Был почти час ночи, когда Мишлен обнаружила Джонни в комнате отдыха: вид у него был измученный, он тяжело рухнул на потертую старенькую софу. Джонни взглянул на нее. Глаза его были обведены черными кругами, но в них не было мрачного выражения "прощай надежда", которое она ожидала увидеть.
- Ну что, уладилось? - спросила она.
- Это длинная история. Утром я соберу совещание и все расскажу.
- Не забывай, это я воткнула иглу. Я хочу знать сейчас.
Он вздохнул и на мгновение прикрыл глаза. Он слишком выдохся, чтобы спорить.
- Мы отвезли его обратно в школу. Там человек пять или шесть сотрудников, больше никого. Мы дождались, пока экономка ушла, а остальные сели в школьный микроавтобус и уехали в Гштаад. Тогда мы вошли, раздели его и положили в кровать, зажгли настольную лампу и оставили рядом с ним раскрытую книгу, словом, создали видимость какого-то приступа во сне.
- А потом будет проведено вскрытие, у него найдут ЭПЛ. Может быть, даже найдут прокол в сердце и следы ожога. Что тогда?
- Мы подбросили наркотики на дно его бельевого ящика - гашиш, кокаин. Никто особенно не будет ломать голову над тем, откуда взялись следы ЭПЛ на хроматографе, если под рукой столько наркоты. Решат, что он принял это сам. В остальном нам остается положиться на случай. Ты хорошо сделала прокол. Мы стерли капельку крови, и больше ничего не проступило.
- И это все? Не будет заявления в полицию, не будет объяснений?
Джонни посмотрел в пол и потер щеку, словно она начала неметь.
- Формулировка из Базеля была такая: "Не будем выносить сор из избы". Но боюсь, что этим дело не кончится.
- В каком смысле? - осторожно спросила Мишлен.
- Похоже, будет внутреннее расследование, сотрудников перебросят на другую работу, а центр могут вообще закрыть.
Такая перспектива казалась Джонни не слишком заманчивой. Скорее всего ответственность за несчастный случай придется нести ему как начальнику объекта, несмотря на то, что это Бруно так мастерски владеет электрической дубинкой. Куда бы он ни двинулся отныне, его путь пойдет под уклон. Впервые за время их знакомства Мишлен сочувственно похлопала его по руке. Он рассеянно сжал ее руку в ответ.
Но Мишлен вряд ли заметила это пожатие. Отныне Джонни Тостевин был для нее конченым человеком и посочувствовала она ему чисто рефлекторно.
Мишлен уже начала обдумывать планы на будущее.
А в это время на окраине одного из самых модных швейцарских курортов микроавтобус "фольксваген" по скрипящему снегу подрулил к знаку "Стоп" на повороте перед пустующим зданием школы. Дверцы машины открылись, из нее вылезли трое парней, головы которых приятно гудели в результате хорошо проведенного времени и импортного пива.
- Глядите, Джимбо вернулся, - сказал один из них.
Двое других подняли головы туда, где под карнизом светилось единственное окно.
- Пойдем узнаем, чего он добился от принцессы, - сказал другой, и, нагруженные банками "Стеллы Артуа", спотыкаясь, они двинулись в дом.
Поначалу их было четверо, но Дитер, молодой выпускник-математик из Майнца, ухитрился выдать себя за лыжного инструктора, и две юные американки взяли его с собой на какую-то вечеринку. Вторым был недоучившийся физик из Австралии, двое других были новички, попавшие в международную школу через то же агентство, что и Джим Харпер. Среди них не было ни одного обладателя официального педагогического диплома, но они неплохо ладили с мальчиками и оценки в конце года всегда бывали хорошими.
Они с грохотом совершали восхождение по задней лестнице мимо спального этажа.
- Черт! - воскликнул австралиец, попав на верхнюю площадку, где были расположены комнаты персонала. Раздался грохот - все банки, которые он держал, посыпались на пол. Он кинулся вперед, в голове мгновенно прояснилось.
