7
В "реанимации" я увидел Ботаника.
Так Архиповна называет отца. Ласково называет.
Весь вчерашний вечер я провел с ним и с его супругой.
Сперва Архип Борисыч рылся в "Каталоге галактик", озабоченно покачивал головой, что-то ему это напоминало. Потом увлекся анисовой водкой. Жена его, Наталья Николаевна, смотрела на анисовую с неудовольствием, но рюмочку хереса пригубила. И херес и анисовку они привезли с собой. Войдя во вкус, Архип Борисыч ошпарил кипятком несколько головок репчатого лука, растолок его с чесноком в ступке, добавил соли и красного перца, а полученную массу, густо посыпав мятыми сухарями, зарумянил в микроволновке. Что же до других книг, то больше всего Ботанику понравились последние отчеты CETI. Цветные вкладки, групповой портрет участников. Все больше интеллигентные крупные ученые, и Архиповна в центре. В красном коротеньком платьишке. Справа астрофизик Троицкий, слева звездный астроном Новиков. А сумчатый Бред Каллерман – за спиной, страстно дышит Архиповне в затылок. В общем, ничего такого особенного, но сердце у меня ноет. Могла бы и позвонить.
После третьей рюмочки Ботаник снял с полки шахматную доску.
"Не играй с ним", – сердито предупредила Наталья Николаевна. Даже подмигнула мне. Тревожно подмигнула. Дескать, не волнуй старика, откажи. Я и отказал. А заодно сообщил, что пару ближайших ночей проведу вне дома. "Так много работы? – испугалась Наталья Николаевна. – Может, мне поговорить с вашим начальником?" Скромная сотрудница Винницкой городской библиотеки в непрестанной борьбе за культуру давно растеряла признаки здравого ума. "Работы много, – подтвердил я, – а через пару дней вообще уеду в командировку. Вы только не волнуйтесь, я ненадолго". Разъяснять не стал, что собираюсь отдохнуть на море в бывшем Доме колхозника. – "Как же вы управляетесь с делами при таком-то объеме?" – Я только руками развел. А Ботаник ворчливо заметил: "У нас каждый четвертый был осведомителем".
Не знаю, где такое могло происходить.
8
В "реанимации" Ботаника окружали интересные люди. Один в фетровой шляпе пятидесятых годов, в костюме на голое тело, в старинных очках, при бороде, очень похожий на Циолковского, только без слуховой трубы. На другом, несмотря на жару, были наглухо застегнуты черная рубашка и жилет, и джинсы на нем были черные. "Ну входит негр в бар, мокрый, конечно. Дождь-то не прекращается. Негр промерз, кричит с порога: мне белого! И как можно сущее!" Здравствуйте, пожалуйста, такой анекдот. "А карпа резать некрупно, – бубнил Ботаника. – В муке обвалять, в масле обжарить. Ломтики лука отдельно. Красное вино отдельно. А потом партию в шахматишки".
Сдержанная, притершаяся компания.
Заказав пива, я пригляделся к будущему тестю.
Вчера, похоже, он не ограничился тремя рюмками анисовой. А может, с Натальей Николаевной играл в шахматы. На изрезанном морщинами лбу выступил блаженный пот. "Дело в системе, – солидно бормотал Циолковский. – Игра на бирже, дарвиновский отбор, шахматы, различные модели экономической конкуренции". – "Вот, вот, шахматы, – блаженно соглашался Ботаник. – Сегодня навалишь в штаны, а завтра, глядишь, совершил подвиг".
Слова Ботаника мне понравились. Я призывно помахал рукой.
Но будущий тесть не смотрел в мою сторону. Может, специально.
У каждого места своя душа. У открытых лесных полян душа светлая, солнечная, у городских свалок – угрюмая, с душком, с влажной гнильцой, с глубокими тенями, у тихих омутов – смутная, с неясными силуэтами робких утопленниц, а вот душа "реанимации" отдавала мочой и пивом. "Из последних математических моделей ясно следует, что мы просто не могли появиться в этом мире". Мысленно я поаплодировал Циолковскому. Решил: поболтаю с Хорем и Калинычем, примкну к ним.
