- Отлично, - говорю я, улыбнувшись, - у вас хорошая беременность и больное сердце. Я предлагаю вам свою дружбу на ближайшие семь месяцев.
Женщина удивленно смотрит на меня большими глазами.
- Я имею в виду, что если хотите выжить, то давайте выносим беременность вместе. Если вы будете делать то, что я вам скажу, то у вас всё получится - у вас родится здоровый мальчик, и вы проживете еще долго и счастливо. Согласны?
Женщина пожимает плечами и кивает. Она думала, что её будут ругать и заставлять делать аборт, поэтому легко согласилась на предложенное сотрудничество.
- Сначала вы сделаете ЭКГ и УЗИ сердца, а потом я вам объясню, как жить дальше.
Взяв бланки направлений, Ирина Ногина уходит.
Она очень сильно хочет идти своей дорогой.
И я хочу помочь ей.
И причина проста - она отбилась от стада и пошла своим путем. Я хочу дать ей шанс выжить, как бы глупо это не звучало.
24
Мария Давидовна села в автомобильное кресло и пристегнула ремень. Вилентьев устроился рядом, повернул ключ зажигания и спросил:
- Ну, и что вы по этому поводу думаете?
- Да, без всяких сомнений, это Парашистай убил мать этой девочки.
Они только что вышли из детского дома, где трехлетняя девочка по имени Ангелина сказала, что в ту ночь, когда была убита её мать, она сидела на полу в кладовке и слышала, как кто-то подходил к двери. Мария Давидовна как-будто снова услышала тоненький голос девочки:
- В Новый Год я просила Деда Мороза, чтобы он пришел и забрал к себе мою маму, потому что она совсем не любит меня. Вот он и выполнил мою просьбу. Я слышала тихие шаги, потому что Дед Мороз всегда ходит в валенках. Я знаю, это был он. Я сказала ему спасибо, но шепотом. Не знаю, может он меня не услышал.
Мария Давидовна задумчиво смотрела на серую ленту асфальта, которая стремительно неслась навстречу автомобилю, и видела перед собой большие глаза маленькой девочки.
Да, она не сомневалась, что мать этой девочки убил Парашистай. И это приводило к мысли, что доктор Ахтин изменился. Нет, может он сам и не изменился, но мотивация убийств стала другой. Нельзя, конечно, судить только по одному случаю, но такое впечатление, что он хотел сделать доброе дело.
Над этим надо еще подумать.
- Вы уверены, Мария Давидовна, что это он? - спросил Иван Викторович, когда они выехали на трассу и поехали быстрее.
- Да. Процентов на девяносто девять.
Она помолчала и озвучила свои мысли:
- И если это действительно он, то мне кажется, Парашистай стал немного другим. Я имею в виду, что у него изменился выбор жертв. Если раньше он выполнял определенный ритуал, собирая жертвенные органы, то теперь, убивая, он преследует какие-то другие цели. Пока они мне не понятны, и по одной жертве нельзя делать однозначные выводы, но что-то в убийстве Анжелы Мясниковой меня смущает. Такое впечатление, что Парашистай хотел сделать доброе дело.
- Отлично. Значит, вы думаете над мотивами Парашистая, а я вплотную займусь его поисками.
Мария Давидовна посмотрела на счастливое лицо Вилентьева и подумала о том, что майору совсем не жалко убитую женщину и оставшуюся сиротой девочку. Ему не важно, сколько еще будет жертв. Главное, что Вилентьев снова занялся поисками Парашистая и это для него важнее всех остальных событий в мире.
Она снова стала смотреть вперед. И внезапно подумала о том, что она тоже будет ждать очередную жертву, чтобы попытаться понять Парашистая. И, следовательно, чем она лучше Вилентьева?
Поморщившись от этих мыслей, Мария Давидовна сказала:
- Иван Викторович, высадите меня на проспекте у магазина "Белочка". Подруга позвала в гости.
Вилентьев кивнул и включил радио. Через пять минут, притормозив в указанном месте, он сухо попрощался и уехал.
Мария Давидовна посмотрела на часы - половина четвертого - и решила зайти в магазин. Да, её позвали в гости, но и с пустыми руками приходить неловко. Купив фрукты, она неторопливо зашла во двор многоэтажного дома и подошла к подъезду.
С Лидой они учились в медицинском институте последние два курса. Наверное, это была не дружба, - так, приятельские отношения, которые легко распались через несколько лет после окончания института. Они изредка перезванивались, радостно приветствовали друг друга на встречах выпускников, но этим всё и ограничивалось. Она знала, что Лида разошлась во второй раз, что сын, которого она родила еще в годы учебы, уже большой парень, и что приятельница работает акушером-гинекологом в одном из городских родильных домов.