Джим Харпер лежал на полдороге к площадке. Его тело было обмотано простыней, которая тянулась за ним по полу. Остальные постельные принадлежности - свидетельство долгого и мучительного продвижения к телефону-автомату на площадке - образовали след, ведущий к распахнутой двери его комнаты. Он преодолел две трети пути, но сейчас лежал неподвижно. Одна рука протянута вперед и плотно прижата к доскам пола, словно бледная когтистая лапа поверженной статуи.
Австралиец, который два лета работал спасателем в бассейне, перевернул Джима на бок и, убедившись, что дыхательные пути свободны, стал приводить его в чувство.
Он взглянул на своих приятелей, которые беспомощно стояли, разинув рот.
- Срочно звоните в "Скорую"! Он еле дышит.
Глава 2
- Здесь вечно льет дождь. - Голос Боба Макэндрю эхом отозвался в пустынных обшарпанных комнатах трехэтажного дома. - Надо было покупать лодку вместо дома.
Начало не слишком вдохновляющее, но это была первая настоящая работа за целый год, и Джим Харпер не хотел сразу ее лишиться. Он промолчал. Вздрогнув от холода, он стал раздумывать, удастся ли в пыльном камине разжечь огонь. Можно будет узнать, как только семейство Макэндрю удалится, хотя он особенно не обольщался. Похоже, в этом доме не жили годами, и дымоходы скорее всего забиты сажей и старыми птичьими гнездами.
Макэндрю стоял у большого эркера, самой выразительной детали в комнате. Одно из стекол треснуло и было заклеено скотчем. От этого панорама города и моря вдали казалась картинкой, разрезанной на части. По стеклу стекали бусинки дождя. Джим ждал, но Макэндрю не шелохнулся. Казалось, какая-то мрачная мысль промелькнула в его глазах, пока он стоял, глядя в пространство. В глубине комнаты, в тени, стояла жена Макэндрю, закутанная с ног до головы в дорогие белые меха. Она ни разу не заговорила с тех пор, как появился Джим, их новый сторож. Она следила за Макэндрю, как львица за своим детенышем.
- Боб? - мягко спросила она.
Макэндрю услышал ее. Он взял себя в руки и отвернулся от окна.
- У вас есть вопросы? - обратился он к Джиму.
- Как мне будут платить? - поинтересовался Джим.
- Каждый четверг в городском отделении банка. Вам нужно зайти и предъявить удостоверение личности, а дальше они все знают сами.
- Да, но…
- Вас что-то не устраивает?
- Дело в том, что почти неделю мне не на что будет жить.
- А как же ваш аккредитив?
- Я все потратил на дорогу сюда, - сказал Джим.
Макэндрю посмотрел в потолок и вздохнул. Он считал себя серьезным бизнесменом и не мог понять людей, чей мир вращался не так быстро или был менее упорядочен.
- Ты можешь позвонить утром в банк, правда, милый? - сказала Линн Макэндрю.
Макэндрю нахмурился.
- Так дела не делают.
- Будет тебе.
Голос из полутьмы звучал мягко, убеждающе. Наверное, он подействовал. Джиму было приятно сознавать, что ему кто-то симпатизирует. Он понимал, что его вид не внушает особого доверия. Побриться он не мог вот уже два дня, а подержанное пальто, которое он носил поверх старенькой кожанки, было на два размера больше, чем нужно. Неподалеку на голом полу стоял его чемодан и потихоньку отдавал назад влагу, которую впитал за время долгого пути к Дому на Скалах.
- Хорошо. - Макэндрю выдержал длинную паузу, словно к этому решению он пришел самостоятельно. - Я уполномочу их произвести первую выплату пораньше. Но остальные чеки вы будете получать в установленный срок. У нас есть договор, и свою часть обязательств я выполню. Надеюсь, вы будете выполнять вашу.
- Что конкретно вменяется мне в обязанность?