"Знаешь, что я сейчас вытворила?" – услышал я, вынув из кармана дергающийся мобильник. В отделе Инессы (цветное стекло) все девчонки знали, что у Архиповны каменное холодом сердце. "Замуж вышла?" – ни с того, ни с сего понадеялся я. – "Если бы! – обрадовалась Инесса. – Я месячную премию спустила в бутике". – "Поздравляю!" – "Тебе понравится, Кручинин. Во-первых, кислотные гольфики с отдельными пальчиками, во-вторых, чулочки-сеточку…" Потрепанное пучеглазое существо в пыльных шароварах и в таком же пыльном пиджаке всплыло рядом с моим столиком. "Если зайдешь вечером, я тебе продемонстрирую пальчики". – "Привет тебе, человек!" – сказало всплывшее существо. – "Я не знаю насчет вечера, но перезвоню!" – "Привет тебе, человек", – повторило пыльное существо. Видимо, прилетело из другой галактики. – "Видишь, какая пыльная на мне одежда?" – Я кивнул. – "Рассказать, как следует жить, чтобы одеваться почти как я?" – Я кивнул. Конечно, не походил он на Хоря и Калиныча. – "Я прожил большую поучительную жизнь, – заявило пыльное существо. – Пропил двухкомнатную "хрущевку". Выгнал на улицу беременную жену. Ребенка отдал в детдом. Мошенничал. Сидел. Лечился. В спецлечебнице споил лечащего врача". Вряд ли список его темных дел этим ограничивался, но со стороны пивного киоска крикнули: "Эй!", и существо в пыльном пиджаке мгновенно развернулось к киоску.
– Эй, чего стоишь?
– А чего тут такого?
– Эй, давай в подсобку!
– А чего там такого?
– Ящики уложить надо!
Видимо, это было заманчивое предложение, потому что товарищ Эй беспрекословно отправился в подсобку.
9
"Кластеры… Волновые коллапсы… Социальные революции тоже вызываются притяжениями…" У Циолковского много чего скопилось на душе. "Ход коня можно расценивать и так…" – поддерживал Ботаник.
– А мне – две!
Судорожные глотательные движения.
Для новоприбывшего "реанимация" не являлась информационным пространством. Он жаждал. Он поводил удлиненной, как у гуся, головой, мутные глаза помаргивали. Великий немецкий поэт Гете считал, что человеческий череп каким-то образом развился из последнего шейного позвонка. Жалко, он не видел моего визави: один взгляд на него делал теорию немецкого классика стройной и убедительной.
– Ты ведь Шурка?
– Предположим, пожалуйста.
Хорь и Калиныч не удивился. Наверное, считал, что истинный интеллигент так и должен разговаривать.
– Пиво холодное.
– Извините, спасибо.
– Ты что такое несешь?
В кармане у меня, кстати, лежал конверт. При удобном случае я должен был как бы случайно выложить его на столик. На конверте женской рукой было начертано: "Шурке Воткину". Но, похоже, Хорь и Калиныч меня узнал.
– Я у тебя пять кусков занимал!
– Извини сердечно, – догадался я.
Хорь и Калиныч опять не удивился. Наверное, правда считал, что спивающиеся интеллигенты именно так разговаривают. По его мутным счастливым глазам было видно, что он давно не встречал такого дурака, как я. Кривая грязная рука без стеснения залезла в мой пакетик с орешками. Компания Ботаника его интересовала, а вот на товарища Эй он несколько раз обернулся. Завершив в подсобке таинственные, но, видимо, необходимые работы, товарищ Эй раскладывал на мятой газетке закусь. У них там, в другой галактике, понял я, пробку из бутылки обычно вышибает бритый татарин. Они такого возят в специальном отсеке фотонного звездолета.
– Бабками интересуешься?
– Спасибо, пожалуйста.
– А фотками?
– Извини сердечно.
– Если хочешь бабки, без фоток нельзя.
Хорь и Калиныч явно считал, что я понимаю его тарабарщину.
