Потоптавшись на месте, терпя незаметно одолевающий мороз, я все-таки решил пока повременить с таким решением и, потуже затянув рваный черный шарф на лице, свернул направо - к брошенному дому без дверей.
Дойдя до входа - секунду постоял в нерешительности, словно ожидая, когда вежливые хозяева разрешат войти, зачем-то провел рукой по холодному, местами треснувшему бетону, на всякий случай обернулся, не замечая никого поблизости, и переступил порог. Внутри царил жуткий бардак, разруха. В пролете между вторым и первым этажом гудели сквозняки, из огромных щелей в обшарпанных стенах с изодранными обоями сильно дуло. Сделав шаг-другой по коридору, засыпанному раскрошенным кирпичом, льдом и пеплом, я перешагнул через лежащую на боку детскую коляску, бросил беглый взгляд на донельзя запыленные картины и свернул на лестницу.
- Найти тут, конечно, ничего не ожидаю… - высказался вслух, поднимаясь по промерзшим ступенькам, осыпающимся прямо под ногами, - …но зайти все равно стоит - глядишь, что интересное попадется.
На втором этаже - точно такой же разгром, если и того не хуже. На стенах толстыми шершавыми темно-зелеными полосами намерз иней, всюду - осколки, обломки мебели, прожженные насквозь доски, стулья, мусор. С дырявого потолка падал скопившийся на крыше пепел. Пахло стынью, застарелостью.
- Ну-с, посмотрим… - с какой-то неуверенностью проговорил я и, растолкав теплыми ботинками груду хлама, прошел дальше.
Заглянул в небольшую комнатку с дверью, висящей на одной ржавой петле, где кроме разбитого шкафа да серванта больше ничего не разыскалось, прошел в ванную. Пол засыпан кафельной плиткой, потолок облупился, заплесневел, раковина разбита вдребезги, как и унитаз, большое зеркало - частично осыпалось, точно мозаика.
- Кто ж тебя так, а?.. - сочувственно протянул я, поднял на лоб защитные очки, взглянул в свое перекошенное потресканное отражение - лицо с мороза красное, глаза волчьи, сероватые, прищуренные, на бровях застыли льдинки, нос чуть подрагивал. Потом встал ближе и продолжил: - Дурное это дело - зеркала колотить. Вот чем оно помешало? Висело себе и висело…
И, хмыкнув, опустил голову. Сразу под раковиной обнаружил настоящее сокровище - затвердевший кусок мыла, а рядом - три пустые бутылки: две из-под шампуня, одна - от бальзама для волос.
- Жаль, конечно, что не полные, - Джин и Клер бы притащил… - разочарованно вздохнул я и, схватив мыло, сунул в карман куртки, - но и мыло ничуть не хуже. Все-таки зашел не зря - уже есть первая удачная находка. Если, дай бог, и дальше так пойдет, может, даже кое-что и в Грим на продажу отнесу. Главное - не сглазить, как это часто бывает…
Еще раз пробежался глазами по ванной и, не найдя ничего стоящего, - покинул ее.
Пусто оказалось и на запорошенной снегом раскуроченной кухне - там уже успели побывать до меня, вынеся все самое ценное и нужное. Одни только поломанные жалюзи шумно колыхались от едва уловимого ветра, словно прогоняя отсюда случайно забредшего человека, еще надеющегося что-то разыскать среди обледеневших стен.
- Ну и бог с этой кухней… - ничуть не расстроившись, высказался я, - сам, в конце концов, виноват - надо было раньше сюда заглянуть, пока это место не приглядел себе кто-нибудь другой.
И вздохнул, направился к последней комнате.
Поставив винтовку возле старого гардероба, я отряхнул от пепла капюшон с мехом, скинул, стянул с лица шарф, снял городской бежево-бирюзовый рюкзак, положил на запыленный угловой диван и прошел вглубь помещения. На полу, прикрытом курчавым ковром, валялась порванная, истрепанная одежда, что годилась лишь на тряпки, раздавленные диски, отражающие медно-алые лучи, какие-то коробки, всевозможный хлам. Справа висела просторная книжная полка с расставленными забавными статуэтками, рамками с обезличенными фотографиями и невзрачными мягкими игрушками, а сразу перед ней - просторный, подвешенный за пару крючков, потускневший флаг с единственной кричащей надписью-лозунгом, написанной крупными черными буквами, над какими время осталось не властно:
$$$"НЕ ГУБИТЕ ПРИРОДУ!"
Я подошел, задержал печальный взгляд, несколько раз перечитал про себя этот призыв.
