Она подошла к нему сбоку и взяла его за руку, словно хотела провести его в гостиную, но теперь он попятился назад, сражаясь с водоворотом. Она обошла вокруг него и стала перед ним, пристально глядя ему в лицо. Висящий над ними светильник бросал вниз поток света, осветив ее голову сияющим нимбом.
Ему хотелось овладеть ей прямо здесь, в прихожей, прижать ее к стене, проникнуть в ее лоно.
- Ну, - сказала она, и голос ее выдал нервную дрожь. - Пойдем внутрь?
Внутрь.
Было ли это лишь его искаженным восприятием ситуации, или. она также нервничала, так же жаждала, как и он?
Мгновение они оба стояли, не шевелясь. В прихожей было тихо, как в пустом туннеле.
Ее рука беспокойно потянулась к верхней пуговице блузки, нащупала ее и стала вертеть, как жемчужину. Он не отрываясь смотрел на ее длинные, тонкие пальцы, представляя, как они касаются его. Красный камень, украшающий кольцо на ее указательном пальце засверкал. Его чувства обострились, его овеяло дуновением ее пахнущих мускусом духов.
Больше он не мог себя сдерживать. Он протянул руку, притянул Тори к себе и поцеловал. Прикосновение ее губ обожгло его, он задрожал и почувствовал, как ее руки обхватывают его плечи, чтобы успокоить его. Она была с ним, прижавшись своим телом к нему, скользя по нему, ее рот открыт, ее язык облизывал его язык. Вихрь желания затянул его. Он тоже прижался к ней, и они повалились назад, пока не наткнулись на стену.
Столкновение заставило его разжать объятия. Боясь себя, он оторвал ее от груди.
- Тори… - забормотал он. - Я не… я не понимаю, что со мной происходит. Может быть… потому что я так давно…
Она провела ладонью по его щеке, погладила его подбородок.
- Все в порядке, Кэл. В этом нет ничего плохого.
Держа его за руку, она повела его наверх.
Стоя у кровати, она начала раздеваться. Расстегнув пояс юбки, она позволила ей упасть на пол и переступила через нее. Затем расстегнула первую пуговицу блузки.
Но он уже разделся и ждал, его член торчал в темноте, ища теплую плоть. Больше ждать он уже не мог. Он понял, что бросается к ней и вцепляется в ее пуговицы.
Потише, будь нежным, умолял он сам себя.
Но в тот же момент блузка оказалась в его руке, разорванная. Он отшвырнул ее прочь и потянулся к Тори, чтобы поцеловать ее груди, большие, полные и набухшие. Прижав ее спиной к кровати, он схватился за резинку ее трусиков и потянул вниз. Она застонала.
Боже мой, я насилую ее!
Он замер, оторвав губы от ее соска.
- Тори, я…
- Нет-нет, дальше, Кэл, дальше, - задыхаясь, прошептала она. - Я хочу тебя!
Он навалился на нее, проник в нее, чувствуя, как чудесное теплое влажное прикосновение затягивает его внутрь. Боже!
- Дальше, дальше, - продолжала она шептать.
Глубже и глубже входил его жаркий пылающий жезл. Все тверже, все неистовей. Трахая так, как никогда прежде ему не приходилось, самую длинную нору, которая схватила, и сжала, и отпустила, и снова напряглась. Но он хотел еще глубже, всю ее собой заполнить, надвое разорвать. Это не я, услышал он свой тихий голос, нашептывающий в далеком уголке сознания: нет, не так, я так не должен. Но снова и снова он всем своим весом пригвождал ее к ложу. Он слышал, как она застонала, затихла, застонала громче, высоким, взмывающим вверх голосом. Подожди, еще рано, не… Ее рука обхватила мошонку и, нащупав длинный, твердый корень, сжала его. Внезапно по всему его телу прокатились одновременно волны жара и озноба. Он открыл глаза. Во мраке были видны неясные очертания ее разметавшихся волос, плюмаж из раскрашенных перьев, ярко размалеванная маска. Это сон. И началось изверженье, словно хлынула потоком горячая магма. Спазм пронзил все его тело, и, как буйвол, он снова изверг семя. Тогда ее охватила дикая дрожь, и она закричала: "О боже, о боже, о боже, оо - ооох!" - и рухнула под ним замертво.
