- Послушайте, я говорю совсем не об этом, - сказал Кэл, повысив голос. - Африканская религия, наверно, древнейшая в мире. Подумайте, Юнг отнесся к книге "И-цзинь" достаточно серьезно, чтобы написать предисловие к принстонскому изданию, а ведь это древнекитайская гадательная книга. Вуду существует гораздо дольше, и эта религия куда сложнее, чем все, что было у китайцев, или, если уж на то пошло, сложнее всей греческой мифологии. У африканцев был пантеон из более чем сотни богов, каждый из которых играл свою особую роль. - Кэл повернулся к Харви. - Ты специалист по языкам, Харви. Знаешь ли ты, откуда происходит слово "зомби"? Оно - производное от африканского слова, которое звучит почти так же и обозначает блуждающий дух мертвого человека. Много ли в английском языке слов, заимствованных из какого-нибудь африканского языка, Харви? Я бы сказал, что это очень важная культура, и она заслуживает серьезного изучения.
На минуту воцарилось неловкое молчание. Харви Рэйберн снова вытряхнул пепел из своей трубки. Все шарили глазами по комнате, избегая смотреть на Кэла. Харриет Стоун вышла из кухни, держа в руке пиалу с мороженым, которое она ела на ходу. Эллен Рэйберн рассказала шутку про мороженое и пикули, Дик Берман рассказал про путешествие своей тещи к Стене плача, и напряженная атмосфера рассеялась.
В углу Лео Стоун беседовал с Тори. Что бы она ни говорила, это заставляло Лео, обычно уравновешенного и важного, смеяться, как дитя. Через некоторое время он поймал Кэла и шепнул ему:
- Она восхитительна, где ты ее нашел?
Когда подали десерт, Кэл и Тори стояли у окна, любуясь видом через Гудзон. Эллен Рэйберн прошла мимо них с подносом, уставленным стопками с бренди; оба взяли по одной, чокнулись и выпили.
Затем, взглянув на остальных гостей, Тори мягко сказала:
- Они немножко скучноваты, не правда ли?
- Они станут более раскованны, когда с ними познакомишься поближе.
- О, я не имею в виду стиль общения, - быстро ответила Тори. - Все они очень дружелюбны. Я говорила о том, как они отнеслись к твоей работе. Они довольно-таки крепко набросились на тебя за то, что ты заявил о желании изучать нечто чуточку… необычное.
Кэл пожал плечами.
- С учеными, похоже, это вечная проблема. Они всегда думают, что каждый должен выбирать только такую тему, к которой все остальные относятся серьезно - и о которой поэтому почти все уже известно.
Тори рассмеялась.
- Ну, из того, что я услышала, мне кажется, что ты взялся за нечто стоящее.
- Ты действительно так считаешь? - Это было приятно услышать после града критических замечаний и неодобрительных косых взглядов университетских консерваторов.
- Я имею в виду, что некоторые люди позволяют зажать себя в тиски условностей, боясь, что про них подумают другие, а ты, похоже, не такой. Если ты что-то считаешь интересным, ты хочешь с этим разобраться и не позволяешь никому отговорить тебя. Это замечательное качество.
Кэл удивлено посмотрел на нее в упор, и вдруг она стыдливо отвела взгляд. Ее реакция на то, что сказали остальные, была такой искренней, что он неожиданно почувствовал себя растроганным. Тори тонко чувствовала, как он думает о себе самом. Он всегда полагался на подобную поддержку от Лори - но ведь она же была его женой.
Тори теперь снова смотрела на него, улыбаясь.
Джорджия Бассани подошла к ним сзади.
- Жарко здесь, не правда ли? Почти невозможно поддерживать нормальную температуру в таких больших квартирах.
Затем к ним присоединилась Харриет Стоун, и разговор пошел о том, как трудно и опасно растить детей в городе; Тори сказала, что тем не менее она собирается когда-нибудь родить ребенка. Харви Рэйберн слегка опьянел, и Эллен Рэйберн в конце концов уселась за фортепиано и начала играть старинные народные песни.
