- Устаревшая политтехнология. Проще простого применить "мягкую силу". Начнём с народной дипломатии. Европейские семьи вдруг воспылают любовью к оставшимся русским. Будут писать слезливые письма и размазывать сопли, как они любят русских, стонущих под гнётом маосталинистов. Сплошным потоком пойдут посылки с гуманитарной помощью, а обратно в разные Европы потянется поток русских детей на "оздоровление". Сеть "макдональдсов" дотянется до каждого райцентра. Это своего храмы греха чревоугодия со статуей языческого божка в виде клоуна Рональда, а бигмаки - булочки-просфоры для причащения новообращённых, уверовавших в благодать западных ценностей. Не забывай, что бес обжорства Вельзевул - главнокомандующий моего адского воинства. В эти языческие капища учителя на каникулах будут водить детишек из глубинки для тайного обращения их в новую веру. И любая "русская идея" в юных умах переродится в поклонение жратве. Ненасытное брюхо легко победит пламенное сердце патриота.
13.2
"Революция подснежников" в новоявленной России станет лишь делом времени. Маосталинистов сметёт разгневанный московский майдан, а в залог победы майдауны поставят над Россией гаранта государственной стабильности монарха - Льва Первого. Тебя, Леон. И только лет через двадцать пять после твоих кровавых злодеяний все люди доброй воли во всех странах мира завалят письмами и обращениями ОПГ, Организацию Прогрессивных Государств со слёзными просьбами уговорить страны свободного мира отрядить силы быстрого реагирования с целью смести последнего диктатора в истории - Льва Кровавого и перебить всех кровожадных русаков.
После твоей казни Россию изуродуют куда сильней, чем американцы кастрировали Германию после разгрома Гитлера. Слово "русский" навек станет ругательством, как "фашист". Всё пространство бывшего Русского мира покроется микроскопическими недогосударствами вроде республики тамбовских кряшенов или рязанских мещеряков, у которых самыми продвинутыми технологиями станут изготовление деревянной сохи и крупорушки из каменного жернова. Теперь тебе всё ясно?
- Мне отрубят голову, мой труп сожгут, моим прахом зарядят пушку и снова выстрелят в сторону Запада, как это уже бывало с некоторыми культуртрегерами?
- Как тебе разница!
- А что я получу после ужасной казни на Лобном месте в центре Красной площади. Вечную муку в адском пекле?
- Вечное покарание, как и положено по вселенскому уголовному кодексу, но без боли, мучений и издевательств. Миллиарды грешных душ захотели бы с тобой поменяться, уж поверь мне. Я тебя пристрою в тёплое местечко.
- Куда уж теплей, чем адское пекло! Предложишь стать чёртом-вохром из числа зеков в концлагере на пайке-гарантийке?
- Вот только не надо состязаться с чёртом в жанре "чёрного" юмора, Леон! - проворчал генерал и снова плеснул себе в нечистый гранёный стакан водки. - Напоминаю - тебе не положено даже воды на допросе.
Снова закурил свой "Казбек" и после долго, мучительно кашлял вплоть до позывов к рвоте, которые он подавлял со страдальческими кОрчами на измождённом морщинистом лице.
- Вот они, эти радости воплощения нечистого духа в человеческое тело!
- Я вовсе не горю желанием усесться на российский престол.
- Но почему, Леон!
- И без меня отыщется куча русских мерзавцев, желающих погубить Русь раз и навсегда. Совсем не обязательно поручать это грязное дело урождённому еврею. Просто не хочу лишний раз подставлять избранный народ под клеймо христопродавцев.
- Вне всякого сомнения, среди русских отыщется предатель. Но я же гуманист. Уверен, что ты бы смог провести изничтожение русских быстро и безболезненно.
- Грязнецы слишком много.
- Белоручка боится ручки запачкать?
- Душу вывалять в грязи не хочется.
- Кто бы говорил о чистоте душевной, чистоплюй! Ты ведь с самого детства был, как румяный пирожок с начинкой из грязи.
- Тем паче. Не хочу добавлять туда дерьма.
- Грязь на грязном не заметна.
- Пусть это делают самоспасённые христиане в кавычках, которые мнят себя божьими избранниками безукоризненной чистоты души и высокой нравственности.
- А знаешь, в этом что-то есть. Я подумаю.
- Думай. Совращение - твоё призвание.
13.3
- Так что, Леон, будем идти на сотрудничество с администрацией или дальше увиливать?
Шмонса никогда не терзали угрызение совести. Ему в жизни ни разу не приходилось идти на сделку с собственной душой. Он не был ни наушником, ни соглядатаем, ни сплетником. Как-то не довелось ему даже сделаться обыкновенным казнокрадом или мелким растратчиком. Прокатить лопоухих лохов в карты или развести жульё на деньги он не считал преступлением против нравственного закона в себе, хотя никакого такого нравственного императива в душе не ощущал. Но и слава царя Ирода его ничуть не манила. Одно дело перемолоть целый легион вооруженных грубых мужиков, а тут ещё под зачистку попадут младенцы с матерями и беспомощными стариками.
- Неужто, Леон, тебе так милы твои русские.
- Да не то чтоб уж очень-то… но всё-таки… Я же крестился в православную веру.
- Православные - не только русские. Чем хуже копты, эфиопы, кряшены, православные левантинцы? Даже сирийские алавиты и то почти христиане. Да что там! Скоро православных китайцев будет больше, чем русских. Против этих-то я как раз ничего не имею.
- Тут не то, Велиар. Русские - другие. Их вера от апостолов Иоанна и Андрея.
- Чем апостолы Павел с Петром хуже?
- Не знаю, Ваал… Пусть я неискоренимый грешник, но апостатом мне стать труднее, чем попасть тебе на рога.
- Разве трудно предать веру? Тебе достаточно сказать мне три раза: да! да! да! Ты же сам в душе со мной согласен!
- Грешен, да, но ничего не могу над собой поделать.
- А ты попробуй, Леон.
Шмонс втянул в могучую грудь как можно больше воздуха, напрягся, побагровел и… тут же выдохнул, обмяк.
- Нет, не получается.
- Ты просто жид какой-то недоделанный, Леон, как и все одесские евреи. Твои более находчивые предки-ашкенази легко делались католиками-марранам с языком ладино в испанском мире, а потом без зазрения совести возвращались к вере предков. В ираноязычном мире они говорили на своём уже классическом парси. В Священной римской империи германской нации они создали превосходный язык идиш на основе немецкого. А одесситы создали язык анекдотов и куплетов, как в насмешку над ними самими. Ну не стыдно? А ну давай ещё раз попробуй! Повторяй за мной: да! да! да!
Шмонс поднялся во весь свой богатырский рост, распрямил плечи, вдохнул… да так и застыл на месте каменным изваянием. Выпученные глаза готовы были вот-вот лопнуть. Потом дернулся всем телом, как от удара электрическим током, и выпалил:
- Нет, нет и нет!
13. 4
У грозного генерала, способного одним взглядом испепелять нерадивых подчинённых, воровато забегали глазки, как у попавшегося карманника, а острый кончик языка забегал между губ, как жало змеи. Он прошептал тоном напроказившего школьника:
- Ясное дело, это вмешался сам Он. Духу у тебя бы не хватило. А у Него, видно, свои планы на развилку кризисного развития русского народа.
- Ну, на нет и суда нет, - вздохнул с облегчением Шмонс.
- Ну, нет уж! - вернул себе командирский басок генерал. - Я всего лишь функция, выражающая определенную зависимость в своей закономерности, но существо с бессмертной душой может переломить Час Воли Божьей.
- Глупости говоришь, Ваал.
- Почему? Яков-Израиль Исаакович боролся с богом и победил, за что и был поражен хромотой. Да и вся история еврейского народа - история богоборчества, за что и наложил на них ваш Христос несмываемое клеймо. А у тебя получится, Леон. Обязательно получится.
- А ты сам разве не всеведущ и не всемогущ?
- Создатель перекрыл мне пределы доступного. До меня доводят информацию лишь в части, меня касающейся.
- Говоря земным языком, Он тебе поставил блокировку на секретные каналы информации? Сообщения сверху кодируются, а твои дешифровщики бессильны. Ведь так?
Генерал промолчал, опустив глаза.
- И что же мне дальше делать, чтобы от тебя отделаться?
- Повести тупых русских баранов на убой, только и всего.
- Козлом-провокатором на бойне не буду!
- Это уже недоступно даже моему высшему преступному разуму - грязный развратник, скрытый маньяк и нереализованный убийца отказывается от роли провокатора… Конвой!
Вошли два чернокожих надзирателя.
- Отведите поднадзорного!
- С вещами?
- Да.
- Куда?
- На выход! Выпишите ему пропуск на волю.
- На какой срок?
- Пары недель на размышление, думаю, будет вполне достаточно.
ГЛАВА 14.0 МЯТЕЖ НЕ МОЖЕТ КОНЧИТЬСЯ УДАЧЕЙ
Не то чтобы Ерофеичу было жалко водки, но которая уже по счёту неделя запоя гостя пугала его. Хорошо ещё, что гость некурящий, а то ведь и пожар в избе мог бы утворить. Хозяин попробовал брать в избу на ночь собак, чтобы в случае беды они смогли бы лай поднять. Но таёжные лайки задыхались от жары в избе, спали с высунутыми языками, а то и выли с тоски по ночам.
Пришлось ему самому чутко прислушиваться в полудрёме к беспокойному во сне гостю и по десять раз вставать и поправлять ему одеяло, потому что тот метался на постели, как тяжелобольной в бреду. И вот как-то не углядел. Среди ночи Ерофеича разбудили приглушённые хлопки пистолетных выстрелов. Он вскочил с постели и пнул ворох шкур у печки, в которых свернулась калачиком тунгуска.
- Где гость, дура?
Та сонной тенью поднялась из своего кубла на полу, равнодушно пожала плечами и кивнула на дверь, ведущую в моторную избу, а затем в околоствольный двор шахты. Ерофеич вставил ноги в валенки с обрезанными голенищами и в одном белье вышел к спуску в шахту.
- Лёва, в кого ты там шпуляешь?
В ответ ему только зверский рёв, помноженный эхом шахтного стола:
- Де-мо-н!!! Он в глубине…
Тут у кого угодно мурашки по телу побегут.
- Лёвыч, держись! Я спускаюсь за тобой… Ори без перерыва, чтобы я на твой голос без фонаря вышел. Только оружие опусти, сделай милость.
Через полчаса взмыленный от пота и продрогший до костей Ерофеич ввалил тяжеленного гостя в тёплую избу.
- Я ж тебя, кабана здоровенного, на себе уже не дотащу. Становись прямо. Топай ножками - раз! Топай - два!
Он усадил гостя прямо на полу у тёплой печи и стащил с него окровавленное бельё.
- Фёкла! Вытащи побольше тёплой воды из печки и обмой ему раны.
- Раны нету. Ободрался маленько.
- Прижги водкой и мазью смажь. А потом кровь с пола смоешь.
У Шмонса была разбита голова, до мяса продрана спина, а правая икра от колена до голени была синяя почти до черноты.
- Лёвыч, ну за какой нечистой силой ты ночью в шахту полез?
Гостя колотило крупной дрожью, зубы стучали, а прикушенный до крови язык не позволял говорить внятно.
- Д-демон в мою душу вцепился, только меня так просто не возьмёшь. Но и д-демон - сила. Я в него три раза стрелял, а ему хоть бы что!
- На-ка выпей зверобойчику. Это успокоит. Если бы ты не в клеть подъёмника, а в самый шахтный ствол бухнулся, кровавая лепёшка от тебя бы только осталась.
Окровавленные зубы Шмонса стучали о край гранёного стакана. Половину водки расплескал. Когда его уложили в постель, больного колотил сильный озноб, почти что судороги.
- Фёкла, забирайся к нему под одеяло и согревай его женским теплом всю ночь. Хотя какая там из тебя печка для такого бугая… Чаво?.. Не-е, не надо переодеваться женщиной. И просто голяком сойдёт.
Тунгуска что-то промурчала себе под нос.
- Чаво? Хорошо, что я не расслышал, а то в зубы двинул бы. Хошь - не хошь, всё равно теперь каждый день будешь спать с ним, как с малым дитём, и следить за больным в оба. Чёрт-те что можно ждать от этого лунатика.
14.1
Наутро за чаем Шмонс сумел членораздельно выговорить первое слово только после второго стакана настойки пустырникас2и душу вцепилсяиавославных китайцев будет больше, чем русских.
- Я н-не под-дался н-нечистому д-духу!
- Ты лучше расслабься, отдыхай побольше, выпивай поменьше. Хвастался, что ты - православный, а православным попы не велят с нечистой силой знаться. А ты так и лезешь на рожон.
- Злой д-дух сам за мою душу ухватился!
- Сказано же: "Не влезай - убьёт"… Так на электромачтах пишут, или уже забыл? Черти тебя в шахту среди ночи потащили, что ли?
Гость обхватил перевязанный лоб ладонями и простонал:
- Н-наверное, у меня что-то с головой от нервного перенапряжения.
- Вот это ты в самую точку попал. Допился до чёртиков.
Шмонс уже не стонал, а утробно мычал, наверное, не от боли, а от бессильной злобы.
- Прости, Лёвыч, хоть ты и мой хозяин, а я твой верный раб навеки, как ты говоришь, но ворота в шахту я запер на замок. И пистолет твой спрятал, а то себе сдуру пулю в лоб пустишь да и нас зацепишь, рабовладелец хренов.
Шмонс резко дёрнул перевязанной головой, но смолчал.
- Не горюй, Лёвыч, - пройдёт запой, и страх вслед за ним из тебя выйдет. Вычухаешься от болячки. В горной тайге воздух целебный. Главное, кушай плотно и выпивай в меру. Четыре ляма валюты дюбнуть и не попасться - тут у кого угодно башку сорвёт. Хлебни-ка ещё нашего таёжного бальзамчику. Но это в последний раз на сегодня, понял?… Фёкла, выставляй на стол тарелки - корми болящего.
14.2
Теперь Ерофеич с гостем торчал безвылазно в избе - присматривал за сумасшедшим. Бездельная жизнь на зимовье хуже каторжной. На каторге хоть работа от дурных мыслей и злых помыслов отвлекает. Тунгуска вертелась по хозяйству, бегала на охоту и даже ставила сети и перемёты на озере. Ерофеич тайком попивал помаленьку с самого утра, тем и спасался от скуки. Гость же днями напролёт сидел в китайском стёганом халате и обрезанных валенках перед печкой, тупо глядел, как падают угольки в поддувало да иногда бубнил что-то себе под нос и рисовал пальцем в воздухе какие-то цифры. За два месяца добровольного затворничества он обрюзг лицом от сытной пищи и от водки. И больше не разглагольствовал. После инцидента с пальбой в шахте он перекинулся разве что парой слов с Ерофеичем, а то и вовсе обходился жестами и невнятным мычанием.
Некоторое время совсем не пил, держался из последних сил. Больше чёрт наяву ему ни разу не являлся. Ночью он часто вскакивал в поту и тряске, не надевая валенок с обрезанными голенищами, а в одних шерстяных носках неслышно крался к резному шкапчику за заветным полуштофом, приземистой четырёхгранной бутылкой из зелёного стекла с коротким и широким горлышком. Он думал, что его никто не замечает, как ребёнок верит, что становится невидимым, когда закрывает глаза руками.
- Пусть лучше попивают втёмную по ночам, чем ищет нам на задницу новых приключений, - сказал Ерофеич тунгуске. - Слышь-ка, Фёкла! Позаботься, чтобы у гостя всегда под рукой была полная бутылка.
Тунгуска ставила полуштоф у полатей, на которых они вдвоём с гостем спали. Теперь по ночам хозяева больше не слышали украдчивых шагов, зато слышали, как булькала настойка на таёжных травах в широкой глотке у Шмонса.
ГЛАВА 15.0 ПРОСТО УДАЧНАЯ ОХОТА НА МЕДВЕДЯ
Гость не просыхал от выпивки, впился, но не напивался до чёртиков и не буянил. И со временем, казалось, совсем уж успокоился, отделался от непонятных страхов, которые терзали его. Не вздрагивал невзначай за столом, не всматривался в тёмные углы, крестясь мелкой щепотью. Не ругался с невидимым спорщиком, не грозил кулаком пустой стенке. Но вот один раз средь бела дня, когда Ерофеич в сенцах застёгивал короткую доху из меха росомахи, гость резко выскочил из-за занавески над своим закутком и преградил ему выход к двери с рогачом наперевес. Тем самым рогачом, которым тунгуска ворочала чугунки в русской печи.
- Куда? - заорал он с налитыми кровью глазами. - Сдать меня захотел? Не пущу!
- Сдурел, Шманец! Где те менты и где мы? Их под угрозой расстрела в эту гибельную топь не загонишь.
- Я понял - ты хитрый и подлый!
- Ага, я, хитрый и подлый, в этой лёгкой шкурёнке и так и доеду по морозу до ближайшего поста с ментами за двести вёрст. Придумал тоже. Выпей брусничной водички и успокойся.
- Дома никого нет. Ты никогда ещё не бросал меня одного. Обязан меня охранять как преданный раб! А вдруг за мной придут?
- И хто?
- Два чернокожых мента!
- Чёрных только на блокпостах миротворцев встретишь.
- Я тебя выкупил из рабства. Плати же добром за добро!
- Рад бы, Лёвыч, но подсобить Фёкле потребно. Моя тунгуска лося завалила. Нужно тушу разделать и привезти.
- А сама она на что?
- В том лосе весу под тонну, а в ней самой и полцентнера не будет.
- Как она тебе про лося сообщила? - гость хитренько прищурился с наивной подозрительностью ребёнка, который хочет показать, что насквозь видит, как слишком уж явно его взрослые обманывают, выдавая глазированный сырок за мороженое в шоколаде.
- Как-как! По китайской рации, как ещё.
- Я тебя не отпущу! С тобой пойду. За тобой присмотрю, куда пойдёшь.
- Ладно, проветрись - может, дурь выветрится. Одевайся потеплей, слабенький ты пока что. Только назад пойдёшь на лыжах. А то снегоход двоих бугаёв - тебя да лося - не утянет.
- Дай мне карабин!
- Лёвыч, я тебе оружия не доверю, прости. У тебя руки трясутся с повседневного перепою. Огнестрел с дурной головой не дружит.