Сторожевые башни
На следующий день в сторожевых башнях неизвестно почему поднялась суматоха. Замечено это было утром, а ближе к полудню, когда Рентелл вышел из гостиницы, чтобы повидаться с миссис Осмонд, непонятная деятельность была в разгаре. По обеим сторонам улицы люди стояли у открытых окон и на балконах, взволнованно перешептывались и показывали на небо.
Обычно Рентелл старался не обращать внимания на сторожевые башни - у него вызывали возмущение любые разговоры о них, - но сейчас, укрывшись в тени стоявшего в начале улицы дома, он принялся рассматривать ближайшую. Она как бы парила метрах в шести над Публичной библиотекой. Впечатление было такое, что застекленное помещение в нижнем ярусе полно наблюдателей - они возились, как показалось Рентеллу, вокруг полусобранного огромного оптического механизма, то закрывая, то открывая при этом окна. Рентелл посмотрел по сторонам - башни, отстоящие друг от друга метров на сто, как бы заполняли собой небо. Во всех, судя по вспышкам света, возникавшим, когда на открываемое окно падал солнечный луч, кипела аналогичная деятельность.
Старик в потрепанном черном костюме и рубашке апаш, обычно слонявшийся около библиотеки, пересек улицу, подошел к Рентеллу и встал рядом с ним в тени.
- Не иначе как они что‑то там затевают. - Он приложил ладони козырьком к глазам, озабоченно глядя на сторожевые башни. - Никогда раньше такого не видел.
Рентелл внимательно посмотрел на него. Как бы ни был старик встревожен, все же он явно испытывал облегчение при виде начавшейся в башнях суеты.
- Я бы не стал беспокоиться попусту, - заметил Рентелл. - Хорошо, что там вообще хоть что‑то происходит.
Не дожидаясь ответа, он повернулся и зашагал прочь. Через десять минут он дошел до улицы, где жила миссис Осмонд, и все это время упорно не поднимал глаз от мостовой и не глядел на редких прохожих. Над улицей, прямо по центру, нависали четыре сторожевые башни. Примерно из половины домов уже выехали их обитатели, и нежилые здания постепенно, но неотвратимо ветшали. Обычно во время прогулки Рентелл внимательно рассматривал каждый частный дом, прикидывая, не снять ли ему его и не переехать ли из гостиницы, но сейчас движение в сторожевых башнях вызывало у него беспокойство, какого раньше он и предположить не мог, а посему на этот раз мысли его были далеки от жилищного вопроса.
Дом миссис Осмонд находился в глубине квартала, распахнутые ворота покачивались на ржавых петлях. Рентелл, помедлив у росшего рядом с тротуаром платана, решительно пересек садик и быстро вошел в дом.
В это время дня миссис Осмонд обычно загорала на веранде, но сегодня она сидела в гостиной. Когда Рентелл вошел, она разбирала старые бумаги, которыми был набит небольшой чемоданчик.
Рентелл даже не обнял ее и сразу подошел к окну. Шторы были приспущены, и он их поднял. Метрах в тридцати возвышалась сторожевая башня, нависая над опустевшими домами. Наискосок за горизонт уходили рядами башни, полускрытые яркой пеленой.
- Ты считаешь, что тебе обязательно надо было приходить? - беспокойно осведомилась миссис Осмонд.
- Почему бы и нет? - спросил Рентелл. Он рассматривал башни, засунув руки в карманы.
- Но если они станут следить за нами, то заметят, что ты ходишь ко мне.
- На твоем месте я бы меньше верил разным слухам, - спокойно ответил Рентелл.
- Что же тогда все это значит?
- Не имею ни малейшего представления. Их поступки могут быть в той же степени случайны и бессмысленны, как и наши. Возможно, они и в самом деле собираются установить за нами надзор. Но какое имеет значение, если они только смотрят?
- В таком случае тебе вообще не нужно больше приходить! - воскликнула миссис Осмонд.
- Но почему? Не думаю, что они могут видеть сквозь стены.
- Не так уж они глупы, - бросила миссис Осмонд. - Они скоро сообразят, что к чему, если уже не сообразили.
Рентелл отвел взгляд от башни и терпеливо посмотрел на миссис Осмонд.
- Дорогая, в твоем доме нет подслушивающей аппаратуры. Потому им неизвестно, чем мы занимаемся: теологической беседой или обсуждением эндокринной системы ленточного червя.
