Нам помогли сойти с колесницы, а затем и с повозки и повели по ковру из цветов, устилавшему ступени бесконечной лестницы грандиозного зиккурата Этеменанки. Ворота оставили распахнутыми, и там, на самом верху, мы будем открыты взорам даже тех, кто наблюдал за церемонией издалека. Я думал, что умру раньше, чем преодолею столь долгий подъем. Не видя, что ожидало нас впереди, я не сводил глаз с золотых ступеней, и мне вспомнилась лестница в небеса со снующими вверх-вниз ангелами, которая предстала во сне Иакову.
И вот наконец, когда мы достигли вершины, созданной богом и для бога, мне вручили корону. К тому моменту я потерял контроль над собственными конечностями. Все мои чувства притупились. Я улыбался, потому что это не составляло труда, но когда я поднял тяжелую персидскую корону, чтобы возложить на голову царя, мои уставшие руки пронзила острая боль.
"А теперь позвольте мне умереть", - попросил я в полном изнеможении, чувствуя боль во всем теле и такую ломоту в коленях, что я не мог стоять без посторонней помощи.
В обращенных ко мне глазах Кира читалась любовь, лицо было торжественно-серьезным. Во всем его облике чувствовалась безграничная жажда власти. Вот я и увидел в нем безумие, хоть немного присущее всем царям.
Жрецы, видимо, поняли мое состояние. Незаметно приблизившись ко мне, они принялись старательно, слой за слоем, наносить свежий состав, и вскоре я вновь смог шевелить руками и ногами и ощутил небольшой прилив сил.
"Держи глаза открытыми, - шепнул Ремат и повторил: - Держи глаза открытыми".
Я повиновался. Нас проводили вниз, во двор. Празднество продолжалось много часов. Помню, поэты читали стихи, а царь ужинал вместе со знатью. Я тем временем словно окаменел и сидел, глядя на все это широко открытыми глазами, ибо теперь они вообще не закрывались.
"И зачем они наложили новый слой золота? - подумал я. - Он смягчил мне только веки".
Я перевел взгляд на свои руки, покоившиеся на столе, и в голову пришла новая мысль: "Мардук, я ни разу не обратился к тебе".
"Я не был нужен тебе, Азриэль, - услышал я его голос. - Но все это время я рядом с тобой".
Наконец все закончилось. Тьма окутала землю. Свершилось. Царя короновали, Вавилония стала частью Персии. Горожане, праздновавшие за пределами дворцовых и храмовых стен, вдоволь нагулялись, да и те, кто веселился внутри, неустанно пили и пели.
"А теперь, - обратился ко мне молодой жрец, - мы отнесем тебя в святилище. Тебе больше не придется никуда идти, только занять место за праздничным столом. А если ты не умрешь через несколько часов, мы вольем тебе в рот золото".
"Нет, не сейчас. Еще не время, - возразил Ремат. - Следуйте за мной, и побыстрее. Нам остался последний ритуал, и провести его следует безукоризненно, по всем правилам".
Молодой жрец явно смутился. Я тоже. Впрочем, меня это не волновало. Точнее, мне было плевать. Совершенно. Я барахтался в полусне. Вид роящихся рядом неясных теней, смотревших на меня со страхом, доставлял мне удовольствие. Наверное, я подумал, что они хотят наброситься на меня, сорвать золотое одеяние и сказать: "Пройди вместе с нами сквозь вечность". Но они не сделали этого.
Неожиданно я почувствовал невыносимый жар и увидел бушующее пламя. Мне показалось, до меня донесся голос отца, но я не был уверен. Однако я услышал голос Асенат.
"Это же мощная, очень мощная магия! - воскликнула она. - Ты хочешь, чтобы он умер? Дай ее мне!"
На долю секунды я увидел отца. Совершенно растерянный, он вручил Асенат глиняный футляр с древней табличкой, а потом протянул ко мне руки.
"Азриэль!"
Я хотел откликнуться, но, увы, это было уже не в моих силах. Я не мог ничего сделать.
Двери шумно захлопнулись, отгородив меня от отца и от всего мира.
