Снег несется сверху, словно лавина, словно белая стена. Рассыльный не успел повернуться и принял удар в лицо и скорчился, с трудом переводя дух. Он сделал шаг вперед и упал, сел, подставив ветру спину. На душе сделалось тоскливо от страха погибнуть под снегом. Он поднялся и попробовал ступить дальше, но опять поскользнулся, и упал на руки, и съехал на несколько метров вниз. Ухватился за ствол и тяжело отдышался. "Проклятье, - чертыхнулся он, - ведь я должен одолеть эту гору!" Ему удалось сделать шаг-другой, но опять он упал и опять на животе соскользнул вниз. Вот он ползет на четвереньках; рукавицы промокли, за гамаши набился снег, но он упрямо держит курс - только вперед и выше! Только бы не застрять здесь! По лицу струится пот, смешиваясь с растаявшим снегом, но человек забыл о снеге; ему кажется, что он сбился с дороги; плача навзрыд, он карабкается вверх. Но трудно ползти на четвереньках в длинном плаще: он поднялся и двинулся сквозь ветер, полшага вперед - два шага вниз; прошел чуть-чуть, но ноги разъехались, человек ткнулся лицом в колючий снег и снова очутился внизу. Встав на ноги, он обнаружил, что потерял палку.
А снежные валы валят через горы, цепляются за скалы, свищут, гикают, улюлюкают, завиваются вихрями. Рассыльный судорожно всхлипывает, захлебываясь от страха и отчаяния, взбирается наверх, переводит дыхание, шаг - передышка, еще шаг - остановка, отвернись, глотни воздуха воспаленными губами; еще одни шаг, господи Иисусе. Вот он ухватился за дерево. Который же теперь все-таки час? Он вытянул из жилета свои круглые, как луковица, часы в желтом прозрачном футляре; циферблат залепило снегом. Видно, скоро стемнеет. Возвратиться? Но ведь я почти у цели!
Порывистый ветер сменился затяжной пургой. Тучи клубятся прямо по склонам; грязно-серый туман пронизан мятущимися снежными хлопьями. Метель метет по всей земле, бьет прямо в лицо, слепит глаза, забивает нос, уши; мокрыми, застывшими пальцами приходится выбирать его отовсюду. Спереди посыльный покрыт пятисантиметровым слоем снега, его плащ отяжелел, задубел и почти не сгибается, словно сколочен из досок. Слой снега, налипший на подошвы, растет с каждым шагом и становится все тяжелее.
На лес спускаются сумерки. А сейчас вряд ли больше двух часов пополудни.
Вдруг все накрыла желто-зеленая мгла, и снег хлынул сплошной стеной. Хлопья, огромные, как ладонь, влажные и набрякшие, кружась, опускаются такой густой пеленой, что уже нельзя отличить землю от неба; при каждом вздохе снег набивается в нос; посыльному приходится пробираться меж высоких - не дотянуться - крутящихся сугробов. Приходится шагать вслепую, разгребая в снегу узкий проход. Посыльный думает только об одном - идти вперед, единственное его желание - вздохнуть полной грудью, не захлебываясь снегом. С трудом вытаскивая ноги, человек еле тащится по сугробам; стоит вытянуть сапог - и от ямки тотчас не остается и следа.
А меж тем, в городах, там, внизу, кружатся легкие, редкие снежинки и тают, превращаясь в жидкую, черную грязь. В лавках зажигаются огни, кафе заливает поток электрического света, а люди сидят и ворчат - какой, дескать, нынче выдался хмурый день. В огромном городе вспыхивают бесчисленные фонари, отражаясь в лужах.
Один- единственный огонек трепещет на занесенной снегом горной полонине. Неровно мерцает, пробиваясь сквозь снежную завесу, колеблется, гаснет и вот опять вспыхивает, будто живой. Хижина в Медвежьей долине освещена.
Было пять часов, то есть почти вечер, когда перед Медвежьей хижиной остановилось нечто бесформенное. Оно взмахнуло белыми толстыми крыльями и принялось колотить себя, счищая застывшие пласты снега. Под снегом оказался плащ, под плащом - две ноги; эти ноги стучали по каменному порогу, и от них отваливались огромные комья снега. Эта "масса" была рассыльным из Шпиндельмюля.
