- Вы, профессор, в надежных руках, у друзей, - сказал Гаррис. И, обратившись к Бекки и Джиму, добавил: - Идите по этой тропинке к реке. Я догоню вас.
- Если надо помочь… - начал Джим.
- Вы очень поможете, если будете выполнять мои указания, как обещали, прервал его Гаррис.
4
Бекки и Джим пошли по тропинке.
- Я очень беспокоюсь за профессора. Почему Гаррис нас отослал? сказала Бекки.
- По-видимому, он не хочет, чтобы мы видели, кто и куда будет переносить профессора. Наша встреча с Гаррисом - счастье для Джонсона.
- Как вы думаете, куда мы попали? - спросила Бекки.
- Это мы скоро узнаем. Во всяком случае, к друзьям. Я верю Гаррису, - с убеждением сказал Джим.
- Он совсем не похож на других, - отозвалась Бекки. - Джим, почему жизнь устроена так подло, что честные люди бедствуют, а негодяи процветают?
- Потому что в Америке никто никогда не наживал богатства честным путем. - Джим опустил голову и ожесточенно начал теребить пальцами волосы, вытряхивая пыль. - Ох, как я хочу выкупаться! У меня все тело в чехле из пыли.
- А на голове вместо прически войлок, набитый пылью! - рассмеялась Бекки.
Так разговаривая, они шли по тропинке меж кустов и деревьев и наконец увидели широкую гладь воды, замыкавшую овраг.
Тут догнал их Гаррис. Они стояли на деревянных мостках речного причала и подозрительно рассматривали красивые лодки, качавшиеся на воде. Две из них были красного дерева, и на всех позолоченными металлическими буквами были обозначены имена. Если это лодки Гарриса, то странно, что он назвал их "Серебряная нимфа", "Златокудрый ветерок". Да и весь причал с его резными перилами в виде деревянных рыбок и разноцветными витражами в окне был дорогой затеей.
- Пусть вас не пугает эта роскошь, - сказал Гаррис. - Перед вами рыболовная база одного молодого богатого бездельника и как таковая она вне подозрений. Сторожа, их жены, рыболовные инструктора и мотористы - добрые люди… Возьмите эти пижамы и комбинезоны. Они могут оказаться не по росту, но это на один день, пока вашу одежду приведут в нормальный вид. А сейчас никаких вопросов! Купаться будем слева, за кустами.
Гаррис провел их за поворот, к маленькому заливу, заросшему кустами. Мужчины остались здесь, Бекки прошла дальше, за кусты.
Серая кайма у самой воды придавала берегу несколько необычный вид. Она почему-то привлекала птиц. Бекки быстро разделась и вошла в воду. Под ногами ощущалась скользкая пленка. Бекки положила мыло и губку на столбик и нырнула.
- Обратите внимание на берег! - донесся голос охотника. - Берег кисельный, а вода бывает с привкусом молока.
"Какой шутник! А ведь не скажешь при первом знакомстве", - подумала Бекки. Она мылась долго и, выходя из воды, ощутила под ногами ту же скользкую, студенистую массу. "Молочные реки, кисельные берега - прямо как в сказке".
Она сказала об этом мужчинам, ожидавшим ее на тропинке.
- Только кисель имеет уж очень неприятный вид, - добавила Бекки.
Она с улыбкой посмотрела на Джима, одетого в синий комбинезон. На ней был такой же, только меньшего размера.
- А вы не обратили внимания на то, что птицы едят серую пленку на берегу? - спросил Гаррис на обратном пути.
- А ведь верно! - воскликнула Бекки. Она вопросительно посмотрела на Джима, потом на Гарриса. - Я не пойму, вы шутите? - наконец сказала она.
- Никаких шуток. Как агроном я подтверждаю: в реке бывает примесь молока, а берега кисельные.
- Я ничего не понимаю, - почти обиженно сказала Бекки.
- Все это очень просто. Вверх по реке находятся огромные молочные фермы. Чтобы удержать высокие цены на молоко, владельцы выливают товарные излишки в реку. Вы, наверное, слышали, что торговые компании, чтобы удержать высокие цены на пшеницу, уничтожают ее. Для этого из пшеницы делают прессованные кирпичи и этими брикетами топят паровозы или же выбрасывают их в реку. Вода выщелачивает часть крахмала и выплескивает его на берег. Вот и получается кисельный берег. Рыба очень хорошо растет на этом корме.
- Это ужасно! - искренне возмутилась Бекки. - Непонятно, как здравомыслящие люди могут так глупо поступать.
- Если бы за американским континентом следил при помощи сверхмощных инструментов житель другой планеты, - сказал Гаррис, - то он пришел бы к выводу, что американцы сошли с ума. Миллионы людей, которые до того работали в промышленности, в сельском хозяйстве, на транспорте, бросили работу и без дела слоняются по улицам. Склады заполнены товарами, урожай гниет на полях, а миллионы людей голодают и лишены крова. Тысячи тонн молока выливаются в канавы, миллионы свиней отравляют и уничтожают, огромные партии пшеницы и хлопка сжигают, кофе, картофель и другие продукты выбрасывают в море. Посторонний наблюдатель не находит никаких причин для этих нелепостей: ни урагана, ни засухи, ни войны. Ему остается подумать только одно: что люди сошли с ума… Я еще читал о таком разговоре матери с ее маленькой дочкой, - продолжал Гаррис: - "Мама, почему ты не топила печь? Ведь так холодно!" - "Потому, что у нас нет угля, - отвечает мать. - Твой отец безработный, и у нас нет денег на покупку угля". - "Но почему он безработный, мама?" - "Потому, что угля слишком много".
- Я не понимаю, почему все-таки не отдать излишки миллионам голодающих безработных? - спросила Бекки.
- Капиталисты считают, что наличие некупленных, нераспроданных продуктов, то есть затоваривание, снижает цены на товарных биржах, - пояснил Гаррис. - У нас ведь платят премии за недосев, за то, чтобы уничтожить изобилие.
- Как же с этим мирится народ?! - негодовала Бекки.
Все, что говорил Гаррис, неторопливо шагая по тропинке, было ей и раньше смутно известно, но только сейчас она задумалась над этим серьезно.
- Народ? Вы кого имеете в виду?
- Ну, простых американцев…
- Это слишком общее понятие. В среде рабочих существует высокооплачиваемая "рабочая аристократия". Эти "аристократы" и некоторые другие рабочие имеют даже акции заводов, на которых работают, то есть являются "акционерами". А приобретая акции, пусть на небольшую сумму, мелкий владелец чувствует себя, как-никак, участником большого капиталистического предприятия, а себя - ответственным за его процветание. Вы читали рекламу: "Тот не американец, кто не имеет акций"?
Гаррис невесело засмеялся, остановился и закурил сигарету. Джим тоже закурил.
- Был однажды большой пруд… - начал Гаррис.
- Ваш? - быстро спросила Бекки.
- Пусть наш. И в этом пруду, - продолжал Гаррис, - жили несколько щук и тысячи мелких рыбешек, которых щуки глотали массами. В конце концов мелкой рыбешке это надоело, и она собралась, чтобы обсудить, что же предпринять. Решили послать к щукам делегатов - заявить протест. Повелитель щук принял рыбок очень милостиво и сказал, что щуки хотят сделать все возможное, чтобы помочь мелким рыбешкам. Посоветовавшись между собой, они решили позволить одной рыбке из ста тысяч стать щукой. Рыбешки поблагодарили щуку за щедрость и уплыли довольные. С тех пор щуки по-прежнему пожирали рыбок массами. Но зато теперь каждая мелкая рыбешка надеялась стать счастливой и превратиться в щуку. Вот почему такое множество американцев играет на акциях в надежде на мгновенное обогащение. Так вот, мелкая рыбешка, приобретая акции, мечтает стать щукой. Сознательные рабочие поступают иначе.
- Почему же они не образумятся? - воскликнула Бекки, все еще думая о пустыне. - Не могут же в угоду одному страдать миллионы!
Гаррис опять усмехнулся:
- Вы проповедуете программу коммунистов. Они борются за то, чтобы богатства нации стали достоянием всех трудящихся, словом - за счастливую жизнь для всех народов. Но вам нужно быть осторожнее в выражениях. Не везде и не всегда в Америке можно говорить откровенно.
- Ну и что же? Я не побоюсь сказать об этом во всеуслышание. Не побоялась же я распространять листовки о запрещении атомной бомбы!
- Но признайтесь: вы ведь действовали больше из любви к дяде, чем ради убеждений.
- Пожалуй, вы правы, - созналась Бекки. - Мои политические убеждения не выходили за рамки личных симпатий, но я хотела бы узнать поглубже о программе коммунистов.
- При вашей спортивной азартности вам не к лицу заниматься политикой, вдруг сказал все время молчавший Джим. - Вы сразу же попадете в лапы первому встречному джимену, то есть агенту ФБР - Федерального бюро расследования.
- Я не нуждаюсь в опекунах! - резко ответила Бекки и сердито посмотрела на Джима.
- Мне нравится ваша горячность и жажда знаний, - сказал Гаррис, - но все же вам надо знать, Бекки, что у нас в Соединенных Штатах Америки "агентом Москвы" считается всякий, кто не говорит во всеуслышание, что все зло мира является результатом действий Москвы. - Гаррис помолчал. - Но если вам когда-нибудь придется очень туго от куклуксклановцев, если вашей жизни будет угрожать опасность… Америка не без добрых людей.
- Боже моя! Том, наш старый, милый Том! Он жив! Кто бы подумал! закричала Бекки, протягивая руку вперед.
Гаррис посмотрел в сторону, куда показывала девушка, и увидел старого негра, спавшего в гамаке под деревьями.
- Я думала, что его линчевали и скрывают это, говоря, что он убежал… Том! Том! - радостно кричала Бекки.
- Мисс, - сердито сказал Гаррис, удерживая за руку рвавшуюся вперед девушку, - вы обещали мне молчать!
- Но ведь это Том, Том! Я так рада, что он жив! - твердила Бекки.
А старый Том - это был он - спал, как спят измученные люди, и не просыпался.
5
Бекки, Джим и Гаррис обедали в небольшом деревянном домике. Пожилая женщина молча подала на стол рыбные блюда. Молодые люди были так заняты едой, что уже ни о чем не расспрашивали, и обед прошел в молчании.
После обеда Бекки не утерпела и спросила, как и когда они смогут отсюда уехать.
- Во-первых, ваши костюмы будут готовы только завтра, - сказал Гаррис, во-вторых, - продолжал он, - неясно состояние профессора Джонсона. Все же ему лучше остаться здесь до выздоровления. Будете ли вы его ждать? В-третьих, вам надо выехать на другое шоссе и в другой штат - и чем позже, тем лучше. Пусть потеряют ваш след. А пока ложитесь спать. Вы, Бекки, можете лечь здесь на диване, одеяло, подушки и прочее вам дадут, а мы с Джимом пойдем в другой дом.
Когда мужчины отошли подальше, Джим сказал:
- Чем мы заслужили ваше недоверие? Судьба старика Тома, попавшего в руки расистов, волновала нас не меньше, чем спасение Джонсона, а вы запретили говорить с Томом. Мне непонятна эта ваша странная позиция умалчивания и недомолвок, тем более - после нашего откровенного разговора в пути.
- Ну с вами, Джим, мы перебросились только несколькими словами. Я беседовал с Бекки. Вы очень долго молчали. Я даже забеспокоился, не слишком ли я был разговорчив.
Джим остановил за руку Гарриса и сказал:
- Неужели вы не поняли, что я просто не хотел мешать вашему разговору? А спорить мне с вами было не о чем, так как я придерживаюсь тех же взглядов.
Гаррис положил руки на плечи Джима, повернул его к себе и, глядя в глаза молодому человеку, сказал:
- Быть автором хорошей книги - еще мало для полного доверия к автору. Но я говорил с Джонсоном. Я вполне доверяю вам, Джим. И если я не рассеял ваших сомнений во время обеда, то виной этому моя привычка есть молча… Да и вы не спрашивали, а сейчас я готов удовлетворить ваше любопытство.
- Это не просто любопытство! - резко возразил Джим.
- Вы правы, я неточно выразился, - сказал Гаррис. - Вас интересует, почему здесь Том? Я объясню. Вам, наверное, приходилось видеть безработных? Миллионы их мечутся по стране в поисках работы. Они едут "зайцами" на товарных поездах, на полуразвалившихся машинах, заходят даже к нам. Так попал и Том. Мы не Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности, чтобы интересоваться, почему тот или другой лишился работы. У Тома здесь оказался знакомый. В этой глуши тоже есть мужественные сердца. Но если об этом проведают "там", нам несдобровать. Скажите, вы знакомый Бекки или жених? Джонсон сообщил мне, что в доме Стронгов он вас не видел.
Джим рассмеялся, но тотчас же стал серьезным.
- Я отнюдь не жених, - сказал он. - Но вот если бы вы смогли помочь мне, то тем самым спасли бы множество фермеров от ужасных бедствий. Впрочем, это не в ваших силах, а я не теряю надежды, и если… - Джим внезапно замолчал.
Гаррис снял руки с плеч Джима.
- После того как я вывел вас из пустыни, - сказал Гаррис, - спасаю Тома и Джонсона, вы вполне можете положиться на мое молчание.
- Молчание? - воскликнул Джим и поспешно добавил: - Молчание необходимо только до поры до времени. Если мне не удастся принять кой-какие меры, то обо всем этом надо будет кричать во весь голос, чтобы разоблачить могильщиков. Речь идет об оружии, которое прежде всего страшно для самих же американских фермеров.
- Всегда и во всем, что касается защиты интересов народа, вы можете полагаться на мою помощь, - решительно заявил Гаррис. - Так в чем же дело?
- Это длинная история, но сущность можно передать несколькими словами. Мне поручили мои товарищи, активная группа борцов за интересы народа, препятствовать тому, чтобы Аллен Стронг, отец этой девушки, попался в лапы поджигателей войны, которые начали за ним охотиться. А это вовсе не так просто, если учесть замкнутый и подозрительный характер Стронга. Он принципиально не ведет политических разговоров и вообще разговоров с незнакомыми.
- А почему поджигатели интересуются Стронгом?
- Мы получили от нашего друга, работающего в Лиге ученых и изобретателей, сообщение о докладе некоего Лифкена, бывшего помощника Стронга, а теперь его начальника. Из этого доклада ясно, что Стронг владеет тайной страшного биологического оружия, но упорно много лет не раскрывает ее. Если это оружие монополисты используют для подчинения фермеров, Америка станет безлюдной пустыней. Пока Стронга не могли ни купить, ни запугать, чтобы получить секрет.
- Так чего же вы боитесь?
- Пока это не удалось, - сказал Джим, подчеркивая слово "пока". - Но чтобы этого не случилось завтра, мне поручили охранять Стронга. Увы, я опоздал. События развернулись неожиданно бешеными темпами. Мне пришлось спасать Бекки и Джонсона от расправы ку-клукс-клана. Я предпочел бы спасать ее отца. Но он отказался от моих услуг и умчался с женой на машине дяди. Вот почему, вы понимаете, мне надо поскорее выбраться отсюда.
- Расскажите мне все по порядку, - сказал Гаррис.
Глава III
ДЛИННЫЕ РУКИ
1
Большой открытый автомобиль мчал Стронгов на юго-восток. За рулем сидел грузный Вильям Гильбур. Ветер шевелил седые волосы на его непокрытой голове. Стремительный, полный энергии взгляд голубых глаз под зеленным козырьком, укрепленным резинкой на голове, и юношеский румянец его полных щек говорили о живом темпераменте и завидном здоровье шефа единственного в стране фермерского кооператива.
Большие, мускулистые руки Вильяма Гильбура, бронзовые от загара, как бы отдыхая, лежали на рулевом колесе.
Рядом с ним сидел Аллен Стронг. Прижатые к бокам локти, судорожно переплетенные пальцы, сутулость - все говорило о его удрученном состоянии. Позади сидела Дебора, обхватив руками два узла, высившихся на сиденье рядом с нею. Вначале она говорила без умолку, мало интересуясь, слушают ее или нет. Она возмущалась, грозила, негодовала, проклинала. Наконец словесный поток иссяк, и она затихла, только изредка бросая грозные реплики. Мужчины молчали.
Вильяму Гильбуру удалось обмануть преследователей: он свернул на полевую дорогу. Справа и слева тянулись необозримые поля. Здесь рекламные щиты не заслоняли далей. Другое дело - на Федеральном шоссе. Там было так много реклам, что они образовали как бы непрерывный забор из поднятых рук, белозубых улыбок, стандартных красоток и всевозможных других изображений, привлекающих внимание путников своими невероятными формами и красками. Реклама давно уже стала выгодной отраслью промышленности и привычной формой пропаганды товаров и идей.
"МОЖНО БЫСТРО РАЗБОГАТЕТЬ! ПОКУПАЙТЕ АКЦИИ УОЛМИЧЕМФОРД - ПОЛУЧИТЕ 100 % ПРИБЫЛИ ЗА НЕДЕЛЮ".
Реклама, раньше обслуживавшая только коммерсантов, теперь использовалась для целей политической пропаганды. Рекламные щиты восхваляли "американские просторы", "американскую нацию", "американский образ жизни".
"ТОТ НЕ НАСТОЯЩИЙ АМЕРИКАНЕЦ, КТО НЕ ИМЕЕТ ХОТЯ БЫ ОДНОЙ АКЦИИ!"
Аллен Стронг с изумлением читал призывы к "антикоммунистическому походу".
Были щиты, рекламировавшие новое детективное бюро Кирпатрика по борьбе с коммунистами и его еженедельный погромный листок "Контратака".
Щиты фашистского Американского легиона призывали жертвовать в фонд борьбы за американизацию всего земного шара.
"ПОМНИ: ТЫ АМЕРИКАНЕЦ - ЗНАЧИТ, САМЫЙ ПОЛНОЦЕННЫЙ ГОСПОДИН МИРА!"
"ДОНОСИ О ТЕХ, КТО НЕ ВЕРИТ В БОЖЕСТВЕННУЮ СУЩНОСТЬ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ!"
Были щиты с указанием огромного количества людей на земном шаре - как главной причины, мешающей прогрессу. Везде были цифры, цифры, цифры… Составители реклам знали любовь американцев к цифрам как к самому убедительному доводу.
"ПОКУПАЙТЕ - ЗАПАСАЙТЕСЬ ПЕРЕД ВОЙНОЙ!"
"ФИРМА БЕЛЛ СТРОИТ ЛУЧШИЕ БОМБОУБЕЖИЩА!"
"НЕДОРОГИЕ, СКРЫТЫЕ ОТ ГЛАЗ ЛЕСНЫЕ УЧАСТКИ НА АЛЯСКЕ ГАРАНТИРУЮТ ЖИЗНЬ!"
- Дядя, разве опять начинается война? - спросил Аллен Стронг.
- Вот что значит не выходить из кабинета и не читать газет! - сказал Вильям Гильбур, с сожалением посмотрев на племянника.
Аллен Стронг вздохнул. Ему вспомнилось, что декан заставил его дать отпечатки пальцев и подписать заявление, что он не коммунист. Стронг обрадовался, когда рекламные щиты исчезли. Ароматный воздух полей освежил его. Напряжение постепенно спадало, но ему не хотелось разговаривать. Он смотрел на дорогу. По обе стороны ее тянулись огромные площади брошенной земли, заросшей сорняками. "Заповедник для вредных жуков и болезней", подумал ученый, удивляясь громадности заброшенных полей.
В полдень они проехали небольшой городок, за ним пошли неубранные поля кукурузы. Сломанные стебли лежали на дороге. Сытые, жирные грачи лениво клевали у обочины валявшиеся початки, не обращая внимания на автомобиль. На обширном поле, обнесенном колючей проволокой, паслись свиньи. Дальше опять простиралось заброшенное поле.
- Что здесь произошло? - спросил Аллен.
- Все то же, - ответил Гильбур. - Неужели кабинетные ученые настолько оторваны от жизни?
- Я ничего не понимаю.
Вильям Гильбур остановил машину у изгороди. Там стоял человек с молотком.
- Почему брошены эти поля? - спросил Гильбур.
Мужчина не спеша ответил:
- Кроннеры убежали.
- А зачем им убегать? - спросил Аллен Стронг.
- Странный вопрос, - сказал фермер, пожав плечами. - Люди арендовали землю за долю урожая, а урожай плохой, - они еще раньше задолжали в счет своей доли урожая. Надо же что-нибудь есть! Вот они и не убрали урожая, чтобы его списали, как погибший, а заодно списали бы и их долги. А то ведь иначе их прикрепят к земле за долги, тогда и работай всю жизнь рабом.
- А почему урожай плохой? Ведь земля хорошая, - не унимался Вильям Гильбур.