Мне следовало прислушаться к его совету и переехать в деревню. Симона, возможно, не стала бы возражать, а я спаслась бы от тех страшных последствий, которые могли вызвать мои неблагоразумные поступки. Вместо этого я убеждала Тони, что не подвергаюсь здесь опасности. Но случай с телефоном показал, как обстоят дела в действительности.
Нельзя было надеяться ни на помощь, пи на утешение от Тони сегодня вечером.
Может, он уже спит сейчас. Светящиеся стрелки небольших походных часов, стоявших на ночном столике, показывали почти полночь. Но мысли о Тони немного успокоили меня. Я сказала себе, что бесполезно просто сидеть и ждать, когда что-нибудь произойдет. Надо предпринять какие-то меры, чтобы защитить себя.
Я осмотрелась, но могла видеть только смутные очертания мебели. Я закрыла двери и окна, но от дверей есть ключи. Я поспешно встала. Во-первых, мне необходим свет. Здесь должны быть лампы. В таких местах, как это, отключение электричества, наверное, не новость.
Кто-нибудь из слуг принесет мне лампу, если попросить. Я нащупала и нажала звонок. Нажимая его, досчитала до десяти. Всегда можно извиниться перед Уолтоном, экономкой или кем-то из слуг, виновато подумала я, скажу, что боюсь темноты. Я невольно улыбнулась, потому что сегодня это соответствовало действительности. Сегодня я действительно боялась.
Долгое ожидание, но за дверью не появилось ни проблеска света. Не было слышно и шагов, приближающихся по коридору. Наверное, все спали. Я опять отчаянно нажала на звонок.
Ничего…
Я снова села на кровать, вся дрожа, но пытаясь обрести спокойствие. Неужели все это в мою честь?
Ну конечно же, если свет погас, значит, нет электричества, и звонок не работает. Чтобы позвать кого-то из слуг, нужно пройти в дальнюю часть дома. А поскольку слуги обычно ложатся спать рано, они, возможно, даже не заметили, что электричество отключили.
Исчезла надежда заполучить лампу и поговорить с кем-то разумным и доброжелательным, таким, как Уолтон или Анна. Тогда я вспомнила, что в одном из моих чемоданов лежит фонарик.
Я ощупью нашла дорогу к стенному шкафу и отыскала чемоданы. Я точно помнила, что в Лос-Анджелесе положила фонарь в чемодан, но не знала, что сталось с ним потом. Наконец мои пальцы нащупали фонарик, и я бережно достала его. Это была изящная, тонкая, как карандаш, вещица, которую кто-то подарил мне на Рождество. Я никогда прежде им не пользовалась. Я зажгла его. Тонкий лучик казался довольно ярким во тьме комнаты. Отбрасываемое им крошечное пятно света выхватывало небольшие участки в темных углах…
Я с облегчением вздохнула. По крайней мере, он работал, и батарейка была новая.
А теперь мне, может быть, удастся что-нибудь сделать с этими такими уязвимыми дверьми. Стул, стоявший в спальне, хорошо поместился под ручку двери. Вращающийся стул из кабинета не подошел - у пего оказалась слишком короткая спинка, но мне удалось придвинуть к двери тяжелый письменный стол и поставить его под углом. Я передохнула, тяжело дыша и прислушиваясь.
С тех пор как погас свет, животные как-то странно притихли. Казалось, все здесь замерло, прислушиваясь и разделяя мой необоснованный страх перед неведомым… или чего-то ожидая.
Но я чувствовала себя в большей безопасности, казалась себе менее уязвимой, забаррикадировав двери. Постепенно ко мне стала возвращаться уверенность. Ничего не произошло и не произойдет, решительно убеждала я себя. Все мои страхи - результат воображения.
А теперь стоит позвонить Тони. И если кто-то станет подслушивать - пусть слушает и поймет, что я не одинока. У меня есть друзья неподалеку отсюда, которые станут задавать вопросы, если со мной что-то случится. Я не одинока…
Возможно, тот, кто взял трубку в прошлый раз, тоже собирался позвонить, а не подслушивать и так напугавший меня случай был всего лишь совпадением.
