- Ваш кофе подан, мисс Феррари. Мистер Ранд просил вас прийти сейчас, пожалуйста. - Саки придерживал для меня дверь открытой и, улыбаясь, рассматривал меня. Понизив голос, он добавил: - Вам нравится?
- Нравится? Это было бы наивозможным преуменьшением, - пробормотала я.
Он последовал за мной из комнаты.
- Вы сочли его великолепным? - спросил Тони Ранд, садясь напротив меня, и голос его насмешливо зазвенел.
- Да, Тони, - рассеянно ответила я. Мои мысли все еще оставались возле портрета. - Я нахожу его великолепным. Ваш оригинал восхитителен, и картина выглядит абсолютно живой. Это теплый и яркий портрет блестящей, утонченной, любящей наслаждения женщины, несомненно, избалованной и, следовательно, немного высокомерной, но обладающей яркой индивидуальностью и редкой красотой. Выставьте его, и у вас будет больше заказов на портреты, чем вы сможете выполнить. - Я улыбнулась. - Решит ли это проблему вашего будущего, как вы попытались решить проблему моего, Тони?
Он покачал головой:
- Мое будущее не так просто. Я никогда не любил этого портрета. Я написал ее такой, какой видели ее другие, какой она хотела предстать перед людьми. Ее внутренняя суть ускользала от меня. Но она сильно отличалась от того, что вы только что описали, от той маски, которую она носила при публике. Ее наслаждением были пороки, ее движущей силой было зло. Она была абсолютно эгоистичной, Маделин. Это моя бывшая жена.
Я вспомнила, как иногда темными ветреными ночами на берегу Майна моя бабушка порой неожиданно содрогалась. Когда мы спрашивали ее, в чем дело, она отвечала нам, будто кто-то прошел по ее могиле, и все мы считали, что бабушка немного чудит. Сейчас я вспомнила о ней, потому что, хотя был день и за большими окнами ярко светило солнце, мурашки побежали у меня по коже и волосы встали дыбом на затылке. Это заставило меня защищаться.
- Как вы можете так говорить? - спросила я. - Нет людей абсолютно положительных или абсолютно отрицательных. Возможно, общество стало бы намного проще, если бы людей можно было так четко распределить по категориям. Но безусловно, даже самые эгоистичные проявляют порой щедрость, в то же самое время и у самых щедрых людей бывают эгоистичные импульсы… По крайней мере, в это предпочитает верить любой писатель, - с легкостью добавила я.
Потягивая черный кофе, он насмешливо смотрел на меня через стол.
- Возможно, вы и правы, Маделин, но я больше не буду писать портреты, во всяком случае, не обладаю для этого талантом. Впрочем, это не имеет значения, поскольку я ни разу не продал ни одной картины и никогда не продам. Когда их становится слишком много, Саки уничтожает их. Они хорошо горят.
Я в ужасе уставилась на него:
- Но это же нелепо, Тони. У вас действительно есть талант! И мне кажется, большой талант. Единственный недостаток - некоторая односторонность. Любую из ваших работ, которые я видела здесь, можно продать. Каждая из них - прекрасна… То, что вы делаете…
Я хотела сказать намного больше, но он рассерженно перебил меня:
- Мне не нужны деньги. Я пишу картины не для того, чтобы люди восхищались ими или оценивали их. Для меня живопись - своего рода терапия. Она помогает ослабить напряжение, возникающее у меня при другой работе. Или просто в жизни. Это терапия, которую порекомендовал мой врач, и она оказалась достаточно действенной. Что касается портрета, я написал его четыре года назад, когда был моложе и глупее, а теперь предпочел бы забыть о нем. Он слишком долго висит здесь. Прикажу Саки сжечь его. Вы помогли мне решить его судьбу.
- Нет! - воскликнула я. - Вы не можете. Это было бы… преступлением - уничтожить такое замечательное произведение.
- Хотите его взять?
- Я? Вы же не можете просто отдать его незнакомому человеку.
