Но вот в последний год - с тех пор как началось у нас с Яэль все то, что началось - я вынужден был отдать себе отчет в том, что дела обстоят совсем не так… прозаично, что ли; что дело не только в деньгах - как минимум. Что я, видимо, совершенно не могу выдернуть из себя эту вросшую в меня страшную страну, у которой под европейской тонкой кожей прячется гниющее червивое мясо, разъеденное многовековой дикостью, опричниной в тех или иных ее проявлениях, коррупцией, общей какой-то непреодолимой грязью - всем, что складывается в понятие "свинство". А я, понимая все это, не могу перестать приезжать сюда - в единственное, наверное, цивилизованное государство в мире, где в аэропорту на паспортном контроле тебе. Никто. Никогда. Не, Улыбается. И когда вчера я в письме дал ей, своей голубке, девочке кареглазой, клятву, что отпашу в своем бесчестном деле еще полтора года и навсегда приезжаю к ней, и делаю с ней сына, и еще сына, и дочку, и никогда больше не отрываюсь от нее до самыя до смерти, я уже знал, что теперь у меня есть ровно полтора года на то, чтобы убедить себя: я сказал ей правду. Я действительно смогу переехать к ней навсегда.
А этот, значит, тоже патриот, похлеще моего; и главное, из тех патриотов, которых я не выношу на дух: не жил здесь, как минимум, пять лет, несомненно, имеет МВА, проходя мимо бомжа, тщательно задерживает дыхание и никогда, ни при каких обстоятельствах не спускается в метро. Приехал на родину делать "цивилизованный бизнес", - не остался, да, где-нибудь в EU или в каком-нибудь из AU, - нет, по патриотическим соображениям явился облагодетельствовать своими деловыми знаниями Россию. Окно в Европу прорубить в задней стене деревенского пивного ларька.
- Простите, мне неловко называть вас "Лис", я - … О'кей, О’кей. Понимаете, Лис, я много лет не жил в России (ай-йя! неужели!). Я в какой-то мере совсем не русский, вернее, я, конечно, русский, но совершенно не российский человек (как я люблю эти тонкие, лишенные всякой ксенофобии градации). Я потерял в определенной мере даже навыки жизни в этой стране. Вы не поверите, но я не могу заставить себя войти в метро ни под каким предлогом, - мне душно, жарко, я не могу перестать задерживать дыхание в страхе перед запахом пота, ну, вы знаете, в нашей стране есть такая проблема (сейчас бы взять да и обнюхать себя под мышками). Я рад тому, что могу, благодаря ряду обстоятельств, ну, вполне по-европейски здесь жить. В определенной мере мне от этого стыдно (в определенной мере, мужик, ты становишься симпатичнее мне с каждой фразой). И при этом я, к своему изумлению, обнаруживаю в себе самый что ни на есть настоящий патриотизм. Я понимаю, что патриотизм должен быть не таким, а, что ли, небрезгливым, как любовь, когда любимой женщине можно, ну, клизму поставить во время там запора. Я не могу относиться к этой стране так; если заставить меня подойти к ней с клизмой, мне станет дурно, да, я отдаю себе отчет. Но я странным образом при этом совершенно не готов воспринимать ее как бессмысленное грязное существо. Я и в Принстоне чувствовал, и сейчас чувствую - просто интуитивно, - что у этой страны огромный потенциал во всем практически, - и при этом огромная же, исторически смоделированная зажатость, неспособность и неготовность в полной мере этот потенциал реализовать. Я, вы поймите, совершенно не считаю, что могу быть пассионарием и таким образом перевернуть сознание своего народа. Я вообще по натуре лидер совсем другого типа, Но я могу дать поворот хоть какой-то части отечественной индустрии, просто в результате сочетания моей, ну, глубокой личной веры в здешних людей и, простите, элементарных профессиональных навыков, делового опыта, всего такого. Вы понимаете? (Я понимаю.) Я долго думал - что? Что именно? Изучал все вполне серьезно, искал. И вот, понимаете, я подхожу к главному: я думаю, Россия может очень много достичь на рынке порноиндустрии (а сейчас?..). Ну, сейчас же мы фактически сырьевой придаток к Израилю; вы сами, в силу ваших, простыми словами, профессиональных занятий, знаете, как на самом деле все обстоит с Россией. Здесь, мы понимаем, ничего не продюсируют, не снимают, не записывают самостоятельные бионы, - ну, две-три компании записывают, конечно, продюсируют, да, - но какие у них тиражи? - так, все на местном рынке пропадает. Что у России? Дешевые копировальные мощности. Весь мир здесь делает самую тупую работу - за гроши тиражируют готовые сеты. Это просто стыдно. Ведь у нас же прекрасно все, все же есть - актеры, режиссеры, аппаратура, нет только, ну, инфраструктуры, людей, которые практически поднимут здесь самостоятельную порноиндустрию, просто вот с нуля. А я - могу. Я знаю, что могу. Я вижу, где капитал, где люди, где все ходы. Я совершенно…
- Дорогой господин Завьялов, это очень интересно, но мне через двенадцать часов и шесть минут нужно улетать. Вы не могли бы рассказать мне как можно более сжато, почему вы попросили Щ со мной связаться?
