3. Красный "понтиак"
Прошло три дня. Для Дебрэ это был самый тяжкий период за все сорок лет работы в уголовной полиции. Он постоянно чувствовал себя кем-то вроде диковинного зверя в зоопарке. Стрелкина не спускала с него любопытных глаз. При этом у нее был такой напряженный вид, словно сию минуту должно было начаться расследование какого-нибудь головоломного преступления.
Между тем дела все шли ерундовые, и инспекторы только изредка заходили в кабинет комиссара с докладом о поимке мелкого воришки или об очередном угоне автомобиля.
Последние годы Дебрэ привык в такие периоды затишья дремать в кресле, зажав зубами потухшую трубку. В присутствии же постороннего человека ему приходилось симулировать напряженную деятельность, в которой решительно не было никакой необходимости.
Зоя Никитична курила одну сигарету за другой из своего неисчерпаемого запаса. Постоянный запах табачного дыма заставил Дебрэ плюнуть на все предписания доктора Малинды. Теперь у него на работе всегда был табак. Дома дело обстояло сложнее. Мадам Дебрэ с редким искусством обнаруживала все подозрительные запахи. Но попался все же комиссар на работе. Он шел по коридору, пуская клубы дыма, когда неожиданно столкнулся с доктором Малиндой. Последовало короткое, но бурное объяснение, в результате которого Дебрэ удалось уговорить врача ничего не сообщать жене, а взамен пришлось дать согласие пройти несколько сеансов внушения.
Гипноз – великая вещь, но если вы курили свыше сорока лет, то он может только погасить желание, но никак не уничтожить его. Тем более, когда у вас постоянно под носом кто-то курит.
Немудрено, что в этот день Дебрэ был в отвратительном настроении. Больше всего его раздражала Стрелкина. Ведь каждый из нас в таких случаях готов сделать виновником своих бед кого угодно, только не самого себя.
Дебрэ казалось, что, сумей он хоть на день сплавить куда-нибудь практикантку, все пошло бы иначе. Наконец, перебрав все возможные варианты, он с преувеличенной вежливостью спросил:
– Может быть, мадам хочет посетить Лувр?
– О, я была в Лувре несколько раз.
– Тогда, может быть, поездка в Версаль? Правда, в это время года он не так хорош, как летом, но для иностранцев…
– Я была в Версале летом.
Дебрэ начал яростно сосать пустую трубку. Он был уверен, что еще час наедине с этой невозмутимой женщиной сведет его с ума. Нужно было что-то предпринять. Сослаться на недомогание и уйти домой? Но как в этом случае объяснить жене причину такого раннего возвращения? Он молил судьбу, чтобы она послала ему сегодня хоть самое ерундовое убийство. Ведь тогда он смог бы наконец продемонстрировать свой знаменитый метод, а Стрелкина удовольствовалась бы одним примером и вернулась к своим занятиям в Сорбонне. Наконец Дебрэ решился:
– Может быть, мадам окажет мне честь пообедать со мной? Тут неподалеку есть кабачок, излюбленный уголовниками. Право, ни в одном детективном романе вы не найдете такой коллекции преступных типов.
– Охотно, комиссар! Только не называйте меня "мадам". Мы ведь с вами договорились.
Конечно, Дебрэ немного преувеличил, когда говорил об уголовниках. Это был обычный кабачок, охотно посещаемый проститутками и сутенерами. Они все знали комиссара в лицо, и, когда он со своей спутницей появился в дверях, наступила напряженная тишина. Все с любопытством разглядывали Стрелкину.
К ним подошел гарсон и проводил к свободному столику в углу.
– Сегодня есть отличное жиго! – доверительно нагнулся он к Дебрэ.
– Как вы относитесь к жиго, Зоя? – спросил комиссар.
– Ну что ж, жиго так жиго.
Комиссара тоже вполне устраивала баранина после утренней порции овсяной каши.
– Что мы будем пить?
Она пожала плечами.
– Не знаю. Водку я днем не пью, а все ваши вина – ужасная кислятина. Впрочем, закажите мне то же, что и себе.
– Хорошо! Две рюмки перно.
Гарсон мгновенно выполнил заказ.
– За ваши успехи, комиссар!
Она чуть пригубила и удивленно взглянула на Дебрэ.
– У вас кашель?
– Нет, почему вы думаете?
– У нас эта штука продается в аптеках от кашля.
– Гм… – Дебрэ принялся за баранину.
