Тем не менее, жизнь продолжается, думает Мхов двумя часами позже в машине по дороге домой; Алексей комком страха сжался, притих на заднем сиденье. По звонку охранника, в школу приезжала милицейская опергруппа. Дознаватель, выяснив обстоятельства происшествия, опросил Алексея в присутствии отца и адвоката, срочно вызванного Мховым. Сын сказал лишь, что да, попросился в туалет, по пути никуда не заходил, никого в коридоре не видел, ничего не слышал. Дознаватель даже не попытался подловить Алексея с помощью хитрых ментовских подходов - слишком уж весом и непререкаем авторитет Ланового, известного на всю Москву семейного адвоката богатых, которые, в отличие от бедных, в состоянии не только плакать, но и платить. Самому Мхову тоже пришлось отвечать на вопросы ("приехал за сыном, пошёл до уборной, не заметил, услышал, увидел" и тому подобное).
- Всё не так уж и плохо, - уверял, прощаясь, Лановой. - Если, конечно, пацан не наследил, но, судя по тому, что вы, Кирилл Олегович, видели на месте перчатку, он не наследил. М-м-да…
Телохранитель, отвозивший пострадавшую в Склиф, вернулся с обнадёживающими новостями. Лаборантка ничего не видела: злоумышленник подкрался сзади и плеснул ей в лицо кислотой из-за спины. После этого у неё просто не было возможности что-либо видеть ("Господи, пусть она не ослепнет," - про себя помолился за девушку Мхов). Более того, она сказала, что подозревает одного десятиклассника, который давно и безуспешно её домогается и не раз при свидетелях грозил расправой.
- Делом займётся прокуратура, будет три версии, - рассуждал Лановой, разминая холёными пальцами породистое бритое лицо. - Первая: это сделал Алёша, когда выходил в туалет. Вторая: это сделал тот десятиклассник, про которого им расскажет девчонка. Типа, специально остался после уроков, прятался на втором или третьем этаже, а после всего сбежал через открытое окно в химкабинете. Третья: это сделали вы, Кирилл Олегович. Ну а что? Тоже по времени сходится. Вторая версия самая перспективная, есть мотив. Ладно, будем работать, я постоянно держу вас в курсе. С вами и Алёшей обязательно захочет поговорить следователь. Сразу сообщите мне, я подъеду. Важно: Алексею лучше заболеть, в школу не ходить и вообще никуда. Сидеть дома, ни с кем не общаться.
И укатил в объёмистом зелёном "додже" "дюранго".
Приехав домой и без лишних слов отправив сына спать, Мхов до трёх утра пьет в гостиной крепкий чай в обществе дочкиной приходящей няньки (он не любит собачьего слова "бебиситтер"). Её зовут Екатерина Ильинична, ей за пятьдесят, она местная, из ближней деревни, добрая хохотунья, обожает жевательную резинку и выучила Дашу своей любимой песне: "Она жуёт свой "Орбит" без сахара и вспоминает тех, кого…"
Потом является жена, почти не пьяная. Мхов уводит её в свой кабинет и подробно пересказывает историю с кислотой. На этот раз Мария даже не плачет, слушает почти спокойно, не перебивая. Потом она говорит:
- Я верю и не верю.
Задумывается.
- Чего же от него дальше-то ждать?
Кисло усмехается.
- Может, дом подожжёт?
Спохватывается.
- Его точно не посадят?!
Закрывает руками лицо.
- О боже мой, боже…
Мхов тянет жену за локоть.
- Я за Дашку боюсь.
Мария отшатывается, резко вскакивает и, наступая на подол вечернего платья, бросается вон из кабинета.
Мхов ждёт. Она возвращается минут через десять.
- У него жар.
- М-м?
- Жар, говорю. Температура.
- Высокая?
- Тридцать восемь и три.
Задача заболеть, поставленная Лановым, выполнена в лучшем виде.
- Говорила с ним?
- Об этом? Не-а. Он вообще молчит.
Мхов устало пожимает плечами.
- Если к утру температура подскочит, надо врача вызвать, - говорит Мария.
