумасшедший, но теперь она его не боялась. Напротив, хотелось, чтобы он продолжал говорить - и не только потому, что разговор, несмотря на свою абсурдность, был довольно занимательным, но и потому, чтобы... просто хотелось, чтобы он говорил - и все. Последнее дело - такому человеку, как Ейщаров, выкладывать подобное журналистке, пусть она и временно не у дел, но Эша уже твердо знала, что об этой беседе никому не расскажет. И вовсе не потому, что он - сам Ейщаров. Просто не расскажет. Гипнотизирует он ее, что ли?
- Вам удобно? - вдруг спросил он, и Шталь удивленно кивнула. - Прошу вас, пройдемте со мной, Эша. Сумочку можете оставить, с ней ничего не случится.
Отчество ускользнуло, и Эша была совсем не против этого. Олег Георгиевич протянул ей руку, и она неохотно встала - покидать чудесное кресло отчаянно не хотелось. Чужие пальцы надежно, но деликатно сжали ее ладонь и отпустили сразу же, как Эша встала - почти отдернулись, и в этой стремительности ей почудилось нечто брезгливое. Но глаза по-прежнему смотрели с искренним дружелюбием, и Шталь решила, что ей действительно почудилось.
- Прошу вас.
Сделав приглашающий жест, он провел ее к дальней стене просторного кабинета, в которой была такая же тяжелая деревянная дверь, как и та, что вела в приемную. Ейщаров прикоснулся к ручке, едва слышно щелкнул замок, и дверь медленно отворилась. Немедленно зажегся свет - вероятно, автоматика, Эша не заметила, чтобы Олег Георгиевич нажимал какой-нибудь выключатель.
Помещение, в котором они оказались, было совсем маленьким и после роскошного кабинета особенно резало глаз своей абсолютной запущенностью - голые стены, никаких окон, растрескавшийся потолок, оно походило не на комнату, а, скорее, на кладовку. Вдоль длинной стены стояли два кресла - идентичных тому, в котором сидела Эша, но другой расцветки, между ними нелепо расположился дешевенький торшер без абажура. На овальном журнальном столике лежала книга - старое, потрепанное издание детских сказок в твердом переплете, рядом с ней стояла обычная чайная чашка с отколотым краешком, возле чашки лежали катушка белых ниток с воткнутой в нее большой цыганской иглой и желтый теннисный мячик. Через спинку одного из кресел был переброшен почти новый мужской плащ серого цвета.
- И что же это? - недоуменный взгляд Эши осторожно потрогал каждый из предметов и перескользнул на невозмутимое лицо Ейщарова. - Собрание заколдованных вещей?
- Ну, можно и так сказать, - он кивнул. Шталь нервно одернула свой короткий пиджачок, и в ее голосе металлическими переливами зазвенела плохо скрываемая ярость.
- Олег Георгиевич, я все поняла! Конечно, я соразмеряю всю величину пропасти между нами - вы влиятельный человек с деньгами, Шая ваша личная вотчина, я по общественному положению никто - ни средств, ни работы, но, тем не менее, я никому не позволю над собой издеваться - будь то хоть бомж, хоть английская королева! Мне жаль, что вы потратили на меня время! И мне жаль, что я потратила на вас свое! Я ухожу, до свидания!
Резко крутанувшись на одном каблуке, она дернулась было к двери, но тут на ее предплечье сомкнулись железные пальцы, легко потянули назад и в сторону, и Эша невольно совершила разворот следом за ними, словно в па танца. Ейщаров поймал и другое ее предплечье, и она оказалась с ним лицом к лицу, с удивлением обнаружив, что по росту он, оказывается, лишь самую малость выше ее.
- Я ожидал подобной реакции, - весело сообщил он. - И, честно говоря, думал она будет более бурной. Из газеты, куда вам, наконец-то, удалось устроиться на штатную должность, вас выгнали после того, как вы разбили пепельницу на голове у главного редактора. В дальнейшем научитесь сдерживать ваши эмоции, иначе в журналистике вам делать нечего. Кстати, пепельница хоть была с окурками?
