11
- Не хочется об этом говорить, но я давно не была в церкви. Последний раз это было, когда сестра Дугласа выходила замуж. Знаешь, чем я сегодня занималась? Ходила по магазинам в поисках красивого платья. И наконец купила. Восемьдесят долларов отдала. Дорогое, но зато от Дианы Фюрстенберг. - Линн помолчала. - У меня такого платья никогда не было…
В комнате зазвонил телефон.
Линн и Билл Хилл сидели в плетеных креслах на балконе.
Линн не тронулась с места.
Билл покосился на нее.
- Чего не принесла с собой телефон? - спросил он после четвертого звонка.
- А я теперь вроде как не работаю. Вишь ты, раззвонились! Видать, понадобилась…
- Откуда ты знаешь, что это звонят с работы?
- А кто еще будет звонить мне в восемь вечера в субботу? Пацаны умотали за город со своими бабами. Это Арти названивает…
Телефон продолжал трезвонить.
- Ты собираешься отвечать?
Линн нехотя поднялась из кресла. Она выглядела совсем девчонкой - без всякой косметики, с ненакрашенными ресницами, в шортах и просторном батнике.
Билл Хилл всегда оказывал Линн знаки внимания. Она ему нравилась. После того как он узнал о ее разводе и переезде в Детройт, подумывал было о близких отношениях с ней, но, когда представлял, как это все произойдет, понимал, что будет выглядеть комично, учитывая двадцать лет разницы между ними. Они остались друзьями, делились сокровенным и были как родственники.
Поздно вечером во вторник она явно была не в себе, когда выбежала из центра, запрыгнула в автомобиль, торопливо бросив:
- Боже, ты в это не поверишь!
Она молчала, пока они не выехали на автостраду, ведущую на север от Детройта.
Он следил за дорогой и не задавал вопросов, стараясь представить себе то, о чем она рассказывала, и в конце концов съязвил:
- Но гвоздей-то в нем не было?
- Перестань! У него были раны, словно от вбитых гвоздей, и порез в боку, будто его пронзили копьем.
- Иисус из Детройта… - ухмыльнулся он.
- Да, Иисус! Представь себе… Стоял точно в такой же позе, как Иисус на распятии. Если бы у Ювеналия была борода…
- Что он сказал? - прервал ее Билл.
- Ничего. Только смотрел на меня.
- Но если у него были раны, наверное, ему было больно?
- Не думаю. Он выглядел опечаленным и каким-то скорбным, но он был совершенно спокоен.
- Смотрел на тебя и молчал, да?
- Он окликнул меня, когда я выбежала из спальни. Боже, зачем я сделала это?
- Я могу это понять, - сказал Билл Хилл.
- Убегая, я услышала, как он крикнул: "Линн!"
- Думаешь, он ждал от тебя помощи?
- А чем бы я могла ему помочь? Наклеить на раны бактерицидный пластырь, что ли? Нет, ты подумай! У него были те же самые раны, что у Христа на распятии… Не сам же он нанес себе эти раны! - Линн задумалась. - Считаешь, он хотел, чтобы я ему помогла? О господи! А я убежала, повернулась и убежала, будто дуреха…
- Не переживай! Он должен был знать, что́ ему делать, подобное случалось с ним раньше.
- Но почему он позволил мне увидеть его раны?
- Наверно, решил, что раз многие знают об этом, то одним больше, одним меньше - не имеет никакого значения. Помнишь, я говорил тебе, что у меня возникло ощущение, будто его прячут? Беседуют дружелюбно, участливо, только ни слова лишнего, будто чего-то утаивают. Если кто-то хочет оставаться анонимом, его пожелание исполняют, не так ли?
- Но больные, то есть алкоголики, не остаются же они там вечно! Выйдут и непременно проболтаются.
- Я имею в виду персонал. Не могу поверить, что отец Квинн ничего не знает. Скажи, а ты обратила внимание на руки Ювеналия? Я имею в виду, когда разговаривала с ним до этого?
- Ничего особенного я не заметила. А ты полагаешь, у него должны быть шрамы?
