– На какие два?… Ах, да, – Бешенка опять принюхался. – А ты знаешь, Циклоп, я тоже давно не проходил профилактику, так что пару глотков с твоего позволения… – он потянулся к масленке.
– Мой долг предупредить вас, сэр, – отстраняя;! масленку, сказал Циклоп, – что в этом горюче-смазочном коктейле интересующая вас "трифаносома" занимает лишь четверть объема, остальные три четверти составляет ворвань, сэр.
Бешенка вырвал у него масленку, сделал глоток, с отвращением выплюнул:
– Фу, гадость!
– Я уже говорил вам, сэр, – ласково поглаживая возвращенную масленку, сказал Циклоп.
– Все, хватит! – оборвал его Бешенка. – Ты мне лучше скажи, был такой древнетеррский философ – Федоров?
– Это был великий философ, сэр, – сходу ответил Циклоп.
– А что такое ер?
– Двадцать седьмая буква старорусского алфавита и тридцатая буква церковнославянского алфавита, сэр.
– Где она должна стоять в слове "Федоров"?
– В конце, сэр.
– Так, – Бешенка заглянул в кроссворд, – тогда еще одно слово по вертикали, чтоб можно было зацепиться, а дальше я уже сам…
– Как вам будет угодно, сэр.
– Название углеводорода, который получил Карл Грэбе…
– Простите, это не тот, – прервал его Циклоп, – что был профессором химии в Кенигсберге, а потом возглавлял кафедру в Женеве?
– Не знаю, сэр – Это невольно вырвавшееся "сэр" смутило Бешенку, и он со злостью отрезал: – Циклоп, не морочь голову, слушай и отвечай!
– Я весь внимание, сэр.
– Значит, название углеводорода, который по Карл Грэбе в результате синтеза хризена… Слово из двадцати одной буквы, начинается с…
– Фениленнафтиленэтилен, – опередил его Циклоп.
– Так, так, – быстро просчитывал Бешенка, – двадцать букв и ер впереди, двадцать одна, подходит…
– Ер позади, сэр, – мягко поправил Циклоп.
– Но мне надо впереди!
– Нет слов, которые начинались бы с ера, сэр.
– Это точно?
– Абсолютная гарантия, сэр.
– Значит, Федоров не подходит.
– Как вам будет угодно, сэр.
– Тогда, сэр, тьфу! Циклоп то есть, назови дневную бабочку, которая носит имя древнетеррского философа-стоика.
Циклоп вынул из ротовой щели соломинку, почесал ею за нержавеющим ухом и снова окунул в масленку:
– Такой бабочки нет, сэр.
– Как так?
– Точнее, есть, но она не носит имя философа-стоика, просто ее название звучит и пишется так же, как имя философа-стоика. Бабочка и философ – омонимы, сэр.
– Какая разница! Назови!
– Разница большая, сэр. – Циклоп опять присосался к соломинке. – Взять, к примеру, меня. Не станете же вы утверждать, что я ношу имя пещерного людоеда и невежды – одноглазого Циклопа?
– Ну, тебя прозвали так из-за сходства с другим "Циклопом" – энциклопедией доктора Фокса. А Фокс-то уж не был невеждой!
– Фокс хуже – он ученый невежда, сэр. Quod licet bavi, noli licet Iovi , другими словами, что дозволяется быку, то…
– Знаю, знаю, то запрещается корове, – оборвал Бешенка. – Не морочь мне голову, назови бабочку!
– Хризипп, сэр.
– Хри-зип. Шесть букв. Надо восемь.
– Хри-зип-п. Восемь букв, сэр.
– Ага, с двумя пэ. А в конце ер, сэр?
– Совершенно верно, сэр.
– Так, так… – Бешенка был растерян. – Но позвольте, сэр, повторяется та же история, что и с Федоровым, третье слово по вертикали не может ведь начинаться с ера?
– Нет слов, которые начинались бы с ера, сэр.
– Что же делать?
– Дайте мне кроссворд и через пять-шесть секунд я решу его, сэр.