Нажав на кнопку домофона, Мария Давидовна ответила на вопрос и вошла в подъезд. У неё еще во время телефонного разговора возникло ощущение, что Лида позвала её в гости неспроста.
- Маша, как я рада тебя видеть!
Женщина, открывшая дверь квартиры на седьмом этаже, протянула руки для объятий. Мария Давидовна тоже улыбнулась, подставила щеку для поцелуя и подумала о том, как сильно Лида изменилась в худшую сторону. Пополнела килограмм на двадцать, кожа на лице сухая, крашеные волосы коротко подстрижены.
- А ты не меняешься, - сладким голосом сказала Лида, быстро осмотрев её и заметив всё, что нужно, - всё так же стройна и явно не замужем. Заходи.
Мария Давидовна что-то говорила в ответ на слова приятельницы и думала о том, что время неумолимо подбирается к ним, меняя не только внешне.
- Чай, кофе?
- Кофе с коньяком.
- Отлично! Мне это нравится, - бодро сказала Лида и показала на стул у кухонного стола, - садись, сейчас всё будет.
Начало общения прошло в обсуждении общих знакомых, - кто кем стал, кто с кем спит и у кого сколько денег, - причем, в основном, говорила Лида, которая знала подробности про всех и вся. Когда эта тема исчерпалась, она легко сказала:
- Маша, я собственно позвала тебя, как псих…олога, - Лида заметно замялась, когда говорила последнее слово, и Мария Давидовна поняла, что та не захотела произносить слово "психиатр", - позвала, чтобы ты поговорила с моим сыном.
- А что не так с ним?
Лида вздохнула и сказала:
- Он готовится к апокалипсису, - и, заметив удивление на лице собеседницы, продолжила, - нет, вообще-то, у него всё нормально, Авдей хорошо окончил школу, поступил в технический университет, вроде нормально заканчивает первый год, в армию он не пойдет, потому что у него плоскостопие. Вроде, с девочками общается и друзья у него есть, но…
- Он твердо уверен, что скоро наступит конец света? - спокойно спросила Мария Давидовна.
- Да. Он серьезно уверен в этом. И он готовится к нему. У него в комнате всегда лежит собранный рюкзак, в котором есть неприкосновенный запас. Кроме этого, он держит в комнате запас соли, сахара, муки, различных круп, спичек, мыла и других мелочей на пару лет жизни. А питьевой воды в бутылках у него литров сто, наверное.
- Интересно.
- Маша, - махнула рукой Лида, - а мне становится не по себе, когда он начинает рассказывать, что случится в ближайшем будущем. И друзья, которых он нашел в Интернете, такие же. Они называют себя выживальщиками. Когда мой сын говорит со мной, то мне кажется, что он - типичный параноик.
- Как-как ты назвала сына и его друзей? - переспросила Мария Давидовна.
- Выживальщики.
- Отлично. Я хочу с ним поговорить.
- Он обычно около пяти возвращается с тренировки, - сказала Лида, посмотрев на часы, - и, пожалуйста, Маша, скажи, что это не паранойя?!
- Вообще-то, это, конечно, не нормально, но не всё так плохо, как ты думаешь, - улыбнулась Мария Давидовна, - молодежные увлечения иногда принимают такие причудливые формы. Они так самовыражаются. И это, как правило, далеко не всегда патология.
25
Семен недовольно смотрел на экран монитора. Придурок с ником 123321 оказался недосягаем для него. Русский еврей, живущий в Земле Обетованной. Ни возможности, ни желания ехать в Израиль у него не было. Да, и спокойно совершить убийство у него там не получится. Наверняка, израильская полиция работает лучше, чем российская милиция.
Ладно, и такое бывает. Слишком много ему в последнее время везло. Значит, пришло время невезения.
Встав со стула и взяв из холодильника бутылку с кефиром, он вышел на балкон. Поздний теплый вечер. Еще достаточно светло. На другой стороне улицы приветственно мигал неоновой рекламой компьютерный клуб "Магнит". Слева от него из продуктового магазина выходили люди с покупками. Справа за высоким забором недостроенный жилой дом. Стройка, на которой уже полгода никто ничего не делал. Редкие автомобили, притормаживая перед "зеброй", медленно двигались по дороге.
