***
Однако по-прежнему оставалось неясно, сумеем ли мы сдвинуть Луну посредством телекинеза.
Работа основательно нас измотала. Большая часть группы оставшийся час полета спала.
В девять часов мы запустили тормозные двигатели и снизили скорость до тысячи шестисот километров в час; в девять семнадцать вошли в земную атмосферу и выключили подачу топлива. В это время нас уже запеленговали радары полковника Мэсси, и всю инициативу по завершению полета мы передали ему. Посадка была совершена без пяти минут десять.
Это можно было сравнить с возвращением после тысячелетнего отсутствия. В нас все переменилось таким коренным образом, что сама Земля показалась изменившейся в сравнении с той, что была. И то первое, что бросилось в глаза, было обусловлено, очевидно, нашим долгим отсутствием. Земля показалась бесконечно более прекрасной, чем помнилась до полета. Такое откровенье несказанно нас изумило. На Луне мы не переживали ничего подобного: спутник дезориентировал наше внимание.
Вышедшие навстречу люди, напротив, показались нам чужими и отталкивающе неприятными, немногим лучше обезьян. Казалось просто невероятным, как могут эти недоумки, обитая в таком непередаваемо прекрасном мире, сохранять при этом свою прежнюю слепоту и тупость. Нам следовало помнить, что слепота у человека - часть его эволюционного механизма.
Мы инстинктивно загородились от взглядов обступивших нас людей, всеми силами стараясь подделаться под их обличие. Нами владел стыд, какой испытывает счастливый человек, оказавшийся случайно в компании нищих и обездоленных.
Мэсси выглядел крайне утомленным и разбитым.
- Ну как, сэр, можно с чем-нибудь поздравить?
- Похоже, что да.
Выражение лица у него сменилось, печать изнурительной усталости с него сошла. Я внезапно проникся теплым чувством к этому человеку. Пусть эти существа убоги, слабы умом, но все же они братья. Я положил Мэсси руку на предплечье; часть моего жизненного заряда передалась ему. Было приятно наблюдать, как он на глазах преображается. Заряд бодрости и оптимизма расправил ему плечи, согнал морщины с лица. "Расскажите, что здесь происходит с той поры, как мы улетели", - попросил я.
Ситуация была серьезной. С ошеломляющей быстротой, проявляя зверскую жестокость, Гвамбе овладел Иорданией, Сирией, Турцией и Болгарией. Там, где его войска встречали сопротивление, мирное население уничтожалось тысячами. Разработанный для использования в атомной физике космический лучевой накопитель, плод совместной работы африканских и европейских ученых, после снабжения его геронизированньгм вольфрамовым отражателем превратился в орудие смерти. С этого момента сопротивления агрессору больше не было. За час до нашего возвращения капитулировала Италия, дав согласие на пропуск войск Гвамбе через свою территорию. Немецкие армии скапливались вдоль границы со Штирией и Югославией, но по-настоящему масштабного военного столкновения еще не было. Немцы угрожали применить водородную бомбу в случае, если Гвамбе осмелится пустить в ход лучевой накопитель, так что было вполне возможно, что теперь последует затяжная война с применением обычных вооружений. Система противовоздушной обороны США сбила уже четырнадцать мощных фугасных ракет, одна из которых подняла пожар в Лос-Анджелесе, не утихавший целую неделю. Американцам трудно было наносить ракетные контрудары, поскольку войска Гвамбе были рассредоточены по огромному региону. Но незадолго до нашего прибытия президент заявил, что впредь всякий раз, как только американской системой ПВО будет фиксироваться проникновение в воздушное пространство Соединенных Штатов африканской ракеты, на территории Африки будет уничтожаться один город средней величины. Всему миру было ясно, что это не та война, где кто-то надеется выйти победителем; всякая "ответная" мера является лишь очередным шагом навстречу взаимному уничтожению. Общее мнение о Гвамбе было как об одержимом страстью к убийству маньяке, представляющем одинаковую опасность как для собственного народа, так и для мира в целом. Весьма странно, но того, что Хазард в равной степени безумен и опасен, никто себе почему-то еще не уяснил. В течение двух недель, когда Гвамбе прибирал к рукам страны Средиземноморья, Германия и Австрия спешно проводили мобилизацию. Немецкие ракеты произвели большие разрушения в Кейптауне, Булавайо и Ливингстоне, но согласованных военных действий против Африки еще не было. Когда пошли слухи, что Хазард вводит на территорию Австрии передвижные ракетные установки для водородных боеголовок, к нему обратились одновременно русский премьер и американский президент с просьбой не применять ядерного оружия. Ответ Хазарда был уклончивым. Люди, по всему, полагали, что Хазард будет действовать благоразумно. Но мы-то об этом имели более подробное представление (равно как и президент Мелвилл; последний имел достаточно здравого смысла, чтобы держать свое мнение при себе).