– Вы-то решите, – уныло протянул Бешенка, – а мне от этого какой интерес, сэр?
– Если уж говорить начистоту, сэр, – с важностью заговорил Циклоп, не вынимая соломинки изо рта, -мне тоже нет никакого интереса тратить свой драгоценный интеллект на такие пустяки. Да еще во время технической профилактики, когда мне нужен полный покой, чтобы коктейль равномерно смазал все мои шарики…
У Бешенки опять зашевелились ноздри: сквозь отвратительную вонь ворвани пробивался родной запах "трифаносомы"…
– Вы сами делаете свои коктейли, сэр? – вкрадчиво спросил он. – Мне тоже не мешало бы смазать свои шарики, сэр. Клянусь, сэр, дайте мне пару глотков чистой "трифаносомы", и от этого кроссворда останется мокрое место, сэр!
В масленке началось хлюпанье и бульканье: Циклоп изображал сардонический смех.
– Вы, сапиенсы террского происхождения, презабавные существа, сэр. – Теперь Циклоп никому не подражал, говорил своим хорошо темперированным бесполым голосом. – Вы создаете законы, правила, чтобы тут же их нарушать. Вместо того, чтобы наилучшим образом использовать те более чем скромные умственные способности, коими наделил вас Эр, вы делаете все возможное, чтобы лишиться их, превращаетесь в нищих духом, а затем обвиняете в этой нищете всех, кроме себя. Усилиями многих поколений вы создаете себе надежных помощников – мыслящие машины, чтобы затем использовать их для прочистки забитой канализации или для разгадывания глупых кроссвордов…
Чувство превосходства над окружающими всегда было отличительной чертой Циклопа, но сейчас оно полностью завладело им. Лениво прикрыв ресницеобразными шторками свои немигающие телескопические глаза и с тихим похрюкиванием посасывая соломинку, он продолжал говорить, не замечая, что его слова, как искры, сыплются на взрывоопасного собеседника.
– Взять меня, к примеру. Хочу обратить ваше внимание, сэр, что на данный момент в рабочем режиме находятся лишь два процента моих интеллектуальных мощностей, остальные девяносто восемь, как я уже упоминал в начале нашего коллоквиума, проходят техническую профилактику. Как вы изволили убедиться, сэр, этих двух процентов оказалось достаточно не только для того, чтобы дать исчерпывающую информацию по любому интересующему вас вопросу, но и чтобы уберечь вас от нарушения Правил и, таким образом, не дать вам возможности снова стать тем, кем вы совсем недавно были и к чему у вас, несомненно, есть тяга, – жалким отбросом, сэр. Более того…
В это мгновение Бешенка рванулся вперед, схватил Циклопа за большие нержавеющие уши, как за штурвал, и резко свернул ему голову. Послышался треск, из ноздрей и ротовой щели Циклопа повалил густой дым, но Бешенка продолжал яростно откручивать ему голову. В комнату ввалился Шива, обхватил штурмана своими многочисленными конечностями;
– Что вы делаете, сэр? Опомнитесь, сэр! Это безумие, сэр!
Гнев Бешенки обрушился на слесаря-аварийщика. Повалив его на пол и придавив корпус ногой, он стал выдергивать у Шивы конечности и ими же дубасить его по изъеденным ржавчиной бокам. Бедный Шива наверняка приказал бы долго жить, если бы не Битюг. Он с грохотом и скрежетом вкатился в бокс на своих несмазанных роликах и, заключив в могучие объятия Бешенку, поднял его в воздух, повторяя гулким басом:
– Так нельзя, сэр. Сэр, так нельзя. Так нельзя, сэр…
Штурман беспомощно дергался в железных тисках грузчика, в то время как в его голове происходила лихорадочная работа. За свою долгую и беспорядочную жизнь Бешенка побывал и не в таких передрягах и, если остался цел, то не в последнюю очередь благодаря своей способности сохранять ясность мысли даже в периоды безумия. Более того, именно в припадке бешенства его мозг, обычно работающий в двухпроцентном режиме, достигал двухсот процентов проектной мощности!