- Слова-то громкие, страстные, но бесполезные… - признал, наконец, я и прибавил холодно, осуждающе: - Они, увы, только воздух сотрясать умеют, а сердца вовсе не трогают. Во всяком случае, их так и не услышали.
Потом достал недокуренную с ночи сигаретку, подул, словно та валялась в грязи, сунул в рот, неторопливо закурил и приблизился к полке с книгами, пробегаясь пальцами по шершавым застарелым корешкам. Почти все - уже нечитабельные, порченые, превратившиеся в требуху, а те, что еще сохранили хоть какие-то названия, - либо технического уклона, либо научного, либо религиозного и годились исключительно на розжиг костра для ночлега. И только одна, может быть две стоили того, чтобы их взяли и раскрыли.
- Будет что почитать Клер перед сном, - с улыбкой отметил я, носом выдохнул горький дым и сложил примеченную литературу в ровную стопку возле рюкзака. Остальные брать не стал, руководствуясь золотым правилом "бери только то, что действительно нужно". - А другие не возьму: продать все равно не продашь - они никому не нужны, а носить с собой лишний груз - подвергать себя дополнительному риску.
Подвинув замаранное бурыми пятнами офисное кресло - присел, проскакал по заснеженному компьютерному столу задумчивым взглядом, выдвинул клавиатуру, понажимал по клавишам, посмотрел в разбитый монитор, перебрал ворох исписанных листов, точно ожидая найти среди них какое-то давнее послание, откинулся на спинку.
"А ведь чей-то дом был когда-то… - с грустью подумал я, - м-да уж, как все меняет время, как мастерски ломает судьбы…"
Поднял глаза - прямо над монитором, на небольшой полочке, томилась фигурка футболиста с нескончаемо дергающейся головой.
- Чего дрожишь-то? - спросил у нее. - Замерз, что ль?
Фигурка не ответила, продолжала трястись, будто в страхе.
Усмехнулся, затушил бычок об стол.
- Чудной ты, - бросил я.
А-у-у-у!.. Р-р-р-р…
Вскочив - метнулся к разбитому окну. Но только выглянул, как всем телом ощутил липкий холодок при виде воющей и рычащей группы из пяти осунувшихся до костей здоровых черных волков со страшными ожогами на шерсти и ярко-красными пылающими глазищами, нагоняющих по кровавому следу абсолютно безоружного человека в растрепанной зимней куртке. Его левая рука висела плетью, рукав вместе с белым пухом быстро багровел, шапка сползла на затылок, обнажив плешь, ноги заплетались - бежал из последних сил.
- Потрошители… - с холодом проговорил я, провожая волков серьезным взглядом, - …не оторвется от них - надо выручать… - вздохнув, прибавил: - Черт, как не вовремя-то, а…
В три прыжка забрал свою винтовку, снял с предохранителя, переводя в боевой режим, покидал книги в рюкзак и, забросив за спину, - опять к окну, громко окликая незнакомца:
- Эй, ты!.. Ни в коем случае не сбавляй ход!!. Слышишь!.. Не сбавляй ход - догонят же!..
Не знаю, расслышал меня или нет, но бег он тем не менее не замедлил - выходит, кричал не зря. Зато на мой голос живо среагировали три потрошителя и, почти одновременно отколовшись от общей группы, понеслись в сторону дома, прекращая преследование человека. А вот остальные два волка как мчались за ним, так и продолжали мчаться, даже не подумав замедлиться, чтобы узнать, кто это и откуда кричал, - слишком силен голод, охотничий инстинкт, неумолимо толкающий в погоню за жертвой.
"Влип ты, Курт, как же ты вли-и-и-ип… - мысленно отругал себя, - нашел приключений на жопу…"
И, натянув очки, - подрегулировал кратность, взял на прицел самого быстрого потрошителя, почти уже настигшего убегающего, задержал дыхание и плавно нажал на спуск. Хлесткий хлопок резко дал по ушам, на подоконник упала гильза, звякнула об пол, в воздухе запахло порохом. Сбитый с лап волк кувыркнулся на бок, завыл так, что у меня кровь застыла в жилах, и мешком повалился на зеленоватый снег, загребая когтями и обрывком хвоста, напоминающим скорее расползшуюся веревку. Второго пуля смертельно ударила в морду, потрошитель подкосился, влетел на скорости в сугроб, пропахал клыками лед и затих, навсегда отпуская свой двуногий обед. Однако такой стрельбе, какой без лести могли позавидовать даже бывалые охотники, мне порадоваться не удалось - оставшиеся три потрошителя вплотную подошли к дому и стали для меня недосягаемыми. И только одно успокаивало - тот, ради кого я, по сути, пожертвовал собой, остался в живых.
