* * *
В Москву Дмитрий вернулся только в конце лета. По дороге он дал две телеграммы маме и Ирине. Состав прибыл на Белорусский вокзал, собралась пёстрая толпа встречающих. Дмитрий тщетно пытался разглядеть в этом разноцветном шевелящемся потоке маму и Ирину. Девушки и женщины подбегали к своим женихам, мужьям, отцам, братьям. Везде обнимались, целовались, рыдали от счастья. Перрон был завален цветами…
– Дмитрий!!! Дмитрий!!! – раздался до боли знакомый голос.
Он обернулся и увидел Ирину, пробиравшуюся сквозь толпу людей, однако мамы по-прежнему не было видно. Девушка, сияя от радости и переполнявшего её счастья, подбежала к Дмитрию, и бросилась ему на шею. А затем, ничуть не смущаясь, начала осыпать его лицо поцелуями. Герой совершенно размяк от счастья, голова шла кругом от шума, множества людей и августовской духоты…
Собравшись с силами, Дмитрий отстранил от себя девушку и сказал:
– Ирка, ну дай, я на тебя посмотрю! Ты стала ещё красивее!
Девушка, ничуть не смутившись, приняла томный вид кинозвезды из популярного трофейного кино.
– М-да… – протянул Дмитрий, оценив внешний вид своей подруги. – Хороша…
А затем привлёк к себе и поцеловал смачно в засос. Ирина едва не плакала от счастья – наконец-то война закончилась, жених вернулся! Что ещё надо?!
– А где мама? Почему она не пришла? – поинтересовался Дмитрий.
Ирина замялась, не зная, что и сказать. Она виновато посмотрела на Дмитрия.
– Лидия Петровна – в больнице… – смущённо призналась она.
– Как в больнице?! Что случилось? – Дмитрий растерянно захлопал глазами.
– Вчера вечером она как всегда пошла в вечернюю смену… Говорят, авария на заводе… – Рассказывала Иринка. – Я только видела, как поднимался дым, и потом что-то грохнуло. Завод оцеплен, никого не пускают. Многие из нашего дома с вечерней смены не вернулись… – а затем, перейдя на шёпот, призналась: – Нынешней ночью НКВД-эшники ходили по квартирам, проясняли ситуацию. А утром я узнала от соседей, что Лидия Петровна не вернулась с работы.
Ирина заплакала, открыла сумочку и извлекла из него клетчатый мужской платок. Дмитрий от таких новостей оторопел. Не успел он вернуться, как начались неприятности. "Ну, что за жизнь такая?! Будь он проклят, этот завод, вместе со всем начальством! Вечно экономили на технике безопасности труда. Люди нужны только тогда, когда план давай!" – размышлял он.
В душе поднималась жгучая волна ненависти к этой бестолковой жизни и вообще всему городу и людям, живущем в нём. Ирина понимала, что Дмитрию сейчас очень тяжело. Она обняла его и сказала:
– Всё проясниться, ты не волнуйся… Лидия Петровна вернётся живой и здоровой. Мы с тобой четыре года не виделись, надо хотя бы отметить нашу встречу.
– Конечно, отметим! – тотчас оживился Дмитрий. – У меня есть отличная бутылка венгерского вина. Раздобыл по случаю по дороге. Едем домой!
Ирина направилась к трамваю.
– Да, ты что, на такси доедем! Шикнём!!!
…Такси мчалось по Садовому кольцу, за годы войны город сильно изменился, но Дмитрий не обращал на это ни малейшего внимания. Неожиданно он ощутил неприятное жжение под левым соском.
Невольно в памяти всплыло видение в башне Брюгенвальда, после него-то и появился ожог, который время от времени неприятно саднил… И вот теперь несчастье с мамой… Хотя почему несчастье? Скорее неизвестность, а это ещё хуже.
…Такси благополучно доехало до Лефортова. Дмитрий, наконец, очнулся и посмотрел в окно: вот родной деревянный двухэтажный дом, скорее похожий на барак. Он стал ещё чернее и грязнее, крыльцо покосилось, ступеньки лежали в раскорячку…
Дмитрий расплатился с водителем, подхватил одной рукой свой чемодан, другой Ирину и вышел из машины. "Да, не Европа!" – подумал он. Под конец войны Дмитрию опостылело европейское чистоплюйство, но теперь у него возникло такое ощущение, что Лефортову его как раз и не хватает. Он окинул взглядом затоптанный газон, покосившиеся облезлые скамейки и двух инвалидов, "забивавших козла" в домино, расположившихся на одной из них.
Мимо проковыляла старушка.
– Здравствуй, баб Маш! – Поздоровался Дмитрий.
Старушка посмотрела на него белёсыми от слёз и горя глазами и прошамкала беззубым ртом:
– Здравствуй сынок… Ты, Митя, из пятой квартиры? – Поинтересовалась она.
– Да, я…
– Вернулся, значит… Слава богу! А вот мои все погибли, одна я теперь осталась.
Баба Маша пошлёпала своей дорогой, что-то бурча под нос и кряхтя. Дмитрий вспомнил её сыновей близнецов – Ивана и Алексея, хорошие были мужики, деловые, не пили, старались заработать, помочь матери.
– Дядя Ваня и дядя Алёша в танке сгорели, – уточнила его спутница.
"Да, вот она жизнь после войны", – подумал Дмитрий и увлёк Иринку в подъезд дома.
Сердце Дмитрия затрепетало, когда подошли к двери квартиры. Она была открыта, чужим всё равно взять нечего – всё приличное из одежды и украшений её обитатели давно выменяли на хлеб и крупу.
Дмитрий и Ирина вошли в квартиру, затворили за собой дверь, по длинному узкому коридору, заставленному всяким хламом, достигли комнаты Малышевых. Дмитрий невольно прислушался: стояла подозрительная тишина. И это в коммуналке-то! "Да, значит, на заводе случилось что-то серьёзное", – окончательно решил он, потому как всё взрослое местное население, не призванное на фронт, работало именно на нём, получая на свои труды продовольственные карточки и немного денег.
Дмитрий пошарил рукой над дверным косяком, нащупал ключ, лежавший на своём прежнем месте, затем открыл дверь, в лицо ему ударил яркий свет. Комната была расположена на южную сторону и была светлой во все времена года, особенно летом.
Дмитрий, охваченный волнением, вошёл в комнату и осмотрелся…
Мама Дмитрия, Лидия Петровна, любила разводить герань. Она пестрела красными, белыми и розовыми пятнами на широком подоконнике. Дмитрий обратил внимание, что в комнате ничего не изменилось, только прибавилась его фронтовая фотография на комоде. Он с удовольствием сел на старенький скрипучий диванчик, подпрыгнул слегка на нём, как в далёком детстве.
Ирина стояла около круглого стола посередине комнаты и делала вид, что рассматривает кремовую льняную скатерть с отделкой "ришелье". Дмитрий приблизился к девушке, взял нежно за руку и потянул к дивану.
– Садись! Я тебе подарок привёз. Понравится, вот смотри! – Он достал кристалл, завёрнутый в чистую гимнастёрку, и положил на колени Иринке. – Сама разворачивай.
Ирина послушно развернула гимнастёрку и от удивления прижала руки к груди.
– Ой, какой красивый! Это мне? – Не верила девушка своим глазам.
– Конечно, тебе. Что у меня невест пол-Лефортова?!
– Интересный камень – так и серебрится на солнце… Принадлежал, небось, какой-нибудь заграничной баронессе. – Иринка смотрела на комнату сквозь призму кристалла. Казалось бы знакомая обстановка неожиданно обрела фантастический вид, даже старые потёртые обои приобрели какой-то новый оттенок. – Потрясающе! Похоже на детский калейдоскоп! Помнишь, у маленького Васьки Прохорова такой был: смотришь в трубочку, а кусочки стекла складываются в разную красоту. Так и здесь – в жизни одно, а через кристалл смотришь – совсем другое…
– Да, помню… Соседские дети постоянно ссорились, чья очередь заглянуть в волшебную трубочку. Я этот кристалл в замке, в Тюрингии нашёл. Иногда мне кажется – кристалл из хрусталя, а порой у него такой вид, будто сверху присыпали серебряным порошком.
В дверь постучали. На пороге стояла соседка, по всему было видно, она проплакала всю ночь. Её старшая дочь работала на заводе и тоже не вернулась с вечерней смены.
– Митя, рада тебя видеть и тебя Ирочка тоже… – вяло произнесла она.
– Заходите, тётя Люда. Посидите с нами, – пригласил Дмитрий, понимая её состояние. – А вы не знаете, в какую больницу отвезли раненых с завода?
Тётя Люда расплакалась.
– Ничего не говорят… Толком-то не известно, что случилось… Полдома с вечерней смены не вернулось. Всю ночь из НКВД по квартирам ходили, приказали молчать и ничего не спрашивать. Вот так-то, Митенька… Все сидят по комнатам и молчат… Пойду я выпью капель боярышника, сердце болит…
Дмитрий после ухода соседки погрустнел. Он так рассчитывал, что его встретит мама, они соберут стол, пригласят соседей. Будут выпивать, веселиться. Он расскажет о своих боевых подвигах… Но, увы, всё вышло совершенно иначе.
Однако, долгожданное возвращение домой и присутствие девушки, будоражащее кровь, заглушили печальные мысли.
– Ирина давай попробуем вина! Зря я, что ли вёз его через три границы? Сейчас достану штопор и рюмки. Вот посмотри, здесь сухой паёк, может, нарежешь чего…
Через пять минут на круглом столе красовалась видавшая виды клеёнка, купленная ещё перед войной. На ней стояли: бутылка красного креплёного венгерского, две рюмки, открытая банка тушёнки, на тарелке красовалась нарезанная сухая колбаса и немецкий шпик, галеты в пачке и плитка польского шоколада, которую выменял Дмитрий на новую гимнастёрку ещё месяц назад и берёг для такого случая.
Дмитрий наполнил вином рюмки до краёв.
– Давай, за победу! – предложил он тост.
– За победу! – вторила ему Иринка и пригубила вина.
Оно приятно обожгло пищевод и равномерным теплом растеклось по телу. Девушка осушила рюмку и отломила кусочек шоколада.
Дмитрий также "опрокинул" рюмочку и налёг на тушёнку. С дороги хотелось есть, несмотря на все проблемы, молодой организм требовал своё.
Изрядно подкрепившись и выпив почти всю бутылку, Дмитрий почувствовал прилив сил и плотского желания. Хоть он и встречался с Ириной до войны, у них ничего серьёзного кроме поцелуев не было. Да и что им было-то – по восемнадцать лет!
Прошло четыре года, на фронте Дмитрий прошёл не только военную школу жизни, но и интимную с младшим медицинским персоналом. Ещё в Чехии часть связистов располагалась рядом с военным госпиталем. Девчушки там были что надо, некоторые весьма податливые, но и гордячки находились, не подступишься. И Дмитрий хорошо поднаторел на любовном фронте.
Он подвинул стул поближе к Ирине и приобнял её. Девушка, разрумянившаяся от вина, и вовсе зарделась. Дмитрий отчётливо понимал: с Иринкой простое времяпрепровождение не пройдёт. И настроен был вполне серьёзно: мол, жениться надо, уже двадцать два года исполнилось. Он взял девушку за руку и, подхватив за локоть, привлёк к себе. Его мужское естество, стосковавшееся по женской ласке, пришло в боевую готовность.
Через минуту Ирина лежала на кровати, подол платья задрался сверху, обнажив стройные соблазнительные ноги. Дмитрий торопливо пытался освободиться от военных галифе…
Он сполна насладился невинностью своей подруги. Та же, разомлев от любовных ласк и возлияний (к тому же сказалось действие венгерского вина), уснула.
Немного успокоившись и отдышавшись, Дмитрий почувствовал лёгкое жжение под левым соском. Он метнул взор на свою партнёршу, та мирно спала.
Дмитрий поднялся с кровати, подошёл к столу и из горлышка осушил початую бутылку вина. Затем он голышом прошёлся по комнате, открыл шифоньер, достал из него довоенную ситцевую рубашку, сшитую матерью, и старые брюки. Быстро, по военной привычке, оделся, сел на диван и машинально открыл чемодан… Порылся в нём и извлёк свиток пергамента, который нашёл в замковой башне вместе с кристаллом ещё весной.
Дмитрий развернул свиток, увы, но до сего момента у него просто не было возможности тщательно изучить его. Мало того, что он не хотел привлекать к себе излишнее внимание однополчан, так ещё и немецкий язык за годы войны несколько позабылся.
Дмитрий внимательно осмотрел свиток: пергамент от времени пожелтел, чернила выцвели и приобрели коричневато-красный оттенок, в правом нижнем углу висела печать с оттиском восьмигранника, видимо при её изготовлении к расплавленному воску некто приложил перстень с крупным огранённым камнем.
Он пробежался глазами по свитку, "схватив" приблизительный смысл, мысленно возблагодарив покойную бабушку, выпускницу царской гимназии, знавшую несколько иностранных языков (в том числе и немецкий) и помогавшую ему в былые времена с уроками немецкого языка. Дмитрий порылся на книжной полке и извлёк из неё немецко-русский словарь для лингвистов ещё дореволюционного издания, в котором приводились устаревшие слова и выражения. Лингвистические изыскания Дмитрия увенчались успехом. Вскоре перед ним лежал листок, вырванный из старой ученической тетрадки, испещрённый переводом. Он удовлетворённо пробежался глазами по тексту:
"Приди, Анаэль, приди! Приди ко мне добровольно во имя Всемогущего отца, во имя мудрого сына и желающего добра и блага Святого Духа. Приди Анаэль, во имя Иеговы. Приди, Анаэль, властью, данной бессмертным Элоимом. Приди, Анаэль, пусть приведёт тебя рука могущественного Меттатрона. Приди ко мне (назвать имя читающего заклятие). Прикажи своим слугам, чтобы с любовью, радостью и миром они показали моим глазам вещи, от меня скрытые (назвать то, что хочешь увидеть в кристалле). Да будет так!"
У Дмитрия перехватило дыхание от неожиданного открытия – в его руках тайна веков. Он поставил кристалл перед собой на стол и с интересом вгляделся в него. Что Дмитрий рассчитывал у видеть в нем, он ещё не решил.
– Что ж… Будем считать, что добрая фея преподнесла мне подарок… – произнёс Дмитрий. – Думаю, что стоит испытать мою находку. А вдруг что-нибудь получится… Правда, я как комсомолец должен верить в материализм, а не в потусторонние силы… Итак, начнём…
Он собрался духом, прочитал перевод средневекового заклятия, вставляя в нужных местах своё имя и то, что он желал бы увидеть. А увидеть он пожелал свою маму, Лидию Петровну.
Поверхность кристалла стала прозрачной, словно вода. Дмитрий впился в него немигающим взором и буквально мгновение спустя увидел маму. Она лежала на больничной кровати с перебинтованной головой. Подле неё стоял врач и человек в форме НКВД, который о чём-то тщательно расспрашивал, будто вёл допрос. Лидия Петровна отвечала, НКВДэшник старательно записывал её показания в пухлый блокнот. Из увиденного Дмитрий понял: мама жива, она в больнице, по факту аварии на заводе ведётся расследование, и снимаются показания со всех пострадавших.
Дмитрий пребывал в уверенности, что мама, как бухгалтер, не имеет ни малейшего отношения к аварии, её не могут обвинить ни в халатности, ни в умышленном нанесении вреда государственному имуществу, а тем более в подрывной деятельности или шпионаже в пользу иностранных государств. Успокоившись, он разделся и подвалился в кровать к Иринке, с удовольствием накрывшись шерстяным одеялом. В голове мелькнула мысль: об этот моменте он мечтал последние три года. И вот он настал: война закончилась, он вернулся домой и Иринка греет бок в тёплой постели. На работу он непременно устроится… Что ещё нужно от жизни?..
…Дмитрий пробудился первым, будильник показывал девять утра. Он достал из шифоньера свой старый спортивный костюм, оделся и отправился в ванную умываться, машинально заглянул на кухню – она была пуста, соседи уже ушли на работу. Он подумал, что тоже отдохнёт пару дней и начнёт трудовую деятельность, негоже сидеть на шее у матери, тем более она сейчас не в лучшем состоянии.
