– Ты убить меня решил! Так я сам тебя убью! – Жульбер поднялся и начал наступать. В это время кровь, струящаяся из раны на его руке, упала на землю: сначала первая капля, затем вторая и, наконец, третья… Жульбер остановился, его глаза безумно вращались, лицо передёргивала судорога. Он неистово вскрикнул и упал, как подкошенный.
– Всё точно, как описывалось в книге Ван Гефенга: и серебряный ошейник и три капли крови, упавшие на землю, – удовлетворённо констатировал Рене.
Затем он связал Жульбера кожаными ремнями, взвалил его на плечо и направился к дому Люси, оставив там до утра, и строго настрого приказав женщине не приближаться к нему.
* * *
Монастырские колокола пробили повечерие. Рене шёл по дороге, ведущей от Шоле к монастырю. Он был наготове, держа в правой руке под плащом арбалет, заряжённый стрелой с серебряным наконечником. На всякий случай у него было припасено ещё три таких же стрелы.
Пройдя примерно полпути, Рене ощутил знакомый звериный запах. Он сосредоточился, готовый к тому, что оборотень может появиться в любой момент и наброситься на него.
Рене должен метко сразить чудовище первой же стрелой – времени на перезарядку арбалета просто не будет: оборотень накинется и растерзает его.
– Вот, сейчас… Я чувствую его…
Рене не ошибся: придорожные кусты слегка шевельнулись. Он превратился в слух и зрение, готовый выстрелить в любой момент.
Мгновение спустя из-за кустов метнулся оборотень, он летел прямо на юношу. Тот не растерялся:
– Жосс! Жосс! Я знаю – это ты!!! – что есть силы закричал Рене.
Оборотень упал на землю со всего размаха – ведь его назвали настоящим именем, тем самым, ослабив звериную силу. Воспользовавшись этим обстоятельством, Рене мгновенно извлёк арбалет и выстрелил. Стрела рассекла воздух, – в отблесках луны сверкнул её серебряный наконечник, – и пронзила оборотня. Тот взвыл, вскочил и с новой силой метнулся к Рене. Но юноша отшатнулся в сторону, успел вставить в затвор арбалета вторую стрелу и отпустил спусковой крюк. Вторая стрела также достигла цели – раненный оборотень подпрыгнул и издал душераздирающий рёв.
Луна отливала магическим фиолетовым светом, освещая страшную картину: на дороге на полусогнутых лапах, ощетинившись, стоял оборотень, его глаза горели жёлтым огнём, а из огромной клыкастой пасти струилась слюна.
Рене уверенно извлёк последнюю стрелу из ножен кинжала, вставил её в арбалет и прицелился. Неожиданно чудовище издало протяжный, леденящий душу вой, и рухнуло на землю. Тогда юноша подошёл к нему и выстрелил прямо в приоткрытый светящийся глаз. Оборотень испустил последний вздох.
Рене перевёл дух.
– Всё кончено Жосс… Арнольд Ван Гефенг был абсолютно прав в своей книге.
В этот момент оборотень начал трансформироваться: его лапы на глазах Рене превращались в руки и ноги, поросшие длинной шерстью, с огромными острыми ногтями; безобразная морда стала отдалённо напоминать человеческое лицо… Зрелище было омерзительным!
Неожиданно Рене почувствовал сильное головокружение, тошнота подкатила к горлу, он осел и…потерял сознание.
* * *
– Очнись, Рене Шаперон!
Юноша открыл глаза, над ним склонился красивый мужчина, облачённый во всё чёрное.
– Я убил его? – поинтересовался Рене.
– О, да! Это были достойные выстрелы! – незнакомец улыбнулся, обнажая белые ровные зубы. – Теперь ты – охотник за нечестью! Как ловко ты расправился с оборотнем – наверное, долго готовился? Впрочем, не отвечай, я знаю – ровно месяц.
– Кто ты? – Поинтересовался Рене.
Незнакомец рассмеялся.
– Я тот, кому ты ещё послужишь! И не только мне, но и моему Господину. Ты хочешь знать его имя?
Рене отрицательно покачал головой.
– Нет, я догадываюсь, о ком идёт речь…
– Прекрасно! Ты – способный юноша. Жаль, что для Жосса всё уже закончилось, для тебя же всё только начинается. Думаешь, ты победил оборотня во имя Божия? Ничего подобного! Ты победил его, потому что я тебе позволил! Твоя душа – между Богом и Дьяволом. Один шаг – и ты мой!
– Я не понимаю тебя… Причём здесь моя душа?
