– В тот день, – продолжала Анелетта, – я спасалась бегством; я прекрасно знаю, что поступила неверно, но я не владела собой от страха при виде этого кольца и особенно…
Она боязливо подняла глаза на Тибо. Он был с непокрытой головой, и в свете луны Анелетта увидела, что теперь уже не один волос алел адским отсветом, а половина головы предводителя волков окрасилась в дьявольский цвет.
– О Тибо! – произнесла она, отступая. – Тибо, что с вами случилось, пока мы не виделись?
– Анелетта! – воскликнул Тибо, уткнувшись лицом в землю и обеими руками схватившись за голову. – О том, что со мной случилось, я не смогу рассказать ни одной живой душе, даже священнику. Вам же, Анелетта, я скажу только одно: Анелетта, Анелетта, сжальтесь надо мною, я очень несчастен!
Анелетта подошла к Тибо и взяла его за руки.
– Значит, вы меня любили? Вы меня любили? – воскликнул Тибо.
– Ничего не поделаешь, Тибо, – продолжала молодая женщина с той же мягкостью и простодушием, – я восприняла ваши слова всерьез, и всякий раз, когда кто-то стучал в дверь нашей хижины, мое сердце начинало биться, потому что я думала, что это вы и что вы сейчас скажете: "Бабушка, я люблю Анелетту, Анелетта любит меня. Согласны ли вы отдать мне ее в жены?" Когда же мы открывали и я видела, что это кто-то другой, то забивалась в уголок и плакала.
– А сейчас, Анелетта, сейчас?
– Сейчас… – ответила молодая женщина. – Это странно, Тибо, но вопреки всему, что о вас рассказывают, я вас не боюсь. Мне почему-то кажется, что вы не можете желать мне зла. И я смело шла через лес, когда этот ужасный зверь, от которого вы меня избавили, бросился на меня.
– Но как вы оказались поблизости от своего прежнего жилища? Разве вы не живете у мужа?
– Какое-то время мы жили в Везе, но там не нашлось места для слепой старушки. Тогда я сказала мужу: "Бабушка прежде всего, я возвращаюсь к ней. Если захотите меня увидеть, приходите".
– И он согласился?
– Сначала он воспротивился, но я растолковала ему, что бабушке семьдесят лет, и если ей дано прожить еще два-три года – дай Бог, чтобы я ошибалась! – то это всего лишь два-три года мелких неудобств. У нас же впереди, скорее всего, долгие годы жизни. Тогда он понял, что нужно делиться с тем, у кого чего-то меньше.
Пока Анелетта рассказывала, Тибо преследовала только одна мысль: любовь, которую она некогда испытывала к нему, не угасла в ее сердце.
– Так что же, – спросил Тибо, – вы любите меня, Анелетта? Вы все еще можете любить меня?
– Нет, это невозможно, ведь я принадлежу другому.
– Анелетта! Анелетта! Скажите, что любите меня!
– Напротив! Люби я вас, я сделала бы все, чтобы скрыть это.
– Почему? – воскликнул Тибо. – Почему же? Вы не представляете размеров моей власти! Я прекрасно знаю, что мне осталось одно-два желания, но, с вашей помощью объединив их, я мог бы сделать вас богатой, как королева… Мы бы уехали из этих краев, из Франции, из Европы. Есть большие страны, даже названий которых вы не слышали, Анелетта. Это Америка, Индия… Там настоящий рай: синее небо, высокие деревья, необыкновенные птицы. Анелетта, скажите, что хотите отправиться со мной! Никто не узнает, что мы уехали вместе; никто не узнает, где мы; никто не узнает, что мы любим друг друга. Никто даже не узнает, что мы живы.
– Сбежать с вами, Тибо? – вымолвила Анелетта, глядя на предводителя волков так, будто поняла лишь половину из того, что он говорил. – Но разве вам неизвестно, что я не принадлежу себе? Вы не знаете, что я замужем?
– Не важно, – ответил Тибо, – если я люблю вас и мы сможем быть счастливы вместе!
– О Тибо, Тибо! Что вы говорите!
– Послушайте, – продолжал Тибо, – сейчас я буду говорить с вами от имени этого мира и мира потустороннего. Вы хотите спасти мое тело и душу, Анелетта? Не противьтесь, сжальтесь надо мной, пойдемте со мной, уедем! Уедем туда, где не слышны эти завывания, где не пахнет окровавленным мясом! А если вы не хотите быть богатой и знатной дамой, поедем куда-нибудь, где я снова смогу быть мастеровым Тибо, бедным, но любимым, а значит, счастливым в тяжком труде. Где Анелетта будет только моей супругой.
– Тибо! Тибо! Я готова была стать вашей женой, но вы пренебрегли мною!
– Анелетта, не напоминайте мне о том, за что я так жестоко наказан.
– Тибо, другой сделал то, чего не захотели сделать вы: взял за себя бедную девушку, заботится о слепой старушке; одной он дал имя, другой – пищу; он не желал ничего, кроме моей любви, не хотел другого богатства, кроме клятвы верности… Можете ли вы требовать, чтобы я отплатила ему злом за добро? Как вы осмеливаетесь говорить, что нужно бросить того, кто дал мне доказательство своей любви, ради того, кто предоставил лишь доказательство своего безразличия?
– Но если вы не любите его, если вы любите меня, то какая разница, Анелетта?
– Тибо, не перекручивайте мои слова, чтобы найти в них то, чего я не говорила. Я говорила вам о дружеских чувствах, которые и сейчас испытываю к вам, но я вовсе не сказала, что не люблю своего мужа. Друг мой, я хотела бы видеть вас счастливым, но еще более хочу, чтобы вы отреклись от своих заблуждений, раскаялись в преступлениях; наконец, я хотела бы, чтобы вы порвали с духом зла, о котором только что говорили. Господь смилостивится над вами. В утренних и вечерних молитвах я буду на коленях просить Его. Но чтобы молиться о вас, Тибо, я должна оставаться чистой: чтобы голос, который просит о милости, дошел до престола Господня, нужно, чтобы этот голос был незапятнанным. Наконец, я должна сохранить верность, в которой поклялась у алтаря.
Улышав, с какой твердостью говорит Анелетта, Тибо помрачнел.
– Знаете, все, что вы говорите, Анелетта, очень неразумно.
– Почему, Тибо? – спросила молодая женщина.
– Мы здесь одни: стемнело, и в этот час никто не осмелится пойти в лес. Вам известно, Анелетта, что сам король – не больший хозяин в своем королевстве, чем я здесь?
– Что вы хотите сказать, Тибо?
– Я хочу сказать, что от просьб, мольбы, уговоров могу перейти и к угрозам.
– Вы? К угрозам?
– Должен сказать, – продолжал Тибо, не слушая Анелетту, – что каждое ваше слово подогревает во мне любовь к вам и ненависть к нему. И хочу заметить: небезопасно овце раздражать волка, когда она в его власти.
– Я уже говорила, что не испугалась, увидев вас. Но потом припомнила все, что о вас рассказывают, и на мгновение пришла в ужас. Однако сейчас вы зря стараетесь, Тибо: вам не удастся заставить меня побледнеть.
Тибо схватился руками за голову.
– Не говорите так, – сказал он, – ибо вы не знаете, что дьявол нашептывает мне на ухо и каких сил мне стоит сопротивляться этому голосу.
– Можете меня убить, – ответила Анелетта, – но я не совершу низости, о которой вы просите; можете меня убить, но я останусь верна тому, кого взяла в мужья; можете меня убить, но, умирая, я буду молить Бога не оставить его.
– Не произносите этого имени, Анелетта, не заставляйте меня вспоминать об этом человеке.
– Угрожайте мне как угодно, Тибо, я в ваших руках, но он, к счастью, далеко и вы не имеете над ним власти.
– Анелетта, кто вам это сказал? Кто вам сказал, что, обладая адской властью, которой я с трудом сопротивляюсь, я не в состоянии поражать издалека так же, как и вблизи?
– И если бы я стала вдовой, Тибо… Неужели вы считаете меня недостойной, которая примет вашу руку, обагренную кровью того, чье имя я ношу?
