- Дорогая штучка, а? – усмехнулась Элаги. – Нет, прошлый мой поход был неудачным, едва ноги унесла. И не в проклятьях и прочей магии дело. На меня напали какие-то гады, невысокие, заросшие, клыкастые, похожи на здоровенных крыс, вставших на задние ноги. Знаешь таких?
Велион не знал.
- Хорошо, что у них оказались кривые и короткие лапы, - продолжала могильщица. – Так что я смогла сбежать, но не без потерь. – Девушка откинула с головы капюшон. Её правую скулу уродовал кривой шрам. – Камнем залепил гадёныш. А откуда деньги на самогон? Я, знаешь ли, девочка домашняя, после каждого похода возвращаюсь домой, в Харм. Мой отец – купец. Не скажу, что он очень уж богат, но денег достаточно. А я его младшая дочь. Так что, когда я нашла свои перчатки (купила у какой-то ведьмы), никто очень-то не горевал – наследство останется моему старшему брату, а меня не надо выдавать замуж, значит, не надо и лишаться приличного куска денег в качестве приданного. У купцов, знаешь ли, главное – это деньги, а мне всегда это не нравилось. Но папаша по-прежнему рад меня видеть: я рассказываю интересные байки, а я дома могу подлечиться, взять немного денег и идти дальше.
- Повезло.
- Да, повезло, - усмехнулась Элаги. – У тебя, конечно, всё не так. Когда последний раз ел?
- Вчера днём.
- Ещё хочешь?
- Не откажусь.
Девушка принялась раздувать костёр, а Велион нанизывать куски окорока на палочки.
Вновь начавший моросить с полчаса назад дождь кончился. Немного расчистилось небо, но солнце, уже практически склонившееся к горизонту, так и не выглянуло. Становилось всё холодней.
- Не нравится мне этот идол, - произнёс Велион, вспомнив о том, что обещал Элаги беседу.
- Он вроде бы безопасен, - махнула рукой девушка. – Да и сюда, знаешь ли, я попала не случайно – я здесь сижу с двух часов пополудни. До Импа четыре часа ходу, а я не хотела подходить к городу перед закатом.
- Откуда знаешь расстояние?
Прежде, чем ответить, Элаги откупорила бутыль и, улыбнувшись, плеснула в стаканы понемногу жидкости. Велион улыбнулся в ответ и глотнул самогона. Горло перехватило, из глаз брызнули слёзы. Тяжело дыша, могильщик принялся грызть сухарь. Его собеседница перенесла выпивку куда легче.
- Я, знаешь ли, говорила с одним из могильщиков, - сказала она отдышавшись. – Бедняга остался без левой руки и потерял перчатку, так что он сейчас побирается. Но хочет вернуться сюда, чтобы погибнуть, так он сказал. Он рассказал мне об этом месте, пояснил, как безопасно пролезть через стену в город. Но он не сумел зайти глубоко, засыпался на первой же куче добра. Но я, знаешь ли, хочу пролезть подальше, не из-за сокровищ, нет. Мне просто любопытно, - она замолчала и плеснула в стаканы ещё выпивки.
- А мне нужны деньги.
- Знаю. – Элаги снова усмехнулась.
Они ещё раз поели, пару раз выпили, о чём-то болтали... о чём-то... о могильниках. Кто где был, кого знал из "своих". Оказалось, что никого – Элаги большую часть времени проводила дома, а не на обочине дороги или во вшивом трактире, знакомиться с другими могильщиками ей было негде. Когда совсем стемнело, они начали готовиться ко сну.
Велион, порядком захмелевший, завернулся в плащ и улёгся спиной к костру, чтобы не видеть, как ложится Элаги. Нет, он был не прочь посмотреть, но это могло смутить могильщицу.
Девушка шуршала довольно долго. Наконец, успокоилась. Велион закрыл глаза, намереваясь уснуть, но неожиданно услышал её голос:
- Велион…
- Что?
- Иди ко мне.