Ирина осваивала специальность архитектора, поступив в институт землеустройства ещё в начале войны. Учебное заведение не прекращало работу даже в тяжёлые военные дни. А когда немцы продвигались к Москве, Ирина и все её сокурсники рыли окопы на подступах к городу.
Сейчас Ирина была на каникулах, поэтому рано посыпаться ей овсе не хотелось, а тем более спешно покидать любовное гнёздышко.
Дмитрий привёл себя в порядок, вскипятил чайник, открыл хлебницу, стоявшую на небольшом колченогом кухонном столе (на кухне было три – по количеству соседей), принадлежавшем его немногочисленному семейству, ножом нарезал кусочки для бутербродов.
Всё это время его не покидала мысль: где он будет жить с Ириной, когда они поженятся? Он ведь живёт с мамой в одной комнате, всего-то четырнадцати квадратных метрах. На жилплощади Иринки народу тоже хватало с лихвой. Задумавшись над насущными проблемами, Дмитрий машинально раскромсал весь батон. "Ну и ладно, в обед не придётся резать", – подумал он, сложил кусочки на тарелку и направился в комнату.
Ирина ещё пребывала в стране грёз. "Пусть спит, слишком много впечатлений за вчерашний вечер", – подумал Дмитрий и с нежностью посмотрел на девушку. Он нарезал остатки шпика и колбасы, разложил их на хлеб – завтрак обещал быть вполне приличным. По времени чайник должен был закипеть, Дмитрий достал чашки из старенького серванта, поставил на стол и отправился на кухню.
В коридоре его осенила мысль: "В комнате напротив жил дядька Семён… Он, между прочим, привлекался лет десять назад по какому-то делу, но его отпустили… Странный мужик, подозрительный, неразговорчивый, лишний раз не поздоровается. Интересно чем он сейчас занимается? А комната у него приличная, светлая, хоть и небольшая, метров десять, наверное…"
Пока Дмитрий занимался приготовлением чая, эта внезапно возникшая мысль, завладевала им всё больше и больше. В конце концов, он решил "прощупать" неблагонадёжного соседа под каким-нибудь благовидным предлогом, не откладывая дела в дальний ящик, как только Иринка отправится домой, иначе соседки все языки до крови сотрут, им только дай посудачить.
Дмитрий поцеловал спящую Ирину в щёку:
– Вставай, уже давно утро… Я приготовил завтрак, а то чай остынет.
Ирина открыла глаза, сладко потянулась. Дмитрий чуть не поддался соблазну, запрыгнуть к ней в постель, ведь Ирина лежала под одеялом обнажённая. Он подумал, что надо бы достать для неё чистый мамин ситцевый халатик.
Дмитрий положил халат на кровать, а сам, как воспитанный человек, отвернулся, поставив трофейный чемодан на письменный стол и делая вид, что ищет нечто важное. Девушка оделась, чмокнула Дмитрия в щёку и отправилась умываться. В это время Дмитрий извлёк из чемодана два шифоновых платья.
Одно из них предназначалось Ирине, другое – маме. Мама, к сожалению, отсутствовала, и Дмитрий повесил её платье на вешалку в шифоньер. Платье же для Ирины он аккуратно разложил на диване, решив, сделать таким образом ей сюрприз.
Увидев платье из немецкого шифона, да ещё такой потрясающей модной расцветки, Ирина потеряла дар речи и, показав на него пальцем, спросила:
– Что это, а?..
– Это платье и, между прочим, как уверяли знатоки – из натурального шифона. Я привёз его для тебя, оденешь в день нашей свадьбы. А сейчас примерь, хочу полюбоваться.
Ирина в порыве восторга схватила платье. Оно было почти новым, даже если его и носила немка, то весьма аккуратно. Ирину обдало цветочным ароматом недорогих немецких духов, она, не стесняясь, сбросила халат, и тотчас примерила обнову.
Бледно-фиолетовое платье в мелкий синий цветочек с белым кружевным воротничком и изящным бантиком на талии смотрелось на ней безукоризненно. И с размером Дмитрий не промахнулся, единственное, оно было чуть-чуть длинновато, а так – прямо по Иринкиной фигуре.
Девушка крутилась перед шифоньером, рассматривая себя в зеркало со всех сторон.