Ракетопланом нас доставили в Вашингтон; в полночный час состоялся совместный ужин с президентом. Мелвилл также выглядел разбитым и больным, но полчаса пребывания с нами восстановили его душевные силы. Обслуживающий персонал Белого Дома проявил изумительную изворотливость, организовав из имеющихся в наличии продуктов импровизированный ужин на пятьдесят персон, накрыв для всей компании стол в большом обеденном зале. "Ума не приложу, как вам только удается сохранять такой безучастный вид", - были едва не первые слова президента, обращенные ко мне.
- Потому что, как мне думается, мы можем остановить эту войну.
Это, я знаю, было единственно то, чего ему хотелось услышать. Я не стал добавлять, что мне теперь стало как-то безразлично, уничтожит себя человечество или нет. Ощущать себя вновь среди этих жалких, сварливых, узколобых человеческих особей причиняло раздражение.
Он спросил, как мы думаем остановить войну.
- Прежде всего, господин президент, нам надо, чтобы вы позвонили на центральную телестудию и уведомили, что через шесть часов выйдете в эфир с сообщением для всего мира.
- Вы можете мне сказать, что это будет за сообщение?
- Точно сказать пока не могу. Но, по всей видимости, речь в нем пойдет о Луне.
В четверть первого ночи мы все стояли на лужайке перед Бельм Домом. Небо было обложено тучами, в воздухе сеялась холодная дождевая морось. Для нас это, естественно, не имело никакого значения: каждый безошибочно угадывал местоположение Луны, тяготенье которой ощущалось сквозь облачный слой.
Усталости никто больше не чувствовал. Возвращение на Землю наполнило нас колоссальным зарядом бодрости. Подспудно мы также догадывались, что войну теперь остановить будет нетрудно; иное дело, удастся ли сладить с паразитами.
Отработка маневра в космосе пошла на пользу. Имея под ногами Землю в качестве опоры, свести умы в параллелъ было легче легкого. На этот раз ни мне, ни Райху, ни Флейшману не приходилось кого-либо ограничивать или сдерживать. Единственно, чего мы могли натворить, это расшатать до основания Белый Дом.
Когда умы у нас сомкнулись воедино, возникло чувство невероятного упоения, ощущение такой мощи, какая мне покуда была еще неведома. Мне как-то сразу раскрылось значение фразы "Мы члены друг друга", только теперь в гораздо более глубоком, подлинном смысле. Мне представилось, что будет, когда жители Земли, научившись аналогичным образом объединять свою психическую мощь, установят постоянный телепатический контакт. Человек как "особь" перестанет существовать, а его силы в перспективе сделаются безграничны.
Слившись воедино, импульсы нашей волевой энергии разящим острием метнулись в сторону Луны, словно луч какого-нибудь гигантского прожектора. Увеличивать мощность путем вибрации на данной стадии мы не спешили. Само столкновение с Луной трудно передать словами. Мы напрямую ощущали оглушительное биение лунной вибрации, упруго несущееся по руслу канала ментальной связи, жгутом натянувшегося между нами. Шума, как такового, не было, но ментальный контакт был на несколько секунд утрачен: дезориентирующее психику излучение обрушилось на нас оглушающим хаосом. Вскоре мы вновь сосредоточились, и следующая волна о нас разбилась. Луч волевой энергии обхватил Луну, ощущая ее форму, как ощущается зажатый в ладони апельсин. Какую-то секунду мы пережидали, аккуратно и вместе с тем крепко ее удерживая. Затем, получая от нас с Райхом направляющие сигналы, группа сообща стала генерировать энергию, направленную исключительно на движение.
Создавалось впечатление, что разделяющее нас расстояние не играет никакой роли. Из этого я заключил, что мы обладаем силой настолько великой, что расстояние в четыреста тысяч километров для нее - это так, что камешек кинуть. Следующие двадцать минут мы проверяли истинность этого предположения. Проделывать такое надо было непременно медленно, чтобы не расходовать силы попусту. Гигант в пять тысяч миллиардов тонн весом тихонько покачивался, удерживаясь на ниточке земной гравитации, не в силах от нее оторваться. Получается, в каком-то смысле спутник был невесом, его удерживала своим весом Земля.