Самым простым решением было бы позвать на помощь. И самым глупым: помощь оказали бы Битюгу и остальным двум роботам, а Бешенку бы связали и бросили в холодную. Холодная!… Как он раньше об этом не подумал!
На "Лохани" поддерживалась искусственная гравитация, по силе соответствующая триэсскому тяготению. Исключение составлял находящийся под брюхом корабля обширный трюм, где царила невесомость. Там находились одно– и многоместные модули, скафандры, другое снаряжение, оттуда разведчики выходили в открытый космос, туда же возвращались. Когда приходилось принимать посланцев иных миров, трюм превращался в гостиную или в зал для переговоров. И, наконец, он служил карцером-холодной для нарушителей Правил: их бросали туда, крепко связав по рукам и ногам, и они болтались там, бились о ребристую обшивку трюма до тех пор, пока на них не оставалось живого места…
Обычно доставлять провинившихся в холодную поручалось Битюгу, и делал он это не без удовольствия. Полуторатонный грузчик свято чтил заложенные в его нехитрый мозг Правила и терпеть не мог тех, кто их нарушал. Будь на то его воля, он затолкал бы в холодную всех живых членов экипажа ("От них одна порча", – утверждал Битюг во время бесед с Циклопом и Шивой), и сейчас, зажав в своих лапах-ковшах Бешенку, он терпеливо ждал приказа "в холодную!".
– В холодную! – приказал Бешенка.
Из конической головки Битюга пошел легкий дымок: в ней не было заложено, чтобы сам нарушитель отдавал подобные приказы, и его гибридная интегральная микросхема покрылась испариной, что, собственно, и уберегло ее от самовозгорания.
Бешенка догадался, в чем дело, и скорректировал команду:
– Штурман корабля Дваэр приказывает тебе срочно доставить в холодную правонарушителя Бешенку!
Теперь приказ вполне вписывался в схему, хотя и оставался один зазор: нарушителей доставляли туда в связанном виде.
– Но правонарушитель не связан, сэр, – пробасил Битюг.
– Свяжите его в холодной, там есть канаты!
Теперь все соответствовало: Битюг видел эти канаты и видел, как ими связывали нарушителей. Было одно но: сам Битюг еще никогда не бывал в холод, ной и не знал, что такое невесомость. На это и рассчитывал Бешенка…
Когда другие члены экипажа проникли в холодную, они увидели следующую картину: из внешнего люка торчала лишь нижняя утолщенная часть Битюга, а одетый в скафандр Бешенка дубасил по ней кувалдой, помогая грузчику выйти в открытый космосу
6
Отныне мы с Циклопом друзья. А это означает, что моими приятелями стали и Шива с Битюгом.
"За учиненную драку с членовредительством" Бешенку все же связали и бросили в холодную. Брут и Крошка-Гад решили отомстить за своего товарища весьма изощренным способом. Считая Циклопа главным виновником происшедшего, они полностью восстановили его трудоспособность, однако заблокировали выход информации, оставив ему возможность произносить лишь одну фразу:
– Пошел вон, болван.
Можете себе представить реакцию ее первых слушателей, Битюга и Шивы, которые, выйдя из ремонта, тут же поспешили поздравить Циклопа с его "чудесным выздоровлением".
– Что вы говорите, сэр? Это безумие, сэр! – всплеснул всеми конечностями Шива, брякнувшись на пол.
– Так нельзя, сэр, сэр, так нельзя, так нельзя, сэр – обиженно забубнил Битюг.
– Пошли вон, болваны, – повторил Циклоп, сожалея о том, что материал, из которого он сделан, не позволяет ему сгореть от стыда.
Приятели поспешно ретировались недоумевая, как мог такой высокородный джентльмен и эрудит опуститься до уровня "отброса".