Мхов неожиданно оживляется, таращится на жену. Вот именно! Как он до сих пор не додумался?!
- Надо искать врача! - он бьёт себя кулаком по колену.
- А чего искать-то? - недоумевает Мария. - Вон Пётр Петрович…
- Да нет, ты не понимаешь! Психолога надо. Детского психолога. Или психиатра. Или как он там называется.
Четвёртый день, среда
Пора всё увидеть своими глазами, - говорит Мхов генералу Срамному, поднимаясь по узкой лестнице в свой офис на служебном этаже казино "Гранит".
Вечер, время первого наплыва клиентов, или пациентов, как их называют меж собой дилеры. Мхов располагается в высоком кожаном кресле за столом из морёного дуба. Поверхность стола, если не считать компьютера и телефонного аппарата, совершенно пуста. Уходя, Мхов не оставляет на столе ничего, ни единой бумажки, ни ничтожной скрепки. Таких вещей как громоздкие письменные приборы из камня и металла, дорогие канцелярские безделушки, настольные фотографии родных и близких в дурацких пафосных рамках, выставленные напоказ, он не признает вовсе. От нечего делать Мхов наблюдает за происходящим в игровом зале по большому монитору у противоположной стены. Ничего особенного там, впрочем, не происходит. То же, что и всегда. Два стола с рулеткой, восемь - с покером, два - с блэкджеком. Игровые автоматы. Бар с напитками. Промеж всего этого - ожидание, нетерпение, радость, отчаяние. Снова радость, опять нетерпение, и дальше по кругу. Обычный для любого казино перечень переживаний, запечатлённый в лицах.
Прямо перед Мховым, за длинным столом для совещаний, аккуратно, как в школе, сложив перед собой руки, сидит 26-летний очень стильно подстриженный человек похожий парадоксальным образом одновременно на Дольфа Лунгрена и Антонио Бандераса. На нём изысканно помятая чёрная льняная "двойка" (под пиджаком с виду обыкновенная белая майка с буквой "I" во всю грудь), он увлечённо, чуть шевеля губами, читает лежащую перед ним книгу карманного формата в твёрдой обложке. Это Паша Василевский (прозвище Бутик), финансовый директор всего мховского бизнеса, включая казино "Гранит", а, проще говоря, "смотрящий" от Супа.
Сбоку, на длинном кожаном диване, устроился Срамной. Генерал занят тем, что изучает какие-то бумаги, которые принёс с собой в массивной чёрной папке. Время от времени он делает пометки в документах золотопёрым "Паркером" и вполголоса разговаривает по мобильному телефону. Подле него тихо шуршит портативная рация.
План простой. Когда кто-то купит в кассе 500-долларовую фишку (именно так поступали предшествующие семеро, покупали одну единственную 500-долларовую), последует сообщение на рацию Срамного. После чего Мхов, Василевский и Срамной быстро спустятся вниз, их подведут к столу и покажут этого человека. Они уже видели, как это происходит, но на мониторе, в записи. Теперь Мхов решил, что куда как интереснее посмотреть на такое чудо вживую. И если уж выдался свободный вечер, сутки на исходе и до этого времени ничего не произошло, почему бы не потратить несколько часов на ожидание.
Они сидят уже третий час, до полуночи осталось без малого два часа, а сигнала всё нет. При этом Бутик так углублён в чтение, Срамной в свои бумаги, а Мхов в бессмысленное пяление в монитор, что за всё время в кабинете не было произнесено и полдесятка слов. Тут Василевский вдруг выпрямляется на стуле, запрокидывает голову и, уставившись в потолок, восторженно выдыхает:
- Б-лин!
Смотрит поочерёдно на Мхова и Срамного, спрашивает:
- Олегыч, ты читать любишь?
- Нет, - честно отвечает Мхов.
- А ты, Арсеньич?
- Вот моё чтение, - генерал приподнимает на коленях папку.