- Господи, что же теперь мне-то делать?.. Куда бежать?.. - пугливо протараторил я, обшаривая глазами комнатушку, где, по всей видимости, предстояло держать оборону. - Хотя куда тут бежать-то? Либо под кровать лезть, как дитя малое, либо в окно прыгать - вариантов немного.
Непроизвольно глянул в него, где сразу заметил незнакомца. Он уже никуда не бежал, а лежал, немощный, на зеленовато-буром снегу, держась за растерзанную руку, постепенно пачкался пеплом.
"Не больше получаса у него, - решил я, - дольше не протянет - крови много потерял, да и пепел в рану попасть может…"
Р-р-р…
Между тем со стороны первого этажа слышались грозные рыки волков и грохот хрустящего под мощными лапами льда и мусора. Этот шум единовременно сливался в жуткое эхо, отпрыгивал от бетонных стен.
Положив винтовку на журнальный стол - подскочил к гардеробу, на голову превосходящему меня по высоте, и стал сдвигать к двери, чувствуя, как мокнут от ужаса ладони.
Р-р-р!..
- Только бы сил хватило… - с надеждой проговаривал я, - иначе… все - загрызут…
* * *
Наигравшись с одноногой куклой в грязном платье, Клер отложила ее к остальным игрушкам, достала из корзины обгоревшую раскраску, надломанные цветные карандаши и принялась зарисовывать мультяшного мышонка, наполняя картинку недостающими цветами. Но уже через несколько минут это занятие ей наскучило, она убрала все обратно, обулась в маленькие туфельки и, открыв дверь, вышла на кухню, где мама резала мясо к обеду. Заметив Клер, Джин обернулась, сдержанно улыбнулась, маскируя тревогу, и позвала к себе:
- Доченька, иди сюда, - сделала пригласительный жест, отходя от стола, - вместе готовить будем.
- Что-то вкусненькое? - хитрым голоском спросила Клер, встав рядом с матерью. В глазках зашевелился интерес, детское любопытство, а от вкусных запахов, овеявших всю кухню, разгулялся аппетит. - Да, мам?
Джин вытерла руку об затасканный до дыр фартук, приобняла дочь, ответила:
- Супчик мясной, как ты любишь, а еще салатик хочу сделать.
Клер оживилась, заюлила, заглянула на стол - там лежали три скудных бледненьких помидора, два тоненьких огурчика - скромный урожай, выращенный в теплице поистине титаническим трудом матери.
Заметив, куда смотрит дочурка, Джин предложила:
- Ну что, порежешь овощи? Только кожуру не забудь снять с огурчиков, хорошо?
- Хорошо, мам!
- И осторожнее - не порежься! - предостерегла та и, перед тем как вручить маленький нож, напомнила: - Ножичком на себя, на себя аккуратненько…
- Знаю, мам! - насупившись от излишних нотаций, перебила Клер. - Не напоминай!
- Все, молчу-молчу! - примирительно выступила мать, передала нож. - Тогда все в мисочку нарежь, а я потом маслом заправлю - у нас полбутылочки еще осталось.
Клер молча начала чистить огурцы, шинковать помидоры.
Тайком понаблюдав за подрастающей хозяйкой, ловко управляющейся с острым ножом, ничуть не хуже нее, Джин тихо заплакала - сердце переполняло бесконечное материнское счастье. Чтобы увлеченная делом дочка не заметила ее слез радости - отошла чуть в сторону, незаметно вытерла испачканным фартуком глаза, посопела носом, так же молча, как и Клер, продолжила разделывать жесткую мерзлую волчатину, то и дело подкидывать в кастрюлю некрупные неровные куски.
"Помощница подрастает моя, - с гордостью за дочь подумала Джин, - надежда и опора наша с Куртом…"
Когда миска была заполнена овощами, маленькая Клер сполоснула нож в ковшике с водой, убрала в подставку, собрала очистки от огуречной кожуры в кучу и вдруг задала матери нежданный вопрос, какой та боялась в данный момент услышать больше всего:
- Мамуль, а папа скоро вернется?
Из рук Джин мигом выпал нож. Она глубоко жадно вздохнула, от чего грудь обожгло огнем, вздрогнула всем телом, как от страшного наваждения, оперлась на стол, побледнела.