Когда подали кофе, Стрелкина с увлечением начала пересказывать содержание какого-то научно-фантастического романа. Дебрэ рассеянно слушал. Его мало интересовала фантастика. Во всяком случае, значительно меньше, чем пара, сидящая в другом углу кабачка. Мужчина ничего особенного собой не представлял. Обычный тип, какого можно встретить повсюду. Массивного телосложения, облачен в вельветовые брюки и замшевую куртку со множеством застежек. Густые черные волосы, мохнатые брови, мясистый нос, под которым красовались тщательно подбритые усики. Не то коммивояжер, не то альфонс, а может быть, и то и другое. Женщина же явно принадлежала к привилегированному слою общества, хотя одета была нарочито скромно, видимо для того, чтобы не привлекать здесь лишнего внимания. Опытный глаз Дебрэ отметил золотой портсигар с бриллиантовой монограммой, который она небрежна вертела в пальцах, и безукоризненный покрой синего костюма. Красота ее холеного лица усугублялась огромными расширенными зрачками наркоманки. Такие глаза бывают обычно у человека, принявшего большую дозу морфия. Именно эти глаза заставили комиссара напрячь память. Где-то он их уже видел.
Дебрэ вспомнил. Это было ночью в особняке Костагенов, когда он искал там спрятанную бомбу. Конечно, это была та женщина, которая прошла мимо него по коридору в тончайшем пеньюаре, оставляя за собой аромат дорогих духов. Его тогда еще поразило странное выражение ее глаз и неуверенная походка.
– Правда, интересно? – прервала Стрелкина его воспоминания. – Рассказывать дальше?
– Да, пожалуйста!
Дебрэ по движению губ пытался определить, о чем разговаривает та пара. Женщина почувствовала его взгляд, посмотрела на Дебрэ, нахмурилась и что-то сказала своему спутнику. Они поднялись, женщина вынула из сумочки ассигнацию, положила на столик и направилась к выходу. Мужчина последовал за ней.
– Простите! – перебил Дебрэ Стрелкину. – Я вас покину на несколько минут. Мне нужно отдать кое-какие распоряжения Моррансу.
Он подошел к телефону, откуда можно было, оставаясь незамеченным, вести наблюдение за улицей.
Наискось от кабачка стоял красный "понтиак", спортивная модель последнего выпуска. Мужчина в замшевой куртке открыл дверцу, пропустил вперед свою даму, а сам сел за руль.
Дебрэ подождал, пока они отъехали, и записал номер машины. После этого он позвонил в уголовную полицию.
– Инспектор Морранс у телефона!
– Слушай, малыш, – тихо сказал Дебрэ, – узнай-ка быстренько, кому принадлежит "понтиак". Номер я тебе сейчас назову. Записывай!
– Слушаю, комиссар!
Дебрэ продиктовал ему номер машины.
– Куда вам сообщить?
– Я буду через полчаса.
Он вернулся к столику. Стрелкина курила очередную сигарету, жадно рассматривая компанию подвыпивших парней.
– Уголовники? – шепотом спросила она Дебрэ.
– Безусловно! – ответил комиссар. Он хорошо знал этих славных ребят – мясников с Центрального рынка, но нельзя же разочаровывать практикантку. Ведь он сам ей обещал роскошную коллекцию уголовных типов.
В кабинете на столе его уже ждало донесение Морранса. Красный "понтиак" две недели назад был взят напрокат неким Жаном Пьебефом, проживающим на улице Франсуа, дом 15, по профессии спортивным комментатором. Плата за машину была внесена за месяц вперед.
– Странно! – сказал Дебрэ. – Очень странно!
– Что странно? – поинтересовалась Стрелкина.
– Странно, что после сеанса гипноза мне хочется курить еще больше, а курить противно, – уклончиво ответил комиссар.
4. Серебряный ледоруб
Весь воскресный день Дебрэ нервничал. К этому было несколько причин. Его удручала жесткая диета, установленная женой, раздражало непроходящее желание курить. Кроме того, комиссар непрестанно думал о Жане Пьебефе. Какое отношение мог иметь этот вульгарный тип к аристократическому дому Костагенов? Не был ли он замешан в этой глупейшей шутке с бомбой? Но если действительно о бомбе сообщил он, то какими соображениями при этом руководствовался?
Наконец уже поздно вечером, когда мадам Дебрэ включила телевизор, комиссар заявил, что пойдет прогуляться.