– Анелетта! – воскликнул Тибо, бросаясь на колени. – Анелетта, избавьте меня от нового преступления!
– Совершить ли преступление – зависит не от меня, а от вас. Я могу отдать вам мою жизнь, Тибо, но чести своей не отдам.
– О! – взревел Тибо. – Любовь уходит из сердца, когда в него входит ненависть. Берегитесь, Анелетта! Берегите своего мужа! Во мне демон, и сейчас он заговорит через меня. Вместо утешения в вашей любви, чего я просил и в чем вы мне отказываете, я утешусь местью. Анелетта, еще есть время, остановите, остановите мою проклинающую, обрекающую руку, или же – и вы прекрасно, прекрасно это понимаете – уже не я, а вы поразите его! Анелетта, вы это знаете… Анелетта, вы не говорите, чтобы я замолчал? Будь по-вашему, будем же все мы прокляты: вы, он и я! Анелетта, я хочу, чтобы Этьен Ангульван умер, и он умрет!
Анелетта страшно закричала. Затем, поскольку ее разум восставал против убийства на расстоянии, которое казалось ей невозможным, она сказала:
– Нет-нет, вы говорите это, чтобы напугать меня. Но мои молитвы одержат верх над вашими проклятиями!
– Так пойдите и узнайте, как Небо внемлет вашим молитвам! Только, если хотите застать мужа в живых, поторопитесь, Анелетта, ибо вы рискуете споткнуться о его труп.
Под впечатлением уверенного тона, с которым предводитель волков произнес эти слова и подчиняясь непреодолимому ужасу, Анелетта, не отвечая Тибо, стоявшему на склоне оврага с протянутой в сторону Пресьямона рукой, помчалась в направлении, которое, казалось, указывала эта рука, и вскоре исчезла в темноте за поворотом дороги.
Когда она скрылась, Тибо издал рев, какой можно было услышать от десяти одновременно воющих волков.
Затем, бросившись в чащу, он прокричал:
– А-а! Теперь я действительно проклят!
Глава 22
Последнее желание Тибо
Подгоняемая ужасом и стремясь поскорее добраться до деревни, где оставила мужа, Анелетта – именно потому, что бежала так быстро, – должна была время от времени останавливаться: ей не хватало дыхания.
Во время остановок, пытаясь успокоиться, она говорила себе, что безумием было придавать такое значение продиктованным ревностью и ненавистью словам, которые уже развеял ветер; однако, вопреки всему, как только ей удавалось восстановить дыхание, как только возвращались силы, она все так же бежала по дороге, ибо чувствовала, что не успокоится, пока не увидит мужа.
Хотя ей и нужно было пройти половину лье по самым пустынным и диким участкам леса, она больше не думала о волках, наводивших ужас на города и деревни на два лье в округе. Она боялась лишь одного: натолкнуться на безжизненное тело Ангульвана.
Не раз, когда под ногу попадались камешек или ветка, дыхание ее внезапно перехватывало, будто она уже испустила последний вздох, холод проникал в сердце, волосы вставали дыбом и пот заливал лицо.
Наконец в конце тропинки, по которой она шла и над которой деревья, переплетаясь, образовывали свод, она заметила деревню, мягко серебрившуюся в лунном свете.
В тот момент, когда Анелетта вышла на открытое место, из тьмы на свет, какой-то человек, которого она прежде не заметила, потому что он прятался за кустом в овраге, отделявшем долину от леса, бросился наперерез и подхватил ее на руки.
– Вот это да! – смеялся он. – Куда это вы направляетесь среди ночи, сударыня, да еще таким шагом?
Анелетта узнала мужа.
– Этьен! О мой дорогой, хороший Этьен! – воскликнула молодая женщина, порывисто обнимая его. – Как же я рада тебя видеть, и видеть живым! Господь и Бог мой, благодарю Тебя!
– Ой-ой-ой! – сказал Ангульван. – А ты уж думала, бедненькая Анелетта, что Тибо – предводитель волков, поужинал моими косточками?