– Это раньше просто было. Стрельнул и жди, когда по телику объявят, что ты не промахнулся. – Хорь и Калиныч ясно видел, какой перед ним дурак. – А нынче, Шурка, скажу так, друг сердешный, всех отстрелянных по телику не покажешь. Никакого времени на это не хватит.
– Да пожалуйста!
– Точно принесешь?
– Ну да, только не тебе.
– Это почему не мне? Это почему так?
– Да морда у тебя извините, пожалуйста.
– Ты чего это, чего? – задергался, заморгал Хорь с Калинычем. – У нас все честно.
Он даже перекрестился. Он даже мысли такой некрасивой не допускал. Чтобы сбежать с бабками, да ты что! А не веришь, так вместе пойдем! Видно, что врал. Видел, какой я дурак. Кто это нынче водит исполнителя к заказчику? Врал, конечно. Все в нем пело от восхищения. Наверное, любил дураков.
– Точно берешься? – для него, оказывается, это было просто. – Точно принесешь фотку?
– Извини сердечно.
– Мне тебя всяко рекомендовали. Сечешь?
Я неопределенно пожал плечами.
– Давай завтра увидимся.
– Это зачем?
– Ну ты, Шурка! – ликовал Хорь и Калиныч.
Подошла подавальщица и молча сунула мне мокрую бумажку, на которой от руки было написано "Семь сорок".
– Это что? – спросил я.
Подавальщица возмутилась:
– Сдача, алкаш! Допиваются так, что денег не видят. Мы мелкую сдачу так сдаем. С мелочью возиться – себе дороже. В другой раз придешь, записку учтем, не потеряй только.
Ладно, решил я. Такая выдалась неделя. Архиповны улетела, не звонит, зато приехали пожилые родственники. Архиповна на другом материке, зато Инесса купила кислотные гольфики, а Лина настаивает на горячем душе. Роальд не доверяет настоящего дела, зато Хорь и Калиныч готов заказать мне мокрое дело. Куртизанка-партизанка готова жить у моря и питаться семгой, зато товарищ Эй пьет водочку без закуски. Хватит с меня. Сейчас сменю воду в аквариуме, заберу Ботаника и пойдем мы с ним говорить о других мирах, о чужом светлом разуме, о галактиках и молчании Космоса.
Туалетом "реанимации" не располагала.
Зато крапива на пустыре вымахала по плечи.
Седая, тучная, щедро политая, стояла в наклон. Под ногами поскрипывало бетонное крошево, стекло, сминались мерзкие белесые грибочки, от их вида тошнило. Обрывки бумаг, разбухшие окурки, плевки. "И толстый-толстый слой шоколада".
Ударили меня сзади.
Бутылкой. Чтобы не строил иллюзий.
Ноги сладко ослабли. Седые метелки метнулась к глазам.
"Семь сорок", мелькнуло в голове, не дай Бог, потеряю сдачу.
Глава третья.
"Хлюстра упала старому графу на лысину…"
10
Ночь я провел у Роальда.
Голова болела. Архиповна не звонила.
Утром Роальд ушел, смерив меня сложным взглядом.
Зато появился Леня Врач. Большая коробка. Пакет с продуктами. Потрепанная папка с бумажной наклейкой "Дело Стрельниковой". Внимательно ощупал шишку на моей голове.
"Бутылкой?"
"А то!".
"Хочешь поговорить об этом?"
"Извини сердечно".
"Графиня хупалась в мирюзовой ванне, а злостный зирпич падал с карниза".
Раньше я думал, что Леня сам придумывает заумные изречения, но оказалось, что принадлежат они знаменитым русским поэтам серебряного века. Все равно, крейзовая личность. Врач по профессии. Врач по фамилии. На Сыскное бюро работает семь лет. "Пересажаем всех преступников, вернешься к лечебной практике, – ободряет Леню Роальд. – Лечи пока не отдельных больных, лечи пока все общество".