И вот медленно, очень медленно и аккуратно мы принялись нагнетать на поверхность Луны давление с тем, чтобы она начала вращаться. Вначале все шло без изменений. Мы увеличили силу, расчетливо оперевшись о поверхность Земли (большинство из нас предпочло сесть, несмотря на сырость). Все было по-прежнему. Мы все так же бережно, не чувствуя ни малейшей усталости, держали шар, предоставляя силовым волнам выстраиваться вообще произвольно. Прошло почти уже пятнадцать минут, и тут мы почувствовали, что дело тронулось. Луна двигалась - медленно, очень медленно. Мы напоминали детей, стремящихся раскрутить большую карусель. Стоило преодолеть начальную инерцию, как дальше уже можно было, постепенно наращивая усилия, развить скорость до каких угодно пределов. Но наша "карусель" не вращалась по обычному своему маршруту вокруг Земли. Помимо этого мы заставили ее еще и вращаться перпендикулярно, то есть в направлении "север - юг".
Окружность Луны по протяженности с севера на юг составляет примерно девять с половиной тысяч километров. Мы не ослабляли давления до тех пор, пока точка приложения силы не стала двигаться со скоростью пяти тысяч километров в час. На это ушло чуть больше пяти минут, начиная с того момента, как мы преодолели силу инерции спутника. Значит, теперь Луна должна была проворачиваться вокруг своей оси примерно раз в два часа - скорость, которая во всех отношениях нас устраивала.
Возвратись опять в здание, мы сели пить горячий кофе. К этому времени сюда прибыли пятнадцать ведущих сенаторов, и зал был переполнен. Мы попросили собравшихся соблюдать спокойствие, а сами сидели и сосредоточенно наблюдали за Луной. Нам необходимо было удостовериться, все ли идет так, как задумано.
Все шло как надо. В пределах двадцати минут та часть Луны, что извечно повернута к Земле, совершила разворот и была обращена теперь в открытый космос. Другая половина, прежде никогда Земле не являвшаяся, смотрела теперь в нашу сторону. Как мы и предполагали, дезориентирующие силы Луны уменьшились против прежнего вдвое. Тысячелетиями ее заряженные психической энергией лучи были направлены в сторону Земли. Теперь они сеялись в полую бездну космического пространства. Силы застывшей в лунных недрах жизни давно утратили способность к активному мышлению. Они не могли оценить ситуацию и уяснить, что их "дом" вращается. Кроме того, он вращался в сбивающем с ориентира направлении. Веками их внимание было направлено на Землю, планету, которая кружится по часовой стрелке со скоростью вращения перпендикулярно вращению Земли. Результатом неизбежно было смятение.
По истечении часа сторона Луны, бывшая когда-то "обратной", целиком развернулась к Земле. Исходящая от Луны дезориентирующая вибрация почти полностью прекратилась. Мы спросили наугад нескольких сенаторов, ощущают ли они какие-нибудь изменения в самочувствии. Некоторые не заметили ничего. Лица других приняли недоуменное выражение. Они сказали, что чувствуют себя как-то "умиротвореннее", чем с час назад.
Именно тогда можно уже было сказать президенту, о чем ему следует сообщить в своем телезаявлении. План был прост и вполне понятен. Президент должен был всего лишь возвестить, что уничтожена находящаяся на Луне американская научно-исследовательская станция; уничтожена сразу после того, как успела передать сообщение, что на Луне находятся гигантские инопланетные пришельцы, нагрянувшие туда несметными силами.
Президент, судя по реакции, отнесся к предполагаемому эффекту такого сообщения скептически. Мы заверили его, что сообщение обязательно возымеет действие, и рекомендовали немного поспать.
Я не присутствовал при том, как президент выступал со своим историческим заявлением. Я спал, спал так долго и крепко, как ни разу еще за те две недели, что мы улетели с Земли. Заблаговременно я распорядился, чтобы меня никто не будил. Поэтому о том, что первые результаты достигнуты, я узнал наутро в десять часов, когда проснулся. Весь мир с вниманием следил по телеэкранам за выступлением президента. В крупных городах мира известие о том, что Луна вращается вокруг своей оси, уже подняло граничащий с истерикой шум (и мне было за что себя укорить, когда я узнал о смерти своего старого друга, королевского астронома сэра Джорджа Гиббса. Увидев это явление в телескоп Гринвичской обсерватории, он упал с приступом сердца и протянул лишь несколько часов). Заявление президента о нашествии на Луну инопланетян возбудило среди людей наихудшие опасения. Никто не спрашивал, для чего инопланетянам понадобилось раскручивать Луну. Но то, что она крутится, было ясно видно невооруженным глазом на протяжении всех последующих суток. Приближалось полнолуние; видимость над обширными регионами Европы и Азии была безупречной. Судя по разговорам, вращение различалось не сразу (движение было не быстрее, чем у минутной стрелки по циферблату), но, если смотреть не отрываясь, можно было явственно видеть, как ее характерные пятна-отметины медленно перемещаются с севера на юг.
