– Водитель черной "Волги 3110", гос. номер С 746 КН, снизьте скорость и сверните с дороги! В противном случае мы будем вынуждены применить оружие!!! – раздался угрожающий голос, и только потом я услышал вой сирены, и увидел присоединившийся к погоне УАЗик с синими номерами. – Водитель черной "Волги 3110", требую подчиниться! На обочину, живо, или я стреляю!!!
– Ага, ща, испугали меня! Хрен вам, да каждому в морду! Полиция, милиция, какая разница, мусора вы поганые, как вас не переименовывай!!! – орал я, не в силах сдержать эмоции.
Несмотря на раннее утро, движение на дороге было довольно активное, и мне никак не удавалось оторваться от двух упрямо нагоняющих меня машин. И тогда я, долго не мучаясь в выборе правильного решения, резко выскочил на встречку. Что, слабо вам, суки?!! Я злорадно рассмеялся, пересек встречную полосу и нырнул в темный проулок.
Резкий, так что я даже не успел почувствовать боли, удар швырнул меня вперед. Звон разбивающегося стекла и скрежет тормозов. Еще удар, и мрак. Однако ощущение кромешной тьмы длится недолго, резко вскакиваю.
– О боже!!! – впервые за много-много лет я произношу это слово, вырвавшееся из моих уст нечеловеческим криком.
На асфальте, прямо под моими ногами, рядом с влепившейся в бок "Лексуса" "Волгой", лежало окровавленное тело грузного, высокого мужчины, с редкими растрепанными волосами. Мое тело! Что пробив лобовое стекло вылетело из машины и прилично протащилось по асфальту.
Но как такое возможно?!! Как?!! Вот он же я, стою на ногах!!!
Цепенея от догадки, я взглянул на вытянутую ладонь. Свет фар, останавливающихся возле места аварии преследовавших меня машин, прошел через конечность насквозь, и нисколько не ослепил меня. В миг высыпавшие из машин полицейские бросились ко мне, точнее, к моему окровавленному телу. Я даже отпрыгнул в сторону, ощущая невероятную легкость. Но стоявшего рядом с ними меня они попросту не замечали.
– Готов! – прощупав пульс на моем, теперь уже бывшем, теле, констатировал высокий черноволосый служитель закона.
– Мразь поганая!!! – яростно зашипел пузатый коротышка с пышными усами, и даже замахнулся для удара ногой, но вовремя совладал с собой. – Гореть ему в аду!!!
– Ребят, вызовите скорую, эта еще жива! – крикнул кто-то из копошившихся возле " Лексуса" оперативников.
Я тоже это почувствовал, не знаю как, но я знал определенно – водитель, а точнее, водительница злополучной машины была жива. Черт, она жива, а я, значит….
– Меня кто-то звал!!?
Шипящий, невероятно громкий голос накрыл меня, прозвучав сразу со всех сторон, ворвавшись в уши вместе с пронизывающим до костей холодным ветром. Я опять чувствую свое тело! Перед глазами все поплыло, замерцало, "размазываясь", сливаясь в один серый непроглядный туман. И вдруг свет, яркий, ослепляющий. Глаза будто выжигали огнем, я застонал, схватившись ладонями за мокрое от слез лицо. Свет, боль – все уходило, а вместо этого пришло новое ощущение – холод.
В последний раз протерев слезящиеся глаза ладонями, я развел их в стороны и прохрипел в изумлении: "Мать твою!"
– Нет уж, голубчик, твою! Твою мать! И ты ее скоро увидишь!!! – ледяной баритон за спиной заставил меня подпрыгнуть от неожиданности и испуга, однако, повернувшись, я понял, что прозвучавший голос – это еще цветочки, а ягодка стояла в двух метрах от меня, поводя черным хвостом. – Привет, – просто произнес черт (точная копия того, что приснился мне утром), не вкладывая в приветствие никакой интонации, и сердце мое зашлось.
В знакомой до каждого кустика лесополосе, которую я узнал бы даже в бреду, стоял огромного роста, с копытами на ногах, с закрученными бараньими рогами и свиным пятаком на темном, заросшем черной шерсть лице, не сводя с меня красных с ромбовидным зрачком глаз, самый, что ни наесть, настоящий черт!!!