Лечить общество Лене нравится. Живет в пригороде, пользуется электричкой. В кармане томик Жана Жене – на французском. "Через две минуты, когда Люсьен оказался в моих объятиях, я схватил его за волосы, чтобы посмотреть ему в лицо, и увидел, что он плачет. И тогда в моей душе воцарился покой, от того, что я утешил Люсьена. Я гордился даже тем, что я – причина слез, источник радости и страданий этого малыша". Ничего гнуснее текстов Жане я не встречал, но Врачу по душе. А сам он нравится девушкам и цыганкам. Они летят на Леню, как на огонь. "Позолоти ручку!" – "Хотите об этом поговорить?" Цыганки хотят. Девушки хотят. Может поэтому Врачу постоянно стоит пруха. Если потеряет кошелек с зарплатой, непременно найдет мятый червонец. Если пьяные лбы отберут сумку с продуктами, успеет сесть в переполненную электричку. Если выбросят из вагона на пятом километре, книжка Жене не выпадет из кармана.
"Взнуздав бензиновых козлов".
Коробка на столе беспокоила меня.
Оказалось, игрушка. Видимо, тот пазл, который принесла Осьмеркина.
Сантиметров тридцать по диагонали, бортики высотой сантиметров в десять. Непонятно, зачем называть красивую женщину сукой из-за такой ерунды. Что-то вроде игрушечного катка для лилипутов, только залит он не льдом, а полупрозрачным желе. Пластик? Я осторожно поскреб ногтем по бортику. Пластик? Не похоже. Но и не металл. Врач засмеялся и рывком наклонил коробку.
"Прольешь!"
Но желе только отвисло нежной и сексуальной складочкой.
11
Косясь на дурацкую игрушку, я раскрыл папку.
Машинально. Врач принес ее не для меня. Роальд не поручает мне розыскную работу. Бумаги – пожалуйста. Считается, что для Кручинина бумаги – дом родной.
Вопрос: Он склонял вашу жену к половому акту?
Ответ: Да нет. Он просто душил. Удавку набросил и душил.
Вопрос: А вы? Что вы делали в это время? Вы не хотели ей помочь?
Ответ: Я отвернулся. Я думал, он не станет тянуть. Я же не знал, что он будет так. Я думал, он быстро все сделает, а он душит и орет про все эти собачьи свадьбы. Душит и орет.
Вопрос: Собачьи свадьбы? Что вы имеете в виду?
Ответ: Да чепуха всякая. Бабьи сказки. Родители жены раньше жили в деревне. Сейчас они живут в Бердске, а раньше у них был домик в деревне. Потом построили плотину и морем затопили ту деревеньку. Там много тогда затопили деревенек, никто про них и не помнит. В той, где моя жена родилась, в каждом доме строгали игрушки. Деревянные. Солдатиков, коней, кубики. А еще пазлы делали. Началось со старого деда Стрельникова, он чуть не с первой японской принес в мешке что-то такое. Я толком не знаю. Говорят, из-за той игрушки у дома Стрельниковых всегда болтались стаи местных собак. Дед из ружья в них палил. Они отбегут, повоют и снова вернутся. Будто мясом их манят. Мне Аська рассказывала. Я ведь как думал? Я так думал, что этот тип сразу ее кончит. А он душит и орет. "Вы что там, подполья в своих домах землей засыпали?" Придурок! Я не сразу понял, что он про ту затопленную деревеньку. Зачем подполья засыпать, если их вода затопит? Кричу: "Кончай!" А он то душит, то орет. То душит, то орет.
Такой вот интересный разговор следователя и подозреваемого.
Врач ко мне больше внимания не проявлял. И папку не отбирал. Сварил кофе, налил чашку и снова уставился на пазл. Как бабуин на жука. Обычно пазл – это некий картонный лист или пластмассовая рамка, исчерченная на квадратики, которые следует заполнить подобранными по цвету и конфигурации детальками. Если они попадут на нужное место, в рамке или на картонном листе появится панорама заснеженных гор, или, может, полосатая тигрица, или необыкновенный цветок.
А тут просто коробка, заполненная полупрозрачным желе.
И при любом надавливании, даже самом легком, в сумеречной глубине, как нежные зарева, – разливы цветных огней.
12
Банальная, в сущности, история.
Два года назад пропала молоденькая парикмахерша Ася Стрельникова.
