Детские сказки для взрослых и взрослые для детей
1. СКАЗКА ПРО СТРЕЛОЧНИКА
Жил тут один стрелочник. Странный такой человек. Опоздает на работу на три часа, а поезда стоят, дожидаются, когда им откроют дорогу. Иногда их столько наберется - от Ужгорода до Мукачева. Не верите? От Ужгорода до Львова. Если по вагонам идти, можно от Станционной улицы в Ужгороде дойти до Привокзальной площади во Львове.
Потом начинают разбираться: кто виноват? И приходят к выводу, что виноват стрелочник.
Стрелочник говорит:
- Я уже не удивляюсь. У нас так всегда: чуть что - виноват стрелочник.
И народ вокруг возмущается, шумит: нашли с кого спрашивать! Вы начальство пошевелите!
Перекрыли все пути, плакаты уперли в небо: "Свободу стрелочнику!" Тут же и стрелочник стоит, размахивает плакатом.
Дали ему свободу. И на что же он ее употребил? Ничего особенного: решил сходить в гости к тете. Дело это хорошее. Если б только на это время остановить поезда. А стрелочник не остановил, он просто пошел к тете. А вместо себя оставил какого-то незнакомого мальчика.
Был бы мальчик только со стрелочником незнаком. А то ведь он был незнаком со всем его стрелочным делом. Перевел не туда стрелку и отправил все поезда из Ужгорода во Владивосток. Вместо Мукачева. Их только в Хабаровске остановили. Вы куда ж это, говорят, заехали, вы ж мукачев-ские, посмотрите на себя!
Стали разбираться - опять виноват стрелочник. Да что ж это за напасть такая! Когда ж это мы научимся цивилизованным методам руководства? Все про демократию твердим, но если кого обвинять - так непременно стрелочника, а если кого награждать - так непременно начальника железной дороги.
Стрелочник говорит:
- Я уже не удивляюсь. У меня такая профессия: что где ни случится, всегда стрелочник виноват.
Нет, говорит стрелочник, я лучше к тете пойду. у нее весь город знакомый, пусть она меня на другую работу переведет. Лучше иметь дело со знакомыми, от этих незнакомых одна беда.
А незнакомый мальчик говорит:
- Вам беда, а мне не беда? Я из-за вас вторую
географию пропускаю. Откуда ж я буду знать, где Владивосток, а где Мукачево?
2. ЧЕТВЕРТЫЙ ЛЯГУШОНОК
Три бравых лягушонка решили строить порт.
Прямо так и решили: мы наш, мы новый порт построим, не отходя от болота, чтоб было ближе причаливать и отчаливать.
Идея, конечно, замечательная. Один кричит: "Я буду докер!" Другой кричит: "Я буду квакер!" А третий говорит: "Тогда я буду спикер. Потому что нельзя оставлять квакера без спикера".
И закипела работа. День кипит, два кипит. А болото, между прочим, спокойное, ни рябинки, ни морщинки. И нигде не проступают очертания порта, хотя работа вокруг кипит.
Тут все стали друг друга винить:
- Как ты квакаешь?
- Как ты докаешь?
- Как я спикаю, это не вашего ума дело. Присядьте пока на свои места.
А работа еще больше кипит. Так кипит, что уже почти вся и выкипела. Но это не смутило бравых лягушат: они все так же квакают, докают и спикают.
- А кто у вас брокает? - вынырнул из болота четвертый. - Неужели никто не брокает?
- Выражайтесь ясней, - сказал спикер. - Если не будете выражаться ясней, я вас вообще лишу слова.
Четвертый лягушонок даже растерялся.
- Вы не знаете, как брокают? Тогда посмотрите на часы. - Он снял с руки часы. - Вы видите тут внутри шестеренки? Чтобы две шестеренки соединить, между ними нужна еще одна шестеренка. Иначе зубчики не дотянутся и механизм не будет работать.
- И эта шестеренка брокает? - спросили квакер и докер.
- Ну вы как маленькие! - поморщился спикер. - Брокера они не видали! Ну-ка потеснитесь, освободите брокерские места!
И завертелись шестеренки. Вот эта, правая, квакает, а та, левая, докает. А между ними средняя брокает, брокает… Сейчас уже появятся очертания порта.
Появятся? Или не появятся?
Вот интересно: если соединить кваканье и доканье, укрепить между ними броканье, а над ними поставить спиканье, получится ли из этого порт? Или нужны еще какие-то строительные материалы?
3. АИСТЫ В КАПУСТЕ
Есть в датских землях полуостров Мальборо, который на наших картах обнаружить не удалось, разве что на сигаретах (правда, тоже не наших) что-то такое встречается. И живут на полуострове мальборцы, народ толковый, смекалистый - глубокомысленный, одним словом. В народе тамошнем говорят, что глубокомыслие - это когда сидят тихо и только морщат лоб. Примерно так выглядели мальборские полуостровитяне.
И случилось так, что повадился к ним аист. Зачем прилетают аисты, это и малому ребенку известно. Что-то они прячут в капусте, чтоб людям было что находить. Но мальборцы стали опасаться, как бы аист не потоптал капусту. Собрались всем своим полуостровом, притихли, наморщили лбы. И стали опускаться глубоко-глубоко в пучину мысли…
Когда вынырнули оттуда, говорят: давайте пригласим из города пастуха, пусть ходит по огороду, отпугивает аиста.
Это было неплохо придумано, но у пастуха ноги оказались почище, чем у аиста, - не в смысле чистоты, конечно, а в смысле величины. Глянули полуостровитяне на капусту, вытоптанную пастухом, еще немного поморщили лбы и пришли вот к какому решению: выделить четырех дюжих парней, пусть они носят пастуха по огороду, а пастух будет отпугивать аиста.
Но y парней ноги оказались тоже почище не в смысле чистоты, и дело кончилось большой капустной катастрофой.
- А ты бы как поступил? - спросили мальборцы, поведав мне эту историю.
Ну, я-то знаю, как поступить, я ведь из страны
с огромным опытом получения и хранения урожая. Я бы выделил десяток парней, чтобы они носили тех четверых, которые будут носить пастуха, который будет отпугивать аиста.
Полуостровитяне усмехнулись: ведь десять парней вытопчут еще больше, чем четверо!
- Ничего страшного, - сказал я, твердо веря, что
количество в конце концов перейдет в качество. - Мы возьмем двадцать парней, пусть они носят десятерых, которые будут носить четверых, которые будут носить пастуха, который будет отпугивать аиста.
Тут полуостровитяне заметили, что двадцать парней вытопчут еще больше, чем десять.
До чего дошлые, до чего смекалистые! Не зря они тут морщили лбы, пока мы учили весь мир собирать высокие урожаи.
Я предложил им взять сорок парней, пятьдесят парней, шестьдесят парней, но они в ответ только вздохнули: откуда они возьмут столько парней? У них вообще мало парней…
Да, конечно… Если аисты вытоптали капусту, пастухи распугали аистов… Сами посудите: откуда у них парни возьмутся?
Вчерашние мысли
Иных овец я бы назвал баранами…
***
Не то беда, что правда горькая, а то, что ложь сладкая.
***
Слово "победа" происходит от слова "беда". Не потому ли у нас без беды не бывает победы?
***
В будущем мы живем хорошо. Нам бы еще научиться жить в настоящем.
***
Всенародный палач Валюта Шкуратов.
***
В цивилизованном государстве антисемитизм - нижнее белье, в нецивилизованном - верхняя одежда.
***
Жизнь учится у смерти на все закрывать глаза.
***
Рано или поздно мы будем жить хорошо. Но если рано, то это будет рано, а если поздно - будет поздно.
СЕГОДНЯШНИЕ СКАЗКИ
(Строительство земли обетованной)
Сегодняшние сказки - это сказки, которые сильно переделала быль. Мы ведь были рождены, чтоб сказку сделать былью. Вот и сделали. И теперь наша сказка - самая настоящая быль, потому что над ней поработала жизнь, или, как мы ее называем, наша действительность. Мы привыкли называть жизнь действительностью, потому что жизнью ее назвать было трудно.
Так выглядят сегодняшние сказки. Они почти не похожи на сказки, совсем не похожи на жизнь, но зато похожи на нашу действительность.
Ишакович
Когда мы с Григорием виделись последний раз, этих людей вообще не было в природе. Где они были - извечная загадка для всех, но в природе их не было.
Ничего удивительного: мы с Григорием не виделись тридцать лет. Разве мог я предположить, что он станет директором школы?
