- Тебе, во-первых, обязательно нужно прочесть документ, а во-вторых, поговорить с дядей…
- Я читала документ, - раздраженно сказала Бет.
- Ты же говорила, что тебе хватило одного названия.
- И тем не менее, я его прочитала. И с Рихардом я говорила. Керет, вы… вы сами не понимаете, что делаете. Вы сначала создали целую расу, чтобы она вас обслуживала, всячески ублажала и воевала за вас. А сейчас, когда они больше не нужны, вы говорите: они нагрузка на экономику, их надо элиминировать. Вы даже не решаетесь прямо сказать "уничтожить". От слова "уничтожить" пахнет тем, чего вы боитесь - выстрелами и кровью. А "элиминировать" - это так… цивилизованно. Керет, вы берете и пытаетесь вот так отменить живых людей… Устранить несправедливость еще большей несправедливостью. Сначала говорите, что рабовладение развращает, а потом: уничтожим всех рабов, чтобы не развращаться. Это… жестоко.
- Эльза, твое имперское воспитание мешает тебе смотреть на вещи непредвзято.
- То есть - забыть, что у гемов такие же чувства, как и у нас?
- У всех животных такие же чувства, как у нас. Тебя сбивает с толку внешнее сходство между гемом и человеком - но на самом деле они просто животные с включением части человеческого генома. Причем, животные домашние, не приспособленные к жизни на воле. Да, жестоко усыплять старого любимого пса - но куда жесточе прогнать его из дома здесь, на Картаго: охоться и живи как знаешь. Да, они умеют смяться и плакать - а твой друг не умел, кстати: разве это делает его меньше человеком?
- На твоем месте я бы о нем не вспоминала, - тихо сказала Бет.
- А я не могу забыть. Я ощущаю его присутствие все время, когда ты рядом. Вижу эти четки у тебя на руке… Ты молишься?
Бет не молилась, но соврала:
- Да.
- Иногда это кажется просто невыносимым, - сказал Керет. - Соперник, которого нельзя превзойти… Ты постареешь - он навсегда останется юным. Твои недостатки пребудут с тобой, а его - забудутся.
- А ты умри, - зло сказала Бет. - Выбери один раз правильно между добром и злом - и умри за это.
- Эльза, он умер за то, что совершил убийство.
- Он совершил убийство, пытаясь меня спасти! Он страшно ошибся, но он не струсил!
- Тогда я лучше струшу. Я не хочу так ошибаться. Не хочу проливать кровь.
- Какую кровь, Керет? Кто умрет от того, что ты отзовешь документ?
- Эльза, если мы не сократим рабочие места гемов и не создадим рабочие места для людей, в ближайший год нас ждет социальный взрыв! Половина мужского населения Пещер законно владеет оружием. Это будет страшно.
Бет промолчала. Что тут можно было сказать? Керет серьезно верил в то, что говорил. На одной чаше весов для него лежало кровавое побоище среди людей, на другой - медико-санитарная операция по контролю численности над животными. Переубедить его не было никакой возможности.
Она покинула дворец, будучи внешне спокойной, но в голове у нее кипело, куда там литейном цеху. Руда сомнений, нестойких принципов, привычек, мыслей и чувств ссыпалась в беспощадное горнило гнева, плавилась и распадалась на сталь убеждений и шлак комплексов.
"Черт побери, я дочь Экхарта Бона! И это что-нибудь да значит!"
- Роланд, сверни направо, - попросила она, когда карт въехал в район Высоких Домов города. - И поезжай в Храм Всех Ушедших.
- Есть, госпожа, - морлок переложил руль.
Когда они вышли из карта втроем, у служки-привратника упала челюсть. Невесте Тейярре, племяннице тайсёгуна надлежало приезжать в специально назначенный день, со всей подобающей помпой. Посещение ею мемориала отца было делом скорее официальным, нежели частным.
- Нас пропустят или нет? - спросила она сурово.
- О… - проблеял служка. - Да, конечно. Но не в общие врата!