- Нет, я не могу отдать его вам, Маделин, - сказал он и мрачно усмехнулся. - Тереза была именно такой, как я описал вам, эгоистичной и чрезвычайно злой. С вашим живым воображением вы, возможно, воспримете этот роман близко к сердцу, и, кто знает, может, он станет воздействовать на вас, как в случае с Дорианом Греем у Оскара Уайльда. Вы можете превратиться во вторую Терезу. Вы такая же красивая, но вам не нужны ее недостатки. - С этими словами он поставил чашку. - Ну а теперь, полагаю, вы хотите отправиться в путь. Саки довезет вас до Кондор-Хаус.
Я что-то пробормотала - слова согласия, благодарности, точно не помню, что именно. Мы встали. Он отдал распоряжение Саки воспользоваться джипом, в котором тот привез кофе из дома, так как дорога после ночной бури покрыта слишком глубокой грязью для тяжелого автомобиля с открытым верхом. Саки кивнул и ободряюще мне улыбнулся:
- Джип вполне удобен, мисс, и мы не застрянем. Не беспокойтесь.
Кивнув, я улыбнулась Саки. Меня устроило бы все, что угодно, кроме прогулки пешком.
- Рад, что вы зашли, - сказал Тони Ранд, протягивая мне руку, когда Саки вышел из дому.
- Спасибо за кофе и машину, - отозвалась я, отвечая на его рукопожатие.
Моя рука словно потонула в его теплой ладони, он коротко пожал ее и освободил, а у меня осталось какое-то странное чувство по отношению к нему, наверное, потому, что он как бы удержал мой взгляд. Его глаза оказались не такими темно-карими, как мне почудилось сначала. Или же их цвет изменился при другом освещении - теперь они выглядели более светлыми из-за золотистых искорок.
В этот момент он показался мне ближе, словно мы уже давно знали друг друга. Если бы он предпочел меня поцеловать вместо того, чтобы пожать мне руку, то, думаю, я вернула бы ему поцелуй со страстью, которой никогда не испытывала прежде. Вот какие чувства пробудила во мне его близость; осознание этого смутило меня и заставило устыдиться. Ведь между нами не было ни любви, ни какого-либо нежного чувства, скорее у нас взаимно возникло какое-то инстинктивное физическое влечение.
Я поспешно сделала шаг назад, и по тому, как он неуверенно улыбнулся, я догадалась, что он почувствовал нечто подобное и был в равной мере удивлен.
- Желаю удачи с Симоной, - хрипло бросил он. - Вы сочтете ее трудным человеком. Надеюсь, вы не собираетесь писать сценарий о ее жизни для "Монтевидео"?
- Нет, это драма, - пробормотала я, все еще не оправившись от потрясения. - Я должна написать диалоги и некоторые сцены, которые она бы одобрила. Это утвержденный договор, и вы правы, полагая, что он не слишком творческий. Но это мой первый контракт подобного рода, а Симоне Стантон принадлежит контрольный пакет акций "Монтевидео, инкорпорейтед", вот почему это так важно для меня.
- Предоставьте ей цветистые речи и страстные сцены, и ей понравится. Она любит подобное. Во всяком случае, любила.
Я улыбнулась:
- Выглядит ужасно банально, когда вы говорите подобным образом.
- Люди по-прежнему любят все банальное. Что ж, прощайте, Маделин.
- Au revoir .
- Да, - с каким-то странным выражением произнес он. - Пожалуй, так лучше. Мы еще встретимся.
Его слова прозвучали утверждением, а не вопросом, и я ничего не ответила на них. Он подошел к двери и встал на ступенях, попыхивая трубкой точно так же, как в первый раз, когда я его увидела, и наблюдал, как я садилась в машину рядом с Саки.
Джип резко рванул с места, отбросив меня на спинку сиденья. Мы перевалили через холм на большой скорости, а потом было уже слишком поздно оборачиваться, чтобы помахать Тони Ранду. Вспомнив, какие он вызвал во мне чувства, я подумала, что это, возможно, даже к лучшему. Во всяком случае, я, скорее всего, никогда больше не увижу его.