- Ох, простите, ради бога, я немедленно перехожу… как, извините, вы его назвали?
- Щ. Неважно. Григория,
- Да-да. Дорогой Лис, я имею к вам совершенно легальную просьбу: отвезите, пожалуйста, вот эти два десятка ванильных сетов вашим израильским друзьям-дистрибьюторам. Их спродюсировал я, это фактически на мои личные деньги сделано; мне надо просто, ну, чтобы их посмотрели, может, сказали пару слов - хорошо, плохо, есть ли потенциал, я даже не говорю - если бы кто-то пожелал купить и принять к распространению… Понимаете, я очень искренне, глубоко верю в то, что в России можно…
- Сколько я получаю за эту маленькую услугу?
- Восемь тысяч.
- Десять.
Глава 12
"Трясутся поджилки" - это, видимо, когда вот так вздрагивает и мелко трепещет что-то вдоль всего живота, от подреберья до лобка; видимо, это когда под жилками на запястьях мелко колотится нерв, которого там не должно и быть вообще; видимо, это когда рука, комкающая платье, чтобы заткнуть им кривую чемоданью пасть, вдруг начинает вибрировать от локтя к кисти так, что приходится схватиться за руку другой рукой, левую руку правой руке протянуть и переплести их пальцами, чтобы дрожь унялась - но в результате только того и добиваешься, что тряска передается по пальцам от правой руки к левой руке, к локтю, к плечу, к губам, к векам, ресницам, и вот уже в каждой капле слез отряжается пережитый ужас и снесенный позор, и аптечка падает на ковер, не собрать, потому что с ковра не встать, в руки себя не взять.
Отпуск на весь накопленный срок, чтобы потом, конечно, никогда не вернуться. Об отпуске, разумеется, положено аж за месяц предупреждать, - но соврала по комму, что мама совсем больна, - что, конечно, стало бы правдой, если бы мама узнала про то, как вчера руки заламывали самонадеянной идиотке, били по морде, тискали буфера. Как было можно думать, что ты придешь и они начнут говорить с тобой, выслушивать твои условия (или мольбы, что мало сейчас меняет ситуацию), делиться своими взглядами на проблемы продажи сетов, записанных без согласия самонадеяных лопухов, только и заслуживших, что быть проученными - и хорошо запомнить преподанный им урок.
