- Да, да и название хорошее, и город славный, - затараторил Сява. - А какой у нас здесь Секретарь Парткома! Глаза - во! Руки - во! Живот - во! Вот какой у нас Секретарь! А какие у нас тут девки! Не девки, а фантики. Сокровища подземных недр. Вот, какие у нас девки! Рядом со мной одна такая обитает. Проживает как бы. Васенькой её зовут. Уж до чего хороша эта Васенька, до чего аппетитна. Так бы вот прямо и съел её, уж до чего хороша. Прямо не девка, а смак. А уж до чего ловка, вертлява, точно виртуоз. Это я вам с Партийной прямотой скажу. С полной коммунистической ответственностью.
- Ну, так веди нас к ней, - потребовал Кнут.
- Я бы свёл, мне-то что. Привёл бы, и всё тут. Чего не привести, если хорошие люди. Достойные, не жадные. Только вот что-то в брюхе у меня пустовато. В животе, то есть. Надо бы ещё перекусить где-то сначала. Похавать, то есть. Закусить. А потом можно и к девке. Прямо к ней. К голубушке. Как наемся, так сразу к ней и пойдём. А ещё лучше - побежим. Мне всё равно. Я, когда сытый, могу и рысцой бежать, могу и галопом. Только поспевайте. Вот как поем, так прямо к девке и побежим. А хотите - понесёмся?..
- Ясно тут всё, - сделал заключение Кнут, - и понятно. Мы его накормим, а он от нас галопом.
- Ага, - поддакнул Культя. - Небось, думает, на простофиль нарвался.
- А как прибежим мы к девке, - продолжал заливаться Сява, - так я спать завалюсь. С набитым животом. Сытый, значит. А вы с Басенькой будете развлекаться. Я - спать, а вы - развлекаться. А утром, как проснусь, я у вас ещё еды попрошу. Не за Басю. Просто так попрошу. Буду просить, просить и выпрошу. Я умею просить. Ох, как я умею просить. Я так умею просить, что мне и не съесть всего, чего выпрошу. Я ещё и вас покормлю тем, что у вас выпрошу. Вот как я умею просить…
- Ладно, заткнись! - прикрикнул Кнут. - Не вызывай у меня потребность фингал тебе поставить.
- Каждому - по потребностям, - согласился Сява. - Святое дело. Особенно, если есть способнос… - Попрошайка мигом захлопнул рот, заметив, что Кнут начал напрягаться.
- Бася-то твоя, небось, только у тебя в голове проживает, - хихикнул Культя ехидно. - В болезненном воображении.
Попрошайка горестно взмахнул рукой.
- Невери вы. А коль невери, значит, и говорить с вами не о чем. Пустое дело с неверютниками разговаривать. Я столько слов сказал, столько намолотил, натараторил, так старался, весь язык отбил. Во как отбил. Полюбуйтесь. Распух даже. Посинел. И всё без пользы.
- Ясно, что без пользы. Не облапошил нас, вот и без пользы, - отрезал Культя. - А мы не дураки всё-таки, чтобы какого-то попрошайку слушать. Мы лучше на рынок пойдём и заработаем там ещё по тыквочке. Идём?
- Идём, - заторопился Кнут.
Сява, однако, не отставал. Всю дорогу он бесшумно порхал сзади, причитал, пока друзья ступали вперёд, замолкал, когда они останавливались, и ложился на землю, если кто-то оборачивался.
- Хороший попрошайка, - сказал Культя. - Способный. Он теперь от нас не отвяжется. Будем его всю жизнь кормить.
- Дам ему пару раз в глаз - сразу отвяжется.
- Так он издали просить будет, с безопасного расстояния, а подскочишь - убежит.
- Ничего, мы сами от него убежим, - успокоил Культю Кнут. - Проснёмся завтра пораньше и убежим. Мы так быстро побежим, что никакой попрошайка не догонит. Мы быстрее, чем воры, побежим. Ах, как мы быстро побе… Тьфу, черт, - сплюнул Кнут. - Вот зараза…
- Шёл бы ты своей дорогой, хороший человек! - крикнул Культя попрошайке. - Не видишь разве, что нам не по пути.
- У нас у всех один путь - к светлой заре Коммунизма.
- Это мы к заре пойдем, а твоя дорога - в беспартийные.
