Юргенс вытер рот тыльной стороной ладони. - Я должен кое-что сделать, - сказал он тихим, сдержанным голосом.
- Пусть идет, Бойд, - сказал Маки, с какой-то чрезмерной радостью в голосе. - Пусть "шишка" идет! Пусть бежит, и мы послушаем, как он тоже будет умирать!
Чириканье нарастало и затихало регулярными циклами, словно сверчки наслаждались летней ночью. Только этот звук принадлежал ни сверчкам. Он был слишком резким, слишком пронзительным, слишком громким и совершенно противоестественным, чтобы принадлежать простому насекомому.
- Послушай, - сказал Бойд. -Послушай.
Сейчас слышалось не чириканье, а топот бегущих ног. Бегущих в их направлении. Бойд не знал, что там такое, но был уверен, что у него не было ног как таковых.
Юргенс включил фонарь, направил луч в сторону бегущего. Все увидели неясную фигуру, несущуюся, спотыкаясь, сквозь ряд окаменелых деревьев. Большую фигуру. Похоже, это Брид. Он бежал, дико озираясь вокруг и кряхтя от напряжения.
- Брид! - позвал Юргенс. - Сюда, сюда!
Снова раздалось чириканье и перешло в пронзительный, нечеловеческий визг. Звук усилился, стал почти невыносимым, словно тысячи вилок скребли по тысяче классных досок. Брид выскочил из-за деревьев, и что-то схватило его. Все произошло очень быстро. Стоило ему только появиться, как что-то тут же схватило его, рванув вверх с такой скоростью, что Юргенс не успел даже посветить фонарем. Брид издал дикий, судорожный крик, а потом раздался какой-то влажный хруст, будто что-то раздавили.
- Господи, - воскликнул Юргенс.
Луч его фонаря ничего не находил. Лишь забрызганные красным столбы древних деревьев, с которых стекали струи крови. Было слышно стук падающих на землю капель.
Юргенс словно потерял рассудок. Он бросил рацию и стал кричать, - Макнэир! Макнэир! Брид! Ответьте немедленно! Слышите меня? ОТВЕТЬТЕ ЖЕ, МАТЬ ВАШУ! БРИД! МАКНЭИР!
Секунд десять все молчали, съежившись и затаив дыхание. Они знали, что прячущееся во тьме существо не только странное и пугающее, но и смертельно опасное.
А потом раздался новый звук - все тот же пронзительный визг, становившийся все громче и громче. Он звучал не только жутко и бесчеловечно, в нем уже сквозило явное безумие. Он нарастал и затихал, а потом произошло самое страшное. Скрипучий, мяукающий звук попытался сымитировать голос Юргенса, - Брииииииид! Бриииииид! - Миииик-наааааар!
- О, боже, - воскликнул Юргенс, рухнув на задницу.
Этот жуткий звук эхом растворился вдали, и снова наступила тишина. Лишь тьма сгустилась вокруг, скрыв безымянных существ и мутировавшие ужасы, кричащие мяукающими, безумными голосами.
Но Бойд опять уловил в этом звуке что-то очень женственное. Только это был не голос взрослой особи, а визг маленькой девочки.
Все сгрудились в круге света, никто даже не думал пошевелиться.
Бойд думал о Линде, ждущей его дома за кухонным столом, приготовившей праздничный завтрак, чтобы отметить его первую ночную смену. Яйца давно остыли, блины слиплись от густого сиропа, бекон покрылся слоем жира. Одна, напуганная, на восьмом месяце беременности, она ждала его у телефона, ожидая самого худшего.
И он сказал про себя, - Прости, детка. Мне очень жаль. У меня было дурное предчувствие, но я не ушел, когда было еще можно. А теперь... о, боже... ты останешься одна, и наш ребенок никогда не увидит отца.
На глаза ему навернулись слезы и горячими струйками потекли по щекам. Живот свело от отчаяния, от осознания того, что он умрет страшной смертью здесь, в утробе земли. Это был нечестно. Чертовски нечестно.
Маки издал тихий, безумный смешок. - Интересно, кого оно заберет первым, печенька? Меня или тебя? Может, Юргенса?