Развалившись в шезлонге, Семен сделал глоток из бутылки и задумчиво посмотрел на небо, окрашенное закатным солнцем в оранжевый цвет. Прошли сутки, но, кроме Черного и 123321, никто не написал ни одного комментария к его рассказу. При этом в соответствии со счетчиком, рассказ прочитали около ста пятидесяти интернет-пользователя. Такое впечатление, что они, эти сто пятьдесят читателей, боятся высказаться.
Семен улыбнулся своим мыслям.
Хорошо это или плохо, когда тебя боятся? С одной стороны, конечно, хорошо, потому что уважают. С другой стороны, это сильно ограничивает его в выборе жертв. Он снова сделал большой глоток кефира. Холодная капля упала на голую грудь. Механически стерев её, Семен с удовольствием посмотрел на своё крепкое мускулистое тело. Широкая грудь, рельефный живот, сильные бицепсы. Длинные шорты на ногах скрывали стройные ноги. Он любил своё тело, и с удовольствием ходил в тренажерный зал, где любовался своим отражением в больших зеркалах.
В комнате прозвучал сигнал. Компьютерная программа известила его, что в Сеть вышел кто-то из тех, кого Семен хотел бы найти.
- Надеюсь, это ты, - сказал он и быстро вернулся к компьютеру.
Похоже, Фортуна снова повернулась к нему лицом. Это был "Черный". Быстро кликнув на кнопке поиска, Семен сел на стул и прочитал комментарий:
"Киллер, что-то в тебе есть… кроме говна, конечно… убивать не так-то просто… и виртуально, и я уже не говорю в реале… умный парень Леня тоже так считает… однако это никак не оправдывает тебя… а ты красавчик… такое красивое тело… и о здоровье своем заботишься, кефир пьешь, а не пиво… даже жаль будет убивать тебя…".
Семен от неожиданности закашлялся. И, нажав на кнопку, увидел на экране результат поиска. Ничуть не удивившись тому, что "Черный" находился в том же городе, что и он, Семен перешел на сайт провайдера и по найденному номеру нашел его месторасположение.
Компьютерный клуб "Магнит".
Тридцать компьютерных терминалов, объединенных в одну сеть с единым IP-адресом.
Семену стало внезапно жарко. Он только что сидел на балконе и пил кефир, а тот, кто выдает себя за "Черного", видел его. Семен быстро выскочил на балкон и с высоты второго этажа стал смотреть на двери клуба.
Двое парней курили у входа. Железная дверь открылась и наружу вышли еще два парня, которые присоединились к остальным. Прикурив от сигарет друзей, все четверо стали что-то живо обсуждать. Семен подумал, что эти четверо играют в одну сетевую игру и, следовательно, не имеют отношения к нему. Если комментарий написан только что, то или "Черный" еще там, или он только что вышел и его уже там нет.
Или она вышла, и её там нет? Он ведь так и не знает, кто присутствовал на крыше и видел, как он убивает Милу Говорко.
Семен пристально вглядывался в медленно сгущающиеся сумерки, но дверь больше не открывалась. Решившись, он быстро вернулся в квартиру, набросил на голый торс футболку и выскочил в подъезд. Уже секунд через десять он был на улице. Быстро перейдя дорогу, Семен вошел в компьютерный клуб.
В практически пустом зале заняты были только два компьютера - два подростка, сидя рядом, играли в какую-то игру.
Лохматый парень в очках за стойкой администратора что-то сказал.
- Что? - переспросил Семен.
- Я говорю, ищешь кого-то?
- Да. В ближайшие пять-десять минут отсюда никто не выходил? Ну, кроме тех четырех парней, которые курят снаружи.
Парень задумчиво посмотрел на Семена и спросил:
- А тебе зачем?
- Да, разминулись с подружкой, - махнул рукой Семен, - она могла зайти сюда, когда меня не нашла.
- Нет, девчонок не было. Худой мужик в очках был, - начал перечислять парень за стойкой, - высокий такой, крепкий парень с козлиной бородкой, и два пацана. Нет, девчонок точно не было.
Семен кивнул, сказал "спасибо" и вышел. Медленно перейдя улицу, он поднялся по ступеням и подошел к двери своей квартиры. На серо-стальной поверхности железной двери было написано мелом:
"Что, Киллер, очко играет!?"
26
Вилентьев, высадив Марию Давидовну, ехал по улице. Он был приятно возбужден. Даже больше - душа пела. Иван Викторович мог свернуть в сторону работы и заняться поиском Парашистая, но он, улыбаясь своим мыслям, решительно повернул руль налево и поехал домой.