В комнате горел жаркий огонь, в котле бурлило кипящее золото, воздух был раскален. Асенат сломала глиняный футляр, скрывавший древнюю табличку. Она безжалостно раскрошила его как нечто совершенно ненужное и поднесла табличку к свету факела.
Я стоял в полном оцепенении, не позволявшем ни шевельнуться, ни упасть, и мог только наблюдать. Я даже не испытывал страха при виде огня. Меня больше интересовало, что собираются делать Ремат и старуха. А еще я недоумевал, куда подевался верховный жрец, ведь он, насколько я помнил, несколько раз попадался мне на глаза.
А потом Асенат начала читать, но не по-шумерски. Это был древнееврейский язык - язык жителей Ханаана, земли обетованной.
"…И он должен увидеть собственную смерть, увидеть свою душу, свой целем, свой дух и свою плоть обращенными в прах и вечно пребывать во прахе. И только его господин, которому будет известно его имя, сможет обратиться к нему и призвать его…"
"Нет! - вскричал я. - Это не магическая формула! Это проклятие, и написано оно по-еврейски! Ты лживая ведьма!"
Несмотря на дурман, я с такой силой рванулся к ней, что золотой покров на теле треснул во многих местах. Но Асенат грациозно отпрыгнула назад, а Ремат схватил меня за горло. Я ослаб и оцепенел, как те львы, которых выпускали мне навстречу.
"Это проклятие, - повторил я. - А ты ведьма".
"Он должен видеть себя целиком, все, что доступно и недоступно глазу, все соки своего тела, обращающиеся в прах, и он будет навеки связан с этим прахом и с тем, кто станет господином праха, и во веки вечные не будет допущен ни во мрак преисподней, ни в Царство Божие".
"Мардук!" - взмолился я.
И тут же почувствовал, как меня схватили, оттащили назад и швырнули в кипящее золото. Я кричал и не мог остановиться. Я никогда не думал, что мне придется испытать такую невообразимую боль. Я даже мысли не допускал, что со мной случится нечто подобное, что кипящее золото заполнит мой рот и зальет глаза.
Но в тот момент, когда я готов был сойти с ума от ужаса и боли, когда разум почти покинул меня и в голове не осталось ни единой мысли, я вдруг воспарил над котлом, где по-прежнему лежало тело и над пузырящейся поверхностью золота виднелся только открытый глаз. Это было мое тело - тело, которое я только что покинул.
Широко раскинув руки, я плавал в воздухе над котлом и в упор глядел на запрокинутое лицо Асенат.
"Да, Азриэль, смотри! - крикнула она. - Смотри, как кипит золото, как плоть отделяется от костей и кости становятся золотыми. Смотри не отрываясь, ибо в противном случае ты вновь изведаешь муки и умрешь".
"Мардук!" - позвал я.
"Выбор за тобой, - откликнулся он. - Если вернешься в котел, то познаешь невиданную боль и умрешь".
Его печальный голос звучал откуда-то снизу. Я увидел, что он стоит и смотрит на меня.
Впервые он показался мне отнюдь не величественным, а маленьким и жалким, а Асенат - просто выжившей из ума старухой. Ремат тем временем с воплями и проклятиями потрясал кулаками и прыгал вокруг котла, наблюдая, как постепенно тонет в кипящем металле мое тело.
Времени на размышления не было. Меня обманули и предали. Я не мог по собственной воле подвергнуться таким мучениям. Не мог сжечь себя заживо. Даже мысль обречь человеческое существо на подобное испытание казалась невыносимой. Я продолжал наблюдать за собственной плотью, плававшей в жутком золотом месиве, за то и дело появляющимся на поверхности черепом. Золото продолжало кипеть, и воздух в комнате становился все плотнее от испарений.
Асенат закашлялась, начала задыхаться и ничком рухнула на пол. Ремат не сводил глаз с котла. А Мардук просто смотрел на меня с удивлением и интересом.