Он вошел в хижину и увидел склонившегося над столом мужчину. Рассыльный хотел было с ним поздороваться, но голос совсем не слушался его. Раздалось только сипенье, как бывает, когда из машины выпускают пар. Хозяин поднялся.
- Но, голубчик, кой черт понес вас сюда в такую бурю? Ведь вы же могли пропасть за милую душу. Почтальон кивнул и что-то просипел в ответ.
- Какая глупость! - ругался хозяин. - Барышня, дайте ему чаю! Ну куда ты греб, старик? На Мартинову дачу?
Рассыльный покачал головой и открыл кожаную сумку, всю забитую снегом, достал оттуда телеграмму - она смерзлась настолько, что хрустела.
- Ихи-иххарек? - просипел он.
- Как? - удивленно переспросил хозяин.
- Это… значит… инженер Марек? - раздельно произнес рассыльный, взглядом прося прощения.
- Я инженер Марек! - воскликнул худощавый человек. - У вас ко мне дело? Давайте!
Инженер Марек развернул депешу. Там стояло:
"Твои предположения подтвердились. Бонди".
Ни слова больше.
22. Убежденный патриот
В пражской редакции "Народной газеты" кипела работа. Телефонист орал в трубку, свирепо ругаясь с телефонисткой. Звякали ножницы, стучала машинка, а пан Цирил Кевал, взгромоздясь на стол, барабанил по нему ногами.
- Значит, и на Вацлавской проповедь, - вполголоса произнес он. - Какой-то новоявленный аскет призывал к добровольной нищете. Подстрекал народ жить, как птицы небесные. Бородища во-о какая, до пояса. Прямо страх берет, сколько их, этих бородатых, теперь развелось. Каждый - что твой апостол.
- М-да, - буркнул старый пан Рейзек , роясь в сообщениях Чехословацкого Телеграфного Агентства.
- И отчего это бороды так быстро растут? - размышлял пан Кевал. - Послушайте, Рейзек, а по-моему, и тут тоже не обошлось без Абсолюта. Эй, Рейзек, сдается мне, что и у меня скоро борода отрастет, представьте себе - такая вот, по пояс.
- М-да, - раздумчиво промолвил пан Рейзек.
- На Гавличковой площади нынче обедня "Вольной мыши". А на Тыловой творит чудеса патер Новачек, Вот увидите, там опять подерутся. Вчера этот Новачек исцелил одного человека, хромого от рождения. А потом состоялось торжественное шествие, и этот хромоногий избил одного еврея. Ребра три сломал, а может, и больше. Тот, оказывается, был сионист.
- М-да, - заметил пан Рейзек, перечеркивая какой-то материал.
- Нынче наверняка заварится каша, Рейзек, - размышлял вслух Цирил Кевал. - Прогрессисты организуют митинг на Староместской. Снова выкинули лозунг "Отколитесь от Рима". А патер Новачек основывает "Маккавеев" - это, знаете ли, вооруженная католическая гвардия. То-то будет потеха! Архиепископ запретил Новачеку творить чудеса, ну, а этот прямо-таки осатанел; он уже принялся за воскрешение мертвецов.
- М-да, - заметил пан Рейзек, продолжая черкать.
- Мама писала, - понизив голос, продолжал Цирил Кевал, - что у нас в Моравии, знаете ли, у Гусопечи и в окрестностях народ, очень зол на Чехию, - они, дескать, безбожники, и тупицы, и идолопоклонники, придумывают новых богов, то да се. Лесничего там застрелили только за то, что он чех. Я вам говорю, Рейзек, повсюду такая творится кутерьма.
- М-да, - согласился пан Рейзек.
- И в синагоге передрались, - прибавил пан Кевал. - Сионисты крепко вдарили по тем, кто верит в Ваала. Было даже трое убитых… Погодите, я нынче слетаю на Гибернскую. Тамошний гарнизон был приведен в боевую готовность, тем временем вршовицкие казармы послали ультиматум в Чернявские казармы, чтобы те признали вршовицкие догматы о трех ступенях искупления. В противном случае пусть готовятся к битве на Сандберке; вот, значит, дейвицкие канониры отправились разоружать чернинских. Вршовицкие соорудили вокруг казарм баррикады, солдаты установили в оконных проемах пулеметы и объявили войну. Их осаждает седьмой драгунский гарнизон Пражского кремля и четыре легкие батареи. По истечении, кажется, шести часов они откроют огонь. Рейзек, Рейзек, какая это радость - в такое время жить на свете!