Тотенграбер повернулся к девушке. Обхватив себя руками, она стояла коленями на своём плаще, в одних коротких нижних штанах. В тусклом свете костра Велион видел её стройное тело, плоский живот, тёмную впадинку пупка. Коротко остриженные волосы, даже не достигавшие плеч, были зачёсаны направо, чтобы не было видно шрам. Глаза Элаги поблескивали, дыхание было прерывистым. Она дрожала.
-Ну, мне, знаешь ли, холодно.
Велион поднялся со своего плаща, быстро скинув одежду, шагнул к ней, обнял, чувствуя прикосновение небольшой груди. Он склонил голову и поцеловал девушку в губы.
- Я таких тощих, знаешь ли, не люблю, - шептала Элаги на ухо Велиону. – И вообще не привыкла так вот сразу, только… - она застонала, крепче прижалась к нему, впиваясь пальцами в спину. – Но завтрашний день может стать…
Могильщик закрыл её рот поцелуем.
Холодно и одиноко…
Бесконечные скитания по дорогам, покрытым снегом, мелким, как пыль.
Дует ветер.
Этот ветер заметает снегом следы, оставленные одиноким путником. Стоит путнику обернуться и посмотреть, он уже не видит следов и забывает, откуда и куда шёл. Путник не знает, где он был, а где не был, ведь его следы блекнут, равняются, исчезают. И он продолжает идти.
Одинокий путник иногда сворачивает, а порой идёт назад, не зная, был ли он когда-то в этих местах или нет. Он видит всё новые и новые места, вещи. Но ему кажется, что всё это уже было, только истлели его воспоминания. Он не знает смеяться или плакать. Поэтому он продолжает идти.
У него нет цели. Если она когда-то и была, он её не помнит. Вокруг только холодная бесконечность снега. Но он продолжает идти.
Чувствуя только холод и одиночество…
Велион открыл глаза.
Всё ещё было темно, настолько, что он не мог различить идола, стоящего всего лишь в полутора десятках шагов. Костёр уже погас, но, несмотря на то, что воздух ещё не начал греться под лучами солнца, было тепло. К нему прижималось тёплое тело Элаги.
Тотенграбер закрыл глаза.
Элаги… Девушка, которую он знает всего несколько часов. За эти несколько часов она стала ему настолько близкой, насколько потом станет чужой. Если они не погибнут сегодня, их дороги разбегутся, и так, поодиночке, они будут скитаться по этому миру, может быть, иногда вспоминая о существовании друг друга во время ночёвки в одиночестве. А потом погибнут, каждый в свой час и день, там, где им суждено.
И всё время они будут чувствовать холод и одиночество.
"Что за хандра?" - сонно подумал Велион. Поворочавшись пару минут, он заснул.
Они двинулись в путь рано утром, позавтракав и ещё раз занявшись любовью. Перед уходом Элаги предложила оставить припасы на месте, а с собой взять только немного воды, несколько сухарей и пару кусков свинины, столько, чтобы хватило пообедать.
- Не надо ничего такого говорить, - твёрдо сказал могильщик. – Мы обязательно вернёмся вместе.
- Знаешь ли, могут быть разные варианты, - усмехнулась Элаги. – Но в любом случае идти и лазать по развалинам налегке будет куда проще.
С этим Велион спорить не стал.
Почти все вещи – сумку, одеяло и плащ, принадлежащие Элаги, а так же полупустой рюкзак Велиона просто оставили рядом с догорающими углями костра. С собой взяли только оружие и немного еды и воды.
Несмотря на то, что утро было пасмурным, через три часа после рассвета немного потеплело, задул приятный ветер, а ближе к полудню солнце наконец-то показалось из-за туч. Элаги сказала, что это хороший знак, Велион молча кивнул, соглашаясь. Ещё через час небо окончательно расчистилось, стало почти тепло – настолько, насколько это возможно в конце октября. Тотенграбер скинул плащ, а его спутница наполовину расшнуровала свою куртку.