Наконец котел опустел, лишь на дне виднелись остатки моей плоти. Ремат принялся старательно гасить огонь. Потом он осторожно приблизился к раскаленному котлу и посмотрел внутрь, на мои покрытые золотом кости. Моя одежда будто испарилась, от плоти и крови не осталось и следа. Уцелели лишь кости, а все, что было когда-то моим телом, превратилось в дым, все еще плававший в запертой комнате. И кости мои стали золотыми.
"Призови ее к себе, дух, - заговорил Ремат. - Призови собственную плоть, скорее призови ее отовсюду - из глубины костей, где она прячется, из воздуха, в котором витает, стремясь улететь. Призови ее!"
Я спустился, встал на ноги и в густом тумане увидел собственное тело - пока еще полупрозрачное. Но это было мое тело, и оно становилось все более плотным.
Мардук затряс головой и отступил назад.
"В чем дело?" - спросил я.
"О боги! - воскликнул Мардук. - Что же вы натворили вместе со старой ведьмой, Ремат!"
"Теперь ты мой, Служитель праха! - вскричал Ремат. - Ты мой! Ибо я - Повелитель праха! И ты должен повиноваться мне! Ты будешь повиноваться!"
Мардук пятился, пока не уперся спиной в стену, и смотрел на меня с непреодолимым страхом.
Ремат сдернул с кушетки тяжелую плотную ткань, чтобы защитить от жара руки, и опрокинул котел.
Кости выкатились на пол, а те, что оставались в котле, Ремат вытащил руками, не обращая внимания на ожоги.
"Проснись, старуха! - взвизгнул он. - Проснись немедленно! Что мне теперь делать?"
Я встал рядом. Тело мое стало плотным и розовым, как живое. Но я не ощущал его, ведь в нем не было ни сердца, ни легких, ни крови, ни души - оно обрело лишь очертания, точную до мельчайших деталей форму, которую придал ему мой дух.
"Послушай ты, идиот, - сказал я. - Если хочешь узнать, что делать дальше, принеси мне табличку. Ибо я единственный, кто способен ее понять, единственный, кто умеет читать на языке обитателей древнего Ханаана".
7
Ремат не шелохнулся. Слишком напуганный, он даже выронил из рук мои останки, и теперь кости, когда-то бывшие моими руками и ногами, поблескивали, словно отполированные камешки, на отшлифованном полу. Там же я увидел и свои зубы.
Мардук оставался неподвижен.
Раздался вой. Он постепенно усиливался - казалось, ветер гулял по дворцу и храму и, коридор за коридором, уголок за уголком, приближался к нам. Я взглянул вверх и увидел такое скопление духов, какого никогда еще не встречал.
Стены и потолок комнаты исчезли, и передо мной будто открылся весь мир, наполненный неприкаянными душами, которые смотрели прямо на меня, невнятно бормотали и тянули жаждущие прикосновения руки. Однако было очевидно, что они по-прежнему боятся меня.
"Убирайтесь!" - рявкнул я.
Плотное облако мгновенно рассеялось, но громкий вой болью отозвался в ушах. А когда я вновь бросил взгляд на Мардука, то увидел, что лицо его сделалось холодным, в нем больше не было страха, но исчезло и привычное ласковое, доверительное выражение.
Я повернулся и легкой походкой направился к распростертому на полу телу Асенат, чтобы взять табличку. Понять текст оказалось непросто. Да, это был древнееврейский язык, но тот диалект, на котором говорили задолго до моего рождения. Я постарался сначала прочесть его про себя.
Оглянувшись, я увидел, что жрец застыл в дальнем углу комнаты, а Мардук молча наблюдает за мной.
Старательно выговаривая каждое слово, я начал читать: "И после того, как увидите его смерть, увидите, что все соки его тела, его плоть и душа обратились в прах и оказались навеки запертыми под слоем золота, позвольте ему войти в этот прах и пребывать в нем до тех пор, пока господину не будет угодно призвать его…"
"Так исполни предначертанное! - воскликнул Ремат. - Отправляйся в прах!"
Я вновь перевел взгляд на табличку.
"И как только прах будет собран, навеки заключив в себе его душу, он веками станет служить тому, кто по праву владения и благодаря своему могуществу будет его господином, исполнять его волю и отправляться в странствия по его повелению. Как только господин произнесет: "Явись", Служитель праха должен явиться к нему. Когда господин повелит: "Облачись в плоть", Служитель праха облачится в плоть, когда господин повелит: "Возвратись в прах", Служитель праха повинуется ему беспрекословно. Когда господин прикажет: "Убей этого человека", Служитель праха убьет того, на кого будет указано. А когда господин скажет: "Лежи смирно и наблюдай, раб мой", Служитель праха исполнит приказание. Ибо Служитель и прах отныне едины. И ни один дух, обитающий под небесами, не вправе соперничать в силе со Служителем праха".
"Ну, вот и вся история", - сказал я.
"В прах! Отправляйся в прах! - вскричал Ремат, дрожа всем телом и сжимая кулаки. - Вернись в прах! Лежи смирно и наблюдай, раб мой!"
Я не шевельнулся и лишь пристально посмотрел на него. А во мне самом тем временем ничего не изменилось.
На глаза мне попалась простыня, сдернутая с кушетки, - чистая, ибо ту, на которой спал я, уже сменили. Я соорудил из нее мешок, а потом опустил туда табличку, свой собственный череп, все еще горячий и сверкающий золотом, а следом кости, оставшиеся от бедер, голеней, предплечий… Я постарался собрать все, что когда-то было Азриэлем - дураком и невеждой, все, до последнего фрагмента: зубы, косточки ступней… Взвалив на плечо мешок с костями, я вновь взглянул на Ремата.
"Будь ты проклят! - завопил он. - Отправляйся в ад! В прах!"
Я подошел к нему, протянул правую руку и сломал ему шею. Он умер прежде, чем рухнул на колени. Я увидел, как отлетела его объятая ужасом душа. Сначала она была полупрозрачной, потом утратила форму и наконец исчезла, растворившись в воздухе.
Я повернулся к Мардуку, который выглядел совершенно сбитым с толку.
"Что ты намерен делать, Азриэль?" - спросил он.
"А что я могу, господин мой? - отозвался я. - Что я могу, кроме как попытаться отыскать в Вавилоне самого могущественного мага - того, кто обладает достаточной силой, чтобы открыть, что ждет меня в будущем, или сказать, что я обречен вечно скитаться в таком виде? Ведь я, как видишь, стал никем - слабым подобием живого существа. Неужели меня ждет участь бессмертного странника? Да, тело мое при мне, я видим, но я никто, а все, что осталось от меня на самом деле, лежит в этом мешке".
Не дожидаясь ответа, я вышел из комнаты. Да, я отвернулся от него - наверное, это было грубо и легкомысленно с моей стороны, и такой поступок достоин сожаления. Я чувствовал, что он последовал за мной.
Все еще сохраняя человеческий облик, я прошел по храму. Стражники пытались остановить меня, но одним движением руки я решительно отшвыривал их прочь. А когда в спину мне воткнулось копье, а потом тело пронзил меч, я ничего не почувствовал, а только мимолетно взглянул на растерянных и жалких обидчиков и продолжил путь.
Перешагнув порог дворца, я направился к царским покоям. И здесь стражники набросились на меня, но я с легкостью прошел сквозь них, ощутив лишь легкую дрожь. Спотыкаясь, они бросились следом.
Мардук наблюдал за мной издали.
В царской спальне я увидел отдыхавшего на ложе Кира, а рядом с ним - прелестную шлюху. При моем появлении царь нагишом вскочил с ложа.
"Ты узнаешь меня? - спросил я. - Скажи, что видишь перед собой".
"Азриэль! - воскликнул он с неподдельной радостью. - Сын мой! Значит, тебе удалось обмануть смерть?!"
Слова его прозвучали так искренне и сердечно, что я буквально опешил. Царь подошел и обнял меня. Но едва руки его сомкнулись вокруг пустоты, он понял, что я лишь видимость, не более чем пузырь на поверхности воды, готовый в любой момент лопнуть. Но пузырь не лопнул. Точнее, я не лопнул. Кир попятился.
"Да, я мертв, господин мой, - кивнул я. - А все, что от меня осталось, покрыто золотом и лежит в мешке. И теперь ты должен возвратить мне долг".
"Но как?"
"Царю Киру, конечно же, известно имя самого могущественного в мире мага, наисильнейшего и наимудрейшего из всех. Где он? В Персии? В Ионии? В Лидии? Скажи, где его найти. Я превратился в кошмар и навожу ужас на всех. Даже Мардук теперь боится меня. Назови мне имя наимудрейшего, Кир, - того, кому ты, окажись на моем месте, доверил бы собственную душу".
Кир опустился на край ложа. Шлюха тем временем успела прикрыться простыней и молча наблюдала за нами. Мардук тоже вошел в комнату. Он не произнес ни слова, и хотя лицо его утратило холодность и подозрительность, прежнего теплого, доброжелательного выражения на нем тоже не было.
"Я знаю такого человека, - заговорил Кир. - Из всех магов, каких я когда-либо встречал, только он обладает истинным могуществом, и при этом скромностью и простотой души".
"Направь меня к нему, - попросил я. - Ведь я похож на человека и кажусь живым? Скажи, где его найти".
"Скажу, - кивнул Кир. - В Милете. Он ходит по рынкам и скупает рукописи со всего света. В огромном греческом порту он ищет и впитывает знания. Он утверждает, что цель жизни - познание и любовь".
"Так ты утверждаешь, что он хороший человек?"
"А тебе разве не нужен хороший человек?"
"Я об этом не задумывался".
"А твои сородичи?"
Вопрос царя застал меня врасплох. Память подсказала множество имен, я даже ощутил запах кожи и волос, но это длилось лишь мгновение, а потом все исчезло. Мои сородичи? А есть ли они у меня? Я отчаянно пытался вернуться в прошлое, восстановить в памяти события. Как я попал сюда? Я вспомнил котел, вспомнил женщину - как же ее звали? - вспомнил убитого жреца… А бог? Добрый бог, стоящий вон там, невидимый для царя, - кто он?
"Ты Кир, царь Персии, Вавилонии и всего мира", - произнес я, в ужасе осознавая, что не помню имен тех, кого любил, как и той старой умершей женщины, которую знал всю жизнь.
Я в растерянности огляделся. Комната была буквально забита дарами, преподнесенными царю знатными семьями Вавилона. Среди множества подношений я увидел небольшую шкатулку из кедра и золота. Я подошел и открыл ее.
Царь наблюдал за мной. Казалось, он утратил дар речи.
Внутри я увидел блюдо и кубки.
"Если они тебе нравятся, возьми, - сказал Кир, старательно и небезуспешно скрывая страх. - А сейчас позволь, я призову своих семерых мудрецов".
"Мне нужна только шкатулка".
С этими словами я осторожно, чтобы не повредить ценные вещи, вынул содержимое шкатулки. Даже сквозь красный шелк, которым она была обита изнутри, я отчетливо ощущал запах кедра. Раскрыв мешок, я аккуратно переложил в шкатулку сначала табличку, текст которой не успел прочитать до конца, а потом и собственные кости.
Прежде чем я успел закончить, ко мне подошла красавица шлюха. В руках она держала тонкую накидку из золотистого шелка.
"Вот, возьми, - сказала она. - Заверни их. Так они будут целее".
Пока я закутывал кости в шелк, она принесла еще одно покрывало, пурпурное. Теперь табличка и кости были надежно упакованы. Даже если шкатулку встряхнуть, они не стукнутся друг о друга и не издадут ни звука. Смотреть на них мне не хотелось.
"Отправь меня туда, Кир, - попросил я. - Отправь меня в прах".
Царь лишь потряс головой.
"Войди сам, Азриэль, - неожиданно заговорил Мардук, - а потом выйди обратно. Сделай это сейчас, иначе не сможешь никогда. И никогда не познаешь тайну. Прими совет духа, Азриэль. Отринь все, что придает тебе форму, и отправляйся во тьму. А если тебе не удастся выйти, я призову тебя".
Царь, который не видел и не слышал Мардука, был явно смущен и вновь пробормотал что-то о семи мудрецах. И действительно, я слышал голоса за стеной - там кто-то шептался.