- Я абсолютно уверен, что все они сейчас на берегу реки, пытаются построить дамбу. Но они ничего не станут у нас просить, даже когда вода поднимется под самые крыши. Леди им не позволит. Но жителям Братона нужна наша помощь, Дик. Речь идет о жизни и смерти.
- Будь у них голова на плечах, они бы давно съехали из этой низины! - продолжал гнуть свое мистер Моултри. - Черт, мне все уши прожужжали этой Леди! Кем она себя мнит, королевой, что ли?
- Сядь, Дик, - подал голос Марчетт. Шеф пожарной дружины был ширококостным мужчиной с тонкими чертами лица и пронзительными голубыми глазами. - Сейчас нет времени на пустые споры!
- Черта с два! - Мистер Моултри решил проявить упорство. Он стал красным, как пожарный гидрант. - Я хочу, чтобы Леди сама явилась сюда, на территорию белого человека, и попросила нас о помощи!
Требование мистера Моултри породило целую бурю как одобрительных, так и негодующих выкриков. Его жена Физер тоже вскочила на ноги и завизжала:
- Да, черт возьми, мы хотим этого!
Миссис Моултри была блондинкой с волосами серебристого оттенка, ее имя Физер означаю "перышко", но она была больше похожа на наковальню. Рев мистера Моултри перекрывал все другие крики:
- Не стану я гнуть спину на ниггеров!
- Ты забываешь, Дик, - не без смущения заметил мэр Своуп, - что они наши ниггеры!
Крики и шум не утихали. Кто-то говорил, что наш христианский долг - спасти Братон от наводнения, другие же заявляли, что паводок случился как нельзя кстати: он смоет Братон с лица земли раз и навсегда. Отец и мама сидели молча, как и большинство присутствовавших, - усердствовали только крикуны.
Внезапно по залу волной стала распространяться тишина. Она шла из дальнего конца зала, от дверей, где теснились пришедшие последними. Кто-то хихикнул, но смех тут же придушенно стих. Послышалось какое-то невнятное бормотание. А потом в зал протиснулся человек - толпа расступалась перед ним, как воды Чермного моря.
Улыбка играла на губах вошедшего. У него было мальчишеское лицо, светло-каштановые волосы и высокий лоб.
- Что это вы все так кричите? - спросил он. У него был акцент южанина, но чувствовалось, что это образованный человек. - У вас какие-то проблемы, мэр Своуп?
- Э-э-э, нет, Вернон, никаких проблем. Ведь так, Дик?
Казалось, мистер Моултри сейчас взорвется от злости и начнет брызгать слюной. Лицо его жены под серебристыми локонами стало бордовым, как свекла. Я услышал, как хихикнули Брэнлины, но кто-то шикнул на них, и они замолчали.
- По-моему, причин для споров нет, - сказал Вернон, продолжая улыбаться. - Вы же знаете, как папочка ненавидит проблемы.
- Сядьте, - сказал чете Моултри мэр Своуп, и те послушно опустились на стулья, чуть было не обрушив их своими задами.
- Мне показалось, что в наших рядах нет… как бы это сказать… единства, - продолжал Вернон.
Я почувствовал, как; смех щекочет мне горло, грозя вырваться наружу, но в этот момент отец схватил меня за руку и так сильно сжал, что я подавил смешок. Люди вокруг нас неловко ерзали на своих местах, особенно неуютно ощущали себя пожилые вдовы.
- Мэр Своуп, я могу подняться на сцену?
- Господи, помилуй нас, - прошептал отец, в то время как мама тряслась от охватившего ее беззвучного хохота.
- Думаю… что можешь, Вернон. Пожалуйста, если ты хочешь. Поднимайся.
Мэр Своуп сделал несколько шагов назад, унося за собой клубы табачного дыма.
Поднявшись на сцену, Вернон Такстер повернулся лицом к собранию. В электрическом свете его кожа казалась очень бледной. Он весь был бледным, с головы до пят.
Вернон Такстер был абсолютно наг. На нем не было ни клочка одежды.