– Я в аду? – запинаясь, как первоклашка перед строгим учителем, не задумываясь, промямлил я.
– Ээээ-э-э, да ты спешишь, Антошка, место в аду не дается абы кому, да абы как, его надо заслужить! – густой баритон черта перешел в хриплый смех. – Понял меня, заслужить!
Я судорожно сглотнул, и, оглядываясь по сторонам, попятился назад. Ночь, светлая из-за полного круга алой луны и звездная. Но сейчас уже должен был наступить рассвет!
– Рассвет, – словно пробуя на вкус это слово, произнес черт, явно читая мои мысли. – Это всего лишь один пункт из большого списка радостей, которых ты лишаешься навеки!
– Что за бред ты несешь?!! Ты кто?!! – выпалил я, отчетливо различив невдалеке припорошенные опавшей листвою могилы! Мои захоронения, так сказать!
– Бред – это то состояние, что будет присутствовать в твоем существовании вечно! – В мгновение ока остававшийся стоять на одном месте черт возник рядом со мной. – А величают меня Проводником!!! – Его мерзкая рожа с козлиной бородкой склонилась ко мне, обдавая горячим и смрадным дыханием. – Проводником в ад!!!
Вылетевшая вперед рука с загнутыми когтями резко и больно ткнула меня в грудь, и я грохнулся на землю. Да, этот черт не такой, каким я привык его видеть в книгах или кино. Наверное, потому что он настоящий!
– Ты еще в чем-то сомневаешься? – удивился Проводник-черт. – Ну, тогда наслаждайся!
Что-то сильно и больно ухватило меня за голову, прижимая к мокрой земле, которая буквально взорвалась фонтанами рыхлого грунта вперемешку с вонючей, похожей на гной, массой, заливая мне лицо и одежду. Я дернулся, тщетно пытаясь освободиться, и с ужасом увидал руки. Руки, много рук, они торчали прямо из земли, костлявые, и совсем свежие, с едва подвергнувшейся гниению плотью. И все они тянулись ко мне, рвали одежду, добираясь до тела. От собственного бессилия и жуткого, животного страха я зарычал, крутнувшись по земле, сминая под большой массой собственного тела торчащие конечности. Это помогло, я вскочил на ноги. Черта или, как он себя сам назвал, – Проводника в ад, не было видно нигде. Однако это нисколько не облегчало разворачивающуюся ситуацию. Из земли проворно вылезали безголовые женские тела! Мои жертвы! Все до одной!
– Эй, подруга, не думаешь возвратить мне мое тело, истосковалась я по нему? – жалобно спросила гнилая, с остатками рыжих волос, голова, находясь в руках безглавого трупа. – Махнемся, а? Тело-то у меня твое!
– Легко! – бодро ответила другая, белобрысая, зажатая костлявыми пальцами второй безглавой мертвячки. – Лови! Оп!
Словно футбольными мячами, они обменялись головами, и будто в жутком фантастическом фильме, с хрустом водрузили их, прикрепляя к телам.
Я побежал. Не помню уже, когда в последний раз делал это, работа в офисе вот уже много лет не предполагала таких физических нагрузок и, конечно же, скоро задохнулся.
– Эй, куда же ты? Постой, мы все равно тебя достанем! Догоним и оторвем твою голову!
Разноголосый хор жутких голосов сыпал на меня проклятья. Я чувствовал, как дико бьется сердце, которое уже остановилось сегодня, а сейчас в моем теле снова есть жизнь. Почему так, что со мной происходит? Я оглянулся, тяжело дыша, и меня затрясло. Только сейчас я осознал и увидел, насколько жертв распространилось мое отмщение. Они шли, припадая на ломающиеся конечности, ползли, цепляясь за кусты, с уже "вставленными" головами и без них, и их было много, действительно много. Превозмогая боль в груди, едва передвигая ватные ноги, я снова побежал. И, о чудо, спустя минуту почувствовал, как мне становится легче. Мертвые проститутки прилично отстали, а я несся, словно молодой парень, а не пятидесятилетний сто двадцати килограммовый жлобина. Второе дыхание? Может, и оно, но это не важно, главное, как можно дальше от этого места, от этих жутких оживших мертвецов! Дивясь самому себе, я гнал вперед, пока вдруг ноги не зацепились за что-то в темноте. Натыкаясь на голые ветви, я кубарем полетел сквозь низкорослый кустарник. Вскочил, и по новой упал. Да что же такое, я непонимающе посмотрел на невероятно длинные колошины брюк, что сползли к ботинкам и мешали бегу.
– Черт! – От произнесенного имени этого дьявольского отродья я вздрогнул, перед глазами всплыл отчетливый образ Проводника. – Что за хренотень творится?
Последние слова я произнес, не узнав собственного голоса, он был слишком высок, и мог принадлежать только ребенку или же женщине! Не веря собственным глазам, я оглядел себя. Вывод был шокирующим – я ребенок! Вот почему мне было легко бежать, я молодел, а значит, худел и уменьшался. Снимая ставшую большой и неудобной одежду, несмотря на холод осенней ночи, я оглядывал посиневшие тонкие ручки и ножки, на вид мне было лет семь, восемь, не больше. Быстрей, быстрей, освободиться от мешающей бежать одежды, и прочь, прочь из леса.
Прижав рукой ставшие неимоверно большими трусы, я выпрыгнул из кустов, но было поздно. Тихо подкравшаяся мертвячка возникла на пути, словно призрак. Один мощный удар, и я понимаю, что лежу на влажной листве. Теплые струи текут со лба, заливая лицо, это кровь, и от нее щиплет в глазах.
– Мы же предупреждали тебя, не уйдешь от нас! – проскрипело над ухом. – Быстрей, девочки, наш несостоявшийся клиент требует прелюдии.
От жуткого непонимания и такого же страха я заорал, все еще дивясь собственному голосу. Однако холодная рука, сжавшая мое тонкое горло, быстро воспрепятствовала этому. Боль, возникшая сразу во многих местах моего тела, нахлынула одурманивающей волной. Меня рвали руками, кусали, смачно причмокивая, а я не мог ничего поделать. Последнее, что я почувствовал, это был кишечник, который методично, метр за метром, вытягивался из моей брюшной полости сквозь рваную рану на животе.
– Сука! Мразь поганая, ты где опять шлялась всю ночь?!!
Этот, вызывающий дрожь во всем теле, голос, от которого ладони становились мокрыми и липкими, я узнал бы из миллионов. Я рывком вскочил.
– Тсссыы! – приставив когтистый палец к пятаку, протянул черт. – Ты же не хочешь, чтобы он тебя услышал?
Мое невероятное омоложение, и даже ожившие жертвы в лесу, которые рвали и терзали меня, да все, что угодно, но такого я никак не ожидал.
Темная, с обшарпанными обоями и никогда невыветривающимся запахом курева и перегара, кухня однушки. Покосившийся кухонный гарнитур и вечно капающий кран, заваленный грязной посудой и пустыми бутылками стол (за которым, деловито закинув ногу на ногу, расположился Проводник), вот он, дом! Даже в самом жутком ночном кошмаре я не мог вообразить, что когда-то снова увижу это проклятое место. Место, где, живя с родной матерью шлюхой и отчимом психопатом, я чувствовал себя как в аду.
Я взглянул на себя, все такой же маленький, сижу, поджав ноги, в сдвинутых между собой, пропитавшихся мочой креслах. Моя "уютная" коечка в не менее "уютной" детской, что ж, все, как и прежде!
– Зачем? – задаю я единственный вопрос, слыша звонкую пощечину и отборный мат, вырвавшиеся из светлой полоски не до конца закрытой на кухню двери. Это отчим Сергей снова воспитывает мать.
– Когда ты сам найдешь все ответы, в том числе, и на этот вопрос, ад раскроет пред тобою врата! – сверкнув глазами, произнес черт. – А посему, быть тебе между мирами еще долгое количество времени!
– Как это – между мирами?!! Кто я теперь?!! Я же умер, вышел из тела?! Я это сам видел, а потом вдруг опять почувствовал себя живым! Что происходит, и почему я ребенок? – с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на крик, зашептал я. – Ответь, я прошу тебя?
– Ну, ну, ну, ты еще заплачь, и это наш беспощадный Головорез! – черт хрипло рассмеялся, и я в страхе взглянул на неприкрытую дверь. – Не бойся, он меня не слышит и не видит, а вот тебя – да.
За занавешенным рваной простыней окном была ночь, и яркая луна освещала довольную рожу Проводника, он театрально выждал и начал:
– Ты когда-нибудь слышал о неупокоенных душах, о тех, кого не приняли ни в ад и ни в рай? – и, не дожидаясь ответа, продолжил: – На то, конечно, имеются свои причины. Так вот, буду предельно краток, ты один из них, оставшийся между мирами, неупокоенный!
– И как долго это продлится?
– Все зависит только от тебя! Месяц, год, а может, и тысячу лет, знавал я и таких.
– А что, что я должен сделать? – заикаясь, начал я, не думал, что когда-нибудь буду жутко переживать из-за того, что не могу попасть в ад. – Ответь, не томи?
– Во-первых, раскаяться в свершенных тобою деяниях, а во-вторых, ответить честно, прежде всего, самому себе, что, собственно, послужило тому, что ты стал таким? Правильно: шлюха мать, зверь отчим, вечное потакание, что ты не такой, как все, со стороны сверстников, обида на весь, не понимающий тебя мир! Пока я вижу все это у тебя в мозгу, для тебя закрыт даже ад! Ты давно исчерпал свой лимит "допустимого зла"! Как и у каждого смертного в твоем мире, он у тебя свой, исходя из тех личных жизненных ситуаций, побудивших тебя на тот или иной жестокий шаг.
– А ты, твоя роль здесь какая? – спрашивая шепотом, я на минуту забыл, что, несмотря на оставшийся взрослый разум, снаружи я ребенок, но, уронив взгляд на ноги, внутренне похолодел.
– Я слукавил немного, сказав, что все зависит только от тебя… – Проводник вдруг замолчал, лицо его исказила ужасная улыбка-оскал. – Как тебе такая тавтология, а? "Лукавый немного слукавил", по-моему, прикольно звучит! Ну, да ладно, немного о себе. Быть Проводником – это лишь одна из моих ролей, вторая – это наставничество, подготовка твоей мечущейся меж мирами души к царству тьмы. И тут уже моя власть над тобой безгранична, я решаю, как мне быть с тобой, выбирая по своему собственному усмотрению психологически-физическую пытку, через которую ты все поймешь и осознаешь! Детский возраст выбран мной неслучайно, в том возрасте ты был особенно уязвим, а страх ребенка по-своему уникален! И это ты сейчас вспомнишь!!!
От последней фразы заложило уши, я моргнул, а черта как и не бывало. Дверь на кухню скрипнула, отворяясь, на пороге, едва стоя на ногах, возник отчим, в его руках болтался кожаный ремень.
– Что, сученыш, не спится, сейчас я тебя немножко воспитаю, глядишь, из тебя и человек получится! – заорал он хрипло, и, качнувшись, двинулся ко мне.
Кровь с молоком
– О-о-о! Толян! Братишка ты мой родной, сосед мой ненаглядный! А я вот сижу, дожидаюсь тебя, понимаешь!
Анатолий притормозил около лестницы, ведущей на второй этаж, где расположился грязный, пропахший неизвестно чем, небритый и растрепанный сосед Гришка Воробьев.
– Сосед! – Гришка привстал, запах месячного перегара ударил в нос Анатолия. – Сосед, выручи, сосед!
Гришка приложил ладонь к заляпанной белой майке, которая в данный момент напоминала ни что иное, как половую тряпку. "Снова выручи-спаси, – со злостью подумал Анатолий. – Третий раз за день попадаю в эту ситуацию: сначала нищий в переходе, пацаненок на рынке, а теперь вот.… Хватит! Надоели, прилипалы! Хватит!!! Что я им, сбербанк, что ли?! Что, я, эти деньги кую?! Двенадцать часов вкалываешь, каждую копейку бережешь, грузчик – это совсем не бухгалтер, а они, сволочи, пьют беспробудно, а потом еще выручи Толян, спаси, помираю!" Анатолий почувствовал, как кровь прилила к голове, им овладела жуткая ярость. Он отшвырнул пьяного соседа в сторону и стал подниматься по лестнице.
– Эй, Толян, ты чего? – Гришка, спотыкаясь, бросился за ним. – Обиделся, что ли? Сосед, не обижайся!
Анатолий молча поднимался на второй этаж, раскачивая полиэтиленовым пакетом с продуктами.
– Толян, постой! Я же не хотел! Ну, я, это… проснулся, дурно что-то стало, думаю, пойду к соседу, он меня всегда выручает!
Анатолий остановился возле двери, залез в карман брюк, достал ключи, сунул их в замочную скважину, сделал поворот.
– Сосед! – Гришка, запыхавшись, взял его за руку. – Ты извини, если что-то не так! Ну и, это, как его, ну… – он сморщился, отчего постарел еще лет на десять. – Ну, займи, пожалуйста, Толян, выручи, не могу, с похмелья помираю!
– Р-р-руки! – резко произнес Анатолий. – Руки, я сказал!
Ярость захлестнула его, и он с размаху ударил беднягу-алкаша по голове. Раздался звон, как будто что-то разбилось. Анатолий опустил глаза, разбилась бутылка молока, и из пакета била тонкая белая струйка, смешиваясь на ступенях с еще какой-то темно-красной жидкостью. Ею оказалась кровь, которая текла из пробитого виска его соседа, в нелепой позе лежащего на лестнице.
"Боже, что я наделал!!!" Паника овладела Анатолием, он хотел было метнуться в дом… но это не выход, возле его двери на лестнице лежит труп. Милиция! Нет, он не дурак звонить в милицию. Тогда что? Что ему делать?
Дверь в подъезд заскрипела и хлопнула, кто-то вошел, и сейчас начнет подниматься. И тут Анатолию пришла в голову абсолютно безумная мысль. Он схватил убитого соседа под мышки, подтянул тело к двери, одной рукой открыл ее, заволок Гришку в дом, молниеносно метнулся в ванную, схватил там тряпку, выскочил на лестницу и стал трясущимися руками вытирать на ступеньках смешавшиеся кровь и молоко.
– Что, Анатолий, решил техничке помочь, полы моешь? – шутливый голос бабы Дуси ударил в уши, как из тысячи динамиков.
– Да вот, с магазина шел, пакет порвался, бутылка с молоком упала, разбилась, прибрать решил! – сказал Анатолий, глядя на нее и стараясь показаться как можно спокойней.
– Сволочи! И понаделают же таких пакетов, не то клади в него, не то смотри, ничего прочного нет, а деньги за все в три шкуры дерут! – запричитала старушка. – Ты, навот, сынок, возьми пирожочков, поешь, на рынке не все продала.
Старушка протянула Анатолию пять пирожков, вынутых из плетеной корзины. Он незаметным движением вытер ладонь о брюки и взял пирожки.
– Вот спасибо, баб Дусь, еще теплые! Спасибо! – Анатолий старался как можно больше улыбаться. – Ну, я пойду съем, пока не остыли!
Анатолий, пряча тряпку, прошмыгнул в квартиру.
– Иди, иди, поешь, сынок, поешь, – одобрительно проговорила ему вслед бабка, и стала подниматься на третий этаж. – Поешь, наработался, поди, устал! Не то, что энти, шантрапа, да наркоманы, тьфу! Храни господь тебя, сынок!
Зайдя в квартиру, Анатолий перетащил тело Гришки Воробьева в ванную, вытер натекшую в прихожей кровь и сел на кухне. Крепкий кофе и тяжелый рок помогли ему собраться с мыслями. Тело Гришки по-любому нельзя было вынести из дома незаметно, оно большое, гораздо лучше по частям, и разбросать куски в разных местах по мусорным бакам, вроде, все просто и ясно. Но в тоже время в голову Анатолия прокралась совершенно безумная мысль, и он бросился в ванную.
Раздевал он Гришку недолго, потом вышел на улицу, выкинул его лохмотья в мусорный бак и сжег. Вернувшись в дом, он зашел на кухню, взял все имеющиеся ножи, небольшой топорик, предназначенный для рубки мяса, и вернулся в ванную.
До утра он разделывал труп соседа, ванная комната за это время превратилась в подобие скотобойни. Вконец вымотавшись, Анатолий, отправился в спальню, сил не хватило даже на умывание, он рухнул на постель и провалился в глубокий сон.