- М-да, - буркнул пан Рейзек.
- А в университете, - с упоением продолжал пан Кевал, - там естественный факультет схватился с историческим. Естественники, видите ли, отрицают явления, они вроде как пантеисты. Профессора возглавили демонстрацию, декан Радл сам нес знамя. Историки засели в университетской библиотеке, в Клементинуме, и отчаянно оборонялись, главным образом книгами. Декану Радлу угодили по макушке Веленовским в кожаном переплете - и он тут же на месте испустил дух. Должно быть, сотрясение мозга. Magnificus Арне Новак тяжело ранен томом "Открытий и научных изобретений". Под конец историки засыпали обидчиков Собранием сочинений Яна Врбы . Теперь там работают саперы; пока что отрыли семерых убитых, в том числе - трех доцентов. По-моему, засыпанных книгами не более тридцати.
- М-да, - отозвался пан Рензек.
- "Спарта"-то, голубчик, - тараторил Кевал, захлебываясь от восторга. - "Спарта" объявила единым и неделимым богом древнегреческого Зевса, а "Славия" выступает за Сзятовита. В воскресенье на Летне состоится матч между обоими божествами; оба клуба, кроме бутсов, имеют на вооружении ручные гранаты; "Славия" будто бы намерена прихватить на поле боя пулеметы, "Спарта" - одну стодвадцатимиллиметровую пушку. За билетами - давка, болельщики обоих клубов вооружаются тоже. Ох, Рейзек, что будет! Какой тарарам! Я думаю, выиграет Зевс.
- М-да, - отозвался пан Рейзек, - однако теперь вы могли бы взглянуть на редакционную почту.
- Пожалуй, - милостиво согласился Цирил Кевал, - знаете ли, как-то привыкаешь к этому богу. Так что новенького в ЧТА?
- Ничего особенного! - пробурчал пан Рейзек. - Кровавые демонстрации в Риме. В Уолстере что-то назревает - видно, зашевелились иранские католики. Святой Килд вообще отвергается. В Пеште - погромы. Раскол во Франции, там снова объявились, вальденсы, а в Мюнстере - анабаптисты. В Болонье избран лжепапа, некий патер Мартин из общества "Босоногих братьев". И так далее. С мест - ничего. Хотите посмотреть корреспонденцию?
Цирил Кевал успокоился и стал знакомиться с почтой; редакция получила сотни две писем; он прочитал от силы шесть, на большее его не хватило.
- Взгляните, Рейзек, - начал он, - все дудят в одну дуду. Взять хоть это. "Хрудим. Уважаемая редакция! Я давний подписчик вашей уважаемой газеты… Ваших читателей, наверное, как и всю общественность, взбудораженную бесплодными дискуссиями…" Ну так и есть, - остановился пан Кевал, - он забыл написать "заинтересует". Итак, "…заинтересует великое чудо, которое сотворил местный священник Закоупил". И так далее. В Ичнне это проделал старьевщик, а в Бенешове - директор школы. В Хотеборже - владелица табачной лавочки вдова Иракова. И что же, прикажете мне читать все это?
На мгновенье воцарилась рабочая тишина.
- Черт побери, Рейзек, - зазвучал опять голос Кевала, - послушайте, какую бы сенсацию выдумать, а? Уникальную, бесподобную утку? Про то, что некогда что-то совершалось само собой, безо всяких чудес? Только, по-моему, нам никто не поверит. Погодите, я, может, выдумаю что-нибудь?
Они помолчали.
- Рейзек, - жалобно простонал Кевал, - ничего естественного мне не приходит в голову. Когда начинаешь размышлять, ловишь, себя на том, что это тоже, собственно, чудо, Все, что ни на есть, - магия и чудеса.
В этот момент в комнату ворвался главный редактор.
- Кто-нибудь уже просматривал "Трибуну"? У них такая новость, а мы проморгали!
- Что за новость? - полюбопытствовал Рейзек.