Он купил в киоске на углу маленькую пачку табака и с наслаждением закурил. Первая же затяжка его немного успокоила. Попыхивая трубкой, Дебрэ направился к особняку Костагенов.
Ветер по-прежнему гнал тучи, и только временами в их просвете показывался диск луны. Дебрэ выбрал себе наблюдательный пункт в скверике. Это затененное место делало его невидимым с улицы.
Очевидно, в особняке уже спали. Лишь в одном из окон второго этажа сквозь щель в плотной занавеси виднелся свет, но и тот вскоре погас.
Весь облик старинного здания с облупившимися колоннами почему-то вызывал у Дебрэ тревогу. Он никак не мог отделаться от мысли, что какая-то таинственная угроза нависла над обитателями этого дома…
Когда комиссар вернулся домой, мадам Дебрэ уже спала.
– Где ты был так долго? – спросила она, не открывая глаз.
– Гулял, – буркнул Дебрэ и погасил свет в спальне.
Уснул он сразу, но всю ночь его терзали кошмары, и все они были так или иначе связаны с особняком Костагенов.
На работу Дебрэ явился позже обычного. Едва он открыл дверь, как навстречу ему бросилась взволнованная Стрелкина.
– Ах, комиссар! Я уже вас совсем заждалась! Убит Леон Костаген. Морранс и Дюка уже там, а я решила подождать вас. Вы ведь возьмете меня с собой, правда?
– Да, – сказал Дебрэ.
У подъезда особняка стояло три автомобиля. Двое полицейских с трудом сдерживали любопытных. Несколько поодаль стояла группа репортеров. Видимо, им не разрешали войти.
– На второй этаж, комиссар, – почтительно сказал полицейский.
Дебрэ поднялся по уже знакомой ему мраморной лестнице. За ним, пыхтя от возбуждения, следовала Стрелкина.
В дверях их встретил Морранс.
– Убит во сне ударом ледоруба в висок, – отрапортовал он. – Мы пока ничего не трогали. Видимо, преступник проник через дверь угольного подвала. Есть следы угля на полу. Вышел тем же путем. Шел в носках, ботинки надел уже на улице. Дальше след теряется, собака не берет. Убийство произошло не с целью грабежа: бумажник, в котором крупная сумма, лежит на ночном столике. Сейчас прибудет врач из соседнего округа.
– Почему не Малинда?
Морранс усмехнулся.
– Малинда отколол номер! В субботу уехал с женой в Компьень. Вчера вечером в Сен-Дени у самого комиссариата смял крыло полицейской машине. Когда составляли протокол, обругал инспектора скотиной и отказался предъявить документы. Они его задержали до утра. Сегодня позвонили, и я подтвердил, что он наш сотрудник. Обещали отпустить.
– Ладно!
Дебрэ подошел к кровати. Фотограф делал снимки. Убитый лежал на боку. На вид ему было лет 35. Несмотря на раздробленный висок, у него было безмятежное выражение лица, какое бывает у человека, убитого во сне.
– Все, комиссар! – сказал фотограф. – Двенадцать снимков.
– Хорошо.
Дебрэ приподнял одеяло. Убитый был совершенно гол. Тренированное, загорелое тело спортсмена, все мышцы расслаблены. Смерть наступила мгновенно, даже не проснулся.
– Так… – Дебрэ вновь накинул на него одеяло. – Кто обнаружил труп?
– Огюстен, дворецкий.
– Когда?
– В девять часов утра. Он всегда в это время приносит кофе.
– Кто сообщил в полицию?
– Он же.
– Когда?
– В пять минут десятого.
– Удар был нанесен этой штукой?
– Совершенно верно! Мы ее пока не трогали, могут быть отпечатки пальцев.
– Едва ли. Человек, идущий на преступление, сняв ботинки, редко забывает надеть перчатки. Все же проверить нужно.
Дюка опрыскал орудие убийства фиксатором и поднял, держа за лезвие рукой, обернутой платком.
– А ну, покажи-ка. – Дебрэ подошел поближе и взглянул на серебряную табличку, украшавшую рукоятку. – Что это такое?
– Серебряный ледоруб, – ответил Дюка. – Высшая награда ассоциации альпинистов. Преподнесена убитому два года назад.
– Позови Огюстена, – обратился Дебрэ к Моррансу.
Дебрэ помнил Огюстена еще с той ночи. Это он сопровождал комиссара по особняку. Сейчас у дворецкого был совсем перепуганный вид. Дебрэ предложил ему сесть. Дюка, Морранс и Стрелкина отошли к окну.