То ли от солидной этой должности, то ли оттого, что прошло столько лет, Григорий и сам посолиднел, покрупнел и раздался вширь, как его имя. Раньше он назывался узенько: Гриша, а теперь - широко: Григорий Исаакович. За тридцать лет каждый станет Григорием Исааковичем, если он, конечно, Гриша и отец его был Исаак.
Григорий Исаакович движется по коридору, как Эльбрус, и внимательно следит за тем, что происходит у его подножья. С такой высоты эти люди кажутся маленькими, но они действительно маленькие, потому что только начинают расти.
- Что тут происходит? - задает директор традиционный вопрос, возвышаясь над местом наиболее драматических событий. - Почему деретесь?
- Он обзывается.
Обзывался вот этот, самый маленький. Из первого "И". И обзывал не кого-нибудь, а самого директора школы.
- Как же ты обзывался?
- Я говорил… я говорил… Григорий Ишакович…
Так директора еще никогда не обижали. Конечно, на этой работе станешь не только Ишаковичем, тут работы на десять Ишаковичей…
Григорий Исаакович приводит оскорбителя в кабинет, устанавливает на таком расстоянии, чтоб его было хорошо видно, а сам садится на директорский стул и долго смотрит на этого человека, которого еще и в природе не было, когда он уже сидел на директорском стуле.
- Ты посмотри на меня, - устало говорит директор
Григорий Исаакович, - я такой большой, я директор школы… Я так много работаю… Но это еще не повод называть меня Ишаковичем.
Сам он не уверен, что это не повод. Может, только так его и следует по справедливости называть. Но если всех называть по справедливости… Справедливость - жестокая вещь.
По щекам оскорбителя текут слезы. Он стоит, опустив повинную голову, так, что видны все его три макушки - верный знак, что природа еще с ним наплачется.
- Ну вот, ты уже все понял, - смягчается директор Григорий Исаакович. - Обещай, что ты больше не будешь меня обзывать. Нехорошо директора обзывать.
Оскорбитель молчит. Потом говорит еле слышно:
- Я не обживалшя, Григорий Ишакович…
Тауэр
Кто за рулем, кто за рублем, а остальные все пьющие. Сидим мы за столиком и ведем между собой разговор.
- У нас один вернулся из Англии.
- Из Великобритании?
- Черт его знает. Из Англии, говорит. Из туристической поездки.
- У нас один был в Испании. Тоже по путевке.
- Этот, из Англии, был там в тюрьме.
- По путевке?
- Я же рассказываю: у них тюрьма - это музей… Нет, не так. Музей - это тюрьма. Тауэр.
- В тюрьме я бывал. А в музее не приходилось.
- Там, в этом Тауэре, все осталось, как было в тюрьме.
- И свидания разрешают?
- У них не свидания, а посещения. Это же музей.
- Но если ничего не переменилось…
- Это для посетителей не переменилось. У них служебный персонал переодет в тюремщиков и арестантов. Одни в тюремщиков, другие в арестантов.
Сходство удивительное. Наш, который туда приехал, специально поинтересовался: настоящие они, или их только для вида посадили.
- Ну?
- Сами не помнят. То ли они в музее работают, то ли по-настоящему сидят. Настолько, понимаешь, все убедительно.
- Великобритания, ничего не скажешь!
Да, хорошо за рулем, хорошо за рублем, хорошо и где-нибудь в туристической поездке.
Но лучше всего вот так, за столиком.
Правда, не всегда помнишь, где сидишь. С кем сидишь. Почему сидишь.
Как те, в Тауэре.
Фамильная драгоценность
Есть у меня знакомый с трудной фамилией. До того трудной, что даже вслух не произнесешь. А начнешь писать - рука дрожит, буквы расползаются, - ну прямо будто пишешь на заборе.
- Вы что, - спрашиваю его как-то, - не можете фамилию поменять? Вы же своей фамилией оскорбляете людей, уже не говоря о том, что при вашей фамилии дети присутствуют.
Улыбнулся он холодно, свысока, как улыбаются люди невысокого роста.
- А мне, - говорит, - и с моей фамилией хорошо. У него на заводе за пятнадцать лет ни одного
выговора: не решаются писать его фамилию в приказе. И пускают его всюду без пропуска - стоит паспорт показать. И на собраниях никогда не критикуют.