- Недушевные вы люди, - с обидой в голосе забормотал Сява. - Твердолобые и твердокаменные. Басенька таких не любит. Пойду-ка, пожалуй, я других людей искать. В наш город много всякого народу забредает. Идут и идут, и куда идут? Зачем идут? Хоть утром, хоть вечером - всё идут и идут. Уж каких только людей я не видывал. И злых, и тупых, и твердолобых, вот как вы, например…
Кнут сжал челюсти и двинулся на попрошайку. Тот попятился, не позволяя сократиться расстоянию, и продолжал выкрикивать:
- А знали бы вы, как много хороших людей приходит! Даже не просто хороших, а прямо-таки отличных. Замечательных. Просто превосходных. Они меня и накормят, и напоят, и вежливо поговорят. А я их Васенькой попотчую. Угощу. Они с Васенькой побалуются, порезвятся, и давай опять меня кормить, поить. Вот какие люди. А вы…
Кнут угрожающе затопал ногами. Попрошайка взбрыкнул и, как вихрь, унёсся из поля зрения. Даже ветерком дунуло.
- Слава Кузьмичу, кажется, отвязались, - озадаченно покачал головой Кнут. - Ну и трепло.
- Действительно, - согласился Культя. - Вот уж трепло, так трепло. Такое трепло, аж в голове звенит. И не просто звенит, а прямо гудит, или даже грохочет. Как будто кто-то тазом по башке заехал. Или врезал? А может быть - долбанул? Или треснул? Или задубасил?
Кнут дал критику затрещину.
- Ой, - вздрогнул Культя. - Кажется, полегчало. Спасибо.
- А не попить ли нам сегодня пивка? - предложил Кнут после того, как они с Культей, посетив рынок, прикончили продукты.
- Попить оно, понятное дело, вроде бы как и можно, - высказался Культя. - Но вот, как бы это сказать, имеются по этому поводу некоторые сомнения.
- Гм-м?..
- Относительно моральности данного деяния. Не потакание ли это тлетворным прихотям?
- Ты что, пива никогда не пил?
- Пил, разумеется, но всегда сомневался.
- Сомневался? В чем? Способностями ты не обделен, соответственно имеешь полное право позволить себе потребности, пусть даже и те, которые не доступны рядовым Коммунистам.
- У преданного члена Партии не должно быть потребностей, подозрительно граничащих с прихотями, - упрямился Культя. - Настоящий Коммунист должен кушать, сдавать Кал колхозникам, Партвзносы - Секретарям, да сплачивать свои ряды вокруг любимой Партии, которая обеспечила ему возможность жить в стране, первой в истории человечества завершившей строительство Коммунизма. Все остальное - лживые ценности капиталистов.
- И бабы? Про их потребление Члены Политбюро тоже не дают наказов.
- Бабы? - Культя зажмурился. - Бабы - это бабы.
- По-моему, есть способности - потребляй, что хочешь. Секретари - вон, когда собирают Партвзносы, - принимают не только картошки и тыквочки, а и пиво, и крыс, и опарышей, и другие деликатесы. И все это, заметь, они везут в Хремль, нашим горячо любимым Членам Политбюро. Сам, небось, не раз видел.
- Видел. Ну и что? Да эти люди… Своим трудом! Своей неустанной заботой! Мобилизующей! Вдохновляющей! На подвиги! На борьбу! За Правое Дело Партии! Да они! Они!.. А что я?
- Лучше скажи, что тебе фантиков жалко, - продолжал подначивать Кнут.
- Мне? Ну, жалко. Вот если бы на Правое Дело…
- На какое?
