В конце концов друзьям пришлось покинуть сад, хотя Винченцо сопротивлялся и все еще ждал появления того, кто следил за ними, прячась в кустах. Со свойственным ему юношеским пылом он жаждал получить удовлетворение и объяснение непонятных угроз. Но благоразумный Бонармо решительно воспротивился, считая затею друга неразумной и опасной.
Это лишь приведет к тому, убеждал он Винченцо, что его тайна станет тотчас известна тем, кто меньше всего должен о ней знать. Разумеется, он имел в виду родителей Винченцо. Однако урезонить юношу было трудно.
- Если этот дьявол в монашеской сутане снова повстречается мне на том же месте, он не уйдет от меня на сей раз. А если это ему удастся, я все равно его выслежу. Я буду подстерегать его так же упорно, как он подстерегает меня. Я укроюсь в развалинах крепости и буду ждать его, даже если это грозит мне смертельной опасностью! - продолжал упорствовать Винченцо.
Хотя Бонармо напугала та ярость, с которой он произнес все это, и особенно последние слова, прозвучавшие как клятва, он вынужден был уступить и более не спорил с другом, а лишь справился, хорошо ли тот вооружен.
- Тебе может понадобиться оружие, Винченцо. В саду виллы тебе грозила меньшая опасность, чем это может быть на развалинах. Ведь незнакомец предупредил тебя.
- При мне шпага и кинжал. А ты, Бонармо, вооружен?
- Тише, - шепотом предостерег его Бонармо, когда они обогнули выступ скалы, нависавшей над дорогой в Неаполь. - Мы приближаемся к арке. Вот она.
Переброшенная через дорогу арка соединяла два выступа скалы, один из которых густо зарос сосной и дубом, у подножия другого лежали развалины древнеримского форта.
Они молча осторожно ступали по каменистой дороге, с опаской поглядывая по сторонам и ожидая, что перед ними вот-вот бесшумно возникнет фигура зловещего монаха. Но никто не вышел им навстречу.
- Мы пришли раньше его, - облегченно вздохнул Вивальди, когда они укрылись под сводами арки.
- Помолчи, друг, - остановил его Бонармо. - Кроме нас, здесь могут прятаться и другие. Это место мне не нравится.
- От кого еще нам надлежит прятаться, Бонармо? - тоже шепотом спросил Винченцо. - От разбойников? Согласен, эти места словно созданы для них. Но и мне они подходят для осуществления моей задачи.
- Да, ты прав - это охотничьи места, - согласился Бонармо. - Не лучше ли выйти на дорогу, где по крайней мере что-то видно?
Но Вивальди справедливо заметил, что так они сразу себя обнаружат.
- Если нас увидят, это нарушит все мои планы. Тот, кто мне нужен, должен появиться бесшумно и незаметно, или он не появится совсем. Мы не должны его упустить.
Сказав это, Вивальди отступил еще глубже в тень арки, к подножию лестницы, высеченной в скале и ведущей куда-то наверх. Бонармо последовал за ним. Они ждали в молчании, Бонармо о чем-то размышлял, Винченцо же еле сдерживал нетерпение.
- Ты веришь, что нам удастся схватить его? - наконец прервал молчание Бонармо. - Он проскользнул мимо меня так бесшумно, будто он тень, а не живой человек.
- Что ты хочешь этим сказать? - спросил Вивальди.
- Я не боюсь признаться, что суеверен. Это место нагоняет такую тоску, что я готов поверить в привидения.
Вивальди улыбнулся.
- Согласись, - продолжал Бонармо, - что он появился при обстоятельствах более чем странных. Откуда ему известно твое имя? Ты говорил, что в тот, первый раз он назвал тебя по имени. Как он узнал, откуда ты и что будешь возвращаться этой дорогой в Неаполь? Каким таинственным образом ему известны твои планы и намерения?
- Я не уверен, что они ему известны, - возразил Винченцо. - Но даже если это так, это отнюдь не означает, что для этого он прибегнул к помощи сверхъестественных сил.