- А была б у меня другая фамилия… Мне бы при моих трудовых показателях ни на одном предприятии не работать. А так работаю. Не увольняют. Пусть бы попробовали уволить, да я бы их… - губы его беззвучно шевельнулись, словно он произносил свою фамилию. - А детей возьмите. Их у меня двое: один в третьем, один в шестом. И на пятерках идут, хотя учителя их никогда не вызывают. Там у них все учителя женщины, как же они могут их вызывать?
Да, вот так посмотришь - фамилия как фамилия. И даже хуже, чем фамилия. А присмотришься - настоящая фамильная драгоценность.
Страна показателей
У нас легкая атлетика опережает легкую промышленность, ее не стыдно вывозить за рубеж, а легкую промышленность стыдно держать и у себя дома.
Легкой атлетике легче. Здесь один спортсмен может быть показателем общих достижений. А один пиджак - это не показатель, его не вывезешь за рубеж. В крайнем случае в нем может выехать руководитель делегации.
Мы - страна показателей. Выставок достижений, а не народного хозяйства. Показатели культурного роста нам заменяют культурный рост, а показатели экономического развития - экономическое развитие.
Только в стране показателей могло появиться высокое звание "корова-рекордистка". Потому что при нормальном развитии животноводства коровы не ставят рекорды, а дают молоко.
В латинском языке слово "рекорд" означает воспоминание. Помните, какое мясо было до войны? Помните, какая птица была до революции? Новое - это хорошо забытое старое, поэтому, если мы по-настоящему стремимся к новому, нам ничего не остается - только вспоминать.
Обратный хозрасчет
Сторожа у нас на зарплате, а воры на хозрасчете, поэтому у нас воруют охотней, чем сторожат. И дело не только в социалистическом принципе: от каждого по способностям, каждому за труд, - но и в принципе еще более социалистическом: что уворовал, принадлежит тебе, что усторожил, принадлежит государству.
Призадумались в нашей организации: а что если воров перевести на зарплату? Материальная незаинтересованность снижает энтузиазм, она - незаменимый стимул плохой работы, могучий двигатель ее в обратную сторону.
Уволили сторожей, а на их места приняли воров. Но, поскольку воров у нас значительно больше, чем сторожей, пришлось потеснить и другие специальности.
Работают наши воры. Инженеры, инструкторы, бухгалтера. Командиры производства. Политработники.
Только однажды приходим на работу - нет сейфа. В другой раз приходим - ни единого письменного стола. И это на одной зарплате, без всякой материальной заинтересованности.
Видно, они заинтересованность с прежней работы принесли. Со своей прежней, весьма заинтересованной деятельности.
И ведь сколько мы их воспитывали, перековывали в сторожей государственной собственности, а жизнь упорно перековывала их обратно.
Стали переводить их обратно на хозрасчет, чтоб хоть на зарплате сэкономить, а они ни в какую. Упираются, жалобы пишут. Сидячую забастовку устроили - прямо на работе, на зарплате и на прочем довольствии. Им, конечно, выгодно: там у них один хозрасчет, а здесь зарплата, плюс материальная заинтересованность.
Так с тех пор и работаем: каждый сторож - и по совместительству вор. Слесарь - и по совместительству вор. Профессор - и по совместительству вор. Социалистический принцип: каждому за труд, а остальное по способностям. Труда мало, способностей много, и в результате получается ничего.
Пора закрывать нашу организацию.
Ученик архимеда
По законам планеризма вверх взлетает тот, кто летит против течения, по законам карьеризма - наоборот. Тут только попробуй против течения, в два счета крылья переломают.
В школе учитель формулирует закон: на погруженное в жидкость тело действует выталкивающая сила, не равная весу вытесненной им жидкости. Кто с этим согласится? Все соглашаются. Но один с задней парты устремляется против течения: нет, почему же? Сила должна быть равна весу вытесненной телом жидкости.
Учитель говорит: "Садись, два".
Но тот не садится. Он ссылается на закон Архимеда.
"Архимед? - учитель делает вид, будто впервые слышит эту фамилию. - Кто такой Архимед?" 38
В классе - хохот. Вот это дает, Архимед! Это ж надо - придумать Архимеда!
Ученик Архимеда говорит: "Архимед - это физик. Из учебника".
У всех учебники раскрыты на законе Архимеда. Спортретом Архимеда. Но класс продолжает хохотать.