Я сняла трубку и стала набирать номер, внимательно прислушиваясь, не раздастся ли снова подозрительный щелчок, говорящий о том, что снимают трубку другого телефона. "Надо будет тщательно обдумывать все свои слова, - обещала я себе, - так что не стоит ничего бояться", но все-таки испытывала страх, прислушиваясь. Просто извинюсь перед Тони за поздний звонок, упомяну об отключении электричества, и мы договоримся о том, что я приеду завтра к нему на кофе. Тогда они будут знать, что Тони ждет меня и…
Никто не отвечал и не ответит. Никто не собирался подслушивать. Телефон не работал…
Глава 8
Я натянула на себя покрывало и задремала, полностью одетая, только сняв туфли, но внезапно проснулась и прислушалась. Долго лежала, едва осмеливаясь дышать, сжимая в руке фонарик, но в моей спальне ничего не двигалось.
Я осторожно села, включила фонарь и осветила им комнату и через открытую дверь кабинет: Стул все еще закреплял ручку двери моей спальни, а напротив я видела дверь кабинета и по-прежнему стоящий на месте стол. Занавески на окнах не колыхались, а поскольку я слышала, что на улице дует ветер, это означало, что окно тоже закрыто.
Я взглянула на часы, стоявшие на ночном столике у кровати. Пятнадцать минут третьего. Значит, сон был недолог - когда я в последний раз смотрела на часы, было начало второго.
Может, уже включили электричество? Или снова начал работать телефон? В доме было настолько тихо, что казалось, будто все крепко спят. Так что, если телефон работает, вероятно, удастся позвонить Тони и никто не услышит.
Сначала я нащупала кнопку ночника, затем телефонную трубку, но ничего не изменилось. Телефон по-прежнему молчал, и электричества не было.
Я подошла к окну и осторожно отдернула занавески. Без фонаря не было ничего видно. Ветер мрачно свистел в проемах моих сводчатых окон. Звезды прятались за тучами.
Может, львы зарычали громче обычного и от этого я проснулась. Но если и так, то теперь они молчали. До меня не доносилось вообще никаких звуков.
Прижав фонарик к стеклу, я стала всматриваться в тени под окном. Там ничего не двигалось. Крошечный лучик света от моего фонарика достиг земли, высветив круг влажной травы с поблескивавшими, как драгоценные камни, каплями.
Вдруг я вспомнила про дуб и гепардов и направила луч света на дерево, провела лучом по его толстым веткам, по следу срубленной ветки, всмотрелась сквозь листья. Гепардов там не было.
Я медленно провела фонариком дугу, проверяя пределы его досягаемости, поймала лучом край посыпанной гравием дорожки, внимательно посмотрела вдоль нее и резко остановила движение фонарика. Гепарды были там - стояли бок о бок.
Я с недоумением смотрела на них - было нечто странное в том, как они стояли там абсолютно неподвижно. Даже когда я направила на них луч света, они не повернули голову, не сдвинулись с места. Они были словно статуи, обращенные к стене, отделявшей сад от конюшен. В позе их ощущалась какая-то напряженность, настороженность, и это мне совершенно не понравилось.
Присмотревшись к ним повнимательнее, я обратила внимание на то, что они чуть присели, будто увидели какую-то опасность, угрожавшую им обоим. Опасность, которой я не видела и не ощущала, которая…
Из конюшен раздался топот копыт, и лошадь в страхе пронзительно заржала. Я рывком направила фонарик в ту сторону - к подножию высокой каменной стены, затем к ее верху - там ничего не было видно. Стена казалась неприступной. И Брюс Монро уверял меня в этом.
Гепарды не могли перепрыгнуть с дорожки через окруженную колючей проволокой стену. Даже более крупные животные, например тигр или ягуар, не смогут проникнуть на конный двор. Если бы даже звери каким-то образом сбежали из своих логовищ, то не смогли бы пробраться в конюшни ни из сада, ни с других площадок. Стена надежно защищала лошадей, во всяком случае, в этом меня убеждал Брюс Монро.