– Пройдёт пять лет, и ты поймёшь…
Рене ослепила кроваво-красная вспышка, и он провалился в бездну.
* * *
– Мальчик мой!!! Очнись, ради всего Святого! – Анри Денгон тряс Рене, что есть силы.
Сознание медленно возвращалось к юноше, наконец, он открыл глаза.
– Господи! Благодарю тебя! – Денгон простёр руки к небу и перекрестился. – Ты жив!
Юноша попытался сесть, монахи помогли ему, но перед глазами ещё плыло. Он осмотрелся: рядом лежал голый окровавленный Жосс, из его правого глаза торчала стрела, две других виднелись в груди.
– Ты убил его! Я непременно отпишу королю и Папе Римскому!
– А где незнакомец?.. – растерянно спросил Рене.
Монахи переглянулись.
– Тебе надо отдохнуть! Здесь – только братья доминиканцы.
Рене понял: мужчина ему приснился.
– Но мой брат, Жульбер! Что с ним?
– Вот ты и сознался! – усмехнулся Денгон. – Хотел скрыть от меня?!
Рене опустил глаза.
– Простите меня настоятель…
– Поговорим об этом позже. Главное, что Жульбер – в порядке. Серебряный ошейник – весьма полезная и действенная вещь. Теперь, ты, расскажешь мне всю правду?
– Да, настоятель… Только отдохну немного.
Глава 2
1539 год
Конец сентября в бальянже Пуату – ещё почти лето. В один из тёплых осенних дней к городу Сомюр, что живописно раскинулся на левом берегу Луары, неспешно приближался всадник. Молодой мужчина, восседавший на лошади рыжей масти, что явно выдавало её Лангедокские крови, выглядел достаточно представительно. Он был облачён в коричневую куртку из оленьей кожи, причём весьма хорошей выделки, но, увы, уже местами потёртую и такие же штаны. На ногах красовались высокие охотничьи краги. Внешность всадника также как и его облачение, выглядела весьма привлекательно: вьющиеся, чёрные, как смоль волосы, перехваченные сзади лентой в "конский хвост", крупные карие глаза, густые сросшиеся на переносице брови набавляли ему пару-тройку лишних лет, делая бледное лицо серьёзным и даже непроницаемым. Губы мужчины были тонки и непременно складывались в бесстрастную улыбку, пожалуй, даже слишком, что порой невольно приводило собеседника в замешательство.
На поясе молодого всадника слева виднелся меч, с права же – семь небольших кожаных кармашков, если внимательней присмотреться, то можно было заметить в них семь тонких, словно стилеты, метательных ножей, явно изготовленных на заказ из отличного иберийского металла. У людей, умудрённых в военном деле, да и что греха таить, – наёмников и даже иезуитов, тайных служителей Папы Рисского Льва X, этот атрибут вызвал бы немалый интерес и уважение.
В специальном чехле, слева, покоился небольшой арбалет, которым всадник весьма дорожил, – ведь пять лет назад сие оружие спасло ему жизнь. Привычка перевозить арбалет таким образом была продиктована жизненной необходимостью и опытом: ведь он находился постоянно под рукой, что позволяло мгновенно без лишних движений привести его в действие. А в действии сие оружие было смертельным: молодой всадник стрелял точно и никогда не промахивался.
Далее с правой стороны седла был приторочен аркан, который, описав несколько оборотов и взвизгнув в воздухе, в мгновение ока мог пленить человека или … кого-либо ещё; там же виднелась седельная сумка с провиантом.
И такой молодой мужчина, с внешностью удачливого наёмника, – его пояс помимо меча и иберийских стилетов украшал ещё и увесистый кошелёк, – приближался к Сомюру.
Подъехав к городским воротам, – в этот момент колокола местной церкви пробили сексту – и, перебросившись со стражником несколькими фразами, "наёмник" уплатил надлежащую пошлину за право въезда в город, не торопясь, проследовав дальше.
Сняв комнату в гостинице с ужасным названием "Бочонок вина", заплатив хозяину за постой и содержание коня, молодой человек направился к ратуше. Пояс с метательными ножами и меч он оставил в гостинице, прихватив лишь кинжал.
Огромного роста стражник преградил путь "наёмнику".
– Простите, сударь, но пускать никого не велено, – произнёс он весьма довольным и нагловатым тоном, чувствуя своё превосходство.
"Наёмник" удивлённо вскинул брови, смерил взглядом громилу и, улыбнувшись, поинтересовался:
– И почему же?
– В город прибыли святые отцы Франсуа и Бертран, мало того ещё и инквизиторы пожаловали. Я, смотрю, вы, – не из наших мест?!
– Это ты точно подметил! Я только что приехал, остановился в "Бочонке вина". Уж очень я хотел поглядеть на святых отцов и инквизиторов! – "Наёмник" хлопнул верзилу по плечу: – Слушай, любезный, а отец Франсуа, он – такой худой, словно жердь, и немного шепелявит?
– Точно, сударь, а вы откуда знаете? – удивился стражник.
– Да приходилось видеться… – Ответил "наёмник" весьма неопределённо. – И много они успели нахватать ведьм и колдунов?
Стражник в страхе отпрянул.
– Вы что, сударь, говорите? Не приведи, Господи, услышит кто…
– Ладно, зови своего командира. И побыстрее! – приказал "наёмник" властным тоном, теряя терпение.
Стражник опешил, уставившись круглыми глазами на незнакомца. Мало того, что тот позволяет себе вольно высказываться в адрес отца Франсуа, известного борца за чистоту веры, некогда уморившего пытками пятьдесят человек в Монтобане, и только лишь потому, что их лица показались подозрительными.
Стражник сморгнул и, словно вышел из оцепенения.
– Как угодно, сударь… – промямлил он и позвал сержанта.
Тот же в свою очередь подобострастно выслушал "наёмника", внимая каждому его слову, разинув рот, особенно после того, как тот показал некую грамоту, увенчанную солидной печатью. Такую печать стражник отродясь не видел и потому решил, что "наёмник", не иначе, как – иезуит, прибывший из Парижа, а то и того хуже – прелат самого Папы Льва X.
* * *
Сержант лично препроводил важного незнакомца к святым отцам и инквизиторам. Молодой мужчина, предъявивший буллу, подписанную самим Папой Римским, гласящую о наделении его особыми полномочиями во имя Веры и Господа нашего Иисуса Христа, поразил сержанта до глубины души. Но когда они вошли в зал для допросов, где за столом, накрытым зелёным сукном, восседали святые отцы и три инквизитора – вся Святая комиссия в полном составе, сержант едва справился с охватившим его удивлением.
У Святой комиссии, увидевшей незнакомца, медленно вытянулись лица и округлились глаза; один из инквизиторов перекрестился и возвёл глаза к небу, другой просто сел на стул и уставился в одну точку, словно предчувствуя недоброе. Словом, в лагере Святой комиссии началось волнение и, как заметил сержант, появился явно выраженный страх.
Отец Франсуа, позеленевший от злобы, прошипел сквозь зубы:
– Рене Шаперон…
– Да, достопочтенный отец Франсуа, рад вас видеть в добром здравии, – произнёс нежданный "гость".
На самом же деле Рене, отнюдь, не испытывал тёплых чувств к святому отцу и вовсе не желал ему здравия. Он испытывал презрение и отвращение к этому религиозному фанатику, готовому перевешать и сжечь полмира, лишь бы доказать свою правоту и посеять страх в сердцах людей.
Рене прошёлся по залу, многозначительно посмотрел на отца Бертрана, тот невольно поёжился, – ведь все знали о том, что Верховный инквизитор Франции, Анри Денгон, благоволил к Шаперону, да и необычайные способности молодого прелата ни для кого не были тайной.
Тяжёлая дверь, ведущая в подвал, со скрипом отворилась, двое палачей тащили окровавленную обнажённую женщину, её голова и лобок были выбриты. При виде прелата они растерялись и застыли на месте. "Ведьма", измученная пытками стонала от боли и почти не понимала, где находится.
– Так, так… По всей видимости, я – во время! – Шаперон подошёл к несчастной и заглянул в её перекошенное от боли лицо. – В чём её вина? – он вопросительно посмотрел на Святую комиссию.
Инквизиторы молчали.
Тогда Рене обратился е женщине, но подвергнутая пыткам третьей степени, она уже не могла говорить, а только стонала, бессмысленно глядя вокруг.
– Она лишилась разума, – констатировал он.
– Женщина одержима Дьяволом! – возопил отец Франсуа. – Вина её доказана! Она навела порчу на домашний скот!
Рене рассмеялся.
– Где-то я уже это слышал… В смысле про домашний скот и порчу. И много скотины передохло? – Поинтересовался он.
– Почти всё южное предместье! – обрадовался отец Франсуа заданному вопросу.
– А источники воды проверяли? Может, они и стали причиной мора?
– Она призналась! Причём здесь источники?! – возмутился отец Бертран.
– Я приказываю вам отправить людей, дабы тщательно их проверить.
Отец Бертран встал и проявил инициативу, позволившую в дальнейшем избежать общения с дотошным прелатом:
– Я это сделаю лично.