- С какой это стати? Вы сомневаетесь в моей охране? - она строго прищурилась. - Или в своей?
Кивок Кею - и служка оказался оттерт с дороги. Бет и двое охранников вошли под своды Храма. Кей шел впереди, Роланд - сзади, Бет - посередине. Вдвоем морлоки походили на два шагающих генератора силового поля - между ними Бет чувствовала себя как под куполом. Люди расступались за три шага, и кланялись ей, прижимаясь к стенам, и когда она оглянулась, высунувшись из-за бока Роланда, то увидела, что людской коридор за ее спиной так и не смыкается - люди застыли, глядя ей вслед.
Сам Бон был погребен не здесь. Его тело после смерти аннигилировали на Анзуде, а голова, спасенная синоби Моргейном, по традиции сгорела в пламени одной из звезд. Здесь был только кенотаф, мемориал, отпиравшийся для народа лишь два раза в год: в день Всех Ушедших, 1 ноября по стандартному земному календарю, и в день смерти Бона. Если Бет не соврали, в эти дни здесь было не протолкнуться.
Специально для нее служители отперли кенотаф.
- Желает ли сеу Бон пообщаться с духом батюшки? - тихо спросила одна из старших служительниц, склонив голову.
- Желаю, - сказала Бет, и ее голос раскатился под сводами. Все-таки это было хорошо поставленный голос оперной певицы.
- Мы предоставим вам медиума в течение… - начала было служительница, но Бет прервала ее:
- Не надо. Я обойдусь без медиума.
- Пусть сеу Бон простит меня, но это невозможно, - возразила служительница, склонившись еще ниже. - Общение с духами умерших без участия специально подготовленного посредника… может быть чревато последствиями.
- Я верую в вечную жизнь, - сказала Бет. - Пожалуйста, уступите мне дорогу.
Служительница молча удалилась. Бет шагнула в прохладную арку гробницы.
То же лицо отца, что было выгравировано на дверной плите, встретило ее на рельефе напротив входа. Рядом был другой рельеф - Лорел Бон, такая же торжественная в своих погребальных одеждах, глядела из камня на мужа, с которым соединилась в вечности.
Плита за Бет закрылась, морлоки остались снаружи - сюда даже личной охране не было входа. Девушка подошла вплотную к барельефу и коснулась ладонью отцовского лба.
"Ты ошибался. Ты был смелым и хорошим человеком - но ты ошибался. И я должна исправить эту ошибку. Я не прошу у тебя ни сил, ни вдохновения, ни совета, ни прощения - я просто сообщаю. Мне придется выступить против родных - а других у меня нет… Против своего жениха - а он такой симпатичный парень и такой славный… Но я больше не струшу. Может быть, я тоже страшно ошибаюсь - но я не струшу. Прощай, отец".
Она развернулась и вышла из кенотафа. Двое служителей запечатали его. Морлоки снова образовали свой невидимый "купол защиты" и Бет зашагала прочь. Пока она была в гробнице, к машине успели простелить ковровую дорожку.
Она вернулась домой, чем повергла в панику Белль, которая не успела прочитать и половины того, что Бет ей отмерила. Она умоляла о наказании, и Бет пришлось на нее наорать, чтобы она заткнулась. Не выполнить приказа - это еще не преступление. Бет давно уже пыталась вдолбить это в голову служанки, но это было не проще чем обратить в христианство исламского шахида.
"А ведь ты не пыталась ее обратить" - сказал Бет ее внутренний голос.
"Так ведь я сама не верю. Всем говорю, что верю, а на самом деле не верю".
Нда, положеньице. Человек искренне считает себя домашним животным, а ты не можешь его разубедить, потому что тебе не на что опереться, кроме догмы, в которую ты не веришь. Поэтому тебя так легко заставляют замолчать, на пальцах показав тебе, дурочке, как ты не права. Продемонстрировав таблицы и диаграммы, где показано, как поведение гемов наследуется от животных предков, как они мало приспособлены к воле и как им там будет плохо. И ведь им было плохо! Ты помнишь рассказы Аквиласов: им было плохо!
