Ужас заключался в том, что Вика не плакала. Ее будто парализовало, и лишь расширенные, темные от ужаса глаза выдавали состояние девочки, и еще Джейн видела, что Вика часто и коротко дышит. Бандит прижимал ее к себе за шейку, левой рукой. Казалось - нажмет чуть сильнее, и все. В правой террорист держал небольшой лучевик, медленно водя стволом вправо-влево, палец на спуске.
Кто пошевелится - убью девчонку, - пообещал пообещал громила, зыркая поверх голов. Незаметно, по сантиметру в секунду, Джейн стала приподниматься в кресле. Дальше все должно быть мгновенно. Прыжок-удар-толкнуть ребенка на пол.
- Мама, - пискнула Вика и захрипела - волосатая лапа сдавила шею.
Джейн прыгнула.
Мгновенно разжавшаяся пружина тела вложила все силы в этот удар. Хрустнула под костяшками пальцев разбитая гортань, глаза преступника закатились.
Джейн с силой швырнула Вику на пол, под ноги сидящим пассажирам, крикнув: "Лежи!" Перехватила лучевик из ослабшей руки врага, и наблюдая, как бандит падает, еще успела подумать: в кои-то веки, чуть не впервые в жизни, навыки риско оказались по-настоящему полезными.
Она не видела - в противоположном конце прохода стоял другой террорист. Совсем молоденький, тонкий пушок едва пробивался на верхней губе. И целился в Джейн из лучевика. судорожно сжимая его двумя руками. Поворачиваясь влево, женщина успела окинуть взглядом салон. Засекла вдали еще одну черную фигуру в маске - но перед глазами вспыхнул яркий свет… Как в тире, Джейн автоматически нажала на спуск, а что-то очень горячее уже воткнулось в бок и руку, неумолимо разрезало тело там, внутри. Боли не было совсем, только подкосились ноги. И падая, Джейн подумала - как странно, что боли нет…
Агнию вчера увезли в Соколов Ручей, прямо с похорон. Все уехали, а детей Алексей взял домой, но с ними обещала прийти посидеть Ленкина тетя, баба Ира.
Агния ему вчера какую-то книгу сунула, и вот теперь Алексей вспомнил о ней, разбирая вчерашнее детское барахло. Книга там и была, в пакете с одеждой. Агния, садясь в машину, вдруг вспомнила, вылезла, подбежала к нему. "Вам это надо обязательно почитать!" Алексей повертел книгу в руках. Так он уже ее читал, давно, правда, но примерно еще помнил, о чем речь. Соловьев это был Владимир, "Три разговора", заложенные открыткой, и еще что-то, эссе какие-то.
Девочки как раз играли в куклы - приволокли все барахло в гостиную, на столе у них был замок, а на диване роща. Алексей не возражал, пусть себе играют. Борька в детской, судя по звукам, качался на подвесной лесенке.
Надо бы к Ленке пойти. Баба Ира придет скоро, тогда уж. Алексей вспоминал вчерашнее Ленкино лицо, и ему становилось страшно. Он ее никогда такой не видел. Как она пережила ночь в больнице, одна? Он бы посидел с ней и ночь, но дети…
Без Марии Петровны будет тяжело. Но о Ленке думать - совсем ужас. Страшно, потому что полное бессилие - чем помочь-то?
Алексей открыл книгу, перелистал.
Ну да, помнится еще… пророчества про желтую опасность… приход Антихриста. Чудеса. Всеобщее благорастворение воздухов. Он заметил еще одну маленькую закладку - на этой странице несколько абзацев были жирно отчеркнуты на полях красной линией.
"Он был еще юн, но благодаря своей высокой гениальности к тридцати трем годам прославился как великий мыслитель, писатель и общественный деятель. Сознавая в самом себе великую силу духа, он был всегда убежденным спиритуалистом, и ясный ум всегда указывал ему истину того, во что должно верить: добро, Бога, Мессию. В это он верил, но любил он только одного себя. Он верил в Бога, но в глубине души невольно и безотчетно предпочитал Ему себя. Он верил в Добро, но всевидящее око Вечности знало, что этот человек преклонится перед злою силою, лишь только она подкупит его - не обманом чувств и низких страстей и даже не высокою приманкой власти, а через одно безмерное самолюбие. Впрочем, это самолюбие не было ни безотчетным инстинктом, ни безумным притязанием. Помимо исключительной гениальности, красоты и благородства высочайшие проявления воздержания, бескорыстия и деятельной благотворительности, казалось, достаточно оправдывали огромное самолюбие великого спиритуалиста, аскета и филантропа. И обвинять ли его за то, что, столь обильно снабженный дарами Божьими, он увидел в них особые знаки исключительного благоволения к нему свыше и счел себя вторым по Боге, единственным в своем роде сыном Божиим. Одним словом, он признал себя тем, чем в действительности был Христос. Но это сознание своего высшего достоинства на деле определилось в нем не как его нравственная обязанность к Богу и миру, а как его право и преимущество перед другими, и прежде всего перед Христом. У него не было первоначально вражды и к Иисусу. Он признавал Его мессианское значение и достоинство, но он искренно видел в нем лишь своего величайшего предшественника - нравственный подвиг Христа и Его абсолютная единственность были непонятны для этого омраченного самолюбием ума."
Алексей пожал плечами. Ну да, дело, в общем, известное. Пролистнул страницу. И здесь кое-что было отмечено красным.
"Нестерпимая тоска давила его сердце. Вдруг в нем что-то шевельнулось. "Позвать Его, - спросить, что мне делать?" И среди темноты ему представился кроткий и грустный образ. "Он меня жалеет… Нет, никогда! Не воскрес, не воскрес!" И он бросился с обрыва. Но что-то упругое, как водяной столб, удержало его в воздухе, он почувствовал сотрясение, как от электрического удара, и какая-то сила отбросила его назад. На миг он потерял сознание и очнулся стоящим на коленях в нескольких шагах от обрыва. Перед ним обрисовывалась какая-то светящаяся фосфорическим туманным сиянием фигура, и из нее два глаза нестерпимым острым блеском пронизывали его душу… Видит он эти два пронзительных глаза и слышит не то внутри себя, не то снаружи какой-то странный голос, глухой, точно сдавленный и вместе с тем отчетливый, металлический и совершенно бездушный, вроде как из фонографа. И этот голос говорит ему: "Сын мой возлюбленный, в тебе все мое благоволение. Зачем ты не взыскал меня? Зачем почитал того, дурного, и отца его? Я бог и отец твой. А тот нищий, распятый - мне и тебе чужой. У меня нет другого сына, кроме тебя. Ты единственный, единородный, равный со мной. Я люблю тебя и ничего от тебя не требую. Ты и так прекрасен, велик, могуч. Делай твое дело во имя твое, не мое. У меня нет зависти к тебе. Я люблю тебя. Мне ничего не нужно от тебя.Тот, Кого ты считал богом, требовал от Своего сына послушания, и послушания беспредельного - до крестной смерти,- и Он не помог ему на кресте. Я ничего от тебя не требую, и я помогу тебе. Ради тебя самого, ради твоего собственного достоинства и превосходства и ради моей чистой бескорыстной любви к тебе - я помогу тебе. Прими дух мой. Как прежде дух мой родил тебя в красоте, так теперь он рождает тебя в силе". И с этими словами неведомого уста сверхчеловека не- вольно разомкнулись, два пронзительных глаза совсем приблизились к лицу его, и он почувствовал, как острая ледяная струя вошла в него и наполнила все существо его. И с тем вместе он почувствовал небывалую силу, бодрость, легкость и восторг. В тот же миг светящийся облик и два глаза вдруг исчезли, что-то подняло сверхчеловека над землею и разом опустило в его саду, у дверей дома. На другой день не только посетители великого человека, но даже его слуги бы- ли изумлены его особенным, каким-то вдохновенным видом. Но они были бы еще более поражены, если бы могли видеть, с какою сверхъестественною быстротою и легкостью писал он, запершись в своем кабинете, свое знаменитое сочинение под заглавием: "Открытый путь к вселенскому миру и благоденствию".
Это все понятно, подумал Алексей, но к чему это она? Она подразумевает кого-то конкретного? И при чем тут все эти туманные предостережения? Не понимаю.
"Эта удивительная книга сейчас будет переведена на языки всех образованных и некоторых необразованных наций. Тысячи газет во всех частях света будут целый год наполняться издательскими рекламами и восторгами критиков. Дешевые издания с портретами автора будут расходиться в миллионах экземпляров, и весь культурный мир - а в то время это будет почти значить то же, что весь земной шар, - наполнится славою несравненного, великого, единственного! Никто не будет возражать на эту книгу, она покажется каждому откровением всецелой правды. Всему прошедшему будет воздана в ней такая полная справедливость, все текущее оценено так беспристрастно и всесторонне и лучшее будущее так наглядно и осязательно придвинуто к настоящему, что всякий скажет: "Вот оно, то самое, что нам нужно; вот идеал, который не есть утопия, вот замысел, который не есть химера". И чудный писатель не только увлечет всех, но он будет всякому приятен, так что исполнится слово Христово: "Я пришел во имя Отца, и не принимаете меня, придет другой во имя свое, того примете". Ведь для того, чтобы быть принятым, надо быть приятным".
"Грядущий человек был выбран почти единогласно в пожизненные президенты европейских соединенных штатов; когда же он явился на трибуне во всем блеске своей сверхчеловеческой юной красоты и силы и с вдохновенным красноречием изложил свою универсальную программу, увлеченное и очарованное собрание в порыве энтузиазма без голосования решило воздать ему высшую почесть избранием в римские императоры. Конгресс закрылся среди всеобщего ликования, и великий избранник издал манифест, начинавшийся так: "Народы земли! Мир мой даю вам!" - и кончавшийся такими словами: "Народы земли! Свершились обетования! Вечный вселенский мир обеспечен. Всякая попытка его нарушить сейчас же встретит неодолимое противодействие. Ибо отныне есть на земле одна срединная власть, которая сильнее всех прочих властей и порознь, и вместе взятых. Эта ничем не одолимая, все превозмогающая власть принадлежит мне, полномочному избраннику Европы, императору всех ее сил. Международное право имеет, наконец, недостававшую ему доселе санкцию. И отныне никакая держава не осмелится сказать: война, когда я говорю: мир. Народы земли - мир вам!"
Алексей пролистнул до конца. Ну да, пророчество. Больше ничего красным отчеркнуто не было. Но он помнил дальнейший текст, оказывается, довольно хорошо - как сатанинский избранник вызвал представителей трех основных христианских конфессий, предложил им различные блага на выбор, и православный старец сказал, что главное в христианстве - это сам Христос.
- Пап, а можно мы вазу возьмем? - спросила Маша, - это у нас будет дворец.
- Ну возьмите, - разрешил он. Вспыхнул сигнал вызова. Алексей глянул номер - Славка, и включил ВН.
- Новости смотрел? - спросил второй пилот не здороваясь. Какой-то бледный он был и растрепанный. Алексей покачал головой.
- Не до новостей мне как-то.
- Посмотри новости и перезвони мне, - Славик отключился. Алексей потянулся за ленивчиком.
Шел очередной сериал. На экране возникла шеренга бравых космических легионеров в блестящей черно-серебристой форме на фоне Космоса. Завыла сирена, и строй рассыпался, легионеры побежали куда-то. Алексей переключился на новости.
- В столице начало строительство второго комплекса духовной культуры, так называемого града Веры. Уже заложены фундаменты Русского храма и храма Стихий…
Не то. Алексей выбрал меню. Сразу бросился в глаза алый и крупный заголовок.
УГОН САМОЛЕТА В ПУЛКОВО НЕ УДАЛСЯ
В коридоре зазвонили.
- Боря, открой! - крикнул Алексей и стал перебирать сообщения.
… В 8 утра группа националистических террористов совершила захват…
… полоса была перекрыта…
… жертвы среди пассажиров…
… линейный Аэробус, следовавший рейсом Санкт-Петербург-Челябинск…
Дыхание перехватило. Из прихожей донесся голос бабы Иры.
- Боренька, я вот вам теплого принесла покушать, а где папа?
- Спасибо, баба Ира, - солидно отвечал Боря.
…в самолете остались предположительно 18 заложников, из них, согласно показаниям захваченных террористов, одна женщина тяжело ранена…
Алексей вскочил, пошел навстречу Ленкиной тетке.
- Извините, что не встретил, разговаривал как раз. Вы слышали, что случилось? Ведь это у нас, в Пулково!
Да, баба Ира слышала и очень переживает, свечку вот зашла даже поставила. Алексей помог ей снять пальто, повесил его в гардероб.
- Извините, мне позвонить надо.
Он набрал номер Славки.
- Леш, ну что, понял? Что будет-то?
- На этом рейсе летела Джейн. И моя дочь, - сказал Алексей.
- Леш, я ничего не знаю об этом. Как на духу. Кто это был - даже не представляю. Но теперь… - Славка умолк. Теперь всех начнут шерстить, закончил мысленно Алексей.
На память вдруг пришло полное внимательное лицо - в камере и потом, во Владике на балконе. "Вы действительно бывший ликеид и военный пилот? Стаж какой?"
"Нам очень нужен хороший пилот".
Я, кажется, даже ведь знаю, кто это, подумал Алексей, но вслух этого, разумеется, не сказал.
- Слав, мне не до того сейчас, понимаешь? Надо ехать. Надо ехать, они, видимо, еще в самолете. Мало ли что. Поедешь со мной?
- Если подберешь, моя машина не на ходу, - мгновенно согласился Славка. Алексей договорился с ним - где и как, по ходу дела соображая, кому позвонить еще. Можно Дениса позвать, дьякона. Он служил раньше по контракту в десанте, восемь лет, воевал даже на Кавказе. Недавно вот женился, хочет в Соколов перебираться. Минуту Алексей соображал - жена у Дениса беременна. Но вряд ли там что-то опасное. Не пустят же их заложников освобождать. Просто - проследить, как и что, вытащить Джейн с Викой. Вдруг они ранены - спецназ ведь может и не озаботиться тем, чтобы вовремя к врачам доставить. Словом, ясно, что надо быть рядом. Алексей позвонил Денису.
Потом договорился с бабой Ирой, что та останется на ночь, сел в машину и поехал за друзьями и в аэропорт.
Если все будет нормально, думал он, то я еще к Ленке успею до ночи.
- Даже не представляю, - все дорогу бурчал Славка, - обычно наши знают друг друга. А тут…
- Это не ваши, - сказал Алексей. Он вел машину очень быстро, но аккуратно, легко перестраиваясь из ряда в ряд, шныряя между ползущими автомобильными змеями.
- Все равно… - начал Славка и замолчал. Алексей покосился на него.
- Не ваши, - повторил он, - знаешь, при всем сочувствии вашему движению… я тоже русский в конце концов. Но если бы я знал, что ты связан с организацией, способной стрелять в детей… Ради любых целей, хоть самых благих.
- Я не знаю, Леш, - сказал Слава, - я еще ни в кого не стрелял.
Алексей замолчал.
Ему тоже не приходилось стрелять в людей. Только сверху, ракетами. По базам, по фабрикам. Были ли там дети? Да, и много. У них и подростки воюют. Могли быть и малыши, и беременные женщины. Да и вообще мусульманские женщины - беззащитные, как и дети. К тому же не бывает систем наведения абсолютно точных. Это пропагандистский миф. Алексей сам видел разрушенные деревни.
- Я не стрелял, - угрюмо повторил Слава, - но бывает всякое. Довести можно любого.
- Все равно надо стараться не быть скотом, - вступил в разговор Денис с заднего сиденья, - я стрелял. Я знаю. И на войне люди ведут себя по-разному. И выбор всегда есть. Всегда.
Пулково было, разумеется, оцеплено. Часть здания аэропорта будто провалилась и горела, в небо валил черный дым. За цепью угрюмых солдат мельтешил народ, сияли белые машины "Скорой помощи" и пожарные красные. Стоял гвалт, выли сирены, радио невнятно бубнило какие-то объявления. Алексей пошел вдоль цепочки, размышляя, получится ли попасть вовнутрь. И вдруг увидел Вику.
Девочка не плакала. Алексей уже видел такое выражение лица у детей, переживших запредельный ужас - замкнутое, онемевшее, с расширенными глазами. Вика стояла возле небольшого синего микроавтобуса, и кажется, никому не было до нее дела.
Алексей подошел к одному из солдат, выбрав мужика постарше.
- Слушай, сержант. Будь другом, пропусти на минуту. Вон там, видишь, у автобуса девочка? Это моя дочь. Летела с женой…
Сержант коротко обернулся, потом уставился на Алексея.
- Не положено.
- Я только заберу ее. Ты же видишь, ребенок один.
Солдат посмотрел на Алексея, размышляя. Потом кивнул.
- Ладно, только туда и сразу обратно.
Алексей побежал к Вике. Хоть бы вспомнила. От шока может все, что угодно, забыть. Добежал до автобуса, присел перед Викой на корточки.
- Викушка! Ты меня помнишь?
- Папа, - неуверенно сказала девочка. И вдруг, всхлипнув, бросилась ему на шею. Алексей поднялся, держа ребенка на руках. Теплое тельце девочки мелко дрожало, и неуместно, наверное, невовремя, но вдруг Алексей почувствовал впервые, что это - его ребенок. Что девочка так же дорога ему, как Анька, Маша, Борька… Он гладил девочку по голове и говорил тихонько.
- Все хорошо. Все уже хорошо, Викушка. А где мама?
- В маму тот дядя… выстрелил, - плакала Вика. Алексей поставил девочку на землю.
- Дядя в самолете? Мама жива?
- Они ее унесли, - Вика снова уставилась в землю невидящим взглядом. Происходящее ей было не по силам. Алексей огляделся - за цепью стояли Славка и Денис.
- Викушка, ты беги вон к тем дядям, видишь? Они хорошие. Это мои друзья. Они тебя отведут в машину, и ты там посиди пока. Хорошо? Я потом приду. Я пойду искать маму.
- Я с тобой, - Вика вцепилась в его ладонь.
- Викушка, - он снова присел, глядя ей в глаза, - со мной тебя не пустят. Ты же хочешь, чтобы я нашел маму?
Девочка кивнула, всхлипывая.
- А нас двоих не пустят искать. Если я тебя здесь оставлю, тебя увезут в полицию и детдом. Беги в машину, я посмотрю за тобой, а потом найду маму, и мы все вместе поедем домой. Ко мне. Хорошо?
Вика снова кивнула. Алексей слегка подтолкнул ее. Девочка сделала несколько неуверенных шагов, оглянулась. Алексей кивнул ободряюще. Вика пошла быстрее. Он встал за автобус и проследил за Викой, та дошла благополучно, Денис взял ее за руку и повел, видимо, в машину.
Алексей попробовал воспользоваться пропуском летного персонала у служебного входа. Это не помогло. Тогда он просто обогнул здание - там была неприметная, но известная персоналу дыра в сетчатом заборе. И она, к счастью, не охранялась - видно, пропустили, никому не пришло в голову. Алексей раздвинул сетку и пролез вовнутрь.
Отсюда было недалеко до здания аэропорта. Алексей шел уверенно - на всякий случай он надел униформу, никто не останавливал его.