– Ах! Не произноси имени Тибо, Этьен! Бежим, друг мой, бежим скорее к домам!
– Полно! – рассмеялся молодой доезжачий. – Так ты дашь повод пресьямонским и везским кумушкам болтать, что муж ни на что не годится, не может даже успокоить жену.
– Ты прав, Этьен. Но, знаешь, только что я не боялась идти через страшный, дремучий лес, а сейчас, когда должна бы успокоиться, потому что ты рядом, дрожу от страха, сама не понимая, почему.
– Да что с тобой приключилось? Расскажи мне, – попросил Этьен, целуя жену.
Анелетта рассказала мужу, как, возвращаясь из Веза в Пресьямон, она подверглась нападению волка, как Тибо вырвал ее из его когтей и что между ними произошло.
Ангульван слушал чрезвычайно внимательно.
– Послушай, – сказал он Анелетте, – я отведу тебя домой, запру на все замки вместе с бабушкой, чтобы с вами ничего не случилось, сяду на лошадь и поеду предупредить сеньора Жана о том, где находится Тибо.
– О нет, нет! – воскликнула Анелетта. – Тебе придется ехать через лес, а это опасно.
– Я поеду в объезд, – сказал Этьен, – через Койоль и Валю. Я не поеду лесом.
Анелетта вздохнула и покачала головой, но больше не настаивала. Она знала, что ничего этим не добьется, – впрочем, она собиралась снова молиться, лишь только вернется домой.
И действительно, то, что хотел сделать молодой доезжачий, было простым выполнением его обязанностей.
Назавтра готовилась невиданная облава, причем совсем не там, где Анелетта только что видела Тибо, а в противоположной части леса. Долгом Ангульвана было тут же сообщить сеньору Жану, в каком месте Анелетта встретила предводителя волков. На то чтобы изменить диспозицию облавы, оставалось несколько ночных часов.
Однако, когда они были уже вблизи Пресьямона, хранившая молчание Анелетта сочла, что за это время нашла достаточное количество убедительных доводов и еще горячее стала просить мужа не уезжать.
Она сказала Этьену, что каким бы оборотнем ни был Тибо, он спас ей жизнь, да и после не причинил зла; что, вместо того чтобы воспользоваться силой, он предоставил ей свободу вернуться к мужу. После этого сообщить, где находится Тибо, выдать его убежище смертельному врагу, сеньору Жану, вовсе не значит выполнить долг, это означает совершить предательство и желать, чтобы Тибо, который непременно узнает об этом, в подобных обстоятельствах отныне уже никого не миловал.
Молодая женщина защищала Тибо очень убедительно. Но как, выходя замуж за Ангульвана, она не делала тайны из помолвки с башмачником, так и теперь рассказала обо всем, что произошло во время последней встречи.
Как ни доверял Ангульван жене, не ревновать он не мог.
Впрочем, их с Тибо разделяла давняя ненависть; она началась в тот день, когда Ангульван обнаружил башмачника на дереве, а его рогатину – в соседних кустах.
Вот почему он стоял на своем и, не прислушиваясь к мольбам Анелетты, продолжал быстро идти в Пресьямон.
Они шли, споря, и каждый доказывал свою правоту, пока не оказались в ста шагах от первых плетней.
Чтобы по мере возможности предупреждать внезапные набеги Тибо, крестьяне выставляли своего рода ночной патруль и защищались, как защищаются во время войны.
Этьен и Анелетта были так увлечены спором, что не услышали оклика часового, сидевшего в засаде за изгородью, и по-прежнему двигались к деревне.
Часовой, заметив в тени какие-то силуеты, которые страх раздул до чудовищных размеров и которые, не отвечая на его оклик, продолжали приближаться, взял ружье на изготовку.
Подняв глаза, доезжачий неожиданно заметил часового в лунном свете, который подобно молнии отразился на стволе ружья.
Крикнув часовому "Друг!", он бросился вперед, обхватил Анелетту руками и закрыл своим телом. Но выстрел уже прогремел, и бедный Этьен без единого стона, вздохнув, упал на ту, которую сжимал в объятьях.
Пуля прошла ему через сердце.