- Мне кажется, что того, что произошло сегодня вечером, вполне достаточно, чтобы убедить тебя в том, что он знает все о твоих планах, - продолжал настаивать Бонармо. - Неужели ты веришь в то, что Эллена, если бы ее сердце было свободным, осталась в такой степени равнодушной к серенаде, что не пожелала даже выйти на балкон или подойти к окну?
- Ты просто не знаешь Эллену, друг Бонармо, - горячо возразил Винченцо. - Поэтому я прощаю тебе твои сомнения. Однако в одном ты прав. Она могла бы подать мне какой-то знак, - в полном отчаянии вдруг согласился юноша и умолк.
- Незнакомец предупредил тебя. Он, видимо, знал, какой прием тебе будет оказан, знал и об опасности, которой ты счастливо избежал в первый раз.
- Да, очевидно, он знал! - не сдержавшись, воскликнул Винченцо, забыв об осторожности. - Он и есть мой соперник и намеренно поселил в моей душе сомнения. Он специально облачился в наряд монаха, чтобы я всему поверил. Неужели я буду покорно ждать его, прячась в темноте?
- Ради Бога, Винченцо, умерь свой гнев, - взывал к его благоразумию Бонармо. - Вспомни, где мы находимся. Твои догадки нелепы. - И он принялся успокаивать друга, пока тот наконец не взял себя в руки.
Они долго еще стояли в напряженном ожидании, как вдруг Бонармо наконец различил в темноте, что по дороге от виллы Алтиери кто-то идет к развалинам. Приближавшийся человек ступал столь бесшумно, что его шагов не было слышно. Бонармо лишь видел приближающуюся тень. Но вот незнакомец, подойдя к арке, остановился на дороге, где слабый свет звезд освещал его фигуру. Вивальди, глядевший в другую сторону, не видел его, а Бонармо, зная горячность друга, не спешил его предупреждать. К тому же он считал, что надо прежде убедиться в намерениях незнакомца и в том, что он именно тот, кого они ждут. Когда рост его и одежда убедили Бонармо, что перед ними тот, кто им был нужен, он легонько сжал руку Винченцо. Но прежде чем тот понял его жест, незнакомец, стоявший перед ними, словно растворился в сумерках ночи. Они не услышали ни шума шагов, ни шороха одежды и поэтому были уверены, что он где-то здесь, рядом. Друзья продолжали ждать в полном молчании. Вскоре совсем рядом послышался легкий шорох, движение, и нетерпеливый Винченцо, не выдержав, вышел из своего убежища под аркой и, протянув вперед руки, бросился в темноту, откуда послышался шорох. Во весь голос он потребовал от невидимого незнакомца назвать себя. В ответ наступила полная тишина.
Бонармо, вынув шпагу, пригрозил проткнуть ею любого, кто посмеет приблизиться к ним. То же повторил Винченцо, но ответа не последовало, только друзьям показалось, что кто-то тихо скользнул мимо них. Дорога под аркой была достаточно широкой, чтобы по ней беспрепятственно разминуться, и незнакомец, видимо, воспользовался этим. Винченцо бросился на дорогу, но она была пуста.
- Кто-то прошмыгнул мимо нас совсем близко, - шепотом произнес взволнованный Бонармо. - Мне кажется, я слышал шаги по лестнице, ведущей наверх в развалины.
- Немедленно за ним! - громко воскликнул Винченцо и тут же стал подниматься по полуразрушенным ступеням высеченной в скале лестницы.
- Остановись! Ради Бога, остановись! - испуганно вскричал Бонармо. - Опомнись, что ты делаешь! Не ходи туда, не преследуй убийцу в его логове.
- Это он, монах! - воскликнул Вивальди, продолжая подниматься по лестнице. - На этот раз он не уйдет от меня.
Пока Бонармо у подножия лестницы решал, что ему делать - последовать ли за другом или ждать его здесь, Винченцо уже исчез. Бонармо, испытывая странное чувство стыда и страха перед неизвестностью, наконец взял себя в руки и тоже принялся взбираться по осыпающимся под ногами ступеням на развалины и вскоре очутился на просторной террасе, идущей по всей длине арки, соединяющей два выступа скалы. Кое-где балюстрада террасы еще уцелела, так же как и массивной кладки стены и бойницы. Терраса вела к сторожевой башне, увенчивающей противоположный склон, густо поросший соснами. Отсюда хорошо просматривалась дорога на Неаполь.