Я снова хотела направить луч света на гепардов, но они скрылись. Больше их не было видно нигде.
Из конюшни снова раздался шум, на этот раз громче. Наверное, ветер донес до Паши запах гепардов, а страх перед ними был так же свеж в его памяти, как и в моей. А я не сомневалась, что весь этот шум производит именно Паша.
Я выключила фонарь и стояла, сосредоточенно вслушиваясь. Он искалечит себя, если не остановится. Я представила себе, как он встает на дыбы и бьет передними ногами по воздуху, как делал это у подножия хребта. Он выглядел там по-настоящему величественно, но в узком пространстве конюшни?..
Он снова заржал, и я услышала звук, напоминающий раскалывающееся дерево, затем глухие тяжелые удары. Эти звуки беспокоили меня. Он прекратил ржать, но топот копыт продолжался. Теперь он встревожил и других лошадей.
Я с беспокойством вглядывалась в смутные очертания стены, окружавшей конный двор, в надежде, что кто-то из слуг услышит шум, производимый Пашой, и придет ему на помощь. Судя по звукам, он, похоже, пробил своей железной подковой дерево и застрял в двери стойла. Так лошадь может сломать ногу.
- Кто-нибудь сейчас услышит его, - пробормотала я. - Может, Уолтон или Карсон.
Хотя трудно представить, чтобы Уолтон справился с Пашой. Но когда кто-нибудь услышит, выйдет из боковой двери дома и пройдет в конный двор, будет виден отблеск света за стеной.
Я нервничала и нетерпеливо ждала, вглядываясь в темноту. Удары стали громче. Затем Паша закричал. Крик лошади похож на человеческий. Он отличается от ржания. Этот звук полон боли и ужаса. Теперь ясно, что Паша сильно ушибся. Но все вокруг меня в доме оставалось тихим и равнодушным.
Я вспомнила, что Брюса Монро, который мог услышать и помочь Паше, не было дома. Харви Сангер, наверное, глубоко погрузился в пьяный сон, да и в любом случае маловероятно, что он мог оставить постель для того, чтобы помочь лошади.
Внезапно, движимая чувством долга, более сильным, чем страх, я принялась ощупью отыскивать пальто, натянула его, затем надела туфли. Я помнила, как Паша верно стоял рядом со мной, когда с легкостью мог убежать, оставив меня один на один с этими ужасными гепардами.
Убрав стул, я открыла дверь, пытаясь убедить себя, что мой поступок не требовал большой храбрости, поскольку гепарды не могли перепрыгнуть через стену и пробраться на конный двор, так же как не могли забраться туда и другие животные. Мне предстоит просто спуститься по лестнице в конце коридора, дойти до боковой двери и выйти в конный двор. А он надежно закрыт. Никто не мог проникнуть туда из сада.
То, что я делала, было абсолютно безопасно и разумно, уверяла себя я, просто посмотрю, что случилось с Пашой, и, если ничего не смогу сделать, что ж, тогда разбужу Уолтона, а он позовет кого-нибудь на помощь.
Я осветила фонариком оба конца коридора и обнаружила, что он пуст. Совершенно не было причин для того, чтобы сердце так сильно билось, когда я осторожно пробиралась по коридору к лестнице. Но в темном и пустом доме было жутко. Сюда не доносился шум, производимый Пашой, так что его, возможно, совершенно не было слышно в помещениях для слуг или в комнатах Симоны и Сангера, в другом конце дома. Поскольку только моя комната находилась неподалеку от конного двора, то именно мне предстояло помочь бедному животному, если только это мне по силам…
Я никогда не пользовалась этой лестницей прежде. Свет моего фонарика выхватывал покрытые ковром ступени. Они, как и все в Кондор-Хаус, содержались в абсолютном порядке. Я бесшумно спускалась. Лестница повернула, и подо мной оказалась боковая дверь. Я знала, что она открывалась прямо в окруженный стеной, выложенный булыжником двор, окружавший конюшни.
Внезапно Паша снова закричал, забил копытами, затем остановился. Я испуганно подскочила, звуки здесь казались намного громче и страшнее, чем в моей комнате.