Когда жители Пресьямона, привлеченные звуком выстрела, прибежали к тропинке, ведущей из деревни в лес, то обнаружили мертвого Ангульвана и лежащую без чувств Анелетту.
Бедняжку перенесли в хижину бабушки. Но она пришла в себя только для того, чтобы впасть в отчаяние, граничившее с бредом. Когда она вышла из оцепенения, в котором пребывала первые дни, бред ее стал напоминать безумие.
Она обвиняла себя в смерти мужа, она звала его, она просила невидимых духов помиловать его, а они преследовали ее даже в те короткие мгновения сна, которые допускал возбужденный рассудок.
Она произносила имя Тибо и обращалась к прóклятому с мольбами, которые вызывали слезы у всех, кто их слышал.
Во всем, что говорила безумная, вопреки бессвязности слов, проступали реальные факты, и стало ясно, что предводитель волков замешан в роковых событиях, повлекших за собой смерть бедняги Ангульвана. Соответственно, общего врага обвиняли в том, что он сглазил этих двух несчастных, и неприязнь, которую испытывали к бывшему башмачнику, возросла пуще прежнего.
Напрасно приглашали врачей из Виллер-Коттре и ля Ферте-Милона, состояние Анелетты только ухудшалось: силы покидали ее, голос через несколько дней сделался слабым и прерывистым, бред же по-прежнему был силен и внушал всем, даже хранившим молчание врачам, мысль, что бедная Анелетта не замедлит последовать за мужем в могилу.
Горячку могла уменьшить лишь слепая старушка. Когда Анелетта слышала голос бабушки, она успокаивалась, ее блуждающий взгляд смягчался, глаза увлажнялись слезами; она клала руку на лоб, словно хотела отогнать навязчивую мысль, и на ее губах появлялась печальная мимолетная улыбка.
Однажды вечером, когда стемнело, Анелетта забылась еще более беспокойным и мучительным, чем обычно, сном.
Хижина, слабо освещенная медной лампой, была погружена в полумрак. Сидевшая у очага бабушка сохраняла неподвижность, под которой дикари и крестьяне прячут самые сильные чувства.
Одна из двух женщин, нанятых сеньором Жаном для ухода за вдовой его слуги, молилась по четкам в ногах кровати, на которой лежала такая бледная, обескровленная Анелетта, что если бы не сдавленное дыхание, вырывающееся из груди, ее можно было принять за мертвую; другая молча пряла.
Вдруг больная, которая уже несколько раз начинала дрожать, в ужасе вскрикнула, будто боролась с ужасным видением.
В тот же миг распахнулась дверь. Какой-то человек, голова которого казалась огненным шаром, вбежал в комнату, бросился к постели Анелетты, порывисто обнял умирающую, с мучительным криком прижался губами к ее лбу, а затем ринулся к задней двери, распахнул ее и скрылся.
Его появление было столь стремительным, что когда молодая женщина с криком "Прогоните его! Прогоните его!" попыталась оттолкнуть нечто невидимое, можно было объяснить ее действия галлюцинациями.
Но мужчину видели обе сиделки, и они признали в нем башмачника. Тем временем с улицы послышался шум, стали называть имя Тибо. Шум приближался к дому Анелетты, и вскоре кричавшие появились на пороге. Они преследовали предводителя волков.
Тибо видели бродившим вокруг домика Анелетты, и предупрежденные часовыми жители Пресьямона вооружились вилами и палками, чтобы расправиться с ним.
Знавший о безнадежном состоянии Анелетты Тибо не смог подавить в себе желание увидеть ее в последний раз. Прекрасно понимая, чем все это может для него закончиться, он, полагаясь на быстроту ног, пересек деревню, распахнул дверь хижины и оказался возле умирающей…
Женщины указали крестьянам на дверь, через которую выскочил Тибо, и те, словно свора собак, с еще более громкими угрозами и криками помчались по его следам.
Разумеется, Тибо ускользнул от врагов и скрылся в лесу.
После потрясения, пережитого Анелеттой во время появления Тибо, состояние больной стало настолько тревожным, что в ту же ночь послали за священником.