- Только не ты, Чарлз, - захихикала миссис Осмонд. - Только уж не ты. - Явно довольная своим ответом, она смягчилась и взяла сигарету из шкатулки на столе.
- Возможно, они меня не знают, - сухо произнес Рентелл. - Более того, я совершенно уверен, что не знают. Если бы знали, то не думаю, что я еще находился бы здесь.
Он почувствовал, что начал сутулиться, - верный признак волнения.
- Будут сегодня в школе занятия? - спросила миссис Осмонд, когда он уселся на диване в своей любимой позе, вытянув длинные ноги.
- Трудно сказать, - пожал плечами Рентелл. - Хэнсон утром пошел в Таун‑холл, но там, как всегда, ничего не знают.
Он расстегнул куртку и вытащил из внутреннего кармана старый, аккуратно свернутый женский журнал.
- Чарлз! - воскликнула миссис Осмонд. - Где ты его достал?
- Дала Джорджина Симоне, - ответил Рентелл. С дивана можно было видеть сторожевую башню. - У нее полным‑полно таких журналов.
Он встал, подошел к окну и задернул шторы.
- Чарлз, не надо! Я же ничего не вижу.
- Потом посмотришь, - ответил Рентелл, опять устраиваясь на диване. - На концерт сегодня идешь?
- Разве его не отменили? - спросила миссис Осмонд, неохотно откладывая журнал.
- Конечно, нет.
- Мне что‑то не хочется, Чарлз. - Миссис Осмонд нахмурилась. - А что за пластинки собирается проигрывать Хэнсон?
- Чайковский и Григ. - Рентелл старался заинтересовать ее. - Ты должна пойти. Мы же не можем целыми днями сидеть дома, плесневея от скуки.
- Я все понимаю, - протянула миссис Осмонд капризно. - Но у меня нет настроения. Давай сегодня не пойдем. Да и пластинки мне надоели - я их столько раз слышала.
- Мне они тоже надоели. Но, по крайней мере, это хоть какая‑то деятельность. - Он обнял миссис Осмонд и начал играть завитком волос за ухом, позванивая ее большими блестящими серьгами. Когда он положил руку ей на колено, миссис Осмонд встала и отошла, поправляя юбку.
- Джулия, да что с тобой? - раздраженно спросил Рентелл. - У тебя голова болит?
Мисс Осмонд стояла у окна, глядя на сторожевые башни.
- Как ты думаешь, они выйдут оттуда?
- Разумеется, нет! - бросил Рентелл. - С чего ты взяла?
Внезапно он почувствовал, что злится и ему все больше хочется скорей уйти из этой тесной и пыльной комнаты.
Он встал и застегнул куртку:
- Встретимся сегодня в Институте, Джулия. Начало концерта в три.
Миссис Осмонд рассеянно кивнула, открыла дверь и мелкими шажками вышла на веранду, не задумываясь, что ее видно с башен, с отрешенным выражением молящейся монахини на лице.
Как Рентелл и предполагал, на следующий день занятия в школе были отменены. Послонявшись после завтрака по гостинице, он с Хэнсоном пошел в Таун‑холл. Единственный чиновник, которого им удалось отыскать, ничего не знал.
- До сих пор мы не получили никаких распоряжений, - объяснил он. - Но можете быть спокойны: как только что‑то прояснится, вам сразу сообщат. Правда, насколько я слышал, произойдет это не скоро.
- Таково решение школьного комитета? - спросил Рентелл. - Или это очередная блистательная импровизация секретаря муниципального Совета?
- Школьный комитет больше не функционирует, - сказал чиновник. - А секретаря, боюсь, сегодня нет на месте. - Прежде чем Рентелл смог что‑либо вставить, он добавил: - Жалованье вам, конечно, будет продолжать идти. Если хотите, на обратном пути можете заглянуть в финансовый отдел.
Выйдя из Таун‑холла, Рентелл и Хэнсон решили выпить кофе. Найдя открытое кафе, они уселись под тентом, поглядывая на сторожевые башни, нависшие над крышами. Деятельность в башнях по сравнению с вчерашним днем существенно уменьшилась. Ближайшая башня находилась в пятнадцати метрах от них, прямо над пустым зданием конторы на противоположной стороне улицы. Окна в наблюдательном ярусе оставались закрытыми, но Рентелл заметил за стеклом мелькавшую время от времени тень.
Наконец к ним подошла официантка, и Рентелл заказал кофе.
- Я соскучился по урокам, - заметил Хэнсон. - Безделье все же ощутимо утомляет.
- Это точно, - согласился Рентелл, - остается только зазвать кого‑нибудь в школу. Жаль, что вчерашний концерт не удался.
Хэнсон пожал плечами:
- Может быть, в следующий раз смогу достать новые пластинки. Кстати, Джулия вчера прекрасно выглядела.
Рентелл легким поклоном поблагодарил за комплимент и сказал:
- Надо бы чаще выводить ее в свет.
- Полагаешь, это разумно?
- Что за странный вопрос?
- Ну, знаешь ли, только не в нынешней ситуации, - Хэнсон кивнул на сторожевые башни.
- Не понимаю, при чем здесь это, - отрезал Рентелл. Он терпеть не мог обсуждать свою или чужую личную жизнь и только собрался переменить тему, как Хэнсон перевел разговор в неожиданное русло:
- Может, и ни при чем, но как будто на последнем заседании Совета о тебе упоминали. Кое‑кто весьма неодобрительно отзывался о ваших отношениях с миссис Осмонд. - Хэнсон улыбнулся помрачневшему Рентеллу. - Понятно, что ими движет зависть, и ничего больше, но твое поведение действительно многих раздражает.
Сохраняя самообладание, Рентелл отодвинул чашку:
- Не скажешь ли ты мне, какое их собачье дело?
Хэнсон хохотнул:
- Ясно, что никакого. А поскольку у них в руках власть, то я бы советовал тебе не отмахиваться от подобных указаний. - При этих словах Рентелл фыркнул, но Хэнсон невозмутимо продолжал: - Между прочим, через несколько дней ты можешь получить официальное уведомление.
- Что?! - Рентелл взорвался было и тут же взял себя в руки. - Ты это серьезно? - И когда Хэнсон кивнул, он зло засмеялся. - Какие идиоты! Не знаю, почему только мы их терпим. Иногда их глупость меня просто поражает.
- Я бы на твоем месте воздержался от таких замечаний, - заметил Хэнсон. - Я позицию Совета понимаю. Памятуя, что суета в сторожевых башнях началась вчера, Совет, скорее всего, полагает, что нам не следует делать ничего, что могло бы их озлобить. Кто знает, но Совет, возможно, действует в соответствии с их официальным распоряжением.
Рентелл с презрением взглянул на Хэнсона:
- Ты в самом деле веришь, будто Совет как‑то связан с башнями? Быть может, простаки и поверят в такую чушь, но, Бога ради, избавь от нее меня. - Он внимательно посмотрел на Хэнсона, прикидывая, кто же мог снабдить его такой информацией. Топорность методов Совета вызывала раздражение. - Впрочем, спасибо, что предупредил. Очевидно, когда мы с Джулией завтра пойдем в кино, публика в зале будет страшно смущена.
Хэнсон покачал головой:
- Нет. В свете вчерашних событий любые зрелищные мероприятия отменены.
- Но почему? Неужели они не понимают, что сейчас нам необходима любая социальная деятельность? Люди попрятались по домам, как перепуганные привидения. Надо вытащить их оттуда, объединить вокруг чего‑нибудь. - Рентелл задумчиво посмотрел на сторожевую башню на противоположной стороне улицы, за матовыми стеклами наблюдательных окон мелькали тени. - Надо что‑то устроить, скажем, праздник на открытом воздухе. Только вот кто возьмет на себя организацию?
Хэнсон отодвинул стул.
- Осторожнее, Чарлз. Неизвестно, как отнесется Совет к таким затеям.
- Уверен, что плохо.
После ухода Хэнсона Рентелл с полчаса сидел за столиком, рассеянно поигрывая пустой кофейной чашкой и глядя на редких прохожих. В кафе больше никто не заходил, и он был счастлив, что может побыть в одиночестве, которое с ним разделяли сторожевые башни, тянувшиеся рядами над крышами.
За исключением миссис Осмонд, у Рентелла практически не было близких друзей. Его острый ум и нетерпимость к пошлости существенно затрудняли для многих общение с ним. Определенность, отстраненность, не выпячиваемое, но легко ощущаемое превосходство держали людей на расстоянии от Рентелла, хотя многие считали его про себя всего лишь жалким школьным учителем. В гостинице он редко вступал с кем‑либо в разговоры. Вообще между собой ее постояльцы общались мало; в гостиной и столовой они сидели, погрузившись в старые газеты и журналы, время от времени негромко переговариваясь. Единственное, что могло стать предметом общей беседы, - это проявление активности в сторожевых башнях, но в таких случаях Рентелл неизменно хранил молчание.
Когда он уже собрался уходить из кафе, на улице показалась коренастая фигура. Рентелл узнал этого человека и хотел было отвернуться, чтобы не здороваться с ним, но что‑то в облике прохожего приковывало к себе внимание. Дородный, с выпяченной челюстью, этот человек шел вольно, вразвалку, распахнутое двубортное клетчатое палы о обнажало широкую грудь. Это был Виктор Бордмен, владелец местной киношки, в прошлом бутлегер, а вообще‑то сутенер.
Рентелл не был знаком с ним, но чувствовал, что Бордмен, как и он сам, отмечен клеймом неодобрения Совета. Хэнсон рассказывал, что Совет как‑то поймал Бордмена на противозаконной деятельности (в результате чего тот понес ощутимые убытки), но выражение неизменного самодовольства и презрения ко всему миру на лице бывшего бутлегера, казалось, опровергало это.
Когда они с Бордменом встретились взглядами, физиономия толстяка расплылась в хитрой ухмылке. Ухмылка была явно предназначена Рентеллу и явно намекала на некое событие, о котором тот еще не знал, - по‑видимому, на его предстоящее столкновение с Советом. Очевидно, Бордмен ожидал, что Рентелл безропотно сдастся Совету. Раздосадованный, Рентелл отвернулся и, бросив взгляд через плечо, увидел, как Бордмен расслабленной походкой побрел дальше по улице.
На следующий день активность в сторожевых башнях полностью прекратилась. Голубая дымка, из которой они вырастали, стала ярче, чем на протяжении нескольких предыдущих месяцев, сам воздух на улицах, казалось, искрился светом, отражавшимся от наблюдательных окон. В башнях не ощущалось ни малейшего движения, и небо, пронизанное их бесчисленными рядами, приобрело устойчивую однородность, предвещавшую длительное затишье. Тем не менее Рентелл обнаружил, что нервничает как‑то больше, чем раньше. Занятия в школе еще не начались, но ему почему‑то совсем не хотелось хотя бы зайти к миссис Осмонд, и он решил после завтрака вообще не выходить из дома, словно чувствуя себя в чем‑то виноватым.
Нескончаемые ряды тянущихся до горизонта сторожевых башен напоминали ему, что он скоро мог получить "уведомление" Совета, - не случайно Хэнсон упомянул об этом; и не случайно, что Совет становился обычно наиболее деятелен в укреплении своей позиции, издавая бесчисленные мелочные инструкции и дополнения к ним именно во время каникул.
Рентелл с удовольствием публично оспорил бы полномочия Совета по некоторым формальным вопросам, не имеющим отношения непосредственно к нему самому, - например, по поводу законности постановления, запрещающего собрания на улицах, но даже сама мысль о суете, неминуемой при сборе сторонников, чрезвычайно угнетала его. Хотя никто из жителей города не выступал против Совета, однако большинство несомненно испытало бы тайную радость, узнав о его падении; к сожалению, для создания оппозиции не было подходящего центра. В случае с Рентеллом дело было даже не столько во всеобщем страхе перед Советом и его возможным контактом со сторожевыми башнями - просто вообще кто‑либо вряд ли стал бы защищать права Рентелла, в частности - на неприкосновенность его личной жизни.
Как ни странно, но сама миссис Осмонд, казалось, даже не подозревала о том, что происходит в городе. Когда Рентелл зашел навестить ее во второй половине дня, она сделала уборку и находилась в прекрасном расположении духа.
- Чарлз, что с тобой? - упрекнула она, когда он тяжело опустился в кресло. - Ты серьезен, как курица на яйцах.
- Что‑то я устал сегодня. Вероятно, из‑за жары. - Когда она села на подлокотник кресла, он вяло положил руку на ее бедро, словно пытаясь этим жестом помочь себе. - Похоже, в последнее время Совет стал для меня навязчивой идеей. Я чувствую какую‑то неуверенность, надо бы выбраться из этого…
Миссис Осмонд погладила его по голове:
- Единственное