- Иду, мальчик! - пробормотала я, подбадривая скорее себя, так как лошадь не могла меня отсюда услышать.
На двери был длинный засов и замок с пружиной. Я отодвинула засов, открыла дверь и нервно выглянула во двор.
Я могла бы повернуть назад, но Паша снова заржал и затопал подковами, хотя без прежнего отчаяния, словно чувствуя, что я иду, и прося меня о помощи.
Удостоверившись, что дверь у меня за спиной открыта, я вышла в конный двор. Ветер был сильнее, чем казалось, и я задрожала теперь не только от страха, но и от холода.
Потребовалось усилие, чтобы оторваться от двери и медленно пойти по неровному, выложенному булыжником двору по направлению к конюшням.
Дверь конюшни была закрыта снаружи. До меня доносились нервные передвижения лошади из первого стойла. Следующая дверь вела в амбар, за ним находилось стойло Паши. Дверь амбара была закрыта на висячий замок. Свет моего фонарика заметался в поисках второго стойла, и когда я его увидела, то пришла в ужас.
Как я и предполагала, Паша бил подковами в дверь и расколол одну из досок, расколол очень сильно и застрял в пробитом отверстии, так что подкова торчала наружу, а волосы за копытом окрасились кровью. Зазубренный край дерева впивался в его ногу все сильнее каждый раз, когда он пытался втянуть ее назад. Мне были видны разорванная кожа, плоть и белое, похожее на шнур сухожилие, обнаженное и окровавленное.
Он снова рванулся назад, словно хотел показать мне, в какую беду попал.
Свежая струя темной крови потекла вниз и окрасила булыжник.
- Спокойно, Паша, это я, - ласково произнесла я. - Спокойно. Все будет хорошо.
Он заржал и замер в ожидании. Я слышала, как он фыркает и тяжело дышит за деревянной дверью, готовый снова рвануться назад, прикоснулась к его ноге над раной, нежно погладила его, успокаивающе разговаривая с ним и чувствуя, как он дрожит под моими прикосновениями. Но как помочь лошади? Если я попытаюсь высвободить его ногу, а он потянет ее назад, то сможет раздробить мне руки - у меня не хватит сил удержать его.
В кармане моего пальто лежал шарф. Я просунула его конец под щетку волос над копытом и обмотала в несколько рядов вокруг ноги, так что получилась толстая повязка. Паша тихо ржал и фыркал за дверью напротив моего лица, пока я успокаивающе с ним говорила. Он стал понемногу успокаиваться, понимая, что я пытаюсь ему помочь. Я завязала шарф. Теперь, по крайней мере, его нога будет хоть немного защищена от зазубренных краев расщепленного дерева.
Я снова взяла фонарик и принялась рассматривать сломанную доску. Подкова расколола толстую доску посередине, а края, вернувшись на место, крепко сжали его ногу. Теперь он не мог просунуть подкову назад. Каждый раз, пытаясь это сделать, он травмировал ногу все сильнее.
Теперь Паша немного успокоился, словно испытывая уверенность в том, что я сумею все уладить. Но, судя по тому, как раскололось дерево, я не смогу вытащить его ногу. Дверь была крепкой и открывалась наружу. И каждый раз, когда он пытался вытащить ногу, то всего лишь оттягивал расщепленную доску вдоль дверного проема.
Я в отчаянии покачала головой:
- Зачем ты это сделал, Паша? Ты уже должен был знать, что кошкам здесь до тебя не добраться. Почему ты впал в панику? И как теперь вызволить тебя отсюда?
Он тихо заржал, приподнял ногу и снова положил, но не потянул ее назад, наверное, после того, как я перевязала эту ужасную рану, он почувствовал себя лучше.
Нам был необходим мужчина с пилой, чтобы распилить проклятую доску. Впрочем, возможно, я и сама смогла бы помочь, если бы мне удалось найти какой-то достаточно длинный предмет, чтобы приподнять доску, одновременно отодвинув ее в сторону, чтобы освободить ногу. Я принялась обдумывать такую возможность. Для этого придется приподнять ногу Паши настолько, чтобы просунуть под нее мой импровизированный рычаг, и в своем нынешнем, более или менее умиротворенном состоянии он, по-видимому, позволит сделать это. Он практически сможет сам освободиться, когда почувствует, что доска больше не сдавливает его ногу.