Отец Франсуа возмущённо потряс головой, понимая, что Бертран, таким образом, ретировался, оставив его отбиваться от ненавистного прелата.
– С вашего позволения, отец Бертран, и присутствующих здесь членов Священной комиссии, – Рене кивнул в сторону позеленевших от злобы инквизиторов, – я хотел бы спуститься в подземелье ратуши.
– Зачем? – Поинтересовался святой отец.
Рене усмехнулся и терпеливо продолжил:
– Как вам известно, я наделён полномочиями, подтверждёнными не только Главным инквизитором Франции, Анри Денгоном, но и самим Папой, Львом X. Исходя из этого, я имею право, закреплённое соответствующей буллой принимать участие в любом инквизиционном расследовании. Надеюсь, я дал вам исчерпывающий ответ. Хотя, впрочем, не знаю – зачем! Вы об этом прекрасно осведомлены! Или хотите испытать моё терпение или чинить препятствия?!
Святой отец и инквизиторы побледнели, но, увы, были обязаны подчиниться.
* * *
В подземелье городской ратуши царил полумрак, масляные факелы чадили, наполняя воздух отвратительным запахом. Рене тотчас уловил чувство страха и ненависти, буквально переполняющие это помещение. Он обратил внимание на нескольких мужчин, прикованных к стене, их обнажённые, изуродованные пытками, тела издавали страшное зловоние, раны гноились. Рене невольно поморщился.
– В чём их вина?
– Они принимали участие в Чёрных мессах, – пояснил один из инквизиторов.
Рене подошёл к молодой женщине. Тюремный брадобрей обривал ей голову, готовя к предстоящим пыткам.
– Это, как я понимаю, – это ведьма, – предположил Шаперон.
Инквизиторы молчали.
– Она убивала младенцев, – попытался пояснить отец Франсуа.
– С какой целью? – упорствовал Рене.
– Брала жир некрещеных детей, дабы сделать колдовскую мазь, позволяющую парить в воздухе.
Женщина подняла глаза, посмотрела на Шаперона, и попыталась броситься перед ним на колени. Брадобрей ловко удержал её.
– Умоляю вас, господин! Я родила двойняшек, но они были слишком слабы и умерли. Я не убивала их! А тем более не брала их жир!
В подземелье напряжение, инквизиторы, святой отец и брадобрей замерли в ожидании: что скажет прелат?
– Я лично допрошу обвиняемых в проведении Чёрных месс. Вы же, – он обратился к членам Святой комиссии, – можете присутствовать.
Прелат прошёл дальше в чрево подземелья. Он увидел, как палач привязал некоего мужчину к пыточной лестнице, весьма благородного человека, по всему было видно, что обвиняемый – учёный муж.
– Умоляю! Только не лишайте меня мужского достоинства! – молил он.
Несмотря на весь трагизм происходящего, мужчина выглядел комично, пытаясь зажать свой детородный орган между ног, дабы палач не смог причинить тому вреда.
Рене подошёл к обвиняемому и заглянул тому прямо в глаза. Несчастный затрясся от страха.
– Поверьте мне, я не сделал ничего дурного! Только не надо пыток! У меня слабое здоровье!
– Тебе его здесь мигом поправят! – равнодушно отрезал палач.
Нечастный покрылся крупными каплями пота, особенно его обритая голова.
– Немедленно отвяжите его! – приказал Рене. – Это человек – учёный муж.
– Он – чернокнижник! При нём были найдены соответствующие доказательства! – Возмутился молодой инквизитор, находящийся здесь же, рядом с палачом.
– Я хотел бы взглянуть на них.
Молодой инквизитор вопросительно посмотрел на святого отца, тот в свою очередь, кивнул в знак согласия.
– Отец Франсуа, объясните ему суть вещей молодому брату-доминиканцу, – распорядился Рене.
– Выполняйте! Принесите одну из его сатанинских книг! – приказал святой отец.
Инквизитор, присутствующий при пытках, оскорбился:
– Это неслыханно! Я сообщу самому Главному инквизитору Денгону!
– Да, и при этом не забудьте указать, что ослушались папского прелата, не выполнив его приказания.
Ошарашенный инквизитор замер.
– Что вы хотите сказать? – еле слышно выдавил он, переводя недоумевающий взгляд с Рене на отца Франсуа и далее на инквизиторов.
– Приказываю вам, брат Этьен, подчиниться! – настойчиво повторил святой отец.
Вскоре Рене держал в руках книгу Оригена "О сути вещей". Он внимательно пролистал её при свете чадящего факела и прочитал несколько первых страниц.