– Когда вы поступили в этот дом? – задал вопрос Дебрэ.
– Пятнадцать лет назад. Тогда еще были живы старые господа, а месье Леон и месье Пьер учились.
– Кто такой месье Пьер?
– Брат… покойного… месье Леона. – Дворецкий взглянул на кровать и снова опустил глаза.
– Месье Пьер живет тут?
– Да.
– Кто еще живет в доме?
– Мадам. Жена… месье Леона.
– Кто еще?
– Камилла, горничная мадам Костаген.
– А остальная прислуга?
– Шофер, кухарка и еще одна горничная, но они приходящие.
– У кого из прислуги есть ключи от входных дверей?
– Только у меня и у Камиллы.
– Кто запирает двери на ночь?
– Я.
– Сколько дверей?
– Три.
– А дверь от угольного подвала?
– Она никогда не запиралась.
– Почему?
– Попасть из подвала в дом посторонний человек не может, пройти можно только через потайной ход.
– Это тот ход, который вы мне показывали, когда я искал бомбу?
– Тот самый.
– В котором часу месье Леон вчера вернулся домой?
– Он вчера вообще не выходил из дому.
– А месье Пьер?
– Тоже.
– Когда вы заперли двери?
– В десять часов.
– Мадам Костаген тоже была дома?
– Нет. Она вернулась около одиннадцати.
– Она сама открыла дверь?
– Ключ был вставлен изнутри, и она позвонила. Я ей открыл.
– Когда вы легли спать?
– Сразу после этого.
– Ночью вы ничего не слышали?
– Нет.
– Где расположена ваша комната?
– В первом этаже.
– А комната Камиллы?
– Рядом с моей.
– Во сколько вы сегодня встали?
– В восемь часов. В это время обычно приходит прислуга.
– Через какую дверь они входят?
– Ту, которая ведет со двора.
– Она была утром заперта?
– Да.
– А остальные двери?
– Тоже.
– Прислуге известно о существовании потайного хода из угольного подвала?
– Нет, неизвестно.
– Итак, вы впустили прислугу. Что вы делали дальше?
– Сварил месье Леону кофе.
– Почему не кухарка?
– Я всегда это делаю сам.
– Когда вы отнесли кофе наверх?
– В девять часов. В это время я обычно бужу месье Леона. Я постучал в дверь, он не ответил. Тогда я вошел и увидел…
Дворецкий вытащил из кармана платок и приложил к глазам.
Дебрэ подождал, пока он немного успокоится, и задал новый вопрос:
– Что вы сделали после того, как увидели труп?
– Побежал сообщить мадам Костаген.
– Где находится ее комната?
– Рядом.
– Эта дверь ведет к ней?
– Да.
– Значит, вы не побежали, а просто вошли через эту дверь?
– Нет, эта дверь всегда заперта.
– Вот как? И давно?
– Больше года.
– Как реагировала мадам Костаген на смерть мужа?
– Она… Мне не сразу удалось ее разбудить… Она часто принимает снотворное и… Я решил, что лучше сразу сообщу в полицию, а потом уже…
– Месье Леон всегда спал без пижамы?
– Да, с детства.
– Вам знакома эта вещь? – Дебрэ указал на ледоруб.
– Да, это приз, который получил месье Леон.
– Где он обычно находился?
– Кто?
– Этот приз.
– Вон там, над каминной полкой.
Дебрэ подошел к камину, на котором красовалось несколько кубков. Все они, как явствовало из выгравированных надписей, были получены Леоном Костагеном за различные спортивные достижения.
В это время в комнату вошел маленький толстый человек с чемоданчиком в руке:
– Комиссар Дебрэ? Доктор Жаневье. Дело в том, что меня просили заменить доктора Малинду.
– Пожалуйста, вот труп.
Доктор Жаневье занялся покойником.
– Вот что, мальчики, – обратился Дебрэ к инспекторам, – допросите приходящую прислугу. Остальными я займусь сам. А вы, Огюстен, свободны.
– Мне можно остаться с вами? – спросила Стрелкина.
– Ну что ж, оставайтесь.
Тем временем врач закончил осмотр и вытер руки бумажной салфеткой, извлеченной из чемоданчика.
– Когда наступила смерть? – спросил Дебрэ.
– Десять – двенадцать часов назад. Точнее это можно будет сказать после вскрытия.
Дебрэ взглянул на часы. Было десять часов тридцать минут утра. Итак, убийство произошло вчера вечером.