- Ну-у, - Бутик разочарован. - А я книжки очень люблю. Мне мама в детстве вслух всегда читала. Перед сном. Лежишь так, маленький, под одеялом, на улице мороз под пятьдесят, я сам из Салехарда, а в доме-то тепло, кошка Верка на коврике мурчит, а мама читает там всякое… Типа, жил-был желторотый воробей, звали его Тузик…
- Пузик, - не подумав, перебивает Мхов.
- Чего? - Бутик на глазах мрачнеет.
- Воробья звали Пузик, - нехотя объясняет Мхов.
Бутик немедленно взрывается.
- Да не один ли хуй, как его звали, воробья того сраного?! Я тебе про что?! Бля, а ты?! Ну…
Бутик рывком придвигает к себе книгу, впивается в неё глазами. Его уши горят, губы горько кривятся.
Мхов чувствует неловкость, на пустом месте обидел человека. Срамной нейтрально помалкивает на диване.
- Паш.
Бутик оскорблённо щурится.
- Ну, Паш. Прости. Забудь, я не хотел.
Мхов через стол протягивает раскрытую ладонь.
Лицо Василевского постепенно разглаживается.
- Ладно.
Он хлопает своей ладонью о ладонь Мхова и в знак окончательного примирения возвращается к прерванной теме.
- Я ж говорю. Иной раз так классно напишут, что аж, бля…
- М-м-м? - Мхов изображает искреннюю заинтересованность.
- А вот, - Бутик тычет пальцем в раскрытую книгу, - зацени.
Сейчас… Как это будет-то?
И медленно, словно пробуя слова на ощупь, читает: "Гарленд спокойно, как будто собрался пойти погулять, снял с вешалки свой э-э-э, блин… элегантный плащ и завернул в него автомат".
С дивана слышатся звуки, сравнимые с тихим частым кашлем. Мхов сначала не понимает, а когда догадывается, то удивлённо поднимает брови; впервые за годы совместной работы он видит смеющегося Срамного. Собственно это не похоже на смех не только по звуку, но и по мимике: застывшее лицо, чуть растянутые губы, полуприкрытые неподвижные глаза, но генерал смеётся, это точно.
"Что сейчас будет", - думает Мхов. И правда, смысл реакции Срамного доходит, наконец, до Василевского. Сразу побледневший Бутик трясущимися руками захлопывает книгу, медленно встаёт, поворачивается к Срамному. Генерал, оскалившись, откладывает в сторону папку и с каким-то медицинским интересом смотрит на Пашу. (Так, наверное, прозектор глядит на любопытный материал, прежде чем приступить к разделке). Мхов, напружинившись, приподнимается из-за стола, готовый не дать случиться непоправимому. Бутик делает крадущийся шаг, Срамной, не вставая с дивана, как-то по-особому подбирается, становится вроде как меньше, нет, не меньше, а тоньше, или даже острее, короче, в тысячу раз опаснее, и тут начинает часто-часто пищать рация.
Генерал цепко хватает аппарат, скорым движением подносит к уху. Секунду слушает, вскакивает с дивана, отрывисто командует:
- Выходим.
"Слава аллаху, гейм овер", - вздыхает Мхов. Проходя мимо того места, где сидел Бутик, он бросает взгляд на обложку книги. Подчёркнуто культурное оформление, очень качественное издание. Ну да, Чейз. "В лабиринте смерти". На английском языке, а то как же. Спускаясь вслед за Срамным и Бутиком в игровой зал, Мхов думает о том, что гений обязательно в чём-то должен быть дурак.
А Паша Василевский гений, это все знают. Выпускник Итона, финансист и бухгалтер от бога, вот так-то.
Человеку, купившему 500-долларовую фишку, на вид лет тридцать. Среднего роста, блондин, одет неброско, скорее, скромно, но на шее болтается какой-то нелепый цветастый галстук. Он только что подошёл к столу с рулеткой и лениво наблюдает, как дилер сгребает фишки с проигранных полей и, покончив с этим, распределяет выигрыши. Мхов, Срамной и Василевский стоят сбоку в ожидании дальнейшего. Игроки, столпившиеся вокруг стола, начинают делать ставки на следующий круг. Блондин не трогается с места. "Ну да, - думает Мхов, - они делают ставку, когда колесо уже крутится, в последний момент".