Он откатился на спину и распластался рядом с ней.
Так они пролежали беззвучно, не шевелясь, несколько минут.
- Славно, - сказала она наконец.
- Божественно, - ответил он. Он не привык произносить подобные слова, ему они казались слишком выспренними. Но почему-то только это слово он счел подходящим для описания того, что произошло.
Она прильнула к нему, положив ему руку на грудь.
- Ты слишком долго был одинок, - сказала она.
- Дело не только в этом. Все было так необычно. Я такого никогда не испытывал прежде.
Никогда. Было ли это правдой? Безусловно, до Лори у него не было недостатка в женщинах. И хотя в начале их супружества она многого стеснялась, ей удалось потом преодолеть излишнюю стыдливость. Их интимная жизнь была очень хорошей.
Но не такой.
Никогда.
Они полежали рядышком совсем немного, когда ему снова захотелось ее, и он почувствовал, что может опять. Годы прошли с тех пор, как повторная эрекция наступала у него так быстро.
Во всем этом он чувствовал опасность, ту же самую опасность, которую каждый ощущает, столкнувшись с непредвиденным катаклизмом. Это было, как если бы однажды утром, проснувшись, увидеть у себя на заднем дворе извергающий пар гейзер. Слишком реально, чтобы отмахнуться, и слишком необъяснимо, чтобы поверить.
Тори смотрела на него испытующе, насупив брови, молчаливо вопрошая, о чем он думает.
- Мне страшно, - ответил он. - Я имею в виду, что я боюсь самого себя. Я не знаю, зачем мне нужно было…
- Хватит извинений, Кэл, - сказала она нежно, но твердо. - Мне понравилось это. Я была в восторге от этого.
- Но я пришел сюда и набросился на тебя.
- Мне следовало бы вызвать полицию, - сказала она легко, приблизила губы к его уху и зашептала: - Помогите! Полиция! Спасите меня!
Они снова занялись любовью, на этот раз не спеша, но кончили не менее волшебно.
Успокоенные и притихшие, они целовали друг друга повсюду, и когда были готовы снова, пустили в ход рты, и этим способом ублажили друг друга.
Желая большего, еще большего, она позволила ему сделать то, что Лори никогда не хотела ему позволить, и это получилось хорошо и естественно.
Опять и опять он удивлялся самому себе, и ей, и им обоим вместе. Ему все время приходилось напоминать себе, что это не сон. Часы у ее кровати показывали три тридцать, когда он произнес:
- Я должен идти.
Она лежала обнаженная, вытянувшись на кровати, смотрела на него и улыбалась, пока он одевался. Наконец она накинула на плечи махровый халат и вместе с Кэлом спустилась вниз, к входной двери.
Он держал ее за руку, чувствуя себя очень странно.
- Боже, это нелепо, но мне хочется сказать… спасибо.
Она засмеялась.
- Ты самый желанный гость.
- Мне хочется снова с тобой встретиться.
- Вскоре, я надеюсь.
Они еще раз поцеловались, и он опять почувствовал желание. Невероятно. Но ему надо быть дома, когда Крис проснется, а он и так уж чересчур злоупотребил любезностью миссис Руис.
- Спокойной ночи, - сказала Тори, стоя в дверях, чтобы посмотреть, как он уходит. - Приятных снов.
Это был сон, думал он, идя к себе домой.
Глава 17
Он вернулся домой, все еще ошеломленный пережитым. Такое бывает только в кино. Трейси смотрит на Хэпберн, раз - и готово, это любовь.
Он открыл дверь и бросил кольцо с ключами на столик в прихожей. И тут уловил в воздухе посторонний запах, терпкий аромат дезодоранта.
Убирает квартиру? Ночью, в этот час?