- Заткнись.
Но Маки, оставаясь собой, не заткнулся. Похоже, он не мог уже остановиться. - Мы у нее в руках, - выдохнул он. - Кем бы ни была эта тварь. Кого бы мы ни разбудили здесь спустя миллионы лет. Мы у нее в руках. Мы для нее - мясо, и ничего больше.
- Заткнись, нахрен, - сказал ему Бойд. Несмотря на свой сложный перелом, он был готов душить этого вечно ноющего, побитого слизняка, пока у него глаза не вылезут, если тот немедленно не заткнется.
- Конечно, печенька. Хе, хе. Буду сидеть тихо, как мышь.
Бойд лежал, затаив дыхание, напуганный, и ждал, когда появится эта тварь. Он знал, что она была здесь целую вечность. Кошмар из пермского периода. Она ждала во тьме одна, все эти 250 миллионов лет? Разве такое вообще возможно? А может, она очнулась от спячки, когда воздух заполнил пыльную тишину пещеры, прервав ее сон длинной в 250 миллионов лет? Он никогда не узнает этого, его воспаленный разум никогда не получит ответ. Он знал лишь, что этот абсолютный ужас вполне осязаем и смертельно опасен.
А так же знал, что эта тварь женского пола.
И она одинока.
Вот почему она убила Брида и Макнэира. Они пытались прорубить туннель, пытались снова оставить ее в темноте, и она не могла этого допустить. Только не снова. Вот почему она пыталась общаться, постукивая по окаменелым деревьям. Она хотела, чтобы ей ответили, признали ее присутствие. Непонятно, откуда Брид знал все это, но он был твердо в этом уверен. Эта тварь была ужасом из пермского периода, от нее не осталось ни окаменелых отпечатков, ни костей. Ни малейшего намека на ее существование, ничего, над чем палеонтологи могли б почесать свои седые головы. Это было нечто с самого дна эволюции, причудливое существо, жившее во тьме первобытной эпохи. Нечто, прорубившее сотовидные норы в гигантских пнях древних деревьев.
Да, Бойд знал все это.
Как и знал, что они будут в безопасности, пока не попытаются оставить ее. Если они останутся, с ними все будет хорошо, но если запаникуют и попробуют похоронить ее вместе с мумифицированными реликтами ее возраста, она убьет их. Он не знал, чем она является, и при каких безумных обстоятельствах выжила. Но она выжила. Опять же, он подумал, что она проснулась, когда в это пермское подземелье хлынул воздух. Возможно, она находилась в длительной спячке. Если только не бодрствовала здесь все это время. Осознавая, что проходят миллионы лет, ощущая жуткое течение мертвого времени. На что это было похоже? Быть запертой здесь, в окаменевшем мире, во тьме, пока твой разум превращается в визжащий хаос? Если так, она была бы обезумевшей до невозможности.
Нет, я не могу себе это представить, - сказал Бойд сам себе. Такого не может быть. Похоже, она проснулась, когда воздух сломал печать на ее гробнице. Что-то в этом роде, наверное. Она проснулась здесь, во тьме, одна, напуганная, потрясенная и совершенно обезумевшая.
Если такому существу как она знакомо безумие.
Возможно, она не представляла опасности, пока над ней не нависла угроза очередной одинокой вечности. Так или иначе, им пришлось с ней общаться, дать ей компанию, в которой она нуждалась.
Юргенс встал, светя фонарем во все стороны. - Держись от нас подальше, слышишь? Кем бы ты ни была, лучше держись от нас подальше? Приблизишься, и мы убьем тебя! Ты поняла? Ты поняла, мать твою!
- Не надо, - сказал ему Бойд. - Не надо... не угрожай ей.
- БРИИИИИИИИИИИД! - послышался плачущий голос. - МИИИИК-НААААААР!
Маки хныкал себе под нос. - Это призрак, - твердил он. - Мы заперты здесь с призраком.