Уменьшиться бы сейчас до ниже пола. Утром говорила соседке: "На месяц, видимо; поливайте, - ну, как-нибудь, это неважно… как-нибудь на свое усмотрение поливайте!" - потому что не поворачивался язык говорить сейчас о цветах и вообще о чем-нибудь живом, - потому что ничего живого и не осталось, все выжжено напалмом вчерашнего ужаса. Как нарвалась сама! Как могла сомневаться, что они, конечно, в любой момент ждут прихода таких, с претензиями, с требованием снять с прилавков, отдать назад, возместить ущерб; ждут и отделывают этих наивных кретинов, как вчера отделали тебя, и записывают, как тебя записали вчера (под руки проводили, трясущуюся, к двери, сняли бион и сказали с садистической легкой оттяжкой, с улыбкой светской и свинской: "Мы с вами свяжемся непременно"). Кажется, ты хотела создать ситуацию, когда тебя не смогут шантажировать тем, таким невинным, таким, в сущности, эротичным маленьким сетом с чертовым подлым бобром. Мало того что ты показала, как сильно боишься (чем ты думала? как на такое можно было пойти вообще?), - ты дала им, о, совершенно прекрасный, новый, свежий материал; в глазах начальства, семьи, сотрудников, клиентов, партнеров по биопсихической индустрии он, конечно, создаст тебе красивую репутацию. Краше некуда. Краше в гроб кладут.
Шести часов (шести часов! гордись мною, мама!) хватило на то, чтобы найти работу на другом конце страны; штат Иллинойс, теплое место, на улице ждут отпечатков наших ног. Потерять в зарплате ровно в два раза, потерять приличную медицинскую страховку, получить почти что в два раза меньше дней отпуска - но снимать какую-нибудь квартирку - хватит, хватит на еду, что же, какое-то время будешь ездить в метро, пока не подберешь себе менее захудалое место. Можно надеяться, что это произойдет очень быстро: этим, например, хватило одного разговора по комму со включенным экраном да резюме с превосходным послужным списком, да демонстрации диплома Гарвардской Школы Бизнеса. Они были явно рады заполучить меня и явно не понимали, как это им так повезло.
Это, наверное, потому, что они не видели, как существо, похожее на гигантскую мышь, проводило по моим глазам измазанным в сперме хуем, пока волчица двумя пальцами растягивала мне анус и запускала в него язык.
Глава 13
Впечатление такое, что за дверью молча орудует стадо горилл; или, еще хуже, что Щ накрыли, - но разгром там точно происходит какого-то совсем уж невообразимого, космического масштаба. На секунду я даже испугался, что, когда дверь наконец раскроется, я задохнусь от облака вырвавшейся наружу штукатурки. Или дыма. Или еще чего-нибудь, как в боевиках. Так или иначе, в жизни Щ явно настал черный день; надо было считать до трех и пытаться высадить дверь, если…
Дверь распахнулась, но не облако штукатурки ударило меня по лицу, а какой-то ужасный белый предмет, а следом на меня с диким воплем: "Аи, блядь, стой!" - буквально рухнул Щ. Почему-то мой живот начал бешено трепетать и биться под его телом, как если бы наружу пытался выбраться инопланетный урод, как в старом фильме; в процессе этот урод явно норовил как можно точнее вписаться какой-то частью тела мне в печень. Если бы Щ хоть на секунду перестал извиваться на мне и отвалил, я бы попытался спастись из этого неописуемого и невообразимого ужаса, но Щ, видимо, совсем сдурел и мял меня, постоянно заходясь то хохотом, то выжимаемыми из хохота комками мата. Наконец он издал короткий победный крик и перекатил через меня свое длинное жилистое тело, так двинув мне при этом по грудине, что я задохнулся и закашлялся.
Несколько секунд он сидел в позе человека, страдающего тяжелейшим язвенным приступом, и конвульсивно дергался от хохота. Я выполз и готов был не то ударить его ногой, не то вызвать "скорую". Наконец этот балбес разогнулся и показал мне нечто всклокоченное, мечущееся и дергающееся в его крепко сжатых ладонях, как дергался и метался за секунду до этого сам Щ.
- Он… - выдавил из себя мой нежнейше любимый друг, валясь в очередном пароксизме счастья на травяной пол, - он - иххххххи! - съебал!..
Пельмень. То ужасное месиво из белой шерсти, розовых ушей и вусмерть перепуганных глаз, которое, кажется, наградило мою скулу хорошим синяком и которое Щ пытается удержать в ладонях, - это его карликовый кролик по кличке Пельмень. Я знал Пельменя вот такусеньким, и он, надо сказать, никогда до сегодняшнего дня не отличался буйным нравом - наоборот, был тих, обаятелен, склонен к серьезным размышлениям; много ел, часто дрочил об поилку и периодически позволял друзьям Щ поднимать себя за уши. Последнее упражнение, честно говоря, не доставляло удовольствия никому, кроме самого Щ: Пельмень страдальчески смотрел из-под съехавшего скальпа, держащий его за уши гость чувствовал себя мучителем животных - и только Щ, качая породистым пальцем, спрашивал гостя насупленно и серьезно:
- А? Теперь ты понимаешь, что такое иметь власть? Послушай, отпусти животное, уродец, и дай мне воды.
- Отпусти?! Да он тут только что полквартиры, блин, чуть не снес!
Чего это с ним, а? С чего его плющит?
Смотрит серьезно и отвечает со вдумчивым кивком:
- На нем мой бион., Щ, ты что, охуел?
- Это же круто!
Это тебе круто! Ты на него посмотри!
- Ну счас снимем. Но ты видел, как он себя вел? Он же себя как человек вел! Он же все обалденно понимал!
- Ты его с ума сведешь!
Становится очень серьезным, поднимает палец:
- А ты знаешь, что исследования показали, что кролики - самые психически устойчивые существа на земном шаре? Что свести кролика с ума занимает больше времени, чем свести с ума, например, обезьяну? И ты знаешь почему? (Эффектная пауза.) Потому что они тупые!!!
О господи! Щ, ради бога, сними с кролика бион, мне больно смотреть на его конвульсии. Ты понимаешь, что ему сейчас кажется, что он прямоходящий и у него при росте восемнадцать сантиметров хуй девятнадцать сантиметров?
- Ну лааадно! Ему кажется, что у него рост метр восемьдесят и хуй двадцать два сантиметра!
- Щ!
С явной неохотой этот ненормальный начинает искать у извивающегося (с пеной у пасти - если вы можете представить себе пену у кроличьей пасти) животного кнопку биона, шаря в мехе пальцами так энергично, как если бы он ими могилу рыл. Наконец находит кнопку, выхватывает розовый шарик у кролика из-за уха и демонстрирует мне, как если бы шарик содержал не запись последнего полового акта Щ и какого-нибудь андроида, а ответы на наиболее важные вопросы мироздания; например, на вопрос о том, почему я уже девять лет так нежно люблю этого психа.
Кролик обмякает у Щ на руках и, кажется, теряет сознание от счастья. Щ несет его в клетку и несколько секунд пытается силой запихнуть в пасть несчастного зверя сосок поилки, но Пельмень пребывает в блаженной отключке и явно не хочет ни воды, ни еды, а только чтобы боженька немедленно и навсегда забрал его на небо. Наконец Щ запирает клетку и поворачивается ко мне с видом человека, совершившего изнурительную, но крайне полезную работу.
- Видал? Он перся! Он смеялся! Ну не смотри ты на меня так! Может, у меня такой "белый кролик"! Ты знаешь, что такое "белый кролик"?
Маленькое животное с нарушениями пигментации.
- Неееет! Это у тех, кто много с порнухой возится, есть понятие "белый кролик". Это то, на что у них стоит. Потому что со временем у них. ни на что нормальное уже не стоит, а стоит на какого-нибудь белого кролика. Вот у тебя - какой "белый кролик"?
Послушай, ты, ненормальный, мне сейчас ехать в аэропорт; я к тебе посоветоваться зашел.
- Ой-ё, да, ты ж сегодня летишь. Слушай, идем в спальню, я тебе покажу кое-что, ну просто улетное. У меня новый андроид.
Куда еще один?
- Идем, идем.
Стоит у кровати, прислоненная к стене, ужасного вида дура в человеческий рост. Я видел таких только… не знаю, нигде таких не видел. Это какой-то реликт, музейный экспонат. Латекс вместо кожи и нарисованные прямо поверх латекса бессмысленные синие глаза; соски почему-то ярко-оранжевые, а обведенная красным глубокая воронка изображает рот. Ноги у уродицы разведены в стороны и руки тоже; внизу условного живота - какие-то нитки, претендующие на звание лобковых волос. Такое впечатление, что красотка была удушена на нудистском пляже. Причем в последний миг узрела бога да так и осталась лежать - с широко распахнутыми глазами.