Кэл услышал шум льющейся из-под крана воды в кухне и, войдя в холл, увидел миссис Руис, согнувшуюся над мойкой, яростно оттирающую форму для выпечки. Ее полные руки описывали в воздухе круги, в одной она держала форму, в другой мочалку. Зачем она наводит чистоту так поздно? В пять вечера она ушла, вычистив все до блеска.
- Кармен, простите, что я так задержался.
Она обернулась на его голос, застигнутая врасплох, и быстро сказала:
- Не надо проблем, я грела вам.
Кэл подошел к мойке.
- Вам совсем не обязательно было заниматься уборкой среди ночи, я просил только посидеть с ребенком.
- О, нада была делать, - ответила она. - Чистить дом - это как чистить душу. Дом должен быть чист для… - Она осеклась.
- Для чего, Кармен?
Ее взгляд упал на форму в раковине. Она перестала тереть и оторвала мокрую руку от посудины, прикоснувшись пальцами к губам, чтобы сосредоточиться.
- Миссер Джемис, - сказала она. - Кристофер, у него был сон. Дух приходил к нему.
Теперь Кэла по-настоящему охватила тревога.
- Какой сон?
- Madre.
- Его мать?
Миссис Руис кивнула утвердительно.
Последствия недавней выходки, когда Крис вспылил, увидев Тори, подумал Кэл.
- Si, madre, - повторила Кармен с дрожью в голосе. - Дух, она пришла, разбудила его, рассказать историю.
- Он проснулся? Вы имеете в виду, у него был кошмар? - сказал Кэл. - Дурной сон?
- Не дурной сон. Мальчик видел madre, и он dichoso.
Кэл покачал головой, и миссис Руис снова попыталась объяснить:
- Contento…
- Счастлив? - подсказал Кэл.
- Si. Он видеть madre…
- Вы уверены, что он был счастлив? - с сомнением произнес Кэл - Он не был расстроен?
- Si. Но когда он проснулся и я сказала ему, что вас нет дома, тогда он очень беспокоился. Я дала ему de sopa, - добавила она, показывая на чашку в мойке. - Суп горячий. Я петь ему, он спать скоро. И тогда я чистить.
Кэл помолчал, смущенный ее рассказом.
- Чистить для чего, Кармен?
Она отвела глаза в сторону и тихо сказала:
- Для духов.
Теперь Кэл понял. Кармен была верующей, принадлежала к Сантерии или как-то была связана с ней, а это должно включать в себя культ предков. Для нее сны были проявлением духов, навещающих спящего. Не удивительно, что она придала такое значение сну Криса и начала все чистить; видимо, у последователей связанных с Вуду культов было убеждение, что чистота приближает к святости.
- Что произошло в этом сне, Кармен? - спросил он. - Крис не рассказывал?
Она снова взялась за посуду.
- Нет, - сказала она едва слышно, - он нет говорить.
Миссис Руис кончила вытирать посуду и забрала с кухонного стола свою книжку в желтой обложке. Кэл попытался сунуть ей в руку десятидолларовую бумажку, но она отказалась ее взять. - Нет, вы платить мне в этой неделе, - сказала она. - Это хватит. Я люблю работать для тебя и Крис.
Проводив ее до выхода, Кэл постоял у двери. Он размышлял, не опасно ли оставлять ее рядом с Крисом. Может, следует позвонить ей утром и сказать, чтобы она больше не приходила? Затем он устыдился такого нерассуждающего, бездумного расизма. То, что Кармен Руис почти не умела говорить по-английски и верила в Сантерию, вовсе не означало, что она не была прекрасной экономкой. К тому же она могла оказаться ценным источником для его исследования.
Он на цыпочках пересек холл и вошел в комнату Криса. Предутренний легкий ветерок вливался в спальню через подоконник и шелестел рисунками, которые Крис нарисовал в лагере, прикнопленными над кроватью. Крис спал. Он лежал совершенно неподвижно, обхватив рукой подушку, другая рука свисала с кровати. Вдруг он беспокойно шевельнулся и повернулся к стене. Пальцы его вытянутой руки разжались, и свет из коридора упал на что-то, что он сжимал в кулаке. Кэл присмотрелся. Это была раковина, которую мальчик нашел в парке.