Позже, когда Кэл и Тори уже собирались уходить, Харви отвел Кэла в сторонку и сказал ему:
- Не трать зря время на эту вудуистскую муть. - Обняв его рукой за плечи, он продолжил: - Тебе нет никакой нужды шляться повсюду, вынюхивая, чем занимаются эти цветные. Держись того, что ты знаешь лучше всего. Мы все хотим, чтобы ты работал здесь. Закончи свою книгу.
Эллен Рэйберн придержала дверь открытой, провожая их, и пожелала спокойно ночи.
- Вы теперь официальные члены Клуба Страшного Суда отделения этнографии. Заходите в любое время, не стесняйтесь.
Они поймали такси, доехали до квартиры Тори и теперь, чувствуя неловкость, стояли на ступенях перед входной дверью. Ночь была теплой и благоухающей, ветерок мягко шевелил ее волосы.
- Я чудесно провела время, - сказала она, подав ему руку. - Не хочешь зайти на минутку, выпить чашечку чая?
Кэл не знал, что делать. Он чувствовал, что она приглашает его не только на чашку чая.
- Нет, я думаю, мне лучше…
Она улыбнулась.
- Ты очень привлекательный мужчина, - сказала она с очевидным разочарованием, - и мне действительно этот вечер, проведенный с тобой, доставил большое удовольствие. Но ты еще не готов к этому, не так ли?
Кэл, тронутый тем, как хорошо она его понимала, покачал головой.
- Нет. Пожалуй, не готов. Но как я жалею об этом!
Она выглядела немного печальной, когда он позволил ей убрать из его руки свою.
- Я не свободен от своего прошлого, - сказал он. - Просто это было, ну…
- Не объясняй. Я понимаю, - сказала она, нагнулась со ступеньки, на которой стояла, и поцеловала его в щеку. - Спокойной ночи, и спасибо.
Она поднялась по ступенькам и проскользнула в дверь. Кэл задержался на секунду на ступеньках, затем повернулся и перешел через дорогу на другую сторону улицы, к себе домой.
Она позвонила через два дня, чтобы пригласить его на открытие художественной выставки, а затем, после выходных, в кинотеатр неподалеку. Оба раза он отказался, почти готовый сказать "да", но зная, что будет чувствовать себя виноватым перед Лори, и, что еще важнее, зная, что он не испытывает желания к другой женщине.
В понедельник она снова позвонила. В последнюю минуту, сказала она, подруга достала ей два пропуска на просмотр нового фильма.
Он сказал, нет, возможно, в другой раз, но они очень приятно поговорили.
Вполне возможно, он это знал, она не сделает новой попытки, и ему было трудно представить, когда он сам будет способен ей позвонить.
Глава 16
Был День Независимости, четвертое июля, и все ребята в округе с ума сходили от фейерверков, бенгальских огней и вишневых пудингов. Сидя с Крисом за столом в гостиной и доедая ужин, Кэл едва расслышал стук в дверь из-за доносящегося снаружи шума ракет и хлопушек.
Первое, что он увидел, открыв дверь, было маленькое солнце, висящее в воздухе перед его глазами и разбрасывающее искры. За солнцем он увидел Тори Хэлоуэлл. Она была в белых брюках и яркой полосатой блузе, а ее блестящие волосы были схвачены сзади красной, белой и синей резинками. Не ожидая ее увидеть, Кэл почувствовал, кроме удивления, прилив счастья, что-то вроде внутренней дрожи, как у подростка. Как она прекрасна, подумал он, и как глупо с его стороны было пренебрегать ею.
- Привет! - сказала она и улыбнулась собственным мыслям, глядя на бенгальский огонь, который держала в руке. - Я подумала, а не попробовать ли мне распространить вокруг немножко Духа Семьдесят шестого года.
- Рад, что тебе пришло это в голову. Заходи.
Наступила пауза, и они смотрели друг на друга, пока бенгальский огонь не погас. Тогда она шагнула через порог, но замешкалась у двери.
- Я не хочу задерживаться здесь, - сказала она. - Я собираюсь пойти к реке посмотреть фейерверки. Их устраивают там ежегодно в этот день, они очень красивы, и я подумала, не захочешь ли ты с сыном пойти посмотреть со мной.