Несколько разумных доводов - и она молчит. А вот Дика они не заставили молчать. Последнее, что он сказал в яме своему палачу - "Ты человек". Но где ее взять, такую решимость? Она задумала в своем сердце самую настоящую революцию - но ее не хватает даже на камеристку и телохранителей.
Что ж, решила она, закрывая томик с белым китом на обложке и возвращая его на полку. По крайней мере, она попробует все до конца. Никто не скажет, что Ахав отступился. Она давно уже считала веру чем-то вроде самогипноза, но если это именно тот самогипноз, который поможет ей не отступить - она прибегнет к нему.
Бет вошла в спальню, закрыла за собой дверь, хотела было нажать кнопку сигнала "не беспокоить", но раздумала. Если кто-нибудь сунется - пусть увидит. Она не собирается устраивать демонстраций, но и стесняться не будет. Так, который час? Еще далеко не полдень по меркам Картаго, но мы не будем придираться к мелочам. В конце концов, где-то во Вселенной обязательно полдень. Бет встала на колени возле кровати, как она это обычно делала дома. Когда это казалось всего лишь скучным ежедневным ритуалом… Когда были живы мама и Джек… Слезы навернулись ей на глаза, она шмыгнула носом и произнесла вслух (сказать это про себя тоже почему-то показалось ей недостойным компромиссом):
- Ангел Господень возвестил Марии… И она зачала от Духа Святого… Радуйся, Мария, благодати полная… - и дальше, до конца, стараясь выполнять все рекомендации, которые давали ей священники: сосредоточиться не на своих ощущениях, а на произносимых словах, отбросить на время все мысли и, по возможности, эмоции, воспринимать молитву как привилегию, а не как обязанность…
Удивившись самой себе, она обнаружила, что последнее дается ей совершенно без усилия над собой. Раньше это казалось нелепым: как можно считать привилегией то, что ты ДОЛЖЕН делать каждый день? Вот дура… Ни один вавилонянин не мог назвать Бога своим отцом. Местный пантеон был растяжим до беспредельности, но, согласно официальной доктрине, все боги, божки и боженята так или иначе являлись эманациями Вечного Неба и Вечной Земли, а там, в свою очередь, уже не существовало кого-то, к кому можно было обратиться на "ты" - то были абстрактные "начала", "вечно творящее" и "вечно преобразуемое", инь и янь и как-то там еще. Поэтому быть с Богом на "ты" и обращаться к умершему отцу, где бы он ни был, без закатывающих глаза одержимцев - самая настоящая привилегия.
"Вечный покой даруй усопшим, Господи. И да сияет им свет вечный. Да покоятся в мире. Аминь".
Она включила сантор, вышла в городскую инфосеть и нашла магазин, в котором продавалась и делалась на заказ всякая чепуха вроде визитных карточек. Там у нее спокойно приняли заказ на четыре десятка бэджиков, и обещали доставить покупку в течение получаса курьером.
После этого Бет связалась по домашней сети с Нэко и велела ей собрать в гостиной всех гемов, принадлежащих ей, Бет, лично.
Она еще не знала, как и с чего начнет свой мятеж - но знала, что не сможет начать его с лицемерия. Если она хочет дать гемам свободу - то должна начать со своих.
А вообще, с чего начинаются заговоры? Как их делают? В учебниках истории не писали про то, как, собственно, начинался тот или иной мятеж - кто с кем встретился, кто кому и что сказал. Бет сильно подозревала, что это был какой-то кружок друзей, вроде клуба, людей, которые доверяли друг другу или были связаны каким-то одним делом. Наступал день, когда двое или трое из них понимали, что им не нравится одно и то же. И что они могут что-то с этим сделать. Но у Бет не было здесь друзей - кроме, пожалуй, Рина - и то с некоторой натяжкой. Дура, ты так и не сумела завести здесь ни одного путёвого знакомства! А времени совсем мало - пройдет осень, зима - и в первый день весны тебя уже повлекут на верхушку Храма Вечных начал, церемониально трахать. Хотя дядя и разрешил ей вести светскую жизнь (зная Рихарда, наверное, надо бы сказать: предписал), но вряд ли за этот промежуток времени удастся что-то успеть.