Было чуть больше четырех утра, когда Кэла разбудил какой-то звук, донесшийся из коридора.
- Эй, Орех, - негромко позвал Кэл. - Это ты?
Мальчик не останавливаясь прошел мимо открытой двери в комнату Кэла.
- Орех! - окликнул Кэл громче.
Но Крис продолжал идти, звуки его шагов удалялись прочь, дальше по коридору. Кэл нащупал свой купальный халат на стуле у кровати. Он подумал, что мальчик направляется в ванную комнату, и ему захотелось встретить и успокоить его.
Кэл выскользнул в коридор и направился к ванной. И тут, в потоке света, проходящего через двери в сад, он увидел силуэт своего сына, стоящего посреди гостиной. Руки мальчика были вытянуты по бокам и немного отведены в стороны, они свисали, слегка колеблясь, как плавники. Кэл двинулся к нему.
Теперь Крис тоже пошел вперед, очень медленно, лениво. Он наткнулся на стул, но не остановился, обошел его.
- Орех, - снова окликнул его Кэл.
Крис подошел к двери в сад, секунду стоял лицом к ней, затем повернулся назад.
Тут Кэл увидел, что глаза мальчика были закрыты.
Крис ходил во сне.
Кэл попятился и наткнулся на край стола, случайно задев рукой стопку книг. Они с шумом посыпались на пол. Но Крис был по-прежнему спокоен, его глаза закрыты - во сне? в трансе? Его руки опустились, они просто висели по бокам, а голова мальчика была чуть откинута в сторону, словно он прислушивался к какому-то шуму, доносящемуся сверху, через потолок.
Кэл не знал, что и делать. Кажется, он где-то читал, что опасно будить лунатиков.
- Да, я сделаю, - вдруг пробормотал мальчик.
Кэл осторожно подошел к нему. Глаза Криса по-прежнему были закрыты.
- Я помню, - произнес Крис грустно. - Он был сломан.
С кем он говорит? Что он помнит?
Голова Криса оставалась в том же положении, наклоненной и откинутой назад. Он продолжал сонно бормотать, проглатывая некоторые слова. Кэл напряженно вслушивался, пытаясь разобрать, что он говорит.
- …но я знаю, что он не хотел… я его не виню. Ты часто пользовалась им до этого, и все было в порядке…
У Кэла перехватило дыхание. Крис во сне разговаривал с Лори! Она рассказывала ему про тот несчастный случай.
Крис продолжал:
- Я буду… Обещаю. Но когда ты вернешься? Всегда? - Голос Криса дрогнул. Затем он внезапно хихикнул. - О, конечно, я буду. Я тоже люблю тебя…
У Кэла замерло сердце. Его глаза жгли слезы, которые никак не могли пролиться.
Разговор был окончен. Крис повернулся, его руки поднялись, чтобы нащупывать препятствия, которые могли встретиться на пути, глаза по-прежнему закрыты. Он скользящей походкой прошел по ковру, вышел в коридор и повернул к своей спальне. Кэл на цыпочках крался за ним, проследил, как Крис проскользнул в свою кровать, и укрыл его. Он долго стоял в дверях, прислушиваясь к еле слышному, ровному дыханию сына.
Затем вернулся в свою спальню и сел на кровать. Не в его характере было считать своего сына больным. Это дети других были больными или невротичными. Но не Крис. Это дети других мочились в постель, швырялись игрушками или были патологическими лгунами. Но не Крис.
Ходит во сне. Разговаривает со своей мертвой матерью.
Ему нужна помощь.
А может быть, они оба нуждаются в помощи?
Глава 18
Софи Гарфейн была лучшим в городе детским психиатром, по крайней мере так ему сказала Рики, когда утром он первым делом позвонил ей.
- Послушай, Кэл, не жди, когда это зайдет слишком далеко, - посоветовала ему Рики. - Позвони ей сегодня же и скажи, что это срочно. Ее считают блестящим специалистом, она наблюдает всех свихнувшихся детей из лучших семей города.