Культя растерялся. Он, безусловно, знал, что Правое Дело Партии победит. И ради этой победы готов был на все. Но на что конкретно - не знал. Все вокруг постоянно к чему-то призывали, но ничего, согласно этим призывам, не делали. Так уж было заведено. Поэтому, не подвергая ни малейшему сомнению правильность провозглашаемых лозунгов, жители Коммунякии тихо и мирно занимались своими делами, а вовсе не неслись громить окопавшихся за рубежом капиталистов или ещё теснее сплачивать свои ряды вокруг любимой Партии. В пытливую голову Культи даже прокрадывалась крамольная мыслишка, которую он, впрочем, благоразумно никому не высказывал, что теснее сплачивать свои ряды уже невозможно. Ведь сколько лет их уже сплачивали и сплачивали, всё теснее и теснее? Есть же какой-то предел, за которым, по здравому рассуждению, Партия будет элементарно раздавлена? И даже рассматривая это дело не конкретно, а образно, опять получаем несуразицу. Если, например, сегодня мы ещё больше сплотили свои ряды, значит, вчера они были менее сплоченными? Но вчера мы их тоже сплачивали. И позавчера, и ещё раньше, и ещё… Значит, совсем недавно наши ряды вовсе не были сплоченными? Нелепица какая-то…
Опасные эти размышления оборвал Кнут, заявивший, что первые две кружечки ставит он. Культя тут же отбросил все сомнения и побежал к пивнушке, обгоняя не только своего товарища, но и многих других Коммунистов, стремившихся в том же направлении. Навстречу тоже происходило некоторое движение, но менее целенаправленное, поскольку обслуженные клиенты страдали сильной потерей координации.
27
Заведение, в которое заявились приятели, выглядело прилично. Оно располагалось внутри удачно рухнувших стен старого гриба и представляло собой уютное помещение, в котором на бетонных обломках восседали и возлежали местные любители пива.
Друзья шагнули внутрь и, пихаясь-толкаясь, по рукам, ногам и головам, стали пробираться вперёд. Вырубала расчищал путь увесистыми затрещинами. Возле стойки, искусно изготовленной из глыбы полированного асфальта, орудовал бармен.
- Два пива, - потребовал Кнут, швырнув на стойку фантик.
Бармен изучил бумажку, цокнул языком, зачерпнул из железной бочки черпаком, не скупясь, по самые края, налил две глиняных кружки. На сдачу кинул половинку корявенькой картошки.
- Добавь чуток, во Славу Кузьмича, - попросил Кнут. На срез картошки легли два жирненьких розовых опарыша.
- Ух ты! - обрадовался критик, увидев угощение. - Обожаю пиво с солёненьким. - Он схватил червячка, положил на язык и начал цедить напиток длинными глотками.
- Твоя очередь угощать, - напомнил Кнут после того, как Культя вытряс последние капельки в рот.
- А как же, - согласился критик. Он встал, расправил плечи, вдруг почувствовав себя таким же сильным, как вырубала.
- Два пива, крысу да пясточку опарышей, - крикнул Культя, взмахнув фантиком.
Бармен чуть-чуть сфокусировал взгляд на фантике и стал полировать тряпочкой асфальт.
- Ты что, оглох что ли?
- Одну кружечку, так и быть, налью.
- Одну? За фантик? Такого некачественного пива?
- Пиво у нас - супер. А может быть даже, люкс.
- Пиво ваше жидкое, кислое, мутное, незабористое, пенится плохо, и ещё от него чем-то воняет. Воняет? - Культя пихнул в бок долговязого колхозника, выкладывающего на стойку кучу картошек.
- Воняет, - обрадовался колхозник, которому бармен уже подставил две кружки с пивом.
- А раз воняет, налей-ка ему третью, - подначил критик. - Он-то тебе качественный продукт принёс.
- Ага, налей-ка, - поддакнул мужичок.
- Мы уже сговорились, - рыкнул бармен на колхозника. - Забирай свои кружки и катись… А за фантик твой, - обратился он к Культе, - так и быть, налью две.
- И копчёную крысу, - потребовал Культя. - И учти, я - не попрошайка. Я - критик. Я могу тут весь день и всю ночь твоё пиво критиковать. Я буду до тех пор критиковать, пока вы не повысите его качество. Смекаешь?
- Язык отвалится.
- Не беспокойся. Язык у меня о-го-го. Почище, чем у любого попрошайки.
Бармен шлёпнул на стойку две кружки, кинул малюсенькую крысу, ловко выхватил у Культи фантик и пошёл собирать посуду.
В пивнушку вполз беспартийный. Не поднимая головы, стараясь никого не зацепить, он бесшумно пробирался по полу, собирая всяческие отбросы. Он мог находиться тут, среди людей, но лишь до тех пор, пока кому-нибудь не придёт в голову крикнуть, чтоб убирался. Ещё беспартийным не полагалось смотреть Коммунистам в глаза и подавать голос. Ведь каждый, кого присутствие подобного убожества хоть как-то задевало, мог сделать с ним что угодно, хотя бы даже убить, чтобы скормить опарышам. Так многие, пожалуй, и поступали бы, но беспартийные дрались за свою жизнь. Молча, не глядя в глаза, исступленно.