- А как же! - с вызовом ответила Шталь, в упор глядя в потрясающе синие глаза, которые откровенно смеялись над ней. - Я лишь жалею, что она оказалась слишком легкой!
- Ну и глупо, - Ейщаров отпустил ее и неуловимым движением отодвинулся назад. - Я же сказал вам, Эша, с шутками мы закончили. Ну что, успокоились?
- Я не волновалась, - Эша дернула плечами и огляделась. - И что же не так с этими вещами? Они испускают смертоносные лучи? Летают по воздуху? Наносят повреждения различной тяжести? По-моему, это самые обычные вещи.
- К сожалению, с торшером я вам ничего доказать не могу, поскольку вы не электрик, - Олег Георгиевич сунул руки в карманы брюк и сделал несколько шагов в сторону. - Все лампочки, которые в него ввинчивают, взрываются, стоит только зажечь свет. Он тщательно проверен, в нем не найдено ни единого дефекта, в лампочках тоже. Они просто взрываются, вот и все. От осколков, в свое время, пострадало несколько человек, один даже чуть не лишился глаза. Конечно, я могу вам это продемонстрировать, но вас это не убедит, поскольку, как я уже сказал, вы не специалист в этой области.
- Вы правы, - Эша скептически посмотрела на торшер, который выглядел точно так же, как миллионы других старых торшеров. Несомненно, в торшере есть неисправность, просто ее не нашли. Если вообще искали.
- То же самое и с этим, - Олег Георгиевич потянулся и взял чашку, расписанную поблекшими васильками. - Я не могу доказать вам ее необычность, поскольку вы не блондинка.
- А это здесь при чем? - Эша удивленно раскрыла глаза. Ейщаров усмехнулся.
- Если в эту чашку налить жидкость - любую - сок, чай, вино - что угодно, и отпить из нее, то, - он приподнял чашку, демонстрируя ее, и Эша, сама не зная, почему, отклонила голову, словно из пустой чашки ей в лицо могла плеснуться кислота, - ничего не произойдет. Вы почувствуете именно тот вкус, который и должен быть. Но если вы - натуральная блондинка - обязательно натуральная, то жидкость в чашке окажется соленой.
- Каким образом?
- А я не знаю, - Ейщаров вернул чашку на стол. - Чашка была неоднократно проверена. Обычный фаянс - ничего больше, и любой другой человек может пить из нее совершенно спокойно. А вот блондинки - нет.
- А если не жидкость туда, а еду какую-нибудь... ну, я не знаю, кашу. Или кусок мяса положить?
- Ничего не произойдет. Но ведь кружка предназначена для того, чтобы из нее пить, не так ли?
- А если после блондинки кто-нибудь попробует? - торопливо спросила Эша, мысленно умирая со смеху. Олег Георгиевич покачал головой.
- Все, вкус уже не меняется. Совершенно соленый.
- Какой-то налет на стенках. Фаянс что-то выделяет. Или...
- Нет. Ничего.
- Губы блондинок портят содержимое кружки?! - Эша, не сдержавшись, фыркнула. - Кружка, не любящая блондинок?! А может, у тех блондинок что-то во рту было?! На губах?! Да и вы не можете совершенно точно... вы же не блондинка, Олег Георгиевич! Это просто смешно!
- Поэтому мы и не будем заострять внимание на этих двух вещах, - невозмутимо произнес Ейщаров. Эша покладисто кивнула.
- Хорошо. А что же делает книга? - она протянула руку к столику и небрежно взяла книгу. - Кого она не любит? Брюнеток?
- Ну, насколько мы выяснили, она никого не любит, - Ейщаров легко коснулся ее запястья. - Осторожней. Будете ее перелистывать - обязательно порежетесь.