Кэл вообще не доверял психиатрам - он знал, что это его "заскок", нелепый предрассудок, и был убежден, что хорошие родители способны сами вырастить своих детей, не обращаясь к специалистам. Но он условился о встрече с Софи в два часа в тот же день.
Офис Софи Гарфейн располагался в небоскребе к югу от Центрального парка, занимая угловой кабинет рядом с приемными гинеколога и дантиста. Ей было сорок с небольшим, ее каштановые волосы были тронуты преждевременной сединой. По виду ее можно было принять за управляющего косметической фирмы или за одну из тех светских женщин, фотографии которых можно было увидеть на страницах газеты "Таймc". Она пригласила в свой кабинет только Кэла. Крис в это время возился с какими-то игрушками в приемной.
- Вы выглядите не так, как я вас себе представлял, - сказал Кэл, когда Софи Гарфейн закрыла дверь.
Она улыбнулась, как будто ей часто приходилось это слышать.
- Не все детские психиатры похожи на бабушек с европейским акцентом. - Она указала ему на кресло, удобное, в современном стиле. - По телефону вы сказали что-то о лунатизме?
Кэл рассказал ей о сцене, которую он наблюдал прошлой ночью. Затем она задала несколько общих вопросов о поведении Криса вообще. Он рассказал о внезапных резких сменах настроений, вспышках гнева, странных демонстративных отказах подчиняться. Затем психиатр расспросила о его собственных проблемах, связанных со смертью Лори, и Кэлу пришлось рассказать, что в течение долгого времени он соблюдал что-то вроде обета целомудрия, который он сам на себя наложил, но о нарушении этого обета минувшей ночью он умолчал. Софи Гарфейн, видимо, обдумывала все это некоторое время, затем задала еще несколько безобидных вопросов о его работе, а затем пригласила в кабинет Криса, оставив Кэла ждать снаружи.
Ожидание было для Кэла мучительным. О чем она может расспрашивать ребенка? Что если она решит, что он ужасный отец?
Через сорок минут дверь внутреннего кабинета открылась, и показался Крис. Он вышел довольный, веселый, держа в руках альбом для раскрашивания.
- Я только хочу еще несколько минут поговорить с твоим папой, - сказала ему Софи и жестом пригласила Кэла.
Он снова уселся в то же кресло и, оглядевшись, увидел на полу россыпь игрушек, которых здесь прежде не было: модели машин, поезда, черный пластмассовый пистолет.
Софи Гарфейн села за стол напротив него.
- Вы не возражаете, если я закурю? - спросила она, прикрыв рукой пачку сигарет на боковом столике.
- Вовсе нет.
Она закурила сигарету.
- Я не могу курить, пока в кабинете дети, а спустя час бывает трудно выдержать без сигареты.
Разговор о пустяках?
- Ну и что с ним не так? - выпалил Кэл.
Она улыбнулась.
- А почему вы так уверены, что с ним что-то не так?
- А разве нет?
- Профессор Джемисон, я полагаю, что Крис вполне здоровый ребенок.
- Который ходит во сне и разговаривает со своей умершей матерью, - сказал Кэл с горечью, - и которому снятся кошмары про то, как я собираюсь ранить его.
Софи Гарфейн положила сигарету на край хрустальной пепельницы и наклонилась вперед.
- Он очаровательный мальчик, и очень сообразительный. Вы должны гордиться им. Он к тому же прошел через самое трудное испытание, которое может выпасть на долю ребенка. Смерть матери может нанести глубокую травму в любом возрасте. Есть немало пятидесятилетних, у которых из-за этого возникают серьезные психологические проблемы. Но в том возрасте, в котором находится Крис, это подлинная катастрофа. Крис не желает признавать смерть матери, он просто не может это сделать. Должно пройти время, пока он наконец сумеет это сделать, а до тех пор он будет поступать так, как ему велит его потребность верить в то, что она жива. Его кошмар, в котором ему снилось, что вы намеренно раните его, - это чрезвычайно широко распространенное явление. Он боится быть оставленным вами, покинутым, подобно тому, как, по его убеждению, поступила его мать. - Она снова взяла свою сигарету.
- Но почему он ходил во сне?
Она взглянула на него с сочувствием.