Культя, сияя, пробрался к Кнуту. Отломил у крысы хвостик, кинул товарищу.
- Я-то пополам всем делился, - не одобрил его действия вырубала.
- Эко сравнил - крысу и опарыша. - Культя поднёс тушку к носу и обнюхал её. - Опарыш - баловство, а крыса - еда. Ах, как пахнет! На - понюхай!..
Кнут, сжав челюсти, насупился.
- Чего дуешься? Мы про пиво договаривались, что пополам, а остальное - придача. А придача зависит от способностей. Всё честно.
Кнут достал последний фантик, осмотрел его внимательно и пошёл торговаться. Вскоре он вернулся с двумя толстущими копчеными воронами, жир с которых так и капал.
Критик даже подавился и, не скрывая зависти, уставился на добычу приятеля.
Кнут вспорол тушку ногтем, выковырял потроха, швырнул их на пол. Беспартийный, ползавший по полу, мгновенно подхватил угощение и тут же проглотил.
- Ну ты даешь! - возмутился Культя. - Вше этой - потроха! Я бы и сам их скушал.
- Ты уже и так нажрался. - Кнут принялся разделывать вторую ворону.
- А я бы назавтра оставил.
- У тебя ещё фантики есть и таз, а у бедолаги - ничего.
- Нашел кого жалеть. Его, поди, не так просто из Партии выперли?
- Всякое бывает…
- Нет, не бывает!
Кнут опять бросил потроха под ноги. Культя не выдержал. Отпихнув сжавшегося в комок беспартийного, подхватил с полу кишки и запихал в рот. Потом уселся на прежнее место и стал глядеть на чавкающего товарища.
- Крепкая пища, добротная, - похвалил еду вырубала. - И сытная. Не то, что твои тыквочки.
- И как это в тебя столько влезает? - угодливо подивился Культя в надежде, что Кнут поделится.
- Да вот, уже почти и не лезет. Может, отдать кому? - Кнут окинул взглядом помещение.
Культя нервно огляделся и нежно уставился на друга.
- Когда сильно переешь, может случиться запор, - предупредил он вырубалу.
Тот перестал жевать.
- Действительно. Молодец, что напомнил, - согласился Кнут. - Завтра доем. С картошками вприкуску. Ужас до чего я люблю ворон с картошками.
И тут они заметили попрошайку Сяву, который неторопливо загружал в себя уже третью кружечку чудодейственного напитка и, брезгливо перекатывая губой, как бы нехотя пожёвывал крысу.
- Вот морда, - удивился Культя, - казалось бы, пустой человечишка, без настоящих способностей, а расселся тут, словно капиталист. Может, он и нас угостит? Пивка я, пожалуй, ещё бы выпил.
- Чем заслужишь? Будешь критиковать его попрошайнические способности? Так они у него - на высоте. Пошлёт он тебя.
- А тебя?
- Своей потребностью дать кому-нибудь в глаз я сегодня уже пользовался на рынке. Он и меня пошлёт.
- А ты ему в ухо, - не терял надежду Культя.
- А он меня в Партком.
- Да, безвыходное положение, - согласился Культя нехотя. Кнут встал, почесался, зевнул.
- Пора искать ночлег, - сказал он.
- А я хотел бы женщину. - Культя мотнул пьяной головой.
- Бабу? Сява вон трепался о бабах. Он тебя отведёт.
- Сява? Не верю я этому попрошайке. Хитрый он. А раз хитрый - значит, обманщик. А раз обманщик - значит, плут. А раз плут - значит… - Культя икнул.
- Значит, хитрый, - подсказал вырубала.
- Точно. Он промурыжит нас своими обещаниями, а потом начнёт что-нибудь выпрашивать. Знаю я таковскую публику.
- Правильно. Идём спать, - поддакнул Кнут пьяно. - Баб я, конечно, тоже потребляю с удовольствием, но не осталось у меня ничего, чтобы рассчитаться.
- А, может, этот Сява и не врал, - опять начал размышлять Культя. - Может, он просто надеялся нас попридержать поблизости, чтобы потом каждый день выпрашивать. Логично?
- Да брось ты. Не связывайся. Сам говорил, что он хитрый.
- Хитрый - значит, умный. А умный - значит, не дурак.