Мы рассчитывали, что известие заставит умы людей отвлечься от войны, но опять недооценили паразитов. В полдень стало известно, что по северньм районам Югославии и Италии выпущено шесть водородных боеголовок, повлекших массовые разрушения на площади более чем в тысячу шестьсот квадратных километров. Хазард не намерен был заканчивать войну, не сделав хоть одного залпа. Было бы лучше, если б он убил того же Гвамбе, но он, очевидно, этого не сделал: последний в тот же день во второй половине суток выступил с телезаявлением, в котором истово божился, что инопланетяне там или нет, но он никогда не простит Хазарду массового убийства своих солдат (пострадало-то фактически мирное население Италии и Югославии - основные войска Гвамбе находились дальше к югу). Отныне, заявил Гвамбе, целью боевых действий его войск становится уничтожение народов с белым цветом кожи.
Новость, поступившая в шесть вечера, была несколько отрадней. Тысячи солдат у Гвамбе дезертировали. Возможность инопланетного вторжения заставляла их вернуться к семьям. Но Гвамбе по-прежнему кликушествовал, что его солдаты будут сражаться до последнего. Спустя несколько часов взрывом водородной боеголовки был разрушен в Штирии город Грац. У Хазарда погибло полмиллиона солдат. Еще три боеголовки упали в незаселенной местности между Грацием и Клагенфуртом, убив всего нескольких человек, но зато опустошив площадь в сотни квадратных километров. В тот день поздней ночью стало известно, что войска Хазарда все же перешли югославскую границу и вступили в бой с крупными силами Гвамбе в окрестностях Марибора. Сам город фактически был полностью разрушен лучевым космическим оружием, и боевые действия двух противоборствующих армий проходили в двух километрах от городской черты.
Так неожиданно перед нами встал вопрос о немедленном вмешательстве. Мы рассчитывали, что "угроза" с Луны на несколько дней приостановит боевые действия и у Совета Безопасности ООН будет время вмешаться и уладить конфликт. На что рассчитывали паразиты, продолжая войну? Если мир будет разрушен (а именно к этому оно и идет), то и они погибнут вместе с ним. С другой стороны, если войну можно будет остановить, их шансы уцелеть будут практически равны нулю. Теперь, раскусив, что им не по себе в открытом космосе, мы сможем уничтожать их ежедневно тысячными количествами (если они, разумеется, не изыщут пути увильнуть и от этой новой для них опасности). Возможно, они питают надежду, что несколько тысяч человек уцелеет в катаклизме, как это в свое время удалось им при схожих обстоятельствах. Какая б ни была причина, они, похоже, решили, что человечеству пора покончить с собой.
Здесь крайне важна была поспешность. Если Гвамбе и Хазард действительно нацелились на всеобщее уничтожение, то достичь этого им будет нетрудно. Даже самый бесталанный инженер сможет переделать "чистую" водородную бомбу в кобальтовую, с кожухом из кобальта, - это можно осуществить в двадцать четыре часа. Правда, и при таком обороте событий человечество можно спасти, для этого лишь надо изыскать какой-нибудь способ очистить атмосферу от кобальта-60. Владея энергией телекинеза, такую задачу можно успешно осуществить, но это займет месяцы или даже годы. Паразиты, возможно, именно на это и делают расчет.
В Дуранго (штат Колорадо) группа ученых вела работу по созданию космической ракеты нового типа, приводимой в действие гигантскими фотонными парусами. Разговоры об этом мы слышали на Базе-91. Ракета создавалась из особо легкого сплава лития и бериллия и должна была иметь невероятные размеры - как раз чтобы нести над собой фотонные паруса.
Я составил разговор с президентом. В какой стадии находится осуществление проекта? Готов ли уже корабль к использованию? Президент связался с базой в Дуранго и возвратился с ответом - нет. Строительство корпуса уже завершено, но разработка двигателей все еще находится на стадии эксперимента.
Я сказал, что двигатели для нас не имеют значения, а также что ракету надо выкрасить в черный цвет. На базе ответили, что такое невозможно: площадь поверхности корабля составляет около трех квадратных километров. Президент, яростно сверкнув глазами, повысил голос до крика, после чего решительным жестом отключил телекран. Мне он сказал, что, когда нас ракетопланом доставят в Дуранго, краска на корабле будет уже сохнуть.
Ракета впечатляла уже одним своим видом. Возводили ее в гигантском кратере, образованном падением метеорита в 1980 году. Строительство велось в строжайшем секрете, над кратером был воздвигнут светонепроницаемый силовой барьер. Ракета под его куполом напоминала невиданных размеров пулю с усеченным оконечником. Самую обширную плоскость у корабля составлял задний конец корпуса, умещающий в себе паруса. Высота у него была шестьсот семьдесят метров.