- Думаю, да. Если рана открытая, после заживления всегда остается шрам. Разве не так?
- Так-то оно так, да не совсем. Дело в том, что это чудо…
- А кто сказал, что это - чудо? - прервал ее Билл.
- А разве нет? - вскинула брови Линн. - Разве не чудо - факт прозрения Вирджинии? Скажи, пожалуйста, слышал ли ты когда-либо о подобных явлениях?
- Да, слышал, но никакой специальной литературы по данному вопросу не читал и не знаю никого из ныне живущих, у кого бы подобное происходило. Я полагал, что это случалось лишь со святыми, в давние времена.
- У Иисуса Христа и у святых, да?
- Не у всех святых, а лишь у некоторых, - уточнил Билл.
Линн вернулась на балкон и снова опустилась в плетеное кресло.
- Ой, спасибо, выпью с удовольствием, - сказала она, когда Билл Хилл налил в бокал вина, а себе приготовил коктейль из водки и лимонного сока.
Он сидел в кресле, скрестив ноги в белых мокасинах. На нем были отутюженные желтые слаксы, свободная рубашка из ткани, напоминавшей обои с голубыми цветочками. Три пуговицы у ворота были расстегнуты. Была видна золотая цепочка и медальон с надписью "Слава Тебе, Господи", который много лет назад, задолго до того, как стали модными украшения для мужчин, подарила ему Барбара, его бывшая жена. Ему нравилось чувствовать на груди медальон, а иногда он любил вытащить его и подержать на ладони некоторое время. Может быть, для самоуспокоения, хотя Билл Хилл обычно не анализировал свои ощущения, отражающие всякого рода реальность. Он верил в Бога, был убежден в существовании триединого божества: Бога Отца, Бога Сына и Бога Духа Святого, но богомольным не был. Так было до того, как он приобщился к единоверческой церкви, не принимавшей никаких нововведений и церковных реформ.
Спустя какое-то время он надумал организовать религиозно-просветительское предприятие: за короткий срок возвели самое высокое в мире иллюминированное распятие, ста семнадцати футов высотой, и часовню. Открыли кафетерий для паломников, сувенирную лавку, где продавали освященные сладости, работающие от батарейки десятидюймовые копии распятия, футболки с эмблемой единоверческой церкви. Официантками работали цветущие юные создания, направленные сюда из студенческого городка Флоридского университета, что в Гейневилле. Когда раздавалась церковная музыка, появлялась очаровательная регентша Линн Мэри Фолкнер из Майами-Бич, пять раз участвовавшая в парадах на футбольном стадионе "Апельсиновая чаша" в городе Майами. Она всегда шла впереди и мастерски подбрасывала дирижерскую палочку. А потом появлялся Бобби Форши. Он взбирался обычно на кафедру в рваных джинсах и безрукавке из искусственного меха под волка и изрекал: "Я живу, как вам известно, в лесу. Общаюсь с нашими меньшими братьями и Иисусом Христом. Во время последней нашей беседы он мне вот что сказал…" После этих слов Бобби Форши обычно читал проповедь, а затем приглашал больных и увечных подняться к нему. И те ковыляли к нему, на костылях, с повязками и верой в сердце. Бобби Форши возлагал на них руки, повторяя, что он исполняет волю Всевышнего. Кое-кого Бобби исцелил…
Барбара, бывшая жена Билла Хилла, убежденная баптистка из Нашвилла, называла все это единоверческое действо "посмешищем в глазах Господа". "Вы называете себя новыми христианами, - говорила Барбара, - и призываете паломников соблюдать десять заповедей, якобы обретенных в лесу отступником и еретиком, который будто бы умеет исцелять…" - "Важен конечный результат, - возражал ей Билл Хилл. - То, как себя после этого чувствуют люди". - "А ты знаешь, что обо всем этом думает Господь?" - "Тебе он, наверное, сказал, но мне еще не сообщил", - ответил Билл Хилл.
Барбара ушла от него, взяв с собой Билла-младшего, в конце концов оформила развод, вышла замуж за поставщика фруктов и перебралась в город Стюарт, штат Флорида.