- А ты что так рано? - удивилась Тоня, увидев его в дверях. Как обычно, она была в домашнем халате и с мокрыми руками.
- Да, Бог с ней, с работой, всех преступников не переловишь, - широко улыбнулся Иван Викторович, - мне вдруг захотелось провести вечер с тобой. Мы в последнее время так мало общаемся.
Тоня радостно улыбнулась. На круглых щеках образовались ямочки. И Вилентьев неожиданно для себя захотел поцеловать их.
Прямо сейчас.
И каждую в отдельности.
- Я ужин еще не приготовила, - как бы оправдываясь, сказала Тоня.
- Ничего. Пойдем, посидим на диване, как в старые добрые времена. По рюмочке коньячка выпьем.
Иван Викторович скинул с плеч пиджак и повесил его на спинку стула. Достав из серванта бутылку армянского коньяка, он плеснул в два низких бокала жидкость и подошел к дивану, на котором сидела жена.
- Прости меня, Тоня, - сказал он, сев рядом и глядя в широко открытые глаза женщины, - в последнее время на меня столько навалилось, столько всякого разного произошло, что я практически не замечал тебя. Приходил домой поздно, не разговаривал с тобой, ел и ложился спать. Вообще, вел себя, как последняя сволочь.
Вилентьев обреченно покачал головой, словно осуждал сам себя.
- А сегодня я неожиданно понял, что в этой жизни есть только одно главное для меня - это наши с тобой отношения, это наша с тобой любовь. Ни работа, на которой я в последнее время пропадал, ни деньги, которые я приношу домой, ни карьерный рост, ни должности и звания.
Иван Викторович проникновенно заглянул в набухшие слезами глаза жены и продолжил:
- Наша с тобой любовь, Тоня, вот ради чего я живу, и буду жить.
- А я уж думала, что у тебя другая женщина, - шмыгнув носом, пробормотала Тоня.
- Извини, родная, что я дал повод сомневаться во мне, и давай выпьем, чтобы этого больше никогда не было.
Коньяк обжег горло. Вилентьев глубоко вдохнул носом и посмотрел на жену, которая, выпив, разрыдалась.
- Я уже второй год постоянно думаю о том, что ты меня разлюбил, что я для тебя ничего не значу, так, кухарка, накорми и вымой посуду.
- Нет, Тонечка, всё не так, - Вилентьев притянул жену к себе и стал целовать соленое лицо, - я вовсе так не думал и не держал тебя за кухарку. Я всегда любил тебя. И сейчас люблю.
Верхняя пуговица домашнего халата, не выдержав давления его левой руки, отлетела в сторону. Иван Викторович уже забыл, какая большая и мягкая грудь у Тони. С удовольствием погрузившись лицом, он вдыхал её теплый запах, а руки продолжали расстегивать пуговицы на одежде.
- Ванечка, родненький, - выдохнула Тоня, когда он навалился на неё всем телом.
Иван Викторович, испытывая давно забытые и ни чем не передаваемые чувства, ритмично двигался. С удовольствием слушал возбужденное дыхание, стоны жены и хлопающие звуки от соприкосновения тел.
Он ничего не замечал вокруг, погружаясь в бездну своего счастливого сознания.
И когда его хриплые стоны слились с криком Тони, Вилентьев на мгновение забыл о том, что он, майор, старший следователь Областного Управления внутренних дел, стоящий на страже правопорядка и обличенный властью вершить правосудие. Он практически всё забыл, пусть даже это забытье длилось всего несколько секунд.
Лежа на диване рядом с женой, Иван Викторович, опустошенный и счастливый, смотрел на белый потолок. Какого хрена он гонялся все эти годы за Парашистаем и за остальными преступниками? Как много он потерял? Надо было бежать домой и любить женщину, которая только что подарила ему счастье. Надо было уходить с работы рано. Каждый день. Приходить домой и каждый вечер, и каждую ночь, любить жену до потери сознания.
Это ведь так просто!
Где же он был всё это время!?
Зачем он жертвовал этими мгновениями? Ради чего?
Иван Викторович вяло перебирал мысли в голове, когда почувствовал, что пахнет горелым.
- Ой, - взвизгнула Тоня, - у меня же курица горит!
Она вскочила и, как есть, без халата, бросилась на кухню. Вилентьев проводил её взглядом, заметив рыхлые целлюлитные бедра, бесформенную попу и отсутствие талии. Сморщившись, он медленно сел и натянул брюки. Может, поэтому он жертвовал этими мгновениями?!
Голова немного кружилась - и от алкоголя, и от пережитого удовольствия.