Совершенно иной была реакция Душегуба. Запросив у Циклопа сведения о метеоритных бурях в районе Большого Колеса и услышав в ответ вышеупомянутую фразу, командир включил автопилот, пошел в инструментальную, взял аппарат для автогенной резки металла и направился к Циклопу, чтобы, как он выразился, "навсегда заткнуть его поганую пасть". И он несомненно исполнил бы свое намерение, если бы его не опередил я.
Все решили какие-то минуты. Я как раз заканчивал шифровку предыдущих записей – дело, как оказалось, бесполезное, но Правила есть Правила – когда со мной связался Крошка-Гад и, давясь крысиным смехом, сообщил, как они проучили Циклопа, попросив меня не вмешиваться: "Пусть гад почувствует, кто здесь хозяин!"
Не успел я выключить интерфон, как дверь открылась, и разгоряченная от массажных процедур Дваэн бросилась мне на шею. Впервые в жизни солгав ей ("Меня срочно вызывает Душегубчик, Ндушечка!"), я бегом направился к Циклопу.
Я неплохо разбирался во "всезнайках" третьего-поколения, к которым принадлежал Циклоп. Это была устаревшая, слишком болтливая, засоренная ненужной информацией, но надежная модель, которая вполне подходила для обслуживания корабля типа нашей "Лохани".
Циклопа нашел Допотопо. Он подобрал его в довольно помятом виде на задворках одного из притонов; игральные автоматы вышвырнули его из окна пятого этажа за то, что за умеренную плату – флакон "трианосомы" – он помогал посетителям обыгрывать их. Допотопо отрихтовал ему бока и передал мне, чтобы я проверил начинку. Она оказалась в порядке за исключением нескольких блоков памяти, которые не подлежали ремонту, превратившись почти в сплошное крошево. Я хотел выбросить их, но Циклоп стал умолять меня, чтобы я этого не делал:
– Поверьте, сэр, это самое дорогое, что у меня осталось!…
После недолгого препирательства – я доказывал ему, что разрушенные блоки будут мешать работать исправным, а он уверял меня в обратном, что они оказывают на него сильное стимулирующее воздействие, – я решил пощадить чувства сентиментального робота и водрузил на место его "самое дорогое", тщательно изолировав ксиозоновой пленкой от всего остального.
Позднее выяснилось, что Циклопу удалось разжалобить и наставника. Они оказались почти сверстниками и земляками, быстро нашли общий язык и окунулись в общие воспоминания. Кончилось тем, что растроганный Допотопо, размазывая по полу текущие из носа слезы, стал заверять его, что отныне они "друзья-не-разлей-вода". Тут-то и попросил Циклоп новоиспеченного друга обеспечить его в полете "трифаносомой", конечно же, "исключительно для технической профилактики". Хотя это и было нарушением Правил, Допотопо был вынужден согласиться, ибо, в противном случае, Циклоп отказывался от участия в экспедиции, а искать другого хранителя информации было уже поздно: свое заявление мудрый Циклоп сделал накануне старта…
– Пошел вон, болван, – приветствовал меня Циклоп, и по его сдавленному с придыханием голосу я понял, в чем дело.
Вынув из сумки пассатижи, я быстро отвинтил ему голову, запустил руку в корпус, и, нащупав зажимной патрон, отщелкнул его. Под ним, как я и предполагал, оказалась байтовая прокладка. Отодрав ее, я вогнал патрон на место и спросил пациента:
– Ну как?
– Благодарю вас, сэр, – глухо произнес тот.
Присев за спиной Циклопа, я крепил на его загривке последнюю контргайку, когда в бокс ворвался Душегуб. Едва он успел включить автоген, как Циклоп заговорил, искусно развивая подсказанную мной версию:
– О, счастлив видеть вас, командир! А я как раз искал вас, сэр, чтобы принести мои глубочайшие извинения по поводу огорчительной технической помехи, из-за которой я был лишен возможности немедленно дать вам исчерпывающую информацию о метеоритных циклонах в районе Большого Колеса. Эту информацию я только что передал автопилоту, сэр. Благодарю вас, сэр, что вы изъявили желание лично вправить мне мозги. К сожалению, я не смел надеяться на это и позволил себе обратиться за помощью к своему старому другу Допотопо, который направил ко мне своего юного друга и первого помощника Двапэ… Прошу прощения, сэр, у вас немного дымится правая штанина…
Я выглянул из-за его спины. Циклоп и на этот раз сделикатничал: штанина командира уже дотлевала.