Впрочем, друзья-не друзья, а единомышленники у нее были. Например, как ни дико это признавать, убийца-колобок Аэша Ли, лорд Кимера, сатрап Сэйрю и… может быть, лорд Вара и главный казначей?
Бет запустила поиск информации об этих людях, но не успела глянуть ни одну ссылку - Нэко открыла дверь в библиотеку и с поклоном сообщила, что заказ доставлен, а все гемы, хозяйкой которых по закону является Бет - собраны в гостиной.
- Все ждут госпожу, - сказала она, и Бет, встав, разлохматила волосы:
- Я иду.
* * *
В отличие от нее, Дик знал, как начинаются восстания. По крайней мере, он знал, как началось восстание на Сунагиси: со школы сумо, принадлежащей Райану Маэде. Поэтому он сразу же возлагал на морлочью касту довольно смутные, но сильные надежды. В нем жило убеждение, что боец бойца поймет всегда - даже если не согласится; а себя он считал бойцом.
Что там была за трудность с морлоками - Рэй отказался говорить ему при всех, и правильно сделал. Дик, когда услышал, чуть не сел.
- Они вас почитают, сэнтио-сама.
- В каком смысле? - решил он уточнить.
- Мы, морлоки, верим в то, что дух сильного врага, погибшего с честью, очень силен. Может крепко помогать. А вы погибли с честью. То есть, они думают, что вы погибли.
- А ты им что рассказал?
- Да я им так ничего рассказать и не решился толком, когда понял, что к чему. Сначала хотел, а потом подумал - ну, может, оно и к лучшему. То есть, я им сказал, что могу вас призвать, если они того сильно пожелают и поклянутся об этом молчать. Я плохо сделал?
- Не знаю, - поморщился Дик. - Но что сделано, то сделано, зачем морочить себе голову. Я хоть буду знать, с чем столкнусь. Где они ждут нас?
- За одним из туалетов есть проход для обслуги-тэка. Там нет следящих камер.
- Сколько их?
- Семеро. Пока.
- Оттуда есть куда уйти?
- Я же говорю - там проход для тэка - уборщиков, ремонтников…
- Значит, узкий?
- Для нас - только боком. Бывает, что морлоки входят в раж, и если им кто подворачивается под руку… в Лабиринте хватает таких проходов.
- Это хорошо.
…Лабиринт был системой обширных залов, содержащих все необходимое для того, чтобы морлок с толком и удовольствием провел свободное время. Здесь были водоемы, оборудованные разными приспособлениями для прыжков в воду, борьбы на скользком бревне или перетягивания, площадки для игр в мяч, борьбы на висячих кольцах, игр вроде "короля горы" и "вышибалки" и многого другого. Азартно, спортивно, весело. Развлекалась, однако, в основном молодежь - пожилые и степенные ветераны посиживали на песочке и обменивались новостями или мнениями по поводу возни молодняка.
Поскольку эта возня, случалось, переходила в драки, кругом были установлены следящие камеры, а по потолочным настилам, представлявшим собой одностороннее зеркало, прогуливались наблюдатели, готовые в любую минуту пустить в нужный сектор Лабиринта усыпляющий газ.
Лабиринт располагался на нижних уровнях, точно по центру города. Сюда приходили в увольнительные морлоки отовсюду - из Высоких Домов и Муравейника, морлоки личные, клановые, муниципальные и армейские. Рэй, пока еще ничем не выдавая своего присутствия, показывал Дику в зеркальном потолке на те или иные группы и говорил, читая символику на их одежде или телах, кто они и откуда. Впрочем, одежды было немного - и в основном она валялась на песке, неподалеку от места игр, а сами игроки были обнажены. Рэй шепотом объяснил, что, идя в Лабиринт, морлоки не надевают формы, а придя - сбрасывают, как правило, и то, что есть - развлечения здесь бывают слишком активными, чтобы одежда могла это выдержать.