- О, это было бы замечательно, - ответил Кэл. Он обернулся к гостиной, где Крис возился со своим гамбургером. - Эй, Орех, как насчет пойти поглядеть на фейерверк?
Крис появился из-за угла и медленно двинулся к двери, во все глаза разглядывая Тори.
- Кто она? - спросил он настороженно.
- Это миссис Хэлоуэлл. Она наша… - Он оглянулся на Тори. - Вы не против, если я назову вас домовладелицей.
Она пожала плечами.
- Так оно и есть, хотя звучит несколько архаично. В наше время, наверное, меня следовало бы называть "лицо, владеющее домом".
- Ну, это уже что-то из научной фантастики, - сказал Кэл, и Тори улыбнулась. Кэл снова обернулся к Крису. - Согласен, Орех? Пойди, надень куртку - на реке, наверное, холодно.
Крис нахмурился, по-прежнему глядя на Тори.
- Я не пойду, - сказал он, просто извещая о своем решении.
- Послушай, Орех, - Кэл старался не спорить с мальчиком, чтобы не драматизировать ситуацию, - сегодня Четвертое июля, День Независимости - Америка сегодня празднует свой день рождения. Ты просто обязан выйти на улицу и посмотреть на фейерверк - это патриотический долг. Теперь пойди и…
- Я не хочу! - воскликнул Крис. Он произнес это громко, почти крикнул. - Я не пойду. Я не хочу никуда идти с ней. - Он сердито посмотрел на Тори и убежал к себе в спальню.
Кэл сделал один шаг вслед за мальчиком, намереваясь притащить его обратно и потребовать, чтобы тот извинился, но затем со вздохом уронил руки. Необходимо терпеливо сносить его выходки. Он обернулся к Тори.
- Послушай, мне очень жаль. Он… Ну, он еще не оправился…
- Ты вовсе не должен извиняться. Кэл, - сказала она тихо. - Никто из вас не должен. - Она улыбнулась и пошла к двери.
Он открыл дверь медленно, ему не хотелось, чтобы Тори уходила.
- Может, в другой раз, - сказал он. - Я в самом деле этого хочу. Не оставляй нас совсем.
- Я не оставлю, - сказала она и ушла.
Кэл поднялся в спальню Криса. Лампы были погашены, Крис лежал в постели. Кэл подошел и склонился над ним.
- Орех, тебе незачем было вести себя так. Я не потащил бы тебя с собой, если тебе этого не хотелось.
Крис не пошевельнулся. Кэл наклонился поближе и в рассеянном свете из коридора разглядел, что его глаза были закрыты. Притворяется, конечно. Но все равно, что он мог бы ему сказать? Ты не вправе ненавидеть другую женщину только потому, что она - не мамочка, потому только, что она жива, а мамочка - нет? Прекрасно. Таковы правила. Это легко сказать, но он тоже не слишком-то хорошо следует этим правилам. Жизнь должна продолжаться. Что плохого в том, что его тянет к Тори Хэлоуэлл?
Абсолютно ничего. Он ей позвонит. Лори должна будет понять. Уже пришло время…
О Боже, почему он все еще чувствует себя обязанным извиняться перед духом умершей?
У него в ящике письменного стола лежала стопка писем с соболезнованиями. На каждое из них он ответил вскоре после похорон по крайней мере одной или двумя строчками вроде: "Благодарю за выражение сочувствия в это трудное время моей жизни". Но у него были друзья, заслуживающие более личного ответа, и он перебрал всю стопку, чтобы выбрать несколько таких писем.
Он написал письмо на шести страницах Фернандо Палару в Коломбо, Шри Ланка, и еще одно Дьюку Мазеру, университетскому приятелю из Акрона, с которым он продолжал поддерживать близкие отношения. Усталый и грустный после того, как покончил с ответом Дьюку, Кэл подумывал, не лечь ли ему спать. Но взглянул на часы, увидел, что еще только десять, и продолжил возиться с письмами. Он хотел разделаться с ними, со всеми этими делами, связанными с долгом памяти и скорби. Он выбрал письмо от Карла Хессига, немецкого профессора, два года проработавшего в Альбукерке, прежде чем вернуться в Гейдельберг. Каким образом все эти люди узнали о смерти Лори?