Все его хозяйство было выставлено на общее обозрение. Вернон был невероятно тощим, наверно, потому, что очень много ходил пешком. Я подумал, что подошвы его вечно босых ног должны быть твердыми, как дубленая кожа. На его белой плоти блестели капли дождя, мокрые волосы свисали сосульками. Он был словно индийский религиозный мистик, сошедший с фотографии из журнала "Нэшнл джиографик". Хотя для индийца Вернон, конечно же, был слишком белокож, да и на мистика тоже походил мало. Вернон Такстер был просто-напросто законченным психом, стукнутым пыльным мешком из-за угла.
Само собой, появление на людях в чем мать родила было для Вернона вполне нормальным. Как только солнышко начинало пригревать, он только так и гулял. Зимой и поздней осенью он не любил выбираться из дому. Первое появление Вернона в теплые весенние денечки всегда вызывало оторопь, к июлю на него уже переставали обращать внимания, а в октябре куда более интересным казался листопад. Однако приход следующей весны неизменно сопровождался очередным появлением в общественном месте Вернона Такстера, блистающего своей наготой.
Наверно, вас удивляет, почему шериф Эмори тут же не схватил Вернона за шкирку и не потащил в кутузку за нарушение общественной морали? Причина очень проста: Мурвуд Такстер, отец Вернона, являлся владельцем банка, молочной фермы "Зеленые луга" и компании по торговле городской недвижимостью. Чуть ли не все дома в Зефире были заложены через его банк. Мурвуд Такстер владел землей, на которой стоял кинотеатр "Лирик", как и той, где было выстроено здание администрации округа. В его собственности находился каждый булыжник на Мерчантс-стрит. Он был владельцем многочисленных лачуг Братона, а его собственный особняк на двадцать восемь комнат высился на Темпл-стрит. Страх перед известным затворником Мурвудом Такстером, которому было уже за семьдесят, вынуждал шерифа Эмори закрывать глаза на свободно разгуливающего голым по улицам моего родного городка сорокалетнего Вернона. Такой порядок существовал всегда, сколько я себя помню.
Однажды мама рассказала мне, что было время, когда Вернон был вполне нормальным человеком, но потом он написал книгу и укатил с ней в Нью-Йорк. Оттуда он вернулся через год уже совершенно свихнувшимся и принялся появляться всюду в чем мать родила.
- Леди и джентльмены, - начал Вернон Такстер. - А также, конечно, дети. - Вытянув перед собой свои хилые руки, он крепко ухватился ими за край кафедры. - Сложившаяся ситуация крайне серьезна.
- Мамочка, - неожиданно раздался визгливый голосок Демона. - У этого дядьки пиписька видна…
Рука с поросшими рыжими волосками костяшками пальцев поспешно зажала Демону рот. Я понял, что дом родителей Демона, по-видимому, тоже стоял на земле старого Такстера.
- Крайне серьезна, - повторил Вернон, не замечавший ничего, кроме звука собственного голоса. - Так вот, отец послал меня сюда, чтобы я передал присутствующим очень важное сообщение. Он сказал, что в это тяжелое время ожидает от жителей города проявления истинно братских и христианских чувств. Мистер Вандеркамп, сэр?
- Я слушаю тебя, Вернон, - отозвался старик.
- Прошу вас составить список имен тех, кто, чувствуя в себе силы и повинуясь душевному порыву, возьмет у вас лопаты и другие принадлежности, необходимые для помощи обитателям Братона. Мой отец будет вам очень благодарен за это.
- Рад буду служить ему, - отозвался мистер Вандеркамп-старший. Он был богат, но не настолько, чтобы посметь отказать Мурвуду Такстеру.
- Огромное спасибо. Благодаря вашей услуге мой отец всегда сможет иметь под рукой список на случай роста процентных ставок, что всегда может случиться в наше неспокойное время. По мнению отца, люди, которые всегда готовы прийти на помощь своим соседям, заслуживают особого поощрения.
Вернон улыбнулся и окинул взглядом аудиторию:
- Кто-нибудь желает что-то сказать?