Раскисшая дорога была практически прямой, только изредка виляла, изгибалась, как змея, но вскоре вновь распрямлялась. Кустарник становился всё выше и гуще, превращаясь в непроходимую колючую стену. Солнце выманило наружу жителей зарослей – уродливые птицы, которых Велион видел вчера, появлялись всё чаще, а в корнях кустов начали мелькать жутковатые твари – ящерицы, которые больше смахивали на рыб без чешуи с зубастыми пастями, занимающими полголовы. Птицы вяло охотились за рептилиями, хотя охота скорее напоминала драку – если двум-трём птицам удавалось убить одну из тварей, они собирались кучкой у тельца и неторопливо его расклёвывали. Если же гибла одна из птиц, а другим не удалось забить своими клювами чешуйчатого гада, то обедала ящерица – откусывая от тушки огромные куски и медленно их пережёвывая, тупо глядя выкаченными глазами куда-то в никуда. Но большая часть птиц охотой не занималась – уродцы садились на тонкие ветви кустарника и своими умными и злыми взглядами провожали людей.
Других представителей местной живности видно не было, даже мышей, которых Велион видел вчера. Могильщик был этому рад: мало ли какие твари здесь могут обитать.
На привал остановились после полудня, когда до Импа осталось не более часа ходьбы. Пообедали вяло, даже не съев половины из того, что взяли с собой. Аппетита не было. Зато всё больше и больше росло беспокойство. Причём это не было обычным беспокойством. Казалось, что на мозг кто-то давит, а воображение в свою очередь играет с чувствами, заставляя сердце биться сильней, потеть ладони и трястись поджилки.
- Нечего рассиживаться, - сказал Велион, поняв, что уже минут пять тупо пялится в медленно горящий костёр, и начал собираться.
Элаги не спорила, хотя по её виду было ясно, что она ощущает давление извне куда сильнее, чем Велион. Или, быть может, он просто лучше владел собой.
Последний час пути тянулся бесконечно долго. Казалось, что двое могильщиков топчутся на месте, шагая по подсыхающей дороге. Солнце зависло на небосклоне, птицы замерли на своих местах. Время остановилось.
И, замерев, казалось, окончательно, резко рванулось с места.
Заросли кустарника кончились так неожиданно, что Велион первые несколько секунд даже не понимал этого. Дорога тоже кончилась, они ступали по гладкой, выжженной когда-то магией глине. Но и она вскоре пропала. Всё вокруг покрывал туман, нет не туман – зловонные испарения, хотя тотенграбер мог поклясться, что не чувствовал никакого запаха. Эти испарения лезли в рот, ноздри, цеплялись за одежду, застилали глаза. Велиону казалось, что у него нет ног – он не видел ничего ниже поясницы, туман закрывал всё, появлялось ощущение того, что тело само плывёт в этой белой каше.
Давление извне усилилось стократно. Оно практически приобрело вещественность – казалось, что над ухом пищит комар, под одежду залез паук, а во рту шевелится скользкая гусеница. Туман застилал глаза, закладывал уши. Это начинало сводить с ума.
- Велион, - прошептала Элаги, хватая могильщика за руку. В её голосе был ужас, настоящая паника, но Велион, слыша всё предельно чётко, слабо различал интонации, так, будто она говорила в подушку.
- Нормально. Это магия, а у нас есть перчатки.
"Слабое утешение, - думал Велион. – Перчатки… Но это и вправду всего лишь магия, даже не магия, а её остаточные эманации, как запах выдохшегося пива в пустой кружке. И если ты не сможешь напиться этим запахом, значит, запах магии нам не повредит".
Он сейчас жалел, что разучился говорить вслух. После стольких лет одиночества это было не удивительно. Могильщик попробовал выразить свою мысль Элаги, но она то ли его не слушала, то ли не понимала, а может, он просто не мог выразить свою мысль. Или, скорее всего, он так и не произнёс ни одного слова вслух.
"Надо было оставить её в лагере, - мелькнула мысль. – Нет, она не согласилась бы. Не зря она пошла сюда. А Имп не хуже и не лучше других мест, где сложили головы или сошли с ума десятки могильщиков прошлых лет. Быть может, достаточно будет дойти до окраины города и вернуться?"