Кэл положил перед собой еще один листок почтовой бумаги и начал писать.
"Дорогой Карл.
С твоей стороны было так любезно написать мне после смерти моей жены. В тот момент я был не в силах ответить тебе так, как того заслуживало проявленное тобой внимание. Некоторое время, полагаю, я совсем слетел с катушек".
Он вычеркнул "слетел с катушек", подумав, что такие просторечия могут быть незнакомы Карлу, и, мучительно ища замену, отсутствующим взглядом посмотрел из окна в дальний конец сада.
Листья рододендрона у дальней стены сада слегка зашелестели, и он увидел, что за ними стоит она. Улыбающаяся, обнаженная, ждущая, чтобы он пришел к ней.
Он протер глаза, и видение исчезло.
Усталость. Он снова посмотрел на письмо с соболезнованиями и подумал, не кончить ли ему на сегодня возиться с этим.
Нужная фраза наконец пришла ему на ум:
"…честно говоря, я был в полной прострации. Но теперь я понемногу прихожу в себя и снова работаю над…"
Снаружи раздался громкий хлопок. Кэл обернулся к окну, когда по небу внезапно разлилось зарево. Кто-то запустил римскую свечу с крыши соседнего дома, и цветные искры брызнули во все стороны из маленькой падающей звезды. Он проследил взглядом зеленое сияние, опускающееся вниз, до самой земли, и тут заметил новое движение в саду.
Она лежала на шезлонге в саду, не дальше пятнадцати футов от его кресла. Шезлонг был обращен в сторону от него, спинка поднята, так что он не мог видеть ее лица, а лишь ее длинные ноги, загорелые, как всегда бывало летом, рыжеватые волосы на внутренних сторонах бедер были аккуратно сбриты до паха. Он вспомнил, что ему казалось немного вызывающим, что она бреется там, что это делают только женщины, занимающиеся стриптизом, или красотки из журнала "Плейбой". Но когда он в первый раз увидел ее голой и обратил на это внимание, она просто спросила, нравится ли ему это. Он ответил утвердительно, и она сказала, что у нее такая привычка, она всегда так делала.
При этом воспоминании он почувствовал возбуждение, и на этот раз он не пытался отогнать видение прочь. Он наблюдал, как она слегка подняла ноги, так, что сквозь волосы в паху он мог видеть розовую щель, и одной рукой начала трогать себя. Затем ее рука ушла прочь, передвинулась вбок от шезлонга и, казалось, поманила его.
Возбуждение полностью охватило его.
Все было так реально.
Вскочив со стула, он вышел в сад, сложил металлический шезлонг и прислонил его к забору.
Еще одна римская свеча, как маленький реактивный снаряд, взлетела откуда-то неподалеку и взорвалась в воздухе. Вспышка света озарила сад, явив глазам его пустоту.
Но он хотел ее прямо сейчас, жаждал заняться с ней любовью. Он все еще чувствовал возбуждение, биение крови в паху.
Боже, Боже, он нуждался в ней!
Или ему просто была нужна любая женщина? Может быть, он стал таким возбудимым, ощутил сексуальный голод после того, как Тори Хэлоуэлл появилась у его двери.
Он вернулся в квартиру и взглянул на телефон. Позвонить ей, пригласить сюда. Выпить с ней, нести всякий вздор, затащить ее в постель. Добраться до ее…
Ты никогда не думал так! Ты никогда так цинично не относился к женщине!
Ты не можешь продолжать трахать призрак.
Может быть, все дело только в этом. Просто прошло столько времени с тех пор, как…
Но он весь трепетал от желания, все его тело стало чувствительным. Он ощущал прикосновение белья к коже и продолжал представлять себе иного рода прикосновения.
Он подошел к столу, схватил записную книжку и отыскал телефон Тори Хэлоуэлл.
Это не я, подумал он.
И набрал номер.
- Алло?
- Привет, это Кэл Джемисон.