В другое время я, наверное, сочла бы открывшийся вид достойным путешествия. Теперь мы действительно оказались на полуострове, и с обеих сторон на две мили сквозь деревья было видно море. Пока мы ехали по дороге футах в ста над морем, я размышляла над тем, давно ли Тони Ранд живет в этом пустынном месте. Утесы отвесно спускались в глубокую серовато-зеленоватую воду, кипевшую белой пеной у берега. Справа, милях в пяти, я видела массу поросших лесом холмов, спускающихся к светлой полоске прибрежного песка, и рыбацкую деревушку с маленькими лодочками, стоящими на якоре у причала в бухте. Слева от меня катили волны воды Тихого океана и с грохотом разбивались о скалы под нами. Океан казался здесь более зеленым, чем тот Тихий, который я знала на юге, он был слегка окрашен штормовым холодным серым цветом, но с теми же высокими неспешными волнами, устремляющимися к берегу.
Затем я впервые увидела Кондор-Хаус, и все беспокоившие меня мысли по поводу Тони Ранда сразу же отступили.
Я знала, что Симона Стантон потратила целое состояние на покупку и реставрацию Кондор-Хаус. Он стоял на самой оконечности полуострова с крутыми утесами с трех сторон. Высокая каменная стена с готической аркой ворот соединяла площадки, пересекая утес от одного края до другого. Огромный дом резко возвышался над каменной стеной, словно в обрамлении обширных лужаек и деревьев. Мне говорили, что Симона держит здесь странный зверинец. Ее прихоть побуждала ее приобретать животных во время путешествий по миру со своей балетной труппой в те дни, когда красота и талант танцовщицы делали ее всеобщей любимицей во всех больших городах. Находясь на вершине славы и благополучия, она приобрела Кондор-Хаус.
Дом за каменной стеной отличался изобилием стрельчатых арок, летящих контрфорсов, завитков волют, колонн, лепнины… солнечный свет блестел на цветных стеклах окон. Он напоминал чрезмерно разукрашенное, но изящное аббатство минувших лет.
Теперь он стал домом избалованной и несколько эксцентричной женщины, которая в возрасте сорока лет решила использовать свою красоту и талант на ином поприще, не для того, чтобы увеличить свое благосостояние, но для того, чтобы вновь выслушивать лесть. Артур Шиллер уверял меня, что она по-прежнему обладает талантом и красотой. И мне предстояло написать строки, которые смогут выявить их и заставят расцвести в фильме, так же как на мировых сценах в балете…
Саки повернул голову и снова мне улыбнулся:
- Саки давно видел место, такое же, как это, в японской книге с картинками. Там живет хорошенькая девушка, но злая ведьма говорит: "Зеркало, зеркало на стене, кто самый красивый в этой стране?" Зеркало говорит неправильно, и ведьма пытается убить хорошенькую девушку.
- Белоснежка?
- Угу! Берегитесь, мисс Феррари. И не гуляйте по ночам. Говорят, мисс Стантон использует диких животных вместо сторожевых псов. Сатана намного более дружелюбный, почему вы не остались у нас?
Я засмеялась:
- Едва ли я могла бы сделать это, Саки. Если бы даже мистер Ранд захотел. Что же касается животных Симоны Стантон, я слышала о них. Их держат в клетках. Не думаю, что они смогли бы растерзать меня. Но спасибо за совет. Я не буду бродить по саду по ночам.
Он покачал головой:
- Берегитесь. Помните, что сказал Саки.
Я понимала, что это безумие. Но теперь, когда смотрела на здание впереди, оно больше не выглядело изящным старинным аббатством, расположенным на залитом солнечным светом и поросшем травой склоне, по внезапно показалось мне зловещим местом, наполнившим меня первобытным страхом, не поддающимся логике.
Мужчина в синей рабочей одежде открыл нам ворота, и Саки повел джип по посыпанной гравием красной дороге, которая, изгибаясь дугой, вела ко входу с высокими каменными ступенями. Когда мы остановились, занавеска на одном из огромных окон отдернулась и выглянула женщина.