Бойд собирался сказать, что он неправ, хотя понимал, что может ошибаться. Неизвестно, к чему можно было отнести эту тварь. Может, она была живой, а может, и нет. В любом случае, Маки был прав: Она была тенью, духом из древнего мира.
Снова раздалось чириканье, на этот раз очень близко.
Юргенс переместился в круг. - Отвали от нас, нахрен!
Маки встал рядом с ним, размахивая фонарем, как дубинкой.
- Не надо, - сказал Бойд. - Боже правый, не делайте этого...
Находясь всего в нескольких футах от них, она издала жалкий, плаксивый вопль, полный муки, скорби и одиночества. Этот звук напугал Бойда, в основном потому, что он услышал в ее голосе отчаяние, холодное карканье миллионов лет, лишивших ее разума. Но Юргенс и Маки не понимали это. Она была всего лишь монстром, и они собирались поступить с ней так, как люди всегда поступают с монстрами.
Они бросились на звук ее голоса, и это было худшее, что они смогли придумать. Может, она не понимала тех злобных слов и угроз, обращенных к ней, но тон их угадала. Она поняла, что ей угрожают, и среагировала соответствующе.
Бойд видел, что происходит, но был не в силах остановить это.
Нечто невероятно быстрое и невидимое ударило Юргенса. Ударило сильно, разорвав ему горло. Брызги горячей, дымящейся крови плеснули на окаменелые деревья, попали Бойду на лицо. Не успел Маки даже вскрикнуть от удивления, как она схватило его тоже. Бойд услышал, как что-то ударило его, и он взмыл в воздух, словно подцепленный мясным крюком между лопаток. Откуда-то сверху, из-за деревьев донесся его крик. Крик сменился каким-то бульканьем. А потом…
Перед глазами у Бойда что-то мелькнуло, и в четырех футах от него приземлился труп Маки. Лицо было залито кровью, остекленевшие глаза выпучены, рот широко раскрыт. Неестественно широко, словно ему что-то в него воткнули, сместив челюсти.
Бойд услышал собственные всхлипы.
Труп Юргенса находился где-то вверху, и Бойд услышал стук кровавых капель о землю, словно моросил дождь. Кап, кап, кап. Свет лампы освещал лес футов на двадцать в высоту, и Брид увидел блестящие красные струи, стекающие по стволу окаменелого папоротника. Он слышал и другие звуки.
Звуки жевания.
И всасывания.
Он почувствовал, что сходит с ума. В голове не осталось ни капли крика, ни безумного смеха. Одна пустота, и Бойд был доволен этим.
Он услышал, как она спускается по стволу дерева, топоча десятками ног. Она остановилась на бревне, сломавшем ему ногу, менее, чем в пяти футах от него. Он слышал ее дыхание.
Но не видел ее.
Все тем же скрежещущим, металлическим голосом, она произнесла, - Бооооооииииид?
Он смотрел прямо сквозь нее, смотрел на нечто, не имеющее образа, нечто невидимое, древнее, и одинокое. Она проворковала что-то, отчего у него по телу пробежали мурашки.
- Все хорошо, - сказал он. Холодный пот заливал ему лицо. - Я не причиню тебе вреда... я не оставлю тебя...
Она двинулась вперед, продолжая ворковать.
Да, она пришла за ним.
И он знал, что она не собирается его убивать. Она ответила ему с самого начала, и он знал это. Он слышал, как она ползает над трупом Маки. От нее пахло древностью и сухостью, как от сена, хранящегося в закрытом сарае. Голова Маки была приподнята, и что-то вонзилось ему в шею. Раздался всасывающий, хлюпающий звук.
- О, нет, - прошептал Бойд себе под нос. - О, господи...
Хлюпающий звук продолжался, и он увидел кровь... поток крови, высасываемый из горла Маки с бульканьем, словно кто-то, мучимый жаждой осушал бутылку с пивом. Поток крови всасывался в воздух, возможно, в ее рот, потом разделялся на несколько ручейков и заполнял три почковидных мешочка, являвшихся, видимо, ее желудками.
Бойд наблюдал.
Он слышал, как, закончив трапезу, она издает чмокающие звуки.