Родилась в деревне Антоновка, жила в Бердске, потом переехала в Новосибирск. Там закончила парикмахерские курсы, зарабатывала немного. Муж (бывший инженер обанкротившегося завода) торговал на черном рынке ворованными радиодеталями. Там же познакомился с Юлей Ключниковой.
Вопрос: Расскажите о ваших отношениях.
Ответ: Я же говорю, я полюбил. Я сразу полюбил. Юля особенная, я ее по-настоящему полюбил! У меня раньше такого не было. (На вложенной в папку цветной фотографии улыбалась миленькая девушка. Колени, бедра, грудь – взгляда не оторвешь, но глазки гадючьи). Вы же видели ее.
Вопрос: Это она подсказала вам способ избавиться от жены?
Ответ: Как вы можете! Она чудесная! Она мне даже подавать на развод запрещала. Ты, говорила, дурачок, подашь на развод, вот все тобой нажитое курице и достанется.
Вопрос: Под словом "курица" гражданка Ключникова подразумевала вашу жену?
Ответ: Ну, а кого еще? Она точно курица, только бы кудахтать, никакого толку от нее нет! Мы с ней фактически уже больше года семейной жизнью не жили. Никакой близкой жизни. Юля права. Я бы развелся, да все ведь досталось бы этой курице! И квартира, и "жигуленок", и стиральная машина. Разве парикмахерша столько заработает?
Вопрос: Как долго вы торговали ворованными радиодеталями?
Ответ: Не знаю. Год, может. Какая разница? На деталях не написано, что они ворованные. Я детали у проверенных людей брал. Сейчас везде много неучтенного товара.
13
Я провел пальцем по поверхности желе.
Пальцы кольнуло холодком, как электрическим током.
В таинственной глубине, в безмерных провалах загадочного темного желе, будто в ответ на мое прикосновение, опять полыхнуло зарево.
– Да ты не бойся!
Врач всем кулаком ударил по желе.
Я вздрогнул. Вот чудо! Ни всплеска, ни брызг.
Зато голубые глаза Врача сверкнули. Он давно осознал, что чудес в природе больше, чем совершенных законов. Это давно заставило его обратиться к отчаявшимися душам. К примеру, лечил алкашей. "Хотите поговорить?" – Они хотели. – "Хотите выпить?" – Они не хотели. – "А будете пить?" – "Будем!" – Алкаши уходили от Врача скорбные, с печалью в глазах. Он лечил психов. "Хотите поговорить об этом?" – Они хотели. – "Хотите зарезать соседа, о котором говорили?" – "Нет, не хотим". – "А если нож попадет под руку?" А однажды явилась к Врачу вообще зареванная толстушка с глупыми овечкиными глазами. Она была глубоко и насмерть убеждена, что ее презирают. Бомжи, соседи, учителя, подружки, ребята из параллельного класса, космонавты, герои труда, даже президент РФ и тот считает, что она глупая, смотреть на нее противно.
"Хочешь поговорить об этом?"
"Конечно, – всхлипнула толстушка. – Все, все ненавидят меня!"
"А так оно и есть, – согласился Врач. – А еще ноги у тебя коротенькие и толстые. И волосы рыжие, смотреть противно".
И начал задавать вопросы. Вот кто больше всех тебя достает. Мальчишки или девчонки? Ах, мальчишки! Понятно. Учителя или учительницы? Ах, учителя! Тоже понятно. Президент РФ или губернатор Санкт-Петербурга? Ах, президент! Тогда еще понятнее. "Ты, наверное, романтическими книжками зачитываешься?"
"Ага. Я всяко читаю".
"Что читала вчера?"
"Ну, эту… Про метелку… А у нее хундик…"
"Дама с собачкой! – догадался Врач. – Это хорошо. Думаю, есть у тебя шанс!"
"Только один?" – испугалась овечка.
"А тебе мало?"
"Мне и тысячи не хватит".
"Тебе сейчас сколько лет?!
"Около шестнадцати".
"На такой возраст даже Эйнштейн клюнет. Хочешь заполучить весь мир?"
"В свои руки?"
"Ну да".
"Хочу!"
Другого ответа Врач не ожидал.