"Нет, не достаточно".
Велион продолжал шагать, сжимая руку Элаги. Но это прикосновение не дарило тепла – оба они были в перчатках. Перчатки были непреодолимой преградой теплу, чувствам, преградой тому, что делало человека человеком. Они будто бы сажали в банку, в которой помимо могильщика были только холод и одиночество. Как хотелось сейчас, да, да, прямо сейчас скинуть их, прижать к груди тело девушки, которую он знал только меньше дня, почувствовать её тепло, прикосновение её тёплой и мягкой груди к своей коже, чтобы её горячее дыхание касалось шеи, а его губы её губ. Чувствовать, как бьётся её сердце. Чтобы она чувствовала его сердцебиение. На миг стать людьми.
Но перчатки приросли к его рукам. Мёртвой хваткой сжали сердце, заморозили его, сделали холодными губы, а язык деревянным. Эти перчатки дёргали его за верёвочки, тело шевелилось, даже не понимая, что им управляют. Чёртова кукла, которая может мыслить, понимать, что она не принадлежит самой себе. И от этого становилось ещё горше.
Ему оставалось только шагать.
Тёмная кладка стены выступила из тумана, отогнав страх, сняв напряжение, мир стал обычным. Полуразвалившаяся от старости стена казалась спасением. И от этого спасения веяло могильным холодом.
Велион собрался, очнулся от мыслей. Тело подчинялось только ему, каждый мускул, каждый нерв приготовился к тому, чтобы работать. Чувствовать кожей магию, уворачиваться от потоков огня или обычного кирпича, который может свалиться на голову.
"Наверное, я старею", - подумал могильщик, вспоминая свои недавние мысли. Сердце уже почти не ныло.
Или он не хотел чувствовать то, что чувствовал ещё несколько секунд назад.
Элаги тоже приободрилась, встряхнулась, из глаз ушёл тот вселенский ужас, что был в них недавно. Её губы кривились в ухмылке, руки перестали дрожать, только лицо всё ещё оставалось бледным, будто принадлежало трупу.
- Здесь можно пролезть в город, - сказала могильщица, кивая в сторону стены. – Как раз про этот пролом мне говорил тот безрукий.
Велион кивнул и подошёл ближе к стене. Доверяй, но проверяй, он не сунется в пролом, пока не сам не убедится в его безопасности.
Пролом в стене действительно был. Дыра начиналась на уровне пояса и доходила до самого верха стены, так будто кто-то вырвал из кладки треугольный кусок. В проломе, как и везде, не рос мох, выступы не покрывал плющ, даже сухих нитей лишайника не было. Велион видел такое не в первый раз, порой боевая магия убивает жизнь так, что та не может оправиться от удара и спустя десятилетия. Но увиденное его сильно беспокоило – места, где нет никакой живности, были на редкость паскудными.
Могильщик провёл руками над кладкой, так близко, что со стороны казалось, будто он её касается. Но он даже на долю секунды не прикоснулся к крошащемуся кирпичу – любой контакт с магией может привести к быстрой и болезненной смерти или увечью, что ничуть не лучше. Но покалывания пальцев, как это обычно бывает, не чувствовалось. Значит, здесь действительно можно было пролезть.
Велион кивнул Элаги и одним махом запрыгнул в проём.
Приземлился он неудачно – наступил правой ногой на что-то шарообразное. Тотенграбер пошатнулся, потерял равновесие, но титаническими усилиями устоял на ногах. Падение могло означать верную смерть.
- Осторожней, - сказал он, обернувшись. И, наконец, посмотрел под ноги.
Вокруг его ног валялись кости, а рядом с пяткой сапога лежал череп, на который он и наступил во время приземления. Могильщик сглотнул слюну. Груды костей, размытые дождём и разбросанные ветром. Он часто видел такое, но… не в таких количествах. И что-то ещё смущало его. Что-то…
К горлу подступил ещё один комок. Сначала могло показаться, что некоторые кости валяются беспорядочно, но если всмотреться, то можно было определить, что определённый порядок существовал – отдельные группы костей лежали вместе, руки, тазобедренная часть вместе с берцовой костью. Велион часто видел такое – этого могильщика или простого мародёра разорвало на части, причём не так давно.