Дилер привычным движением запускает колесо, вбрасывает шар. Тот начинает своё движение в верхнем секторе, сухо щёлкает, преодолевая препятствия в виде отражателей-"каноэ". Игроки продолжают ставить, напряжение нарастает. Блондин по-прежнему недвижим, его правая ладонь собрана в кулак с зажатой в нём фишкой. Шар понемногу теряет скорость, постепенно опускается из верхнего сектора колеса в нижний, начинает финальный бег вдоль красно-чёрной окружности из ячеек. Секунда, две, пять, ну! Человек в цветастом галстуке делает падающее движение к столу и быстро кладёт фишку с цифрой "500" точно по центру одного из незанятых полей. Четырнадцать, красное. ("Поставил! Поставил!", - проносится по казино). Дилер (все они должным образом проинструктированы) реагирует немедленно:
- Больше нет ставок!
И вовремя. Сразу с десяток игроков, отталкивая друг друга, пытаются сунуть свои фишки туда, куда легла заветная, 500-долларовая. Такая сцена происходит каждый раз. "Ушлый народ, - усмехается Мхов, - просекли момент, приходят половить за хвост чужую удачу". Но каждый раз все они оказываются на полпути остановлены своевременной командой дилера.
А с разных сторон зала уже спешат любопытные - посмотреть, как в очередной раз кто-то выиграет на 500-долларовую прямую ставку. Сам герой этого представления ведёт себя спокойно, он даже не глядит на вращающееся колесо, и Мхов вдруг осознаёт, что блондин в нелепом галстуке смотрит прямо на него. В его глазах нет ничего особенного, лицо тоже ничего такого не выражает, но снова, как тогда в подвале театра, Мхову чудится, что человек хочет что-то сказать лишь ему одному.
Но ему некогда об этом подумать, потому что шар на колесе стукается о металлические лады, последний раз подскакивает и успокаивается в одной из ячеек.
- Вот так, - ни к кому не обращаясь, хмуро говорит Бутик.
- Четырнадцать, красное, - бесстрастно возвещает дилер.
Соглядатаи вокруг стола разражаются аплодисментами, одобрительно-завистливыми выкриками. Дальше всё происходит по заведённому порядку. Выигравший собирает фишки, направляется к кассе и обменивает пластик на деньги. Но не уходит, а подсаживается к стойке бара и заказывает чашку зелёного чая.
- Ладно, я пошёл, - говорит Бутик, жмёт руку Мхову и, не попрощавшись со Срамным, покидает казино.
Генерал, не сводя глаз с человека у стойки, отдаёт по рации указания своим людям. Закончив, обращается к Мхову:
- Кирилл Олегович, на когда с магом договариваться?
- Что нашли? Кто такой?
- Гэбист на пенсии. Спец по этой части.
- Что, есть у них и такие? - удивляется Мхов.
- А как же. Так на когда?
- Давайте на завтра, на вечер, - подумав, решает Мхов.
На день у него уже запланированы несколько встреч, две из которых - с детским психологом и следователем прокуратуры.
- Есть. Я тогда ближе к вечеру позвоню, уточню время и место.
Срамной прощается и уходит, чтобы расставить людей по местам в виду очередной операции по взятию "языка".
Мхов в последний раз смотрит в сторону бара (блондин сидит на высоком табурете к нему спиной, пьёт чай, склонившись над стойкой), достаёт телефон, звонит Кларе и договаривается о встрече через час в принадлежащем ему ночном клубе "Зажигай!" многолюдно, несмотря на середину недели, вроде бы не самое удобное время для ночного времяпрепровождения. Но, в основном, здешние посетители - не те, кому с утра на работу. Сюда тянутся люди свободных профессий: бизнесмены, богема, хорошо зарабатывающие интеллектуалы, музыкальные продюсеры, офисная полуэлита, проститутки; люди приходят, чтобы выпить, поужинать, поговорить, послушать музыку, оторваться в танце, обзавестись подругой на остаток ночи.