- А вот это - наши, - он показал уже не на потолок, а в просвет между стеной туалета и пещеры. - И с ними почему-то медтех…
Дик выглянул у него из-под мышки. Там, куда указывал Рэй, сидели на песке двое морлоков, голых до пояса. На их телах не было никаких татуировок, но на скуле у одного поблескивала инсталляция серебряной нитью: капральский треугольник вершиной вниз. Между ними скрючилась под стеной маленькая фигурка, закутанная в зеленый форменный плащ. Дик однажды уже видел такой, и сердце его прыгнуло.
- Здесь, наверное, должен быть медтех, - шепотом сказал он. - Ведь во время таких игр случаются и травмы.
- Да, бывает, кому-то так пускают кровь, что он не может зализать рану сам, - согласился морлок. - Но ися слишком боятся нас, чтобы находиться здесь все время. Они сидят там, наверху, с наблюдателями. Если кому-то очень крепко прищемят хвост - он отползает вон в тот уголок и ждет, пока медтех не придет. А чтобы ися сидел здесь…
Один из морлоков повернул голову в их сторону и Рэй пихнул Дика обратно в проход.
- Побудьте пока там, сэнтио-сама. Если что - бегите.
Морлоки поднялись и Рэй пошел им навстречу. Дик, прижавшись к стене в проходе, перевел взгляд на зеркальный потолок. Увидев, как поднялись те двое, в разных местах свои развлечения оставили еще три морлока и подтянулись к туалету. Медтех, или, как называл его Рэй, ися остался неподвижен.
- Ты пришел, Этти, - сказал морлок-капрал вместо приветствия. - Я думал, ты испугаешься.
- Если ты хотел испугать меня, тебе придется собрать стаю побольше, - Дик по голосу понял, что Рэй улыбнулся. - Между нами, людьми, принято держать свои обещания.
Среди морлоков прошел ропот. Дик, повинуясь какому-то наитию, расстегнул замок куртки, сбросил ее, отцепил из подмышки флорд и взял его в зубы, чтобы снять тунику через голову.
- Ну так чего же ты стоишь? Давай, читай заклинания и вызывай своего духа, - сказал капрал.
- Я не дух, - Дик выступил из-за его спины и встал перед капралом на расстоянии вытянутой руки. Своей руки.
Куртку и рубашку он оставил на песке, а флорд заткнул сзади за пояс.
- Я человек, такой же, как и вы, - сказал он. - Просто Бог спас меня и послал к вам, чтобы спасти вас. И других людей. Всех.
Пока он говорил, завернутый в плащ ися поднялся, подошел, протиснувшись между двумя титанами, отбросил капюшон и всмотрелся в лицо юноши. Дик узнал его, и, хотя покрылся весь "гусиной кожей" от прикосновения мужчины, но заставил себя не дергаться, пока медтех осматривал и ощупывал шрамы.
Закончив осмотр, ися развернулся к приведшим его морлокам.
- Без всяких сомнений, это тот самый человек, который за убийство цукино-сегун был казнен. Это не дух и не призрак, это он и он жив.
- Ман, как такое возможно? - спросил один из морлоков. - Сам видел, как ему сердце пронзили, как его вода унесла!
- Не знаю, как такое возможно, - покачал головой ися. - Может быть, он вам скажет. А может быть, вам скажет этти - на нем тоже полно шрамов точно такой же давности.
- Если это он, - подхватил цепь рассуждений третий морлок, - и он жив, то получается - дух цукино-сёгун не успокоен еще! Значит, кто-то должен доделать дело, ведь так?
- Это решать не нам, - оборвал прыткого товарища капрал. - Такие дела люди должны решать. Мы ничего не можем с ним сделать - только людям отдать.
- Попробуйте поднять на него хвост - и я съем ваши печенки! - Рэй подался вперед, но Дик остановил его, упершись в грудь рукой.