Стоило могильщику отвести взгляд чуть дальше, как он увидел ещё несколько скелетов, часть из них напоминала тот, что лежал под ногами, у некоторых не хватало только конечностей. Но большая часть костей всё-таки валялась беспорядочно – разорванные, раздробленные, обгоревшие.
А ещё здесь было много магии, тяжёлой и злой. Перчатки дают могильщикам способность чувствовать чары, кому-то в большей, кому-то в меньшей степени. Велион же, который мог чуять заклинания ещё в детстве, обладая перчатками, практически становился на одну ступень с магами. Однако управлять магической энергией он не мог, только разрушать связующие, чтобы снять заклятья – это была основная часть работы могильщика.
- Ну что там? – раздался позади неуверенный голос Элаги.
- Всё в порядке, - помедлив, произнёс Велион. – Прыгай.
Могильщица ловко запрыгнула в щель. Ей повезло больше – она приземлилась на единственный свободный от костей участок земли. Оглядевшись, девушка сильно побледнела. Тоже не сразу.
- Здесь есть что-нибудь ценное? – облизнув губы, спросила она.
- Нет. Только кости.
- Перчатки?
Велион вслушался в себя. Да, определённо, здесь лежало несколько пар перчаток – он чувствовал их. Перчатки "пахли" не так, как другие магические предметы или предметы, на которые наложили чары. Различить этот запах было просто – если магия пахла чем-то, то от перчаток шёл запах пустоты. Не абсолютной и безграничной пустоты, а как будто местом, где только что что-то было, но исчезло. Запах пустой кружки из-под пива. Запах тумана. Это звучало глупо, но лучшего объяснения могильщик не находил. Да и как объяснишь словами чувство?
- Две или три пары, - медленно произнёс Велион. – Остальные, видимо, были обычными мародёрами. Но зачем тебе?
- Я сдаю их в ломбард, - усмехнулась Элаги.
Тотенграбер удивлённо приподнял бровь.
- Знаешь ли, так можно обманывать ростовщиков – они свято веруют в то, что могильщик вернётся за своими перчатками. Но перчатки-то не мои. Если сильно не жадничать, то за тобой никто в погоню не пошлёт. Да и редко когда могильщикам дают в заём крупные суммы. Однако, две-три марки за пару – хороший прибыток, две-три недели прожить можно. Только не нужно ходить к одним и тем же перекупщикам.
Велион усмехнулся. У него тоже был один трюк, такой же простенький, но действенный, которым он отчего-то не воспользовался, прежде чем идти в Имп. Обмануть ростовщика – святое дело и идея, в принципе, не плохая. А две марки – порядочные деньги, крестьянин может жить на них около года. Но крестьянину не нужно платить за постой в трактире, с него не дерут втридорога за еду. Велиону обычно хватало этих денег на месяц. Интересно, многие ли знают про этот обман? Вряд ли... Ростовщики обычно не любят распространяться о том, что их обманывают, а могильщики, проворачивающие такое, вряд ли станут делать это часто – всё-таки за две марки могут и убить. С другой стороны, могильщик, заложивший перчатки пропадал, и ростовщик мог решить, что он погиб, так и не найдя денег. Да и в любом случае, могильщики обычно живут недолго, так что нет ничего удивительного, что он впервые слышит про этот трюк. Надо будет запомнить...
- Пойдём, - предложил он вслух.
- Сначала перчатки, - покачала головой Элаги. – Возможно, они будут единственным нашим заработком, такое бывает.
Такое действительно бывало. Они разошлись искать перчатки.
Велион отдёрнул руку и выругался. Плотный комок змей или червей – нити заклинания – прекратили дрожать, одна нить, та, что чуть не обвила могильщик руку, успокаивалась дольше всех, но и она затихла. Велион тяжело выдохнул и поднялся с коленей.