Никто не пожелал ничего сказать. Довольно сложно вести о чем-то разговор с голым человеком. Его можно, конечно, спросить, почему на нем нет одежды, но в зале не нашлось никого, кто бы решился затронуть эту опасную тему.
- В таком случае, я думаю, цели нашей миссии для всех ясны, - заключил Вернон свое выступление. - Желаю удачи.
Поблагодарив мэра Своупа за предоставленное ему слово, Вернон спустился вниз и покинул зал тем же путем, что и пришел. Чермное море снова расступилось перед ним и вновь сомкнулось за его спиной.
Минуту-другую все сидели молча, по-видимому ожидая, пока Вернон Такстер покинет зону слышимости. Потом один из присутствующих рассмеялся, его смех подхватил кто-то еще, а потом Демон начала хохотать во все горло и прыгать на месте. Однако на весельчаков зашикали, чтобы они заткнулись. Несколько минут зал напоминал некое веселое подобие ада.
- Спокойствие! Прошу всех успокоиться! - кричал мэр Своуп.
Шефу пожарных Марчетту этого показалось мало, и, вскочив с места, он заревел, как сирена, призывая к тишине.
- Это шантаж, черт возьми! - закричал мистер Моултри. - Никак по-другому эту ерунду не назовешь!
Несколько человек его поддержали, но остальные, в том числе мой отец, крикнули Моултри, чтобы тот замолчал и дал возможность высказаться шефу пожарной команды.
Вот так все и уладилось: Марчетт объявил, что те, кто желает работать, должны немедленно отправляться в Братон, где у моста с горгульями река уже подступила к ближайшим домам. Кроме того, нужно несколько добровольцев, чтобы погрузить в машину лопаты, кирки и другой инвентарь из скобяной лавки мистера Вандеркампа. Когда Марчетт покончил со своими распоряжениями, стало понятно, насколько велика власть Мурвуда Такстера: все как один, включая даже мистера Моултри, отправились в Братон.
Узкие улочки Братона уже были залиты. В воде хлопали крыльями цыплята, плыли собаки. Дождь ударил с новой силой, ритмично, словно выводя какую-то нехитрую мелодию, застучал по жестяным крышам. Темнокожие люди выносили свои пожитки из деревянных домиков и перетаскивали их на более высокие места, пытаясь спасти хоть что-нибудь. Машины и грузовики, шедшие из Зефира, гнали перед собой волны, которые расходились во все стороны по затопленным дворикам и разбивались о каркасы домов, образуя пену.
- Да, река разошлась не на шутку, - пробормотал отец.
На лесистом берегу реки уже вовсю трудилось большинство населения Братона, стоя по колено в воде. Стена из земли и глины росла прямо на глазах, но река была ненасытна. Оставив пикап возле общественного баскетбольного зала Центра досуга Братона, где уже собралось много машин, мы побрели к реке. Над медленно, но неуклонно поднимавшейся водой клубился туман, в котором беспорядочно метались лучи фонарей. Над головами полыхали молнии, грохотал гром. Со всех сторон неслись призывы работать быстрее и усердней. Мама схватила меня за руку, крепко сжала ее и уже не выпускала, а отец прошел вперед, чтобы присоединиться к группе мужчин из Братона. К реке задом подали самосвал, полный песка. Какой-то негр подсадил отца в кузов, и они принялись насыпать в небольшие пеньковые мешки песок и скидывать их вниз, к дамбе, другим насквозь промокшим людям.
- Эй, вы там! Эй, там! - закричал кто-то. - Она же не выдержит!
Голоса накладывались друг на друга, сливались, как лучи фонариков. В них слышался испуг. Мне тоже стало страшно.
Когда стихия выходит из-под контроля, в человеке пробуждается первобытный страх. Мы привыкли верить, что являемся хозяевами своих владений, что Бог дал нам землю с тем, чтобы мы, люди, на ней правили. Эта иллюзия необходима нам, как свет по ночам. Правда куда ужаснее: наши тела так же хрупки и непрочны, как молодые деревца под напором урагана, а наши любимые дома от сплавного леса отделяет всего лишь один паводок. Мы уходим корнями в содрогающуюся от трепета землю, мы живем там, где поднимались и рассыпались в прах горы и где превращались в туманную мглу доисторические моря. Мы и построенные нами города не вечны, да и сама земля - лишь проходящий поезд. Когда вы стоите в мутной илистой воде, которая доходит вам до пояса, и слышите, как кричат из темноты люди, тщетно пытающиеся сдержать напор неумолимого течения, вы наконец осознаете истину: нам не победить, но мы не имеем права сдаваться. Под проливным дождем, на уходившем из-под ног речном берегу не было ни одного человека, который хоть на секунду верил бы в то, что Текумсе можно остановить. Такого не случалось никогда. Но, несмотря ни на что, работа продолжалась. Грузовик, полный лопат и другого инструмента, прибыл из скобяной лавки, и мистер Вандеркамп-младший тут же принялся выдавать лопаты, а получившие инструмент люди записывали свои имена на листке, укрепленном на дощечке с зажимом. Преграда из земли и мешков с песком продолжала расти, но речная вода тем не менее проникала сквозь эту баррикаду, подобно коричневому супу, вытекающему наружу из беззубого старческого рта. Вода поднялась еще выше, скрыв пряжку моего ремня.
Молнии прорезали небо зигзагами, вслед за каждой вспышкой раздавался раскат грома такой силы, что нельзя было расслышать даже пронзительного визга испуганных женщин.
- Как близко ударило! - крикнул преподобный Ловой, сжимая в руках лопату. Он казался вылепленным из глины.
- Свет гаснет! - крикнула через несколько секунд какая-то чернокожая женщина.
И действительно, Братон и Зефир начали медленно погружаться во тьму. Я видел, как мигают и гаснут огни в окнах. Через мгновение весь мой родной городок лежал во тьме: невозможно было различить, где небо, а где вода. Где-то далеко от Братона, но определенно в пределах Зефира, в окне какого-то дома мерцало пламя свечи. С минуту я следил, как едва заметный огонек перемещается из одного окна в другое. Довольно скоро я понял, что смотрю на особняк мистера Мурвуда Такстера в возвышенной части Темпл-стрит.
Дальнейшее я сперва почувствовал, а лишь потом увидел.
Появившийся слева от меня человек некоторое время молча меня рассматривал. На незнакомце было длинное непромокаемое пальто, человек этот держал руки в карманах. Вслед за ударом грома завыл ветер, разметавший мокрые полы дождевика незнакомца, и у меня замерло сердце: я вспомнил тот силуэт в лесу у озера Саксон.
Постояв немного рядом с нами, незнакомец направился в сторону дамбы. То был высокий и сильный мужчина, в движениях его чувствовалась целеустремленность. Лучи от фонарей на мгновение скрестились в воздухе, словно в фехтовальном поединке, и человек в дождевике вошел в перекрестие света. Мне не удалось разглядеть лицо незнакомца, но зато я увидел кое-что другое.
Голова незнакомца была покрыта насквозь промокшей шляпой-федорой, с которой каплями стекала дождевая вода. Шляпная лента была скреплена серебряной пряжкой размером с полдоллара, а из-под пряжки торчало маленькое декоративное перо.
Перо, потемневшее от сырости, но блеснувшее в свете фонарей явственным зеленоватым отливом.
Точно таким же, как и у пера, которое я отлепил от подошвы кеда в то памятное утро у озера.
Мысли лихорадочно метались в голове. Могло ли быть так, что под пряжкой этой шляпы когда-то была пара декоративных перьев, пока ветер не вырвал одно из них?
Один фонарный луч, побежденный, отступил. Другой, поколебавшись, тоже метнулся прочь. Человек в шляпе с зеленым пером и дождевике, пройдя в каких-то восьми футах от меня, ушел прочь в темноту.
- Мама! - позвал я. - Мама!
Незнакомец все дальше и дальше уходил от нас. На ходу он поднял руку, чтобы придержать шляпу.
- Мама! - снова позвал я. Наконец расслышав меня сквозь шум, она спросила:
- Что такое?
- Мне кажется… мне кажется…
Но я не знал в тот момент, что в точности мне казалось и что я испытывал. Ведь я не мог сказать наверняка, был ли этот человек именно тем, кого я видел на опушке леса через дорогу от озера.