Его трясло, из горла рвался стон, но не из-за того, что он только что увидел, а из-за того, что она делала - гладила его по руке чем-то вроде шиповидного пальца. И ворковала ему на ухо.
18
Бойд открыл глаза.
Кругом была кромешная тьма.
Он, не знал, сколько прошло времени. Может шесть дней, а может, шесть месяцев, потому что его разум был окутан белым туманом безумия. Он лежал в одной из ячеек, прорубленных в древних деревьях, в той, что была почти у самого верха. Это она перенесла его туда. Где холила его и лелеяла.
Заражение в ноге началось на второй день, погрузив его в трясину лихорадочных снов. Он взывал к несуществующим людям, помнил события, которых не было. Распространившаяся инфекция убила бы его, в конечном счете, но она не допустила этого. Преданная, ласковая, нуждающаяся в компании, любой компании, она тянулась к нему. Она высосала яд из его ноги, охлаждала его жар, брызгая водой на лицо.
Когда он очнулся от лихорадки, он закричал.
И она что-то нежно ворковала ему.
Он лежал, пытаясь вспомнить, что с ним случилось, но воспоминания быстро мутнели. Мир сновидений и приятных грез ускользал от него. Лампы и фонари исчезли, хотя это было неважно, батареи давно уже сели.
Тьма окружала его постоянно.
Но он не был в ней одинок.
Он помнил, когда она впервые пришла к нему, как застенчиво себя вела. Какое-то время она сидела у него в ногах, воркуя и пощелкивая, иногда тихо насвистывая какую-то призрачную мелодию. Но он протянул руку, и она приблизилась, жаждущая общения, разрушенная вечностью чудовищной изоляции. Сперва было нелегко привыкать к ней, к ее прикосновению и пронзительному звуку голоса. К щелкающим, паучьим конечностям, узловатым, как стебли бамбука, к костистым сегментам ее тела, усеянным колючими волосками. К зловонному дыханию, к смраду древности и распада, к тошнотворным миазмам, с примешанным запахом того, чем она питалась.
Он не знал, чем она являлась.
Она была не совсем пауком, хотя походила на него. Нечто с замысловатым, блестящим экзоскелетом, и бесчисленными, шуршащими, костлявыми конечностями. На ощупь ее кожа была маслянистой и влажной, как шкура тюленя. Но она не являлась ни насекомым, ни паукообразным. У нее была голова. Длинная, узкая голова и что-то вроде лица. Голова, обрамленная копной жирных, похожих на паутину волос, при прикосновении извивающихся как черви, и лицо с как минимум тремя овальными ртами. Иногда она ложилась рядом и вылизывала его своими языками, очищая и не давая болеть.
Поначалу ему хотелось кричать, но потом он привык. Он даже привык к пище, которую она пережевывала до консистенции жидкой кашицы и срыгивала ему в рот. Он не хотел думать о том, чем она его кормила, потому как в пещере был только один доступный источник мяса.
Потребовалось какое-то время, чтобы привыкнуть к этому, как и к тому, как она произносит его имя. К хриплому, скрипучему воплю, напоминавшему жалобное кошачье мяуканье посреди ночи. - Боооооиид, - кричала она жалостливым детским голосом, в котором слышались одиночество, опустошение и страх. - Бооооооииид...
Да, даже к этому он привык.
Удивительно, к чему можно привыкнуть со временем.
Он не мог знать, чем она являлась и к какой расе принадлежала. Знал лишь, что она познала страшное, опустошающее одиночество, разорвавшее ей разум. Она ждала в полной, беспросветной изоляции, пока ее вид вымирал. Пока континенты сдвигались, и гигантские рептилии сменялись мегафауной. Пока великий пермский период опустошался массовым вымиранием, и мезозойские моря превращались в пустыни. Пока сушу заселяли млекопитающие, а люди учились ходить, а потом бегать, заполняя землю словно термиты.
Сколько дней?
Сколько дней прошло?
Он где-то читал, что человеческий разум не выдерживает после трех-четырех дней полной темноты. Отсутствие сенсорной стимуляции заставляет мозг отключаться. Бойд не был уверен, находится ли сам в здравом уме. Он просто ждал в своей ячейке. Ждал, когда она вернется.