Кажется, мое молчание неприятно расстраивает Щ. Он явно ждал восторгов.
- Она старинная?
Супер! Я явно попал в точку! Дорогой друг огревает меня по плечу:
- Сечеееешь! Антикварная! Три штуки отдал - вот так, даже не задумываясь. Иди, иди сюда, послушай!
Поворачивает в спине у чудища какой-то рычаг, и оно начинает вибрировать с отвратительным механическим звуком. Щ счастлив.
- А? Иди, послушай, ну, приложи ухо! - И сам прикладывает ухо к розовому надувному туловищу, сладко закрывает глаза. Мне начинает казаться, что от него самого идет какой-то механический звук.
Я не помню уже, когда именно Щ заявил, что лучший секс в мире - это секс с андроидом. До этого у нашего милого друга было много обсессий - кролики, bag-size monsters, гыргай, какие-то водоросли и практически все наиболее невменяемые изводы христианства - от старосатанизма до трогательного школярского бреда "Друзей Распятого". Мы полагали, что андроиды продержатся месяца два или три (за эти два или три месяца Щ, правда, успел бы купить, выебать и продемонстрировать нам десять лучших моделей на всем рынке, - плюс написать двадцать статей в жанре новой искренности о любви машин). Но эти восхитительные молчаливые девочки с чуть угловатой походкой, ласковыми глазами, волосами до попы и прекрасной, нежной искусственной кожей, все как одна блондинки вырожденческого вида, в соответствии со вкусами моего дорогого друга, - прижились, задержались в его безумном мире, стали тихими и прекрасными обитателями его прекрасной и тихой квартиры. Я привык, что в последние пару лет, когда я приходил сюда, - чай, легкие эйфобионы, старый джаз или новый лизмо (странная все-таки штука и странные эти ребята, "Спайсу Рору", которые первыми придумали играть по одной ноте, без аккордов) - Щ включал какую-нибудь из куколок в режиме "соц" - "светское присутствие"; куколка делала прелестное, придуманное самим Щ (а может, подсмотренное у той живой девочки, которой, как я знаю - а Щ не знает, не надо ему знать, - уже год как нет в живых и даже в мертвых нет) движение: прикрывала личико высоко поднятой и сильно выставленной вперед рукой, как будто заслонялась от солнца, - но глядела из-под руки так кокетливо, что хотелось немедленно погладить ее по голове, как шкодливого, но знающего цену своему обаянию ребенка. Они, эти прелестные автоматы, обычно сидели тихо, иногда кивали в рандомальном режиме нашим разговорам, иногда как-бы-сглатывали-слюну - прелестная живая статуэтка в небольшой человеческий рост. Мне было странно, что Щ испытывает к ним сексуальное влечение, но постепенно это даже перестало быть темой для шуток; он жил со своими механическими женами дружной патриархальной семьей и, кажется, был совершенно счастлив. Сегодняшнее чудовище выбивалось из всей коллекции; до нее самой старой куклой здесь была выпущенная в Германии двадцать лет назад Агата; у нее в местах суставов еще прощупывались совершенно отчетливо круглые пупсовые шарниры - но все-таки у Агаты была синтетическая, хоть и грубая кожа и вполне правильное человеческое тело; она совсем не была похожа на эту надутую хозяйственную перчатку…
- Нет, спасибо, дорогой, я не буду прикладывать ухо.
- Она охуенная! Ты понимаешь, как было плохо с телками в те годы, если они вот такое готовы были ебать?
На Пельмене вот был мой бион с ней. Так ты знаешь что? Он сначала грохнулся на спину и дергал жопой - ебался! Ты себе представляешь? К счастью, нет.
- Ну (опять по плечу; спасибо, что не по скуле), ты как?
- Послушай, у меня после твоего цирка буквально пять минут есть; я прекрасно. То есть хуево. Мне с тобой надо поговорить.