Это была Симона Стантон. Я всегда узнала бы это лицо и роскошные рыжие волосы. Когда я выходила из джипа, она отвернулась и стала разговаривать с кем-то стоявшим рядом с ней. Саки взял мой чемодан и машинку и понес их к лестнице.
Каменные колонны по обеим сторонам увенчанного аркой дверного проема были украшены фигурами балетных персонажей, а над дверью орел с широко распростертыми крыльями, казалось, парил в воздухе, наблюдая за мной каменными глазами, словно намереваясь броситься вниз, вцепиться когтями и заклевать своим изогнутым клювом.
- Кондор-Хаус, - прошептал Саки, когда я нажала на звонок. - Вы действительно хотите остаться здесь?
- Да, Саки, я… - Но я не успела договорить.
Тяжелая дверь открылась, и высокий, очень красивый мужчина лет двадцати восьми улыбнулся мне. Его густые светлые волосы были приглажены, и это очень шло к загорелому лицу.
- Привет, - сказал он. - Мы с Симоной видели, как вы подъехали. Вы Маделин Феррари, не так ли?
- Да, - сказала я, отвечая на его улыбку. - Телефонная линия повреждена. Я не смогла связаться с Кондор-Хаус.
- И вас подвез Пятница Тони Ранда? Как поживает твой хозяин, Саки? Удивительно, почему он не привез такую привлекательную пассажирку сам. Я сделал бы это, если бы мне предоставилась хоть какая-то возможность.
Саки без улыбки кивнул:
- У мистера Ранда все в порядке, мистер Сангер. Он слишком занят, чтобы подвозить мисс Феррари, поэтому ее привез Саки.
Мужчину слова Саки, похоже, позабавили.
- Занят? Занят чем - по-прежнему пишет мрачные пейзажи для того, чтобы ты их сжигал? Только не говори, что он, наконец, снова начал писать роман.
- Я сейчас еду, - сказал Саки. - Саки тоже занят…
- Спасибо за то, что подвез мисс Феррари. Вот…
Не знаю, получилось ли это случайно, но сложенный долларовый банкнот упал к ногам Саки, а тот не сделал никакого движения, чтобы поймать его или поднять. Вместо этого он решительно посмотрел в лицо Сангеру, его черные глаза блестели, затем развернулся и стал спускаться по ступеням к джипу. Он сел в машину, джип тронулся, и из-под его крутящихся колес полетел гравий.
- До свидания, Саки! - крикнула я вслед. - Спасибо.
Он не оглянулся и никак не показал, слышал ли меня. Мой новый собеседник поднял банкнот и положил его в карман.
- Что за дьявольская наглость! - пробормотал он. - Он почти такой же скверный, как Ранд. - Молодой человек выпрямился и улыбнулся мне. - Что ж, давайте забудем их. Добро пожаловать в Кондор-Хаус. Уолтон позаботится о том, чтобы вещи перенесли в вашу комнату. А пока оставьте их здесь. Симона скоро потеряет терпение и…
И словно эхо его мыслей, раздался голос Симоны Стантон, отчетливый и властный:
- Дорогой, что это ты там делаешь? Если это и есть та девушка, приведи ее сейчас же.
- Мы идем, Симона! - состроив комическую гримасу, крикнул он. - Симона чрезвычайно нетерпелива. Заставлять людей ждать - исключительно ее право.
Он взял меня за руку и провел в дом, оставив мою машинку и чемодан там, где поставил их Саки. Широкий, устланный коврами коридор вел мимо закрытых дверей, но слева от нас стеклянные панели открывали огромную комнату, обставленную дорогой старинной мебелью. Сангер ввел меня туда.
- Вот она, Симона, - сказал он. - Маделин Феррари.
Рыжие волосы Симоны Стантон блестели в свете хрустальной люстры, висевшей высоко в середине комнаты. Ее зеленые глаза не слишком доброжелательно рассматривали меня.
- Так вы и есть сценаристка? - без энтузиазма спросила она. - Надеюсь, Артур Шиллер понимает, что делает. Я ожидала увидеть человека постарше и более опытного. А как получилось, что вас привезли на джипе Тони Ранда? Дорогой, позвони Уолтону. Мы обсудим это, когда сядем что-нибудь выпить.