- Заклинило тебя что-то, - забеспокоился Кнут.
- А если он не дурак, то ему выгоднее не обманывать. - Культя принялся развивать мысль в приятном для себя направлении. - А если он нас не обманывал - значит, он действительно знает какую-то там Кисю… или Писю…
- Басю, - вспомнил вырубала. - Или Васю.
Культя неверным шагом направился к попрошайке.
- Веди нас к Басе, - потребовал критик твёрдо.
Сява расплылся в добрейшей улыбке, гостеприимно развел руками, склонив голову на бок.
- Как приятно слышать разумные речи, - заговорил он. - И ещё приятнее слышать их от достойных товарищей. Таких товарищей, которые не какие-нибудь там проходимцы, прохиндеи, прохвосты. А очень даже достоуважаемые товарищи. Досточтимые и достопочтенные. Ах, какие…
- Ну, так идём скорее, - не терпелось Культе.
- Идём так идём. Скорее так скорее. Разве я против? Я всегда рад. И не просто рад, а чрезмерно рад. Даже не чрезмерно, а чрезвычайно. Если б ты только знал, как я рад. - Сява перешёл на привычную скороговорку, но с места не сдвинулся.
- Я тоже рад, что ты рад, - подыграл критик.
- Да уж, вот такой я человек. Если рад, то рад. Хоть ты меня ругай, хоть проклинай, хоть камнем бей, а я все равно буду рад. А уж если ты меня не ругать будешь, а хвалить, то я буду несказанно рад, а, может быть, даже и неслыханно. Или невообразимо. Уму непостижимо, как я буду рад. Ну а случись, что ты меня не только похвалишь, а и отблагодаришь, так я, наверное, просто засияю от счастья. Вот такой я человек. Хоть ты лопни. Хоть разорвись…
- Ладно, идём сейчас к твоей девке, а потом я тебя благодарить буду, - сказал Культя. - Я тебя так долго благодарить буду, что тебе и надоест, пожалуй. Так сильно надоест, что ты даже попросишь, чтобы я перестал. Вот как я тебя благодарить буду.
- Значит, ты меня разными хорошими словами благодарить собираешься?
- Наилучшими.
- Словами благодарить - это, конечно, хорошо. Это, вне всякого сомнения, неплохо. Очень даже подходяще. Но ведь слово-то в карман не положишь?..
- А что положишь? Тыквочку я съел. У меня и нет ничего.
Попрошайка с интересом уставился на таз.
- Вот подходящая вещичка, - вкрадчивым голоском проворковал Сява.
- Таз к тебе в карман не влезет, - заверил Культя.
- Ну и что, что не влезет. Велика беда. Тебе-то чего расстраиваться. Переживать. Огорчаться. Не влезет так и не влезет. Я его и не буду в карман совать. Я его за ручку понесу. Так что зря ты волнуешься. Напрасно. У тебя со мной проблем не будет. Подумаешь, в карман не влезет. Вот напугал. Давай-ка сюда, я покажу, как его понесу.
- Э-э-э. Потише. Ишь, разогнался, - Культя спрятал таз за спину. - За такую чудесную вещь ты всего лишь покажешь мне какую-то девку?
- Не какую-то, а Васю. Ах, какая это девка! Сам бы потреблял её с удовольствием, но я - импотент. Так что, извините. Помечтать, повоображать - это я ещё в состоянии, а вот дело сделать - увы. Вот и предлагаю её разным дружелюбным ко мне товарищам.
- Так идём мы или нет? - Культя начал раздражаться.
- Да куда ж мне спешить? И зачем? Таз ты мне не доверяешь. Опасаешься, что я его не так понесу. Ну и Кузьмич с ним. С этим тазом. Мне и без таза хорошо. Что я, умру без таза, что ли? Окочурюсь? Подумаешь, таз. Видали мы и не такие тазы. И кастрюльки видали, и вёдра. А один раз я даже бочку видел. Вот это вещь! Не то, что твой таз. У тебя бочки, случайно, нету?
- Нет у меня бочки. И не было никогда.
- А что у тебя есть? Может быть, фантики? Фантики твои в мой карман точно влезут. Не веришь? А ну-ка, попробуй. Проверь. Убедись наглядно. - Сява раздвинул тряпки и растопырил огромный карман, в который, пожалуй, влез бы и таз, если чуть-чуть постараться.