Незнакомец уходил от нас, шаг за шагом рассекая коричневую воду.
Вырвав руку из маминой ладони, я бросился вслед за ним.
- Эй, Кори! - крикнула она. - Кори! Сейчас же дай мне руку!
Я слышал ее, но не послушался. Вокруг меня плескалась вода, но я упрямо шел вперед.
- Кори! - закричала мама.
Но мне нужно было увидеть его лицо.
- Мистер! - крикнул я.
Но вокруг стоял такой шум от дождя, бушующей реки и суеты вокруг дамбы, что незнакомец не услышал меня. Но даже если он и слышал мои крики, я был уверен, что он не оглянется. Я чувствовал, как течение Текумсе срывает с моих ног ботинки. Я по пояс увяз в холодной жидкой грязи. Человек в дождевике направлялся к берегу реки, туда, где находился мой отец. Лучи фонарей раскачивались и метались из стороны в сторону, их мерцающий свет упал на правую руку мужчины как раз в тот миг, когда он вытащил ее из кармана.
Что-то металлическое блеснуло в его руке.
Что-то, имевшее острые очертания.
Мое сердце ушло в пятки.
Человек в шляпе с зеленым пером направлялся к реке, чтобы встретиться с моим отцом. Он планировал эту встречу, искал ее давным-давно, наверно, еще с тех пор, как отец бросился в озеро вслед за тонувшей машиной. А что, если незнакомец воспользуется ситуацией - шумом, суетой, дождливой мглой - и вонзит нож отцу в спину? Я попытался найти отца взглядом, но не смог этого сделать: все люди казались безликими отблесками, не отличимыми друг от друга силуэтами, изо всех сил пытающимися предотвратить неизбежное.
Незнакомец преодолевал течение гораздо быстрее меня, и расстояние между нами увеличивалось. Я ринулся вперед, пытаясь одолеть реку, но поскользнулся и погрузился в илистую воду, сомкнувшуюся у меня над головой. Я стал колотить руками, пытаясь ухватиться за что-нибудь и вынырнуть, но не нашел никакой опоры. Ноги провалились в жидкую грязь. В голове пронеслась паническая мысль, что я никогда уже не сумею глотнуть воздуха. Я плескался и качался на волнах, а потом кто-то схватил и приподнял меня, так что грязная вода медленно стекла с моего лица и волос.
- Я вытащил тебя, - сказал мне мужской голос. - Все в порядке.
- Кори! Что с тобой? - Это был голос моей матери, и в нем звучал неподдельный страх. - Ты что, с ума сошел?
- Похоже, он попал ногой в яму, Ребекка.
Мужчина поставил меня на твердую почву, которую я теперь ощущал ногами, хотя стоял по пояс в воде. Я отряхнул с глаз комки грязи и увидел над собой лицо доктора Кертиса Пэрриша, на котором тоже были дождевик и непромокаемая шляпа. Шляпа без всякой ленты, серебряной пряжки и зеленого пера. Я оглянулся по сторонам в поисках фигуры человека, которого только что пытался догнать, но она уже слилась с силуэтами людей у речного берега. Он был там с ножом, вытащенным из кармана.
- Где папа? - пролепетал я, вновь впадая в лихорадочное состояние. - Мне нужно обязательно разыскать папу!
- Тихо, тихо, успокойся. - Доктор Пэрриш положил руку мне на плечо. В другой руке он держал фонарь. - Том где-то там.
Доктор осветил лучом фонаря группу перемазанных в глине людей. Направление, в котором он указывал, было совсем не то, куда ушел человек в шляпе с зеленым пером. Но я увидел там отца, работающего лопатой между каким-то чернокожим и мистером Ярброу.
- Видишь его?
- Да, сэр.
Я снова завертел головой, отыскивая таинственную фигуру в дождевике и шляпе-федоре. Но она исчезла.
- Кори, больше не смей убегать! - прикрикнула на меня мама. - Чуть не до смерти меня напугал!
Она крепко, как тисками, стиснула мою руку.