- Мамочка, тебе плохо?.. Мама… - растерялась Клер, подлетела к ней, крепко обняла, чуть не плача. Сердечко забилось в испуге. - Что с тобой? Ты из-за папы так, да?.. Мам…
Почувствовав тепло дочери, Джин безмолвно опустила голову, не моргая, будто слепая, взглянула на ту, запустила свои тонкие холодные пальцы в прядь детских волос, как-то по-старушечьи погладила. Рука скользила по ним легко, точно по шелку, неторопливо, заботливо, жалеючи.
- Мамуль?.. - не унималась Клер, все крепче и крепче прижимаясь к родной матери, по-своему утешая, но она - холодный камень, - казалось, даже не понимала этого. - Мама… мамочка… мама…
Еще какое-то время помолчав, продолжая смотреть куда-то сквозь дочь, Джин, наконец, заговорила, но тихо, слабо, совсем уж неубедительно:
- Я… я в порядке, доченька… - закрыла глаза, тяжело выдохнула и повторила так, словно и сама не верила в то, что говорит: - В порядке…
- Ты обманываешь, обманываешь! - грозно молвила Клер. - Зачем ты меня обманываешь? Я же вижу, что ты чем-то расстроена!
Истерика дочери привела Джин в чувство, она решила больше ничего не скрывать и созналась:
- Я вся на нервах, Клер, места себе не нахожу… - и бросила обеспокоенный взгляд в окно. За ним шел пепел, неслышно стелился на темный отравленный снег и ветви. Дочка заглянула ей в глаза, тоже посмотрела в окно. Через мгновение продолжила, успокоившись: - Когда наш отец уходит туда… - помедлила, - …меня не покидает тревога, прям душа не на месте…
Договорив - подвинула к себе миску с нарезанными овощами, взяла ложку, стала перемешивать. Клер удивленно смотрела то на красное небо с зависшим на нем огненно-медным диском, то на этот серый пепел, провожая завороженным взглядом, и все никак не могла понять, что же такого страшного может таиться в этой безобидной тишине, вгоняющей мать в панический ужас.
- Но… там ведь так тихо… - промолвила она, следя за тем, как подхваченный ветром пепел принялся кружиться дервишем возле окна, взлохмачивая колючие чернильные кусты, - …зачем бояться тишины, мам?
- Да просто неспокойно как-то становится… - лживо, ограждая Клер от излишних подробностей, к каким та еще пока не готова, ответила Джин и вдруг обратилась с просьбой: - Доченька, а не принесешь маслица? Знаешь где?
Клер с неохотой оторвала глаза от окна.
- Конечно! - потом обняла мать: - Я сейчас приду, только не грусти, ладно?
И удалилась в кладовку.
Пока Клер не было, Джин быстро, дабы случайно не увидела дочка, окрестила себя святым знаменьем, зачерпнула ковшиком чистой воды из ведра, добытой в скважине, что несколько месяцев выкапывал Курт возле дома, залила кастрюлю, насыпала оставшиеся приправы.
Вернулась дочка бесшумно, словно мышка.
- Тут очень мало, мам, нам точно хватит? - отдавая полупустую бутылку масла, с сомнением в голосе спросила она, а сама встала возле мамы, с нетерпением ожидая, когда та польет им нарезанный ей салат. - Больше ведь нет…
Джин на это как-то скромно улыбнулась, взялась заправлять салат, попутно давая наставления Клер:
- Смотри и учись - скоро сама будешь так делать, - оглянулась на дочку: Клер с каким-то необычайным интересом следила за каждым действием матери, точно боялась пропустить что-то важное, - а папка наш как обрадуется, когда придет домой… - маняще протянула и, хваля, прибавила: - Я же скажу ему, что это ты его сегодня накормила!
- Ему понравится мой салатик?..
- Вот увидишь, Клер, обязательно понравится! - убедила мать. - А сейчас пойдем со мной - включим генератор и поставим наш с тобой суп на плиту вариться.
- У-у-у… - Клер взялась за ушки, - опять будет громко!
- Ну, а что же делать, солнышко? - умиляясь дочерью, спросила Джин. - Потерпим немножко.
- Ну, ладно… - сокрушенно вздохнула дочурка, прошла к ведру, любуясь собой в отражении. Вода слегка плескалась, кривила личико.
Сняв фартук, Джин подошла к вешалкам с висящими куртками, собралась. Обувшись в поношенные теплые сапоги - застегнула тугую молнию, подвернула облезлый воротник, поторопила дочку:
- Клер, одевай свою курточку и ботиночки, - и прибавила чуть громче: - И шарфиком не забудь замотаться.
- Не забуду!
Дождавшись, когда дочка оденется, - толкнула дверь и первая вышла из дома.