- Ваше дело до весны отгонять цыган и любителей занимать чужие дома. Я заколотил все окна и вставил новые замки. Запирайте двери на ключ, даже когда выходите на пять минут. Чтобы не было никаких животных и гостей. Местный агент будет время от времени заезжать с подрядчиками, чтобы осмотреть дом. Больше никого не впускать. Ясно?
Джиму показалось, что он будет жить в состоянии непрерывной осады.
- А что, кто-то будет ломиться?
- Три-четыре дома на побережье стоят пустые. На них часто покушаются бродяги и подростки. Сделайте так, чтобы стало известно: этот дом обитаем.
Макэндрю достал бумажник, перебрал пачку визитных карточек, вынул одну и протянул ее Джиму.
- Будут проблемы - звоните агенту.
Джим взял карточку. Адреса на ней не было, только номер телефона. Он поинтересовался:
- А телефон в доме есть?
- Нет. На верхних этажах и электричества нет. Вода, пригодная для питья, только на кухне.
- Скажи ему про пол, - напомнила Линн Макэндрю.
Но Макэндрю только пожал плечами, словно это не имело никакого значения:
- Некоторые доски прогнили. Вы отправляетесь прогуляться в темноте по спальным комнатам, а оказываетесь в подвале со сломанными ногами и задницей, полной заноз. На вашем месте я просто позабыл бы о существовании верхних этажей.
Он глубоко вздохнул и огляделся, как будто сырой, холодный воздух комнаты мог напомнить ему о том, что он позабыл сказать. Джим попытался прикинуть, во сколько обойдется стремление сделать дом пригодным для обитания, но потерял счет нулям, когда Макэндрю обратился к жене:
- Я хочу проверить, все ли окна в порядке. Проведи его по дому и передай ключи, хорошо?
Джим взял чемодан и вслед за Линн Макэндрю прошел на кухню. Пол здесь был покрыт старым линолеумом, стены покрашены глянцевой краской, с потолка свисала стосвечовая лампочка без абажура. Большую часть пространства занимал обеденный стол. Вокруг него стояло три разномастных стула. Рядом находилась пожелтевшая плита. Возможно, когда-то она служила жертвенником, такая она была большая и старая.
- Вот это дом! - сказал Джим, как ему показалось, дипломатично.
- Вот это развалюха, - поправила его Линн Макэндрю.
Она подошла к столу, на котором стоял картонный ящик из-под "Чивас Ригал", в котором хранились два ключа с биркой.
- Боб ведет себя так, словно он тут хозяин.
- А разве нет?
- Боб - банкрот, не восстановленный в правах. Ему не принадлежит ничего. Все это записано на мое имя.
Джим поставил чемодан на пол.
- Что-то в ваших словах не слышно энтузиазма, - сказал он.
- А его и нет. Это отвратительный старый дом в мертвом городе. Однажды Боба уже постигла здесь неудача. Думаю, не последняя. Теперь он хочет что-то кому-то доказать.
Она протянула Джиму два ключа.
- Один от парадной двери, другой от черного хода. Но я думаю, никто в здравом уме не полезет сюда.
Она улыбнулась.
У нее были темные волосы и бледная кожа, бледная даже на фоне белого меха. При ближайшем рассмотрении она оказалась не такой пожилой и не такой замкнутой, как можно было подумать.
- Не говорите так, ведь это моя работа, - произнес Джим.
- Жаль, что мы не можем предложить вам что-нибудь получше.
- Все в порядке. Вы мне ничем не обязаны.
- Возможно. Но я чувствую себя обязанной доктору Фрэнксу, а это кое-что значит. - Ее лицо посерьезнело. - Когда дела у Боба шли хорошо, я приканчивала бутылку "перно" за два дня, пока чуть не отравилась. Алан Фрэнкс откачал меня и запустил мотор снова. А потом, когда дело Боба начало прогорать, у меня все как рукой сняло. Разве это не странно? Я не могу перенести мысли о его успехе, но когда он катится вниз, со мной все в порядке. Я больше не притрагиваюсь к спиртному, хотя пуританкой не стала.