Билл Хилл задумался. Билл-младший сейчас уже подросток, летом он приезжает повидаться с отцом, недавно они провели вместе целый месяц. А что касается религиозного бизнеса, скажем так, тут надо действовать решительно и энергично. У Ювеналия дар исцелять людей. Следует приспособить этот дар для получения финансовой выгоды. Линн вряд ли согласится помогать ему. Наверняка скажет, что Ювеналий не тот, кого можно использовать в религиозном шоу, и, мол, вообще его дар - не товар. Надо будет ей рассказать про президента Никсона. Ушлый мужик! Когда республиканец Никсон переизбирался на второй срок, ломовые баксы прокручивались! В Уотергейте, комплексе гостиничных и офисных помещений в Вашингтоне, где размещались демократы, установили подслушивающие устройства, короче, республиканцы пустились во все тяжкие, не церемонились. Миллионные подкупы, угрозы, лжесвидетельства - все это было потом, когда разразился Уотергейтский скандал. Президент Никсон блефанул, передав в руки расследователей "отредактированные" магнитофонные записи, а дотошные журналюги из "Вашингтон пост" дожали дело, которое начали, и Никсон был вынужден предоставить конгрессу подлинные магнитные пленки с записью разговоров в Овальном кабинете, из которых стало ясным его личное участие в этом деле. И понеслось!.. 9 августа 1974 года под угрозой импичмента Никсон был вынужден уйти в отставку - первый случай в истории США. Демократия… Ха-ха-ха! Пока баксы решают все, ни о какой демократии говорить не приходится. Короче, кто смел, тот и съел! Деньги не пахнут к тому же… А Никсон, между прочим, не растерялся, когда спустя два месяца Джералд Форд, сменивший его на посту президента, издал указ о "полном, безусловном и абсолютном прощении его вины", правда, адвокатскую практику запретили… Подумаешь!.. Никсон занялся сочинением мемуаров, интервью всякие давал. Дэвид Фрост - акула пера - за одно такое интервью что-то около шести миллионов ему отстегнул. Н-да!..
Ювеналия с его даром надо немедленно прибрать к рукам…
- Это Арти звонил, - сказала Линн, выйдя на балкон. - Я так и знала! Он вне себя, и я должна быть у него завтра утром. Ему, видите ли, я срочно понадобилась…
- Я думал, ты с ним расплевалась.
- В общем, да. Просит вернуть кое-какие грамзаписи.
- Но ведь завтра воскресенье!
- Оказывается, в понедельник с утра состоится презентация, и если она сорвется, то я буду виновата.
- Крутые заявки! Ты напомнила ему о том, что он с тобой не очень-то церемонился?
- Да ладно тебе! В жизни всякое бывает…
Билл Хилл нахмурился:
- А как же освящение? Ты вот и платье новое купила, и Ювеналий, думаю, из головы у тебя не идет…
- Все так, но сначала мне надо повидать Арти. А что касается Ювеналия, следует по меньшей мере извиниться за то, что я убежала. Подумает еще, будто я испугалась.
Билл Хилл покачал головой:
- Ты видела то, что не видел почти никто из наших современников. Неужели грампластинки, которые ты должна отдать Арти, важнее?
- Я обязана отдать Арти грамзаписи, которые пойдут в тираж. Ни о каких грампластинках речь не идет! Начало церемонии в Олмонте назначено на одиннадцать. Я знаю точно, как туда добраться, и я приеду вовремя. Хочешь, давай вместе, но сначала мне надо встретиться с Арти.
- Я заеду за тобой завтра.
- Отлично.
- В десять утра.
- Замечательно. Но если я задержусь, не жди… Встретимся там.
- Встреча с Ювеналием тебя тревожит?
- Ни капельки!
- И что ты собираешься ему сказать?
- Собираюсь извиниться и спросить, могу ли я прийти и побеседовать с ним как-нибудь… Почему ты так странно смотришь на меня?
- Как ты себя чувствуешь?
- Нормально.
- Но с тобой что-то не так.
- А что же ты хочешь? Я как-никак общалась с алкоголиками…
Билл Хилл улыбнулся. Ему хотелось видеть Линн жизнерадостной, чтобы вместе с ней огребать миллионы.
12
Август Марри принял решение устроить перерыв в церемонии освящения церкви.
Такого отступления от правил требует недуг отца Нестора, объяснил он Грегу Чарницки и добавил, чтобы тот во время перерыва находился вне стен церкви и не выпускал из рук кинокамеру.
Билл Хилл ждал Линн возле ее дома до одиннадцати часов и, не дождавшись ее, поехал один. Раздраженный, он зевнул съезд с автострады на Олмонт и в результате поспел лишь к началу второй части церемонии. Билл Хилл не знал, что пропустил проповедь отца Нестора об истинной духовности латинских традиций, он считал, что самое главное еще только началось, и в некоторой степени был прав.
Он узнал Ювеналия, поначалу подумав, что тот в облачении священника, хотя он сильно смахивал на алтарного мальчика-прислужника: из-под черного одеяния выглядывали желтые слаксы и белые кроссовки. Ювеналий нес крест с распятием на самой верхушке. За ним следовали двое всамделишных алтарных мальчиков-прислужников, одиннадцати или двенадцати лет, один из них размахивал серебряным кадилом. Затем какой-то переросток, примерно одних с Ювеналием лет, в черной сутане и белом саккосе. Это был Август Марри. Следом шагал пожилой священник, с ног до головы в золотистом облачении, и окроплял окружающих святой водой из сосуда, напоминающего фонарик на батарейках. Он окропил каких-то пацанов в белых рубашках и серых нарукавных повязках, выстроившихся по обе стороны шествия и державших зажженные свечи.
Когда эти мужики со свечками повалили вслед за священником в церковь, он последовал за ними.
Ежедневная утренняя газета "Детройт фри пресс" прислала корреспондента по имени Кэти Ворсингтон, двадцати девяти лет от роду, восемь из которых она посвятила репортажам об убийствах, о борьбе с наркоторговцами, о городских властях, о рыбе со следами ртути и молоке с вредными примесями. На сей раз ей поручили срочно подготовить репортаж об освящении церкви Святого Джованни Боско… Она не спрашивала почему. Она уже писала об Августе Марри, у нее вообще набралось достаточно материала на третью полосу.
Газета фотографа не направила - у них было несколько снимков Августа Марри. Довольно удачных. Широко распахнутые глаза и совершенно невозмутимый взгляд. Это хорошо! В репортаже должны быть изложены голые факты, и никакой предвзятости, никакого нагнетания…
Четыре с половиной миллиона горожан занимаются своими делами или строят разнообразные планы в это летнее августовское утро, в то время как в Олмонте, на церемонии освящения церкви Святого Джованни Боско… совершенно нейтральное начало! Ну а далее внятная информация о традиционалистах под предводительством французского архиепископа Лефевра и, разумеется, об Обществе Святого Духа и Августе Марри… Сегодня, похоже, Август в своей обычной роли - весь на виду, лелея в душе надежду уязвить папу римского, назвав его коммунистом.
Но стоит ли упоминать о священнике, который, совершая молебствие, путает латинский с португальским? И даже если здесь задействован Ватикан, не ересь ли, не вздор ли все это?
Кэти достала свой журналистский блокнот из холщовой сумки, висевшей на плече. Что ж, посмотрим, что будет дальше…
Линн приехала вслед за Биллом Хиллом спустя минут десять. Она была вынуждена объясниться с Арти - старалась говорить мило, не повышая голоса, и в конце концов объявила ему, что не сможет помочь с презентацией и обсуждать с ним какие бы то ни было деловые вопросы не собирается, потому как она в отпуске, и, если ему это не нравится, он может взять на ее место кого угодно, и вообще она опаздывает в церковь.
- В церковь? - удивился Арти. - И кто же это венчается?
Подъезжая к церкви, она увидела машины, припаркованные вдоль дороги, посыпанной гравием и ведущей к типичному белому сооружению, каких немало на дорогах штата. Такие церкви ей встречались всю жизнь, и у нее возникло ощущение, будто это все те же запыленные автомобили и пикапы, все те же люди, пришедшие на службу, - только тогда она была девчушкой и играла с соседскими ребятишками неподалеку от паперти, пока не раздавались протяжные звуки органа и торжественные голоса хористок и хористов.
Линн припарковала машину и пошла вдоль стоявших автомобилей в своем сине-зеленом ситцевом платье за восемьдесят долларов, неуклюже ступая на высоких каблуках после многих лет ношения кроссовок и сандалий.
Когда она подошла к церкви, орган уже звучал.
- Tan-tum air-go-oh, sac-ra-meh-en-tum… - донеслось до нее.
Какой печальный напев, жаль, что она в латыни не сильна!
- Vay-nay-ray-mur cher-nu-ee-ee…
Линн помедлила перед входом. Перед тем как открыть дверь, она оглянулась на школьный желтый автобус, подъезжавший к дому приходского священника. Юноша из хора либо алтарный служка-мальчик, стоя на дороге с поднятыми руками, направлял автобус к себе, мимо ряда припаркованных машин.
Когда автобус остановился и водитель открыл дверь, на дорогу выпрыгнул мальчуган в бейсболке и послышался чей-то голос, велевший ему подождать.
Линн вошла в церковь. Там было полно народу. По обе стороны прохода стояли парни в белых рубашках, в нарукавных повязках, с зажженными свечами в руках. В алтаре стоял священник в золотом облачении. А рядом с ним Ювеналий и Август Марри - оба прислуживали священнику.
- Sol-us hon-on-or, vir-tus quo-oh-quay…
Песнопение такое печальное! Хотелось бы знать, о чем оно…
- No-vo-say-dat-rit-too-ee…
Прихожане ничем особенно не отличались от остальных присутствующих. Линн, стараясь не привлекать внимания, высматривала Билла Хилла. Где же он?
- Gen-ee-tor-re-is, gen-ee-toh-oh-quay…
Все вторили псалмам, и никто не заглядывал в псалтырь. Похоже, все знали псалмы наизусть.
Ювеналий был обращен лицом к пастве. Он и Август Марри стояли по бокам священника, возможно поддерживая его. Ювеналий вдруг подался вперед, и у Линн возникло ощущение, будто он смотрит на нее, поверх голов и шляп, отыскав ее там, где она стояла, у выхода из церкви. Улыбался ли он ей? Линн не была в этом уверена. Да и видел ли он ее вообще?.. Хотя она сразу увидела его лицо, как бы возвышающееся над всеми этими шляпами и шляпками.
Надо же! Почти все женщины в шляпах. В летних соломенных либо в шляпках с вуалью… Многие в платочках… А она вот не догадалась! Пришла с непокрытой головой. И еще одна блондинка в последнем ряду. Примерно ее лет, с длинными прямыми светлыми волосами, в зеленом платье-рубашке и с холщовой сумкой на плече.
- Doe-que-men-tum…
- La-ouw-da-ah-tsi-oh…
- Ah-men.
Наступило долгое молчание.
Линн не видела, что происходит в алтаре. Затем все опустились на колени, а она осталась стоять одна, на виду у всех.
Линн сразу увидела Билла Хилла в самом дальнем левом углу, в его желтом костюме, который он носил уже два дня. Черные волосы были прилизаны с помощью геля. Он заметно выделялся среди всех, и не потому, что провозглашал себя фундаменталистом. Он выглядел нарочито изысканным среди любителей латыни.
Несколько раз прозвонил колокол. Тревожно, волнующе… Билл Хилл принялся оглядываться и озираться. Когда он увидел ее, она дала ему знак оставаться на месте.
Священник произнес на английском языке:
- Господи, помилуй! Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас!
И все присутствующие в церкви повторили произнесенное.
- Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое…
И все произнесли эти слова, осеняя себя крестным знамением.
Билл Хилл тем временем стал пробираться к боковому проходу, и головы присутствующих поворачивались в его сторону.
- Буди имя Господне благословенно отныне и до века.
Линн видела, что Билл Хилл пробирается к ней.