- Да, Симона…
Симона Стантон встала. Если бы я не знала, что этой женщине по крайней мере сорок, то подумала бы, что ей едва исполнилось тридцать. Она выглядела точно так же, как на фотографиях десятилетней давности. Ее гладкая кожа оставалась безупречной, высокая стройная фигура была совершенной.
Пока я разглядывала ее, словно восторженная девочка-подросток, кто-то зашевелился в углу за французским шезлонгом, вышел и встал рядом с ней. Я невольно в страхе отступила назад. Это было какое-то животное, пятнистое, как леопард, но меньше, изящнее и грациознее. Стоящие рядом животное и его хозяйка, казалось, обладали одинаковой кошачьей грацией и красотой. Симона легко опустила руку ему на шею, и я увидела, что оно носит ошейник, словно собака.
- Вы боитесь гепардов, дорогая? - спросила она меня. - Артуру следовало предупредить вас. Фатима одна из пары. Это мои любимцы и следуют за мной повсюду, как собаки. Иногда я использую их для охоты. Просто не обращайте внимания на Фатиму до тех пор, пока она к вам не привыкнет.
Животное посмотрело на меня злыми янтарными глазами, свесило голову набок и издало тихое горловое рычание.
Глава 2
Я проснулась и сладко потянулась в удобной постели. Прошлой ночью я в полной мере не смогла оценить мягкость матраса или уют теплых простыней; я настолько устала после своего непривычного путешествия, что смогла бы выспаться на голых досках.
Но моя усталость совершенно прошла сегодня утром. А благодаря горячей благоуханной ванне, приготовленной для меня вчера вечером одной из горничных Симоны, исчезла охватившая меня скованность.
Сказать, что Симона вела хозяйство в Кондор-Хаус роскошно, - это значило ничего не сказать. Стоило мне только протянуть руку и коснуться звонка, тотчас же одна из горничных приносила мне кофе, готовила для меня ванну или приводила в порядок одежду.
Здесь мне будет хорошо писаться; обстановка идеальна. Меня окружали тишина, удобство и великолепный пейзаж, который будет вдохновлять меня. Вдобавок к огромной спальне со своей отдельной ванной и туалетным комнатам в мое распоряжение предоставили рабочий кабинет с письменным столом и полками вдоль стен, которые были заставлены книгами.
Глядя на солнечный свет, льющийся сквозь окна, я подумала, что была глупа, когда сочла это место зловещим. Вчера вечером мне показалось, будто над Кондор-Хаус нависло какое-то мрачное напряжение, словно сам дом и люди, проживающие в нем, ожидали прихода какой-то невидимой, но смертельной опасности. Этим утром подобная мысль казалась нелепой.
Я выскользнула из постели, надела халат и подошла к окну, чтобы отдернуть занавески. Возможно, позже, когда я как следует примусь за диалоги Симоны и эпизоды сценария, мне понадобится помощь ее горничных, но пока я могла сама о себе позаботиться, во всяком случае, когда дело касалось личных мелочей.
Я взглянула на дорожные часы, стоявшие на прикроватном столике. Половина девятого. На десять часов у меня назначена встреча с Симоной для того, чтобы обсудить основы сценария и сравнить пожелания Симоны с полученными мною от "Монтевидео" инструкциями. Нам предстоит немало таких обсуждений, некоторые из них непременно будут бурными. Мне придется действовать по обстоятельствам, пытаться ублажить ее и все же удерживать сценарий в русле, намеченном мистером Шиллером.
Симона - женщина, обладающая сильной волей, я уже это заметила. Когда она щелкает кнутом, то ожидает, что все будут подпрыгивать, включая и меня.
Глядя на утренний пейзаж, я улыбалась. Огромное темное облако, плывущее с моря на восток, напомнило мне один из пейзажей Тони Ранда. Но здесь раннее солнце ярко сияло на просторной зеленой лужайке с цветущими кустарниками среди вечнозеленых растений. За окном слева от меня листья дуба шуршали, касаясь каменной стены, под утренним ветерком.