Где мне найти такой рычаг как можно скорее? Очевидно, в амбаре, но он закрыт. Я скользнула фонариком по двору в поисках доски, жерди или чего-нибудь подобного, что смогла бы использовать, но конный двор был слишком чисто прибран. Ничего подходящего не валялось вокруг. Я поймала себя на том, что, поглощенная проблемами Паши, на время забыла собственные страхи, и улыбнулась при мысли об этом.
За стойлом Паши справа в углу стены была еще одна дверь, которой я не заметила прежде. Она вела в небольшое, похожее на гараж здание, которое, судя по всему, было пристроено к стене. Я подошла к нему. Паша взволнованно заржал у меня за спиной, когда почувствовал, что я отхожу от него.
- Все в порядке, мальчик, - сказала я. - Я скоро вернусь.
Если дверь закрыта на замок, мне придется пойти в дом и разбудить Уолтона. У кого-то же есть ключи от амбара, а там должны быть инструменты, которыми можно будет воспользоваться. Но теперь возвращаться не хотелось, так как я чувствовала себя обязанной помочь Паше и не хотела подвести его. Между нами возникла связь взаимной симпатии и доверия.
Я подошла к двери и посветила на нее фонариком - замка не было, всего лишь засов; с легкостью отодвинув его, я заглянула внутрь, осветив его светом моего верного фонарика.
Я вздрогнула и на мгновение застыла от ужаса - передо мной возвышалась обтянутая тяжелой сетью клетка.
Разве такое возможно? Ведь не было таких логовищ, двери которых открывались бы в конный двор. Зверинец находился с другой стороны сада, и сад отделял конный двор от зоопарка. Ну конечно же это охотничий джип. Тот самый, который Брюс Монро специально изготовил, чтобы привезти гепардов из Бостона. Я посветила фонариком и осмотрела чистую солому на дне клетки, затем колеса и корпус самого джипа, ключ зажигания.
При виде клетки меня охватил было прежний страх, но теперь я вздохнула с облегчением, смело вошла внутрь и осмотрелась.
Помещение было маленьким; кроме самого джипа, в нем находились только грабли и канистра с бензином в углу. С сомнением я осмотрела садовые грабли. Мой план предполагал более крепкий рычаг, но, может, если ручка окажется достаточно крепкой…
Я взяла грабли и поспешила назад к стойлу Паши. Снова успокаивающе беседуя с ним, я коснулась раненой ноги коня, нежно погладила ее и приподняла; свободной рукой подсунула под нее ручку грабель и, сделав шаг назад, нажала на свой импровизированный рычаг, чтобы установить его на место. Он остался на месте, немного покачиваясь. Он выглядел вполне надежно, и, казалось, моя теория верна. Передняя нога Паши лежала на ручке; если я всем весом нажму на свой рычаг, он должен отодвинуть полдоски от дверной рамы, не причинив вреда лошади.
Я положила фонарь и глубоко вздохнула.
- Спокойно, Паша. Еще минута, и я освобожу твою старую бедную ногу!
Я обхватила грабли, всем своим весом налегла на них, чтобы отодвинуть доску к стене, и почувствовала, как ручка прогибается. Доска затрещала, и я, обрадовавшись, нажала еще сильнее. Раздался резкий щелчок, и я полетела вперед, ударилась костяшками пальцев о стену и вскрикнула от боли и разочарования.
Ручка грабель сломалась.
Паша отпрянул, напуганный моими попытками, и мне пришлось успокаивать его. Вот и все, с отвращением подумала я. Я больше ничего не могу сделать одна.
- Извини, Паша. Мне придется позвать кого-нибудь на помощь.
Следовало это сделать сразу же, с горечью говорила я себе. Разбудить Уолтона или кого-либо еще и привести одного из садовников с фонарями и инструментами. Я слишком импульсивна, это привело только к новым страданиям Паши.