Бонармо попробовал окликнуть Винченцо, но ему ответило лишь эхо. После некоторых колебаний он решил углубиться в лабиринт развалин и даже обыскать сторожевую башню, контуры которой были слабо различимы на фоне скалы. Величественная, круглая, она являла собой образец мощи и неприступности.
Войдя под уцелевшие своды крепости, Бонармо очутился в полной темноте. Он еще несколько раз громко окликнул Винченцо, но, не получив ответа, решил вернуться на дорогу. Неожиданно откуда-то до него донесся чей-то голос, и, всмотревшись, он увидел выбежавшего из развалин человека со шпагой в руках. Это был Винченцо. Обрадованный Бонармо бросился к нему.
Винченцо был бледен и задыхался от быстрого бега. Прошло какое-то время, прежде чем он отдышался и смог отвечать на вопросы. До этого он, казалось, не слышал их.
- Уйдем отсюда! - наконец воскликнул он. - И как можно скорее.
- С удовольствием, - охотно согласился Бонармо. - Но где ты был все это время? Я вижу, что с тобой что-то стряслось.
- Не спрашивай меня, уйдем отсюда, - повторил Вивальди.
Когда они спустились вниз и снова очутились под аркой, Бонармо, чтобы развеселить друга, полушутя спросил его, не собирается ли он сторожить здесь всю ночь. Винченцо так громко сказал "Нет!", что тот испугался.
Не медля, друзья покинули свое убежище под аркой и вышли на дорогу. Бонармо не переставал засыпать вопросами друга, но Винченцо упорно отмалчивался.
- Это был монах? Ты его нагнал? - допытывался Бонармо, поражаясь молчанию друга.
- Не знаю, что и думать, - наконец медленно и нерешительно сказал Винченцо. - Я ничего не понимаю.
- Следовательно, ты упустил его?
- Потом поговорим, но меня не это тревожит. Завтра вечером я снова буду здесь, но уже с факелом. Ты согласен сопровождать меня, Бонармо? - обратился Винченцо к другу.
- Не знаю, стоит ли мне это делать, Винченцо. Я не знаю твоих намерений.
- Не хочу принуждать тебя, Бонармо. А о моих намерениях ты знаешь.
- Значит, ты не нашел незнакомца и по-прежнему не знаешь, кто он?
- Да, не знаю и завтра надеюсь узнать и положить конец всем сомнениям.
- Не понимаю тебя, Винченцо, - удивился Бонармо. - Я только что видел, в каком состоянии ты покинул развалины крепости Палуцци, и тем не менее ты снова собираешься сюда прийти. И почему-то ночью. Днем намного безопасней.
- Не знаю, Бонармо, - ответил Винченцо. - Разве ты не заметил, что в эти подземелья не проникает дневной свет? А мы должны их осмотреть. Поэтому что днем, что ночью здесь без факелов не обойтись.
- Если там так темно, то скажи мне, друг, как тебе удалось оттуда выбраться? - удивился Бонармо.
- Сам не знаю. Я был слишком потрясен, чтобы раздумывать над этим. Я шел, словно ведомый чьей-то рукой.
- В таком случае сюда надо приходить только днем, - убежденно заявил Бонармо. - Если я соглашусь пойти с тобой, то это будет только днем. Было бы безумием приходить сюда ночью. Это место, бесспорно, облюбовано разбойным людом разного рода. Они покидают свои убежища только ночью.
- Я буду ждать его на том же месте, - упрямо стоял на своем Винченцо, - и готов прибегнуть к крайним мерам, если понадобится, а днем это невозможно. К тому же я должен быть здесь именно тогда, когда сюда приходит монах.
- Ты упустил его, - повторил Бонармо. - Ты по-прежнему не знаешь, с кем имеешь дело.
На это Винченцо ничего не ответил, а лишь еще раз спросил Бонармо, согласен ли он сопровождать его.
- Если нет, то я должен найти кого-нибудь, - пояснил он.