Слушал.
Да, он слушал. Как она приближается. Тика-тика-тика. Влезает в ячейку и садится у его ног. Он не видел ее много часов, может, даже дней. Она пахла по-другому. По ее запаху он научился оценивать ее настроение. Сегодня от нее исходил очень сладкий аромат, похожий на вишню. Раньше от нее никогда так не пахло. Когда она была напугана, это был запах сухой соломы. Когда сердилась, пахла болотной ряской. Но этот запах... он был новым.
Он говорил с ней, но она не отвечала.
Просто ждала, лежа у него в ногах.
Казалось, это продолжалось много часов.
Когда Бойд открыл глаза, она все еще была рядом. Она издавала высокий музыкальный звук, и кроме этого было кое-что еще - какое-то хлюпанье, словно спелые, сочные томаты выскальзывали из нее.
И запах... черный, болезненный, неприятный.
И тогда он узнал. Тогда понял.
Тогда все начало наполняться странным и отвратительным смыслом.
Она спала бесчисленные века, вынашивая в себе дремлющее потомство. Она несла эту тайну с пермских времен - семя своего вида.
Она являлась существом женского пола.
И рожать ей было вполне естественно.
Когда дело было сделано, она тихо приблизилась к нему, хнычущему себе под нос.
Она хотела, чтобы он ее потрогал.
Поначалу Бойд испытал отвращение, почувствовав их скопление у нее на спине, корчащихся и извивающихся, но вскоре научился их принимать. Они тоже приняли его и вскоре бегали по нему словно крошечные попискивающие грызуны, и он знал, что будет за ним ухаживать. Многоногие детеныши облепили его роем, покусывая и облизывая его. Лежа там, в сырой подземной тьме, он помнил, что когда-то был женат на женщине, которую звали Линда, и что она носила его ребенка.
Когда-то он уже был отцом.
И теперь стал им снова.
Отцом сотен ползающих, бегающих, копошащихся детей.
Он был много каким, но определенно не одиноким.
Однако по прошествии нескольких часов, он ощутил, что она становится нервной и напряженной. Она чувствовала угрозу, и он знал это по ее запаху. И спустя некоторое время понял почему - доносящийся издали грохот. Грохот крошащего породу бура. Они выкапывали его. Они шли, чтобы забрать его.
О, нет, - сказал он про себя. Не делайте этого.
Вы не понимаете.
Она очень ревнивая...
19
Им потребовалась неделя, чтобы снова вскрыть паучью нору и еще три дня, чтобы расчистить "забой", ведущий в пещеру, о которой Юргенс рассказал им по рации. Каждый шаг давался с трудом, но пока страна затаила дыхание, "Си-Эн-Эн" и "Эн-Би-Си" жили рядом с шахтой Хобарт в палатках, а семьи терпеливо ждали, они добрались до пещеры.
Теперь их от нее отделяла лишь каменная стена.
По данным ультразвукового локатора толщиной она была футов пять. Они смогут пробить ее за считанные часы.
- Тащите сюда бур, - скомандовал Руссо, постаревший за последние дни лет на десять. - Мне нужна скважина в эту пещеру.
Около часа потребовалось, чтобы пробить в породе дыру.
Из нее тут же ударила струя сухого воздуха.
Они пытались докричаться через скважину до застрявших в пещере людей, но не получили ответа. Принесенные тепловизоры уловили в пещере признаки жизни, что вызвало всеобщее ликование.
- Принесите расширитель, - сказал Руссо. - Давайте уже вскроем эту мерзавку.
Бригада принялась за работу, а Кори направил в скважину легкий параболический микрофон. Он протянул Руссо наушники.
- Слышал? - спросил Кори.
- Да, - ответил Руссо. -Да...
Кто-то пытался связаться с ними.
Звук, вне всякого сомнения, исходил из пещеры: Чик, чик, чик...
Конец
(с) Tim Curran 2012
(c) Локтионов А.В., перевод на русский язык, 2013