- О, Кэл…
- Как тебе понравился фейерверк? - спросил он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и нормально, и думая о том, что предательская нервная дрожь в голосе выдает его. Она тоже могла услышать…
- Восхитительно, - ответила она. - Мне и в самом деле обидно, что ты это пропустил. И Крису было бы…
Не могу больше терпеть пустой треп. Нет сил.
- Послушай, - сказал он, - я только что закончил… Я сделал тут небольшую работу, и мне подумалось, не… не захочешь ли ты немножко выпить со мной.
Как следует выпить. Размягчить ее. Чтобы трахнуть.
Он был почти готов извиниться за звонок - придумать какую-нибудь внезапную головную боль и повесить трубку.
- Это было бы чудесно, - сказала она. - А ты не хочешь прийти ко мне?
У тебя или у меня. Удобнее, если сын не будет спать в соседней комнате.
- Дай я выясню, не сможет ли миссис Руис придти посидеть с Крисом, - сказал он. Он обещал перезвонить через несколько минут и затем позвонил миссис Руис.
- Нет проблем, - ответила та. - Я сейчас буду.
Он снова позвонил Тори, сказал, что придет через десять минут, и вышел прогуляться по саду, стараясь успокоиться. Выпить с ней было бы чудесно. Но, чувствуя себя так, как сейчас, он боялся, что набросится на нее в ту же секунду, едва она откроет дверь.
Миссис Руис пришла, открыв дверь своим ключам.
- О'кэй, вы можете идти! - сказала она, увидев его в саду. Он извинился за такой поздний звонок, но она рассказала ему, что в это время бранилась с Эдуардо, и звонок был очень кстати - самый подходящий момент уйти из дома. Кэл может не приходить хоть до самого утра, если хочет, она вовсе не спешит вернуться домой.
Он пошел в ванную и плеснул в лицо холодной водой, затем подумал, не принять ли душ. Еще не поздно перезвонить и извиниться…
Он желал ее.
Торопливо подойдя к двери, он бросился вниз по ступенькам.
Идя к ее дому, он чувствовал, что все вокруг него чуть-чуть изменилось. Свет уличных фонарей, падающий на портики из белого камня, шероховатые бетонные поверхности, даже доносящиеся издали ритмы музыки salsa, отдающиеся эхом от окон дома. Все было таким же, как прежде, и все же другим, наполненным ощущением неотступной, безотлагательной необходимости, как если бы эта улица, весь этот город вибрировали в такт биению его сердца.
Он дошел до двери ее дома, поднял руку, чтобы нажать на кнопку домофона, и замер. Даже его собственная кожа выглядела другой, более розовой, чем обычно, и странно светящейся. Я покраснел, подумал он, как подросток в ожидании первой настоящей близости с женщиной.
Нет, это было гораздо сильнее: он ощущал себя уносимым прочь собственной чувственностью, захваченным в водоворот сексуальной потребности, как если бы все его тело и душу наполнила какая-то неведомая сила, с которой он не мог бороться, и толкала вперед к единственной цели.
С полминуты его палец нерешительно лежал на кнопке. Затем он нажал ее.
Ответный сигнал зуммера прозвучал почти немедленно, и он вошел в подъезд.
Она ждала его, стоя у открытой двери своей квартиры на первом этаже. На ней уже не было того костюма, в котором она пришла к нему недавно; она переоделась в белую юбку и блузку из тонкого, как паутинка, бледно-зеленого шифона. Сквозь полупрозрачную ткань Кэлу были видны очертания ее грудей, ее соски. Черт, он глазеет на нее! Он заставил свои глаза смотреть ей в лицо, но и тут он мог остановить свой взгляд только на том, что выглядело сексуально привлекательным - на ее губах, мягких и блестящих, когда она заговорила.
- Быстро ты добрался, - сказала она.
- Одно из удобств навещать домовладелицу, живущую через дорогу.
Проходя в квартиру, он слегка коснулся Тори, и от этого прикосновения почувствовал, будто его дернуло током. Он снова ощутил нарастающую эрекцию и остался стоять спиной к ней, пока она закрывала дверь.