Она кивнула на картонную коробку.
- Тут вы найдете кое-что спиртное, электрический обогреватель и еще несколько вещей, которые немного скрасят вам жизнь.
- Спасибо, - сказал Джим.
Где-то в глубине дома раздался стук молотка.
Линн Макэндрю огляделась вокруг.
- Я думаю, все будет хорошо. У вас, я имею в виду. Я слышала, какой у вас выдался тяжелый год.
- Надеюсь, все будет отлично.
- Прогуляйтесь в город, познакомьтесь с кем-нибудь. Устраивайте вечеринки. Вряд ли тут можно что-нибудь испортить, правда?
- Но ваш муж сказал…
- Он боится, что про этот дом узнают кредиторы и захотят наложить на него лапу. Говорю вам, постарайтесь немного развлечься. Пусть все плохое останется позади, хорошо?
В эту минуту вернулся Макэндрю, и Джим не успел ничего сказать в ответ. В руке Макэндрю держал новенький молоток, на ручке еще остался оранжевый ценник.
- Я как раз советовала нашему сторожу устраивать тут оргии, - сказала его жена.
- Очень смешно. - Макэндрю повернулся к Джиму. - Электрические пробки в холле, вода перекрывается в садике перед домом. Хотите узнать что-нибудь еще?
- Пожалуй, нет.
- Хорошо. - Макэндрю убрал молоток в карман. - Нам еще нужно успеть уложить вещи, чтобы не опоздать на самолет.
Они вышли во двор. С двух сторон его окружали надворные постройки. С третьей был забор и двустворчатые ворота. Выступ крыши служил навесом над дорожкой к дому. Линн и Джим укрылись под ним от дождя, пока Макэндрю, подняв воротник, торопливо открывал дверцу "БМВ".
- Хорошая машина, - сказал Джим.
- Мы ее взяли напрокат, - тихо ответила Линн. - В отличие от виллы, куда мы сейчас едем, ее мы занимаем временно.
Макэндрю наклонился и открыл пассажирскую дверь. Пришло время отправляться.
- Берегите себя… как правильно: Джеймс? Джим?
- Друзья зовут меня Джимбо, - сказал Джим Харпер.
Глава 3
Мокрый шифер и туман - только это осталось в памяти Джима после первой недели пребывания в городке, где ему предстояло провести всю зиму. Дом, в котором он жил, был расположен в миле от города, на крутом обрыве у моря. Стоя у эркера в большой гостиной, Джим мог одним взглядом охватить всю набережную. На берегу был довольно большой пляж, в дальнем его конце виднелся металлический пирс. По нему стало опасно ходить, и его закрыли десять лет назад. Еще дальше был мыс, а за ним - весь остальной мир, по которому Джим так соскучился.
На следующий же день он зашел в банк и уладил свои дела с помощью педантичной блондинки. У нее на груди была табличка с надписью "Мисс К. Приор". Весь день потом он размышлял, как можно расшифровать это "К.", и закупал банки и пакеты с едой, чтобы начать обживать кухню. Вечером, когда наступили неуютные сумерки, но окончательно еще не стемнело, он опять спустился в город. Где бы он ни слонялся в тот вечер, он все время возвращался к железным воротам у входа на пирс.
Правда, в других частях города не было ничего особенно привлекательного. Большие отели времен короля Эдуарда, выходившие на набережную, были закрыты по случаю мертвого сезона, и жизнь в городке почти замерла. Многие магазины были заперты на засов, пассаж на набережной забит фанерой. На часах летнего театра не было стрелок, а касса в несколько слоев была оклеена прошлогодними афишами.
Казалось, все улицы - серые, крутые и пустынные - вели к пирсу.
Он не мог понять, почему так получалось, и задумался, облокотившись о парапет, отделявший набережную от пляжа. Металлическая конструкция пирса, нависшая над песком в ожидании, когда прилив вернет ей утраченные пропорции, казалась выброшенной на берег. Сильнее всего внимание Джима привлекала облупившаяся деревянная башня-фантазия в дальнем конце пирса, над морем. Часть ее когда-то обгорела. Поврежденный участок был обнесен лесами, но никаких следов ремонтных работ не было. Ворота, ведущие на пирс, сверху обмотаны проволокой и заперты висячим замком.
"Да, Джим, - подумал он, - это тебе не Гштаад".
Он получил пару коротких писем от австралийца. В последнем тот писал, что собирается возвращаться домой через остров Бали. Еще Джим узнал, что Рашель Жено, о которой говорилось не иначе как о "недоступной и обожаемой", теперь была в Париже и получала свою порцию тяжкой реальности, смиренно отбывая срок обучения в каком-то доме мод. О своем путешествии австралиец писал, что в нем "много мучений и мало экстаза", и заканчивал пожеланием скорейшего выздоровления. Он тщательно избегал упоминать о каких бы то ни было обстоятельствах той роковой для Джима ночи.
Сам Джим мало что помнил. У него в голове был полный туман, перемежавшийся обрывками кошмаров. Ему здорово повезло, что они осмотрели комнату и спустили наркотики в унитаз, не то из больницы он мог попасть прямо в тюрьму. Но Джим не знал, как наркотики оказались в его комнате, не помнил, что случилось с ним и даже что он делал в предшествующие этому две недели.
Поправлялся он медленно. Вначале его преследовали кошмары, настолько яркие и подробные, что в это трудно было поверить. Потом они прошли, как прошел и частичный паралич, только левая рука потеряла чувствительность и Джим утратил периферийное зрение тоже с левой стороны. Но он этого даже не замечал, просто приспособился поворачивать голову влево немного больше обычного.
А теперь он сторож в доме, куда даже любителей занять чужое жилище не заманишь калачом, спит на раскладушке в кухне этой ледяной коробки на скалах, продуваемой всеми ветрами. У него нет никакой специальности, и для другой работы он не годится, по крайней мере, в данный момент.
У Джима появилась своя теория относительно того, почему Макэндрю хочет отремонтировать этот дом и поселиться здесь. Эта теория возникла, когда Джим любовался панорамой, стоя в эркере большой гостиной. Наверное, Макэндрю хочет смотреть на всех сверху вниз и быть на один шаг ближе к небесам, чем тот город, где он потерпел поражение. Когда Джим смотрел, как прилив бесшумно приближается, чтобы поглотить отшлифованную водой отмель, его внимание все чаще приковывала к себе полуразрушенная китайская башня над ревущим серым морем.
Может быть, он опишет ее в своем дневнике, начатом по совету доктора Фрэнкса. Последнее время он им здорово пренебрегал.
Может быть. Когда-нибудь потом.
Его пожитки были на редкость скудными - только одежда, несколько книг, плакат "Дарк Найт" и старенький приемник, обмотанный изоляцией. Еще предстоял шестимесячный курс лечения, но он старался отвыкать от таблеток, ничего не говоря об этом доктору Фрэнксу. У Джима уже скопился порядочный запас в пластиковом пакете, и ему еще предстояло пожинать горькие плоды своего поведения.
Впереди была долгая зима. Эта перспектива начинала его слегка пугать.
Все время, пока он путешествовал из одного госпиталя в другой сначала в Швейцарии, потом в Англии, он был одержим идеей поскорее вырваться на волю и начать новую жизнь. Но теперь, столкнувшись с реальностью окружающего мира, он стал задумываться, куда это он попал. Хорошо было Линн Макэндрю призывать его к общительности. В морге и то проще: там есть люди, которым можно что-то сказать, даже если они не отвечают.
Если это новая жизнь, о которой он мечтал, то он здорово ошибался.
Все изменилось в тот день, когда Джим нашел бумажник.