- В разделе экономики. Американский консорциум скупил Тихоокеанские острова и сдает их внаем. Крохотный коралловый атолл - за шестьдесят тысяч долларов ежегодно. Спрос огромный, даже на Европейском континенте. Акции уже поднялись на две тысячи семьсот. Г. X. Бонди участвует сто двадцатью миллионами, А мы проморгали! - упрекнул сотрудников шеф и с грохотом захлопнул за собой двери.
- Рейзек, - заговорил Кевал, - вот очень любопытное письмо: "Уважаемая редакция! Извините, что я, старый, убежденный патриот, не забывший злых времен угнетения и мрака, осмеливаюсь просить вас, чтобы вы резвым пером своим народу чешскому растолковать изволили убежденных патриотов беспокойство и щемящую душу тоску…" и так далее. А вот… "…Вижу народ наш, древний, славянский, в ссоре брат против брата, несчетные партии, секты и церкви, аки волки, грызутся друг с другом, взаимно удушая один другого, в ослеплении братоубийственной ненависти…" Старенький, должно быть, корреспондент, очень уж рука у него дрожит, неразборчиво получается. "…а между тем извечный наш неприятель, аки лев рыкающий, обхаживает нас, бросает древнему народу чешскому призыв германский "Отколитесь от Рима", будучи в том заодно с лжепатриотами, для коих шкурные интересы превыше желанного единства национального. Со скорблю и сокрушением видим мы, что приближается новая битва у Липан , в коей, когда чех пойдет против чеха ради защиты каких-то церковных идей, все на поле брани полягут. И о горе! Сбудутся слова Писания о царстве, в себе разделенном, И начнутся сечи да бранн, как предсказывают наши славные, неподдельные богатырские рукописи …
- Хватит, - отмахнулся пан Рейзек.
- Потерпите маленько, тут он толкует о чрезмерном разрастании партий и церкви. Будто бы это наследственный чешский порок. "…И в том не может быть ни малейшего сомнения, то же самое утверждал и доктор Крамарж . Отчего и заклинаю вас в сей час полнощный, когда со всех сторон нам грозит опасность, великая и страшная, бросьте клич народу чешскому, дабы слился он воедино ради защиты родины нашей. А ежели единства ради надобно связующее звено - не будем мы ни протестантами, ни католиками, ни монистами, ни даже абстинентами, - все перейдем в единую славянскую, могущественную и братскую веру православную, которая объединит нас в одну великую семью славянских братьев и в бурные эти времена даст нам опору - монарха славянского. Те же, кто не примкнет в дружном и добровольном порыве к этой славной идее всеславянства, будет государственной мощью или другим каким средством, чрезвычайностью положения продиктованным, вынужден отринуть свои групповые и сектантские интересы на благо единства общенародного". И дальше в том же духе. Подпись: "Старый убежденный патриот". Что вы на это скажете?
- Ничего не скажу, - буркнул пан Рейзек.
- А я думаю, тут что-то есть, - начал пан Кевал, но в этот момент в редакцию ворвался телефонист и сообщил:
- Звонят из Мюнхена. Вчера в Германии вспыхнула не то гражданская, не то религиозная война. Стоит ли сообщать об этом в газетах?
23. Аугсбургский конфликт
До двенадцати часов вечера редакцией "Народной газеты" были получены следующие телефонограммы:
ЧТА - Мюнхен, 12 текущего месяца. ВТБ сообщает, что вчера в Аугсбурге имели место кровавые демонстрации. Семьдесят протестантов убиты; демонстрации продолжаются.
ЧТА - Берлин, 12 т. м. По официальным сведениям, число убитых и раненых в Аугсбурге не превышает двенадцати. Полиция поддерживает спокойствие.
СОБ. КОР. - Лугано, 12 т. м. Из хорошо информированных источников стало известно, что жертв в Аугсбурге уже более 5 тысяч. Железнодорожное сообщение в северном направлении прервано. Баварское министерство заседает непрерывно. Немецкий император прервал охоту и находится на пути в Берлин.
ЧТА - Рейтер, 12 т. м. Сегодня в 3 часа утра правительство Баварии объявило Пруссии священную войну.
Спустя день после описываемых событий Цирил Кевал уже прибыл в Баварию; нижеследующие строки взяты из его относительно достоверного описания: