* * *
Слесарь Анатолий Шпонкин пятнадцать лет работал в домоуправлении - менял фитинги, краны, чистил канализации, устанавливал батареи и водонагреватели. С ним жили жена Галина и дочь Люба, которая училась в медицинском колледже. На работе у Анатолия отсутствовал карьерный рост, и была небольшая зарплата.
После института Анатолий работал на стройке прорабом, строил на Севере промышленные объекты, и молодой семье удалось переехать из общежития в собственную двухкомнатную квартиру. Жили нормально: не шиковали, но и не бедствовали. Когда стройка закончилась, Анатолий и устроился в домоуправление. Частенько стал выпивать с местными работягами, сначала за чей-то день рождения, потом за какой-нибудь праздник, за окончание недели и в конце концов просто так, от тоски. Жена работала поваром в столовой, к сорока годам располнела, заработала варикоз и совершенно не походила на ту стройную восемнадцатилетнюю девушку, за которой бегал молодой студент Толя. От неё пахло то рыбой, то сырым мясом, то луком. При этом она была глубоко верующей, ходила на литургию в храм и читала молитвы перед сном. У Любы шел период активного полового созревания, сопровождающийся её гиперэмоциональностью. Отец выпивал на работе, приходил вечером домой и засыпал до следующего дня. Если не выпивал, то приходил, ужинал и заваливался на софу смотреть телевизор. Мать после рабочего дня трудилась еще и дома, выполняя все каждодневные хозяйские дела. Дочь приходила из школы и шла гулять с взрослыми мальчиками. Среди членов ячейки советского общества плел сети бес Охахон, а распутывать узлы пришлось хранителю Антипу.
Не бес первый пришел в дом, Анатолий сам его привел. Как-то после тяжелой чистки сливной ямы, он решил выпить в комнате отдыха при ЖЭКе с собутыльниками по двести грамм. Стоило мужчине произвести заветную фразу: "Черт возьми!", когда коллега Василич пролил на паркет полрюмки водки, как тут же Охахон подсел к нему и начал искушать злоупотреблением алкоголя. В результате уловок весьма изощренного беса, Анатолий едва пришел на ногах и лег спать в коридоре. Галина решила, что выяснять отношения с мычащим бревном не имеет смысла, она кое как перетащила его в постель, раздела и улеглась рядом спать.
Тем временем, Антип распугивал плазменным жезлом чертей, замаскировавшихся под купидонов, которые запускали энергетические заряды сторону Любы. Ее хранитель Бенигно сильно пострадал в схватке с бесом, руководившим этими чертями, и сейчас набирался сил в Небесных Покоях. Сверху Антип получил четкое указание не допустить её совращения и незапланированной беременности.
Охахону очень не понравилось присутствие набожной супруги рядом с пьяным Анатолием, так как чистая душой Галина была очень сильным препятствием для целей беса. Бес подготовился к дистанционному программированию своего "клиента", чтобы тот ругался с женой, не общался с дочкой и продолжал пить до тех пор, пока не откажет сердце. Зная о возможностях и силе Охахона, ему доверили совращение всей семьи целиком. Миссия эта была крайне непроста, и многие бесы, усмехаясь, ждали, когда эта непосильная ноша сломает спину их "собрата по цеху". Охахон попробовал приблизиться к Анатолию, лежащему рядом с Галиной. У беса затрещали рога, заломило во лбу и стали зудеть копыта. Охахон зарычал и впрыгнул в комнату Любы. Она уже легла спать недовольная тем, что местный хулиган Славик начал было её обнимать в подъезде, но тут же сбежал, испугавшись звука ключа в двери.
Наутро Антип спустился с неба после подзарядки в энергетической ванне и удивился наглости беса. Нечистый сидел на кухне на коленях Анатолия и осквернял пространство. Супруги ожесточенно орали друг на друга. Жена корила мужа за то, что он превращается в алкоголика, а муж упрекал жену в её телосложении и уклонении от супружеского долга.
Охахон начал пританцовывать на кухонном столе, стучать перед женщиной на гнев-бубне, небезуспешно выманивая супругов на еще больший разлад. Антипу стало душно от сгустившейся атмосферы зла, но терпеть подобное зрелище он не намеревался. Пока конфликт не достиг апогея с применением рукоприкладства, хранитель достал из кармана склянку со святой водой и стал окроплять стены, пол и потолок помещения. Охахону капли попали на брюхо и копыта, от этого он запрыгал словно ужаленный и выбросился в окно. После этого супруги притихли и молча позавтракали, лишь Галина недовольно смотрела исподлобья на мужа, с мрачным сопением ворошившего котлету вилкой.
Хранитель не ожидал от женщины, которая регулярно ходит в церковь и молится по ночам, столь обильного проявления злости и осуждения. Тут, наконец, появился ее хранитель Амато. Чтобы она пришла в себя, он погладил ее по голове и направил в комнату подумать о своем поведении. Охахону гораздо важнее было отучить Галину молиться и креститься, посеять в её голове сомнения, чем провоцировать в этой спокойной и твердой женщине гнев на мужа. С Анатолием у беса уже была налажена крепкая связь через алкоголь. В дни трезвости подопечного, Антип пытался сконцентрировать его на семейных ценностях, шахматах, футболе и военных историях, но рюмка и бутылка каждый раз перевешивали все остальное.
Чтобы принести боль и злость в семью Шпонкиных, Охахон договорился с чертом Шмыгой, чтобы тот вселился в хулигана Славика, к которому был прикреплен, и совершил над Любой насилие, а потом запугал, чтобы никому не рассказала.
Об этой готовящейся авантюре хранителю Антипу донесли ангелы-зрящие, которые вовремя расшифровали перехваченную информацию.
В назначенный день Люба засобиралась в кино со своим ухажером, который беспечно улыбался и не знал, какое место ему уготовано в планах Охахона. Анатолий спал, выдыхая перегар, а Галина не могла унять в себе чувство волнения, подогреваемое Антипом и Амато. Хранители ходили по пятам за женщиной. Охахон надеялся проводить Любу в кино и совершить задуманное, но сильно злился от того, что делают его лютые враги с женщиной. Антип словно знал о готовящемся покушении на Любу, которое повернула бы её жизнь в другое русло, испортило представление о мужчинах и в будущем не позволило создать полноценную семью. И вот хранитель получил сигнал с неба, что следует всеми доступными методами оставить Любу дома.
Когда девушка уже накрасилась и надела колготки со звездочками, мать зашла в комнату и заявила, что та никуда не пойдет. В ответ дочь сердито сказала, что лучше бы мать пила водку вместе с отцом и не строила из себя наседку. Галина не знала, как объяснить свою строгость, встала на пороге, загородив проход в коридор, и рассказала, как она видела Славика, целующимся с какой-то смазливой девкой. Люба не поверила, начала топать ногами и поминать нечистую силу, но поняв, что маму Галю не переубедить и не оттолкнуть, плюхнулась на диван и зарыдала.
Охахон, будучи свидетелем этого семейного скандала, почесал рога и присел рядом с пьяным Анатолием. Бес не понимал, что происходит: все планы развалились, Люба осталась нетронутой дома, и бурбулятор зла заполнен всего на треть. Порассуждав сам с собой, Охахон решил, что и так все по плану, Любу можно оприходовать не Славиком, а кем-нибудь другим, но Галину надо срочно изолировать от семьи. Злобно зыркнув на Антипа, который успокаивал Любу, бес спустился в свой сектор, завершить отчетные дела.
Хранитель догадывался, что Охахон замышляет что-то против Галины и остался сторожить квартиру от посягательств нечистой силы.
Вернувшись к своей жертве, Охахон чуть было не закипел от злости. Галина пекла блины на кухне, Анатолий делал зарядку, а Люба убиралась в своей комнате. Антип вывел весь запах перегара из дома и очистил его от эманаций зла, разбросанных бесом перед уходом. Ночью на помощь хранителю Антипу прилетели друзья - Амато и набравшийся сил Бенигно, хранитель Любы. Втроем они до утра взывали к добродетелям всех членов семьи.
К обеду случилось еще более неприятное событие для беса - все Шпонкины вместе пошли в храм на воскресную службу вместе с довольными хранителем. По дороге бес пытался внушить Анатолию купить бутылку пива, всячески старался заплести Галине ноги, чтобы она упала и получила тяжелую травму, а над ухом Любы звенел адским колокольчиком, навевая мысли о Славике. В отчаянии Охахон запрыгнул на шею цыганке, которая стояла возле пивного ларька, столкнул прочь сидевшего на ней черта и скомандовал просить мелочь у приближающейся процессии. Увидев её перед собой, Галина начала креститься и говорить вслух молитву, отчего та, не успев ничего сказать, отскочила в сторону как ошпаренная и упала в открытый люк, где работали водопроводчики. Снизу послышались громкие ругательства работяг.
Несмотря на все уловки Охахона, ведомые хранителями родители и дочь благополучно дошли до церкви, где бес уже не мог их преследовать. Во время пребывания в храме Анатолию стало плохо и он кратковременно потерял сознание. Когда он пришел в себя, то увидел бабушку в косынке напротив, которая строго произнесла: "Будешь пить - ноги отсохнут!". В конце службы батюшка благословил Галину, Анатолия и Любу на добрые дела и велел впредь не браниться и не безобразничать, а Любе сказал, чтобы хранила целомудрие до нужного времени, а не шла на поводу у похоти.
Охахон сидел за двести метров на плечах у цыганки, стучал ей копытом по голове, невзирая на слабые попытки черта вернуться на свое законное место, и никак не мог понять причины такой разительной перемены в семье Шпонкиных, а больше всего ему не давали покоя мысли об Анатолии, который вместо того чтобы спать или похмеляться, взял да и пошел набираться божественной энергии в церковь. К вечеру бес явился в квартиру Шпонкиных, но не увидел в ней никого из людей, потому что они стали невидимыми для нечистой силы. На самом деле Анатолий убирался в квартире, жена старательно готовила ужин, а Люба готовилась к экзаменам в медицинском колледже. Охахон был опытным бесом и все понял. Злобно покосившись на Антипа, Бенигно и Амато бес вылетел в окно и направился в дом напротив, где проживала чета алкоголиков - семью Кучиных уже давно совращали два не сильно умных черта, потому облапошить и обобрать их было для Охахона делом быстрым и верным.
* * *
Богатый бай Джамуха Аль Насри носил печатку на пальце. Ему подарил её один заморский богач на самаркандском базаре. Бай надел украшение на безымянный палец и очень гордился этим подарком. Каждый раз при удобном случае демонстрировал руку своим гостям и знакомым баям. Печатка действительно была качественного изготовления и символизировала успешность своего обладателя. Шайтан Эргашир заметил такую нездоровую страсть к вещам и решил проработать бая. Эргашир давно уже имел удовольствие искушать представителей рода Аль Насри, поскольку у тех всегда имелся целый букет пороков - скупость, гневливость, похотливость, жестокость. На этих баях Эргашир поднялся от уровня мелкого духа-вредителя до шайтана с большими возможностями.
У бая Джамухи было три жены и пятеро детей. Любая из них могла получить плеткой, если сделает что-то не так, или лицо ее покажется мужу слишком унылым. Эргаширу противостоял хранитель Алнухдин. Он как мог боролся за спасение бая, но опыт предшественников подсказывал, что согнать беса с насиженного веками места почти невозможно. Алнухдину оставалось только с печалью смотреть, как его визави утаскивает в Подземелье целые поколения семьи Аль Насри. Один раз он попытался встать у беса на пути, в открытую бросив ему вызов, но пропустил такой сильный удар, что надолго пропал с Земли, восстанавливаясь в Небесных Чертогах.
Однажды у бая заболел тот самый палец, где сидела печатка. Сначала он терпел и никак не связывал недуг с украшением, но вскоре даже для него это стало очевидно. Бай в отчаянии задумал распилить печатку, ведь полруки уже распухло, так и до мозга дойдет. Позвал он местного кузнеца и дал задание снять украшение с пальца. Кузнец попробовал, но подарок не поддавался.
Бай смотрел на печатку и будто слышал в голове ее сварливый голос: "Этот кузнец хочет забрать меня у тебя! Якобы починить, а на самом деле - чтобы заменить подделкой, а самому тихо носить твое сокровище у себя в подвале. Прогони его!"
Бай разгневался, отстегал несчастного плеткой и приказал убираться из его владений. Один хитрый звездочет прослышал о проблеме бая Джамухи и за несколько монет посоветовал ему найти того самого богача и убить, потому что печатка - прокаженная. Бай подумал и решил, что так и сделает, колдовство спадет и печатку снова можно будет носить. Уж очень она красивая, ни у кого такой нет. Но было непонятно, где этого богача искать - сейчас он мог быть в любой части света.
"Лживый звездочет хочет навлечь на тебя беду - после убийства знатного и уважаемого человека он придет со стражей и обвинит тебя, а когда тебе отрубят голову - попросит печатку в награду и будет меня носить, всем хвастаться! Вон! Пусть убирается!" - исступленно шептал уже знакомый голос прямо внутри черепа Джамухи.
Разозлился бай напал на звездочета, отобрал свои монеты и подбил звездочету глаз за его невнятный совет и пустое словоблудие. У бая уже вся рука посинела и стала неметь. Палец под печаткой часто пульсировал, отчего было еще больнее.
Через некоторое время к баю явился какой-то старик и сказал, что знает, где живет тот богач. Чтобы рука поскорей прошла, нужно ублажить жадность этого колдуна.
Голос на удивление Джамухи не нашел в этом плане ничего опасного и посоветовал прислушаться к мудрости убеленного сединами человека.
Бай прислушался и передал через старика мешочек золотых тому самому богачу-колдуну. Когда старик ушел, к Джамухе на разговор пришли трое сыновей, пожелавших узнать, куда ушло семейное золото. Он прогнал их и не стал ничего объяснять.
Через неделю вызвали лекаря и тот сообщил, что руку с печаткой нужно срочно отрезать, иначе бай умрет от заражения крови. Жены плакали, а дети молча стояли в дверях. Жить в достатке Джамуха любил все же больше, чем печатку, потому согласился. Старший сын хмуро посмотрел на остальных братьев и вышел из покоев.
Через месяц за обедом однорукий бай выпил полпиалы шербета, выпучив глаза, схватился за горло и умер прямо за столом. Сыновья над его телом стали выяснять, кому из них теперь предстоит носить печатку отца. Старший сын ударил младшего и разбил тому губу. По закону именно старшему сыну должна достаться основная часть наследства, и печатка в этот ключе была символом власти главы рода. Средний выхватил кинжал и всадил клинок в бок брата. Перешагнув через его тело, он подошел к лежащему лицом в плове отцу и срезал печатку с цепочки на мясистой шее. Младший брат, видя как затухает жизнь в глазах старшего, решил для себя, что обязательно отомстит за него и станет единственным главой рода.
Все трое в итоге отправились в ад вслед за баем, а шайтан Эргашир заслужил повышение до заместителя дива Джимархана.
* * *
Моряк Хуан, как только оказался на суше, сразу же побежал в местный бордель к падшим женщинам, чтобы быстрей выплеснуть свою страсть, так как он не знал женского общества уже восемь месяцев. Ангел Пепито летел за ним и кричал ему, чтобы он остановился и одумался, сходил в баню, поел или почитал Жюля Верна, но, влекомый бесом Овидайо моряк упрямо шел через весь город под дождем, и голове у него была одна лишь похоть.
Хуан зашел в холл, поговорил с хозяйкой, тучной, обильно намазанной пудрой и румянами женщиной. Он заказал себе высокую рябую девочку, и после оформления талона на час хмурый лакей с совершенно изможденным лицом проводил его по лестнице на второй этаж в номер с засаленными стенами и уймой насекомых. Страсть к подросткам у Хуана сохранилась с самого детства, когда он в возрасте десяти лет остался наедине со своей тринадцатилетней сестрой. Пепито остановился возле борделя, потому что на входе стояла группа чертей, поджидавших своих клиентов. Они нагло ухмылялись хранителю, а один из чертей под мерзкий хохот остальных стал демонстративно вилять туловищем перед Пепито. К входной двери подошел мужчина в черном балахоне, один из чертей проворно запрыгнул ему на шею и они вместе скрылись внутри. Ангел взлетел и проник в номер через окно.
Овидайо сидел в номере и с довольным видом наблюдал, как Хуан заламывает руки юной блуднице. Не все его устраивало в этой картине. Девушке нравилось, как с ней жестоко обращаются, а Овидайо ждал от Хуана большего насилия. Пепито с горечью наблюдал в окно за Хуаном и молился, чтобы тот хоть раз его услышал. Вдруг он увидел в углу ангела Исмаила, который лил слезы и вел себя неподобающе для хранителя. Овидайо не нравилось присутствие рядом двух оппонентов, но идти на конфронтацию не хотел, потому что был уже стар и немощен для энергетических драк. Ему вполне хватало силы влияния на моряка, благодаря чему бес не позволял хранителю приблизиться к нему.
Ангел Исмаил поведал Пепито, что его подопечная проститутка раньше была примерной девочкой из бедной семьи, но однажды её изнасиловали бандиты по дороге с рынка и с тех пор он не может достучаться до её перекошенного сознания. Пепито попросил Исмаила залезть на крышу борделя и помочь ему обмануть старого беса. Ангелу выделили для борьбы за душу Хуана редкий артефакт. Оболочка у бесов или чертей после их гибели сохраняется крайне редко: темная энергия либо рассеивается, либо ее всасывают в бурбулятор или пожирают случившиеся рядом черти. Но иногда ангелам все же удается заполучить один из фрагментов безжизненной оболочки только что погибшего черта или беса. Из таких лоскутов тьмы искусные небесные мастера и "сшили" специальный "костюм-личину поверженного беса". Хранитель достал его, надел, Исмаил застегнул ему молнию на спине, и Пепито стал похож на настоящего лукавого. Затем он достал из сумки рога, прицепил черный хвост и надел для дополнения образа красные кружевные трусы. В таком одеянии хранитель решил предстать перед Овидайо и дальше действовать по обстановке, главная цель - притупить бдительность беса и подобраться поближе к Хуану, чтобы прокричать ему прямо в ухо слова предостережения от страсти и похоти. Делать все нужно было очень быстро, так как гримасничать ангелы не умели, да и такой костюм сильно "жал" Пепито: темная материя, даже будучи мертвой, постепенно разъедала защиту и поглощала его внутренний свет.
Когда хранитель проник обратно в комнату, Овидайо зашипел и сказал, что эта территория занята, и мешать ведущейся тут работе - значит бросить прямой вызов его начальству. Пепито представился бесом-ревизором Джакопо и сказал, что как раз для инспекции работы означенного Овидайо и явился. Бес закашлял, суетливо вскочил и угодливо склонился перед инспектором. Он поманил уважаемого Джакопо и жестом пригласил на кровать к людям поучаствовать в оргии, чтобы тот непосредственно убедился в качестве многолетней работы.