Мхов сидит за маленьким столиком в углу и пьёт уже второй бокал ледяного тёмного пива "Лёфе". Он ждёт Клару, чтобы с ней отвлечься хоть ненадолго от навалившихся проблем. Сегодня днём звонил Лановой. По просьбе Мхова, он побывал в Склифе, поговорил тет-а-тет с заведующим отделением, где находится лаборантка. Одна сторона лица у девушки довольно сильно обожжена, понадобится пересадка кожи. Правый глаз под угрозой, необходима операция. Лановой передал врачу деньги, попросил организовать всё в лучшем виде, пригласить каких надо специалистов, оставил свой телефон для контактов насчёт дальнейшего приватного финансирования. К Алексею, между тем, с утра приезжал семейный доктор, нашёл у него переутомление, сказал, мол, ничего страшного и прописал что-то общеукрепляющее.
Вместе с мыслями о сыне внутри у Мхова начинает ворочаться тяжёлая злоба. Он залпом допивает пиво, с надеждой смотрит в сторону входа и, чудо! в дверях появляется Клара. На ней классический джинсовый костюм "Олд Вашингтон" небесно-голубого цвета, светлые волосы забраны по бокам в две смешные косички. Летящей походкой она проносится через зал, небрежно целует Мхова куда-то рядом с ухом, усаживается напротив.
Мхов расслаблено глядит на неё, ему очень хочется сказать, что он соскучился и рад встрече, но вместо этого он коротко спрашивает:
- Что пьёшь?
- Три золотые текилы, - не долго думая, выбирает Клара.
- Что ешь?
- Свиную рульку с жареной картошкой.
Мхов делает знак рукой и заказывает подскочившему официанту текилу и мясо для Клары, ещё пива и рыбу с овощами для себя.
- Как дела? - дежурно интересуется Клара.
- Да-а… - Мхов неопределённо машет рукой.
- Узнал про того мужика?
Мхов пожимает плечами.
Какое-то время они сидят молча, просто разглядывая друг друга, при этом Мхову определённо кажется, что у Клары что-то на уме.
- Мхов, - наконец говорит она.
- М-м?
- Давай рванём куда-нибудь на недельку. В тёплые страны…
Мхов так отчётливо представляет себя и её, лежащих на белом песке на берегу океана отдельно от всего, что сердце сжимается от невозможности организовать этот рай немедленно.
- Сейчас никак, - он накрывает своей ладонью её ладонь. - Подожди немного. Может, на Новый год…
Клара смотрит ему в глаза.
- Кирилл, тебе надо уехать, - говорит она.
- Зачем? - усмехается Мхов, но внутри у него неприятно пустеет от той серьёзности, с которой она это сказала.
- Не знаю, - Клара отводит взгляд. - Просто чувствую, что тебе сейчас не надо здесь быть.
- Что-то случилось? - как можно беззаботнее спрашивает Мхов.
- Да откуда мне-то знать, что у тебя случилось, или не случилось? - слегка раздражается Клара. - Просто…
- Ну, тогда, любимая, ты лучше знаешь что? Ты лучше выпей, - не церемонясь, перебивает её Мхов и кивает на официанта, приближающегося к их столу с заказом.
Клара немедленно и резко высвобождает свою ладонь из-под его ладони.
- Ва-ау! - презрительно тянет она и, схватив прямо с подноса официанта рюмку с текилой, одним глотком опорожняет её.
- Ну вот и молодец, - одобряет Мхов.
Клара не обращает на него внимания, она ножом и вилкой терзает огромный кусок свинины, сочащийся светлым соком.
Только лишь набив рот мясом и картошкой, она с трудом произносит:
- Уиэоой!
Мхову смешно и он тихо смеется, должно быть, это означает "ну и хрен с тобой".
Музыканты, несколько минут назад вышедшие на сцену, заканчивают свои приготовления, берут несколько ленивых аккордов, обкуренный солист сломанным голосом заводит блюз: