– Хочу? Еще спрашиваешь, чурбачка ты моя. Хочу уйти. Хочу миллион золотых. Хочу, чтоб дюжина миловидных гурий-выдрочек чесала мне шерсть.
– Попридержи свои желания, – наподдала ему сзади Виджи, – а то они могут рано или поздно стать навязчивыми идеями.
– Чушь. – Мадж поглядел на дикарку. – Я не против узнать, что ваша компашка хочет сделать со мной и моими друзьями.
– Это по части вождя, – буркнула норка и неделикатно плюнула в ближайший куст.
– Ну, хоть намеками!
Норка наморщила перекошенный лоб, потом ее осенило:
– Еда.
Она радостно улыбнулась и перебросила утыканную шипами палицу с одного плеча на другое.
– Эй, как тебе оптимистичная оценка наших шансов, шеф? Знакомый разговор, а?
– Выпутаемся. – Джон-Том споткнулся, но удержался на ногах. – Вот увидишь. Всегда выпутывались. Мы от пиратов ушли, от болотного народца ушли, от нормальных каннибалов ушли, а от ненормальных и подавно уйдем.
– А шансы, приятель, какие шансы? Они не в нашу пользу. Нельзя же вечно выбрасывать в кости двенацать.
– Мне нужен только шанс сыграть. Всего несколько минут и суар.
– Знаешь, – задумчиво протянул выдр, – я почти рад попасть в жаркое. Меня так тошнит от наших блужданий по свету от одного кризиса к другому, что мой энтузиазм почти сошел на нет. – Тут он оглянулся на Виджи, и голос его смягчился. – Конечно, появилось кой-что новое, без чего мне было бы фигово.
– Расслабься, Мадж. Они не кажутся мне такими уж опасными. У них наверняка нет сверхъестественных способностей.
– У них стока зубов, что никаких способностей не требуется.
Людоеды вели настолько примитивную жизнь, что даже не удосужились выстроить что-либо мало-мальски похожее на дома и жили в пещерах на склоне большой скалы. Завидев приближающихся охотников, оттуда гурьбой высыпали детеныши. Окружив пленников, они с интересом заурчали и зачмокали, а двое смельчаков начали швырять в Маджа камешками. Тот уклонялся как мог, а потом очень ласково сказал:
– Детишки, чего б вам двоим не сходить поиграть в птичек? – И кивнул на скальный карниз футах в двадцати от земли.
К счастью для него, недоразвитый интеллект местных отроков не был в состоянии оценить ни само предложение, ни вытекающие из него последствия.
Пленников выстроили перед самой большой пещерой, чтобы вождь мог рассмотреть их. Этот медведь-мутант семифутового роста был достоин звания вождя монстров. Вдобавок к сверхъестественному росту он обладал массивной нижней челюстью с комплектом дополнительных зубов, рудиментарными рожками, выступающим гребнистым хребтом и явно добился своего положения отнюдь не силой слова. Его могучую грудь украшали заплетенные косичками лианы и ожерелья из разноцветных камней и костей. Головной убор был под стать наряду – черепа и перья многочисленных жертв.
Оглядев четверых пленников, он презрительно фыркнул на каждого по отдельности, а потом, обернувшись, вопросительно рявкнул на предводителя охотников.
– Городское племя, – ответил тот.
– Чертовски хорошо. – Медведь понимающе кивнул. – Городское племя не такое сытное, но вкус добрый.
Мадж дерзко шагнул вперед. Его макушка едва доставала вождю до паха.
– Эй, ты, вдохновенный уродище, погоди-ка чуток! Нас нельзя есть.
– А на спор?! – зарычал главный людоед.
Джон-Том шагнул вперед и встал рядом с Маджем, демонстрируя если не превосходство в размерах, то хотя бы солидарность. Во всяком случае, глядя гиганту в глаза, ему не приходилось задирать голову.
– Мадж прав, черт подери! Я сыт по горло тем, что каждый встречный-поперечный вместо приветствия стремится сожрать нас. Где же ваша благовоспитанность и традиционное хлебосольство?
Вождь озадаченно поскреб низкий лоб.
– Это ты чего толкуешь?
– Не лучше ли нам подружиться?
– Дружбу не едят.
– Если половина вашего племени вместо попыток скушать соседей научится сотрудничать с другой половиной, – расхаживая взад-вперед перед вождем и его приспешниками, назидательно начал Джон-Том, – то проблем у вас станет гораздо меньше и не придется то и дело драться друг с другом.
– Я люблю драться, – ухмыльнулся во всю пасть волк. – И кушать тоже.
– Кушать все любят. Но у цивилизованных народов не принято есть тех, кто хочет дружить с вами. Это ведет к напряженности.
– Нужны витамины и минеральные соли, – вставил окончательно сбитый с толку вождь.
Джон-Том кивнул на окружающую их зеленую стену джунглей.
– Здешний край богат, тут масса пропитания. Вам незачем есть случайных прохожих. – Он погрозил медведю пальцем. – Хватать и пожирать всякого, кто вторгнется на вашу территорию, – это дикость, недомыслие и нелепость. А в доказательство я спою вам об этом песню.
Мадж возвел очи горе и мысленно скрестил пальцы. То ли нежданный град обвинений довел дикарей до оцепенения, то ли их заинтересовало, что же споет речистый обед, но никто не помешал Джон-Тому взять суар. Мадж тем временем попятился и зашептал на ухо своей даме:
– Он хочет попытаться напеть этой банде лапшу на уши. Я уж видал это прежде: порой помогает, а порой тока хуже становится.
Джон-Том постарался на славу – вряд ли со дня появления в этом мире он пел более сладостные и дивные напевы. И они делали свое дело: невооруженным глазом было видно, что людоеды подпали под их власть, хотя магия была тут вовсе ни при чем. Просто Джон-Том пел о любви, о жизни и дружбе, о повседневной всеобщей доброте к ближнему и о том, что между разумными существами должно царить взаимопонимание. Он изливал в песне противоречивые чувства, которые питал к этому миру, он размышлял, как можно его улучшить, как обуздать насилие и анархию и как сплоченными усилиями превратить его в рай для всех и каждого.
По искаженным гримасами переживаний щекам и расширенным ноздрям побежали слезы. Даже вождь тихонько хлюпал носом. Наконец Джон-Том опустил суар и посмотрел ему прямо в глаза.
– Таким я вижу идеальный ход событий. Может, я чересчур наивен и оптимистичен…
– Сработал что надо, вот так. – Мадж ткнул Виджи локтем в бок.
– …но мир должен стоять именно на этих принципах. Я уже давно это чувствовал, только не было случая излить это в песне.
Вождь всхлипнул и утер глаза кулачищем.
– Мы любим музыку. Человек, ты поешь красиво. Нельзя терять такую прелесть, потому мы не едим тебя.
Джон-Том обернулся и торжествующе ухмыльнулся друзьям. Вождь указал налево – из пещеры по соседству с его собственной вышла медведица-людоедка ростом почти с него.
– Моя дочка. Любит музыку тоже. Слушала ты?
– Слушала, – ответила она, сморкаясь в кусок дерюги, которого хватило бы на целый мешок.
– Такие добрые мысли должны быть с нами всегда. – Вождь поглядел на Джон-Тома. – Я верю в то, что ты поешь. Ты остаешься с нами и поешь все одинокие дни и ночи.
– Эй, погодите-ка! Я не против поделиться с вами мыслями и музыкой, но боюсь, что не смогу заниматься этим на постоянной основе. Видите ли, мы с друзьями выполняем миссию огромной важности и…
– Ты остаешься.
Похожий на кувалду кулак вождя разрубил воздух в дюйме от носа Джон-Тома, потом указал на стоящую рядом юную дикарку. Джон-Том подумал, что выглядит она не так уж отвратительно и даже довольно стройна – для профессионального борца.
– Ты остаешься и женишься на моей дочке. Тпру!
– Боюсь, что не могу этого сделать.
Над юношей тут же нависла двухтонная туша медведя.
– Как так, моя дочка не понравилась?!
– Не в том дело. – Джон-Том выдавил бледную улыбку. – Просто, э-э, из этого не будет проку. В том смысле, что мы не состоим даже в отдаленном родстве, то есть межплеменном.
– А что ты толковал о разумных племенах, работающих вместе?
– Ну да, работающих, но не живущих же – то есть я имею в виду брак и все такое.
– Он хочет сказать, ваша чудовищность, – подхватил Мадж, когда протесты Джон-Тома выродились в неразборчивый лепет, – что и сам не ведает, чего несет. Уж я-то знаю, я-то слушаю его словесный понос уже поболе года.
– А, вот еще, – быстро вставил Джон-Том. – Я женат.
– О, не проблема! – Вождь вознес обе лапы над головой, и из уст его полилась непрерывным потоком неразборчивая тарабарщина. Потом он опустил лапы и криво ухмыльнулся. – Во! Теперь ты разведенный и вольный жениться опять.
– По законам моей страны – нет.
– А хоть бы и нет, но ты живешь теперь по закону здешней страны.
Подь сюда.
Медведь схватил Джон-Тома за правое запястье и чуть ли не по воздуху поволок к дочери. Она возвышалась над женихом на добрый фут и весила фунтов восемьсот.
– Дорогой!
Девица обхватила его обеими лапами, и юноше представилась редкая возможность испытать настоящие медвежьи объятия. Результатом контакта – к счастью, кратковременного – были помятые ребра, отшибленный дух да ощущение, будто он неделю провел на столе у костоправа. Должно быть, нареченная догадалась, что синюшный цвет лица вряд ли говорит о добром здравии. Пока Джон-Том взахлеб хватал ртом воздух, вождь воздел руки и торжественно оповестил племя:
– Вечером большая свадьба, все приходят, масса танцев и песен, масса еды. Хотя не из гостей, – спохватившись, добавил он.
Уточнение было встречено несколькими огорченными возгласами, но они потонули в потоке всеобщего ликования. Сия буколическая сценка тут же напомнила Джон-Тому радостную ночь шабаша из "Фантастической симфонии" с собой в главной роли.
– Значица, его чудовищность милосердно отпускает нас? Какое великодушие!
– Мне кажется, даже своими едва ворочающимися мозгами он сообразил, что невежливо есть товарищей жениха, – заметила Виджи.
– Ага, до свадьбы. Вот увидишь, что будет потом. А можа, не погодишь и не увидишь, потому как нам абсолютно ни к чему слоняться тут и ждать выяснения. Как тока он отвернется – испаряемся.
– А как же Джон-Том?
– А что он нам? – В голосе Маджа не было и тени дружелюбия. – Он сам влез в эту милую западню, заливая про любовь, жисть и дружбу, про взаимопонимание меж разумными существами и прочую дребедень. Пусть сам себя отсюда выпевает. Мы не можем слоняться тут и ждать свадьбы, чтоб узнать, что с ним будет. Нам надо позаботиться о себе и надо делать ноги, пока наши милые хозяева настроены по-доброму… Как насчет тебя, старичок? – зашептал выдр стоявшему рядом еноту.
– Боюсь, на этот раз мне наверняка придется согласиться с тобой.
Бедолага Джон-Том впутался в грандиозную сплошную неприятность. Тут я выхода не вижу, уж будьте покойны, – с сожалением хмыкнул Перестраховщик. – И лучше ему что-то придумать до наступления вечера.
Заниматься любовью с горой небезопасно. Ежели она забудется, он может очнуться разломанным вдребезги, как его дуара.
Выдры вполне разделяли воззрения енота на перспективы супружеской жизни Джон-Тома.
Юношу и его суженую отвели в отдельную пещеру. Пол в ней был посыпан чистым песочком, имелись стол, стулья, пара шезлонгов на диво современного дизайна. Не зная, чем заняться, юноша прилег на один из них. Людоедка тут же пристроилась на соседнем, и дерево тревожно скрипнуло.
Покой жениха и невесты, хмыкнул он. Все равно что приемный покой хирурга. Ему не было позволено выходить, но мимо входа то и дело мелькали его товарищи – очевидно, им была предоставлена полная свобода передвижения. Это заставило мысли Джон-Тома заработать быстрее. Мадж не станет болтаться здесь до бесконечности, ожидая, пока приятель выпутается из очередного затруднения. Выдр ему друг, но не дурак;
Джон-Том знал, что если в ближайшее время что-нибудь не предпримет, то останется сам по себе. А тем временем людоедка, лежа в шезлонге, со страстью взирала на него.
Устав от затянувшегося молчания и бесполезных раздумий, он подал голос:
– Знаешь ли, толку от этого не будет, я уже говорил твоему отцу.
– Откуда знаешь? Еще не пробовали.
– Да ты приглядись получше. Я вижу тебя, ты видишь меня. Я вижу различия.
– Я вижу двоих. Чего еще надо?
Да, с такой зубодробильной логикой разговор затянется.
– Ты уже была замужем?
– Однажды. Здорово было.
– Но сейчас ты свободна?
– Ага.
– А что случилось с первым мужем?
– Сломался.
– О-о?
Лучше бы закруглить беседу, лихорадочно соображал Джон-Том, но его обычно молниеносная, пусть и не всегда точная смекалка на этот раз отказала. Поскольку в эту ситуацию его вовлекли суар и песни, то вряд ли удастся выпутаться с их помощью. Эх, была бы цела дуара! Если бы да кабы… А может, другому людоеду его суженая покажется привлекательной? "И что она во мне нашла?" – ломал голову Джон-Том. Ну конечно же, дело не в его личном шарме, а в очаровавших все племя сладостных напевах.
– А как тебя зовут?
Не то чтобы ему было интересно, но молчание становилось нестерпимым.
– Апробация.
Джон-Том едва не улыбнулся: хорошенькое прозвище для не очень хорошенькой леди!
– И что будем делать дальше?
– Что хотишь. Ты будешь муж, я буду жена. Если хочешь чего, скажи мне. Жена должна угождать мужу, даже если он еще не муж. Так заведено.
– То есть как? – Сверкнувшая в мозгу догадка начала понемногу проясняться. – Ты хочешь сказать, что если я от тебя потребую что только в голову взбредет – ты обязана выполнить?
– Кроме как помочь тебе удрать.
Тупик. А может, и нет?
– И по обычаю все женщины твоего племени должны вести себя именно так?
– Именно. Так заведено. Так правильно.
Он сел, повернувшись к медведице лицом.
– А что, если я скажу, что это не только не правильно, но и противоестественно?
Массивная челюсть невесты съехала на сторону в недоуменной гримасе.
– Не понимаю, чего толкуешь.
– Предположим, я скажу – а ты должна мне верить, ведь я твой будущий муж, не забывай, – что мужчины и женщины равны, и не дело, когда одни все время угождают другим.
– Но это не правильно! Так всегда было заведено.
– Понимаю. Хотелось бы мне, чтоб тут оказалась какая-нибудь феминистка вроде Кэйт Милле или Глории Стайнем и прочитала тебе лекцию.
– Я не знаю этих имен. Они – волшебные богини?
– Кое-кто считает именно так.
Джон-Том встал и подошел к людоедке. Ее габариты внушали трепет.
Исполинские лапы с длинными мощными когтями могли бы разом переломить ему хребет. От одного взгляда на жуткую морду в сердце закрадывался страх, но в глубине больших, в общем-то даже привлекательных глаз ощущались незаполненный вакуум и стремление к знаниям. Откликнется ли она на новые идеи, тем более провозглашенные чужаком?
– По-моему, я тебе нравлюсь. Апробация, хоть мы и несхожи.
– Сильно нравишься.
– Но это не означает, что ты должна жить как раба. Это не означает, что каждая женщина твоего племени должна жить как раба любого мужчины.
Эта истина ничуть не меняется, говорим мы о выдрах или о людоедах.
Пришли другие времена, Апробация, и настал час тебе и твоим сестрам измениться вместе с ними.
– Как это измениться?!
– Ну, примерно так…
Мадж пытался заглянуть в глубину брачной пещеры.
– Музыки не слышу, но вижу, что губы его шевелятся. Накличет старина Джон-Том словами бурю, уж я-то его знаю. Он может всяких чудес натворить и достаточно хитроумен, чтоб сбить с толку целый Магистрат.
Вот увидишь, милашка. Через часик она станет изрекать благоразумные мысли.
И действительно, вскоре Апробация выскочила из пещеры, чтобы высказаться, но изрекала она отнюдь не благоразумные доводы, а буквально кипела негодованием. Когда стражи отказались выпустить Джон-Тома, она просто зашвырнула обоих в кусты.
– Не годится невесте покидать брачную пещеру до пира. – Ей заступил дорогу еще один воин, большой ягуар.
– А-а-а-а, усохни, ты, ты… самец!
И лапа, чуть-чуть не дотянувшая до размеров автомобильной шины, вошла в тесный контакт с челюстью ягуара.
Остальные воины ринулись утихомиривать разбушевавшуюся дочь вождя.
До Джон-Тома никому уже не было дела, и он прошествовал мимо театра военных действий, ухмыляясь, как Чеширский Кот.
– Приготовься уходить, – бросил Мадж подруге.
– А? Хоть она и дерется с охраной, но из селения нас вряд ли выпустят.
– Просто приготовься. Все верняк, как я и говорил: Джон-Тому не всегда нужно петь, чтоб творить чудеса.
Женское население деревни отложило домашние дела и вышло из пещер, внимательно прислушиваясь к Апробации, которая провозглашала подхваченную у Джон-Тома феминистскую программу, одновременно отбиваясь от полудюжины охотников. Большинства мужчин, занимавшихся подготовкой к свадьбе, в селении не было, иначе они нашли бы речь Апробации весьма любопытной. Сбившиеся плотной толпой женщины начали недовольно ворчать и что-то выкрикивать.
– Очень интересно, – заметила Виджи, краем уха услышавшая несколько отрывочных фраз, но Мадж потянул ее за руку.
– Пошли, милашка, надо быть готовыми слинять, как тока подойдет Джон-Том.
– Крайне интересно, – упиралась она. – Ничего подобного не слыхала.
Мадж тоже кое-что расслышал и тянул Виджи чуть ли не с отчаянием.
Тут драка утихла: вернулся вождь с остальными воинами.
– Нехорошо начинать празднество без нас, – с укором сказал он. – Будет масса времени наиграться, когда свадебная церемония закончится.
– Никакой свадебной церемонии! – Всклокоченная, тяжело дышавшая Апробация была явно не настроена идти на попятную. – Да кто ты такой есть, чтоб мной командовать?!
– Кто я есть? Кто я есть?! Да я есть твой отец! Я есть вождь этого племени!
Надо было видеть его побагровевшую физиономию!
– А по какому праву?!
Онемев от возмущения, вождь пробрался сквозь ряды туземцев, расталкивая их налево и направо, и хотел влепить дочери пощечину, но она парировала удар и ответила прямым в зубы. Несколько воинов хотели схватить ее, но наткнулись на преградивших дорогу женщин. Дремотную тишину вечера взорвали вопли и рычание, воздух наполнился клочьями шерсти и шкур – словом, пыль столбом!
Уклоняясь от битвы, вождь предпочел заступить дорогу Джон-Тому, пытавшемуся на цыпочках проскользнуть мимо бранной сечи.
– Ты! Ты навлек на нас эту беду. Ты толковал с моей дочкой и забил ей голову суеверной чепухой! Что за злые чары ты сотворил? Женитьба отменяется. Обед возвращается.
Он потянулся к Джон-Тому, быстро отскочившему в сторону.
– Апробация!
Юноша выкрикнул это имя несколько раз, но она была чересчур занята пробуждением разума у мужчин путем проламывания их черепов.
Вождь подступал, скверно ухмыляясь.