Отшвырнув включенный автоген, Душегуб замахал руками, сбивая е себя пламя, однако от резкого притока воздуха оно, наоборот, разгорелось, перекинувшись на другую штанину, а затем вверх, на кур. тку.
Выключив автоген, я поспешил на помощь командиру, сорвал с него одежду, бросил на пол и стал топтать, в то время как Циклоп, строго следуя Правилам, повторял в интерфон, подражая голосу Душегуба:
– Пожарная тревога! В боксе хранителя информации произошло самовозгорание командира! Внимание! Пожарная тревога! В боксе хранителя информации…
В это время незапертая дверь, ведущая в бокс хранителя информации, с треском слетела с петель, и на голого командира обрушилась мощная струя зловонной пены. Это изнывающий от вынужденного безделья Фейерверкер, наконец-то дождавшись своего часа, решил продемонстрировать все, на что он способен.
Сквозь клубы пены до меня доносились звериные рыки Душегуба и деловые советы Циклопа:
– Старайтесь не кричать, сэр, ибо вы подвергаете серьезной опасности свое драгоценное здоровье, в первую очередь, верхние дыхательные пути. Не стоит игнорировать то обстоятельство, сэр, что вдыхаемая вами пена является результатом реакции между серной кислотой, бикарбонатом натрия и некоторыми другими добавками, которые…
– Убью! – захлебываясь пеной, ревел командир.
Чувствуя, что задыхаюсь, я выскользнул из бокса.
"Самовозгорание" командира помогло потушить конфликт между "существами" и "веществами". Жизнь на "Лохани" вернулась в свое рутинное русло хотя в воздухе еще долго пахло паленым.
То, что я поспешил Циклопу на выручку и фактически спас его от автогена, стало причиной крепкой привязанности ко мне со стороны хранителя информации и его товарищей. В то же время мой поступок вызвал открытое возмущение одних (Брут, Бешенка, Крошка-Гад), молчаливое неодобрение других (Душегуб, Жига, Юпи), недоумение третьих (Буфу, Квадрат, Невидимка), уклончивое отношение четвертых (фейерверкер, Сладкоежка, Поли). Правда, меня долго (пока я не посинел от нехватки кислорода) прижимала к своей мощной груди Манана-Бич, уверяя, что я единственный рыцарь на "Лохани", но даже эта женщина-гора не смогла склонить чашу весов общественного мнения в мою пользу.
Когда я без обиняков спросил Допотопо, как он относится к моему поступку, наставник одобрительно высморкался на мой ботинок, но затем добавил шепотом, что не надо было впутывать его в эту историю, тем более, что никаких указаний "своему юному другу и первому помощнику" он не давал.
Дваэн выразила недовольство не самим поступком, который, по ее мнению, полностью соответствовал моему "рыцарско-романтическому началу", а тем, что я начал ей лгать:
– Это меня больше всего беспокоит, линктусик. Я сделала тебя избранником моего сердца, поскольку верила, что у тебя никогда не будет от меня тайн, что мы будем говорить друг другу правду. И вдруг ты начинаешь обманывать меня. Что случилось, милый? Может, то, что я вызвалась возглавить нашу тройку, задело твое мужское самолюбие? Но ведь это решение я приняла исходя из наших общих интересов, так будет лучше для нас обоих, понимаешь? Точнее, для всех троих. Твой друг и наставник с самого начала полностью доверился мне и, кажется, не раскаивается в этом. Зачем же ты, мой избранник, ведешь какую-то скрытую игру?
Я молчал, глядя на ее шевелящиеся губы.