Бонармо обещал подумать. Он сообщит о своем решении не позднее вечера следующего дня.
К этому времени друзья уже достигли дворца Вивальди и распрощались.
ГЛАВА II
Оливия
И что тогда?
Виола
У вашей двери сплел бы я шалаш,
К моей душе взывал бы, к той, что в доме;
Писал бы песни о любви несчастной
И громко пел бы их в безмолвии ночи…В. Шекспир. Двенадцатая ночь
Поскольку Винченцо так и не удалось догнать незнакомца и получить от него объяснения, чтобы избавиться от терзавших его сомнений, он решил снова посетить виллу Алтиери и на этот раз открыто признаться Эллене в своих чувствах к ней.
Он так и поступил утром следующего дня и, прибыв на виллу, велел прислуге доложить о нем синьоре Бианки. Но в приеме ему было отказано. С превеликим трудом он уговорил старую служанку еще раз передать хозяйке виллы его просьбу уделить ему всего несколько минут. На этот раз он был впущен в дом и проследовал за служанкой в комнату с алтарем, где накануне через окно видел молящуюся Эллену. Однако теперь комната была пуста. Служанка попросила его подождать, когда выйдет синьора Бианки.
Пока он ждал, нетерпение все сильнее охватывало его. Перед глазами возникал образ коленопреклоненной Эллены, а сама комната, казалось, была полна ею. Он был уверен, что она покинула ее совсем недавно. Он скользил глазами по всем предметам, которых могла касаться ее рука, и каждый из них становился для него святыней. Дрожащей рукой он коснулся лютни, издавшей нежный звук, и ему казалось, что это живой голос Эллены. На мольберте он увидел неоконченный рисунок и понял, чья рука провела эти тонкие изящные линии. Это была копия с фресок Геркуланума - танцующая нимфа. Он поразился, с какой легкостью, верностью и изяществом переданы все движения танца, и оценил незаурядность таланта того, кто сделал эту копию. Приглядевшись к другим рисункам на стенах, он с удивлением обнаружил, что во многом это двойники тех гравюр, что украшают кабинет его отца. До сих пор он считал их подлинниками.
Да, несомненно, здесь была Эллена. Только ее руками мог быть составлен этот букет цветов в вазе. Волнение Винченцо было столь сильным, что его вдруг охватил страх и захотелось убежать. Но уже послышались шаги, и сердце его замерло. Синьора Бианки была менее всего похожа на человека, пред которым так следовало бы трепетать, но именно это испытывал бедный юноша. Робким шагом, с тревогою ожидания в глазах пошел он ей навстречу и почтительно склонился над протянутой ему болезненно-бледной рукой. Он со страхом уловил недовольные нотки в ее голосе, когда она поздоровалась. Она была сдержанна, а Винченцо понадобилось время, чтобы овладеть собой и объяснить цель визита. Когда он понял, что его появление здесь не было неожиданностью, он еще более растерялся. Синьора Бианки спокойно и с достоинством выслушала его взволнованное признание в чувствах к ее племяннице и о его серьезных намерениях.
- Меня не может не беспокоить, - начала она, как только Винченцо умолк, - как отнесутся к этому ваши родители. - Говорила она медленно и спокойно. - Пожелают ли они породниться с людьми нашего круга? Я хорошо знаю, как дорожат маркиз и маркиза ди Вивальди знатностью своего рода. Ваше решение не придется им по душе. Возможно, вы даже пожелаете держать его в тайне, но я должна предупредить вас, синьор Винченцо, что, не будучи вам равной по происхождению, Эллена ди Розальба обладает не меньшим чувством гордости и собственного достоинства.
Отчитанный таким образом, юноша окончательно потерялся, и его отчаяние было столь очевидным, что синьора Бианки, которую уже начали одолевать совсем другие, более земные мысли, смягчилась. А думала она о том, что уже стара и обременена недугами, и может статься так, что Эллена останется совсем одна на этом свете. С ее красотой, неопытностью и доверчивостью она может оказаться жертвой зла и обмана. Все это живо предстало в воображении тетушки, и она подумала, что в таких случаях можно пренебречь некоторыми из условностей, если на карту поставлено счастье и благополучие Эллены, и безопасней отдать ее под опеку человека благородного и во всех отношениях достойного. Если отказаться от предубеждений и согласиться на тайную помолвку, а затем бракосочетание Винченцо и Эллены, то не исключено, что появление Эллены в семье жениха в конце концов увенчается ее скорым признанием и прощением, которых ее племянница не может не заслужить.
Но прежде синьора Бианки считала необходимым самой удостовериться в полной искренности юноши и в своем доверии к нему. Поэтому добрая старушка пока благоразумно решила не огорчать его решительным отказом. Однако в свидании с Элленой, о чем он так просил, она ему все же отказала, не желая торопить события. На его сбивчивый вопрос, нет ли у него соперников и не предпочитает ли ее племянница кого-либо другого, старая синьора ответила несколько туманно и неопределенно, чтобы, с одной стороны, умерить настойчивость юноши и, с другой - не вселять надежды, которые могут и не сбыться.
Винченцо, несколько успокоенный беседой с синьорой Бианки, откланялся. Однако он понимал, что пока еще не получил ответ на мучившие его вопросы: о сопернике, о том, как относится к нему Эллена, - тем не менее был счастлив тем, что получил разрешение посетить еще раз виллу и побеседовать с синьорой Бианки. Он решил это сделать на следующий же день и теперь гадал, как доживет до этого счастливого момента.
Так, погруженный в свои волнения и переживания, он достиг развалин. Оглядываясь вокруг, он как бы ждал, что увидит снова своего мнимого или настоящего загадочного соперника, но дорога была пуста, развалины молчали, и юноша продолжил свой путь домой. "Сегодня вечером, - думал он, - я окончательно все выясню".
Дома его ждала записка отца, в которой тот просил никуда не уходить и дождаться его возвращения. Винченцо не мыслил не исполнить просьбу отца. День был на исходе, а отца все не было. Маркиза лишь неодобрительно посмотрела на сына, выразив этим свое недовольство и порицание за поведение в последние дни, и полностью нарушила все его планы на вечер, попросив сопровождать ее в Портико. Это означало, что он не сможет встретиться вечером с Бонармо и узнать о его решении - готов ли он снова сопровождать его на виллу Алтиери.
Весь вечер Винченцо провел с матерью в Портико, а вернувшись, узнал, что отец так и не появлялся. Он терялся в догадках, зачем он понадобился отцу и о каком неотложном деле тот должен был с ним поговорить.
Наконец запиской дал знать о себе Бонармо. Он отказался сопровождать его в крепость ночью и еще раз предупреждал, что до добра это не доведет. Лишившись таким образом спутника, Винченцо решил пока отказаться от визита в крепость, но на виллу Алтиери был намерен пойти во что бы то ни стало. Взяв лютню, он незаметно через сад вышел из дома несколько ранее намеченного им часа.
Солнце только что ушло за горизонт, и край неба все еще рдел. На юго-западе были хорошо видны очертания Везувия. Вулкан в темной дымке сумерек был спокоен. Винченцо, подходя к задней калитке сада, слышал далекие голоса портового люда. Войдя в сад, он увидел светящиеся окна виллы, и сердце его затрепетало от надежды увидеть сегодня Эллену. Но он взял себя в руки и, замедлив шаг, дал себе успокоиться. Однако на душе было тревожно. Его мучил стыд, что он так тайком, через удобную заднюю калитку проник в сад и этим посягнул на покой Эллены. Однако соблазн увидеть ее был слишком велик. Он подошел к дому со стороны теплицы через тенистую апельсиновую рощу и вдруг в садовом павильоне у распахнутого окна увидел Эллену. Она сидела, держа лютню в руках, и, видимо, была погружена в свои, дорогие ей, раздумья. Он вспомнил, что однажды уже видел это мечтательное выражение на ее лице. Это было тогда, когда она еле слышно произнесла его имя. Сердце его радостно защемило, и он тотчас готов был выйти из темноты сада и пасть к ее ногам. Губы девушки разомкнулись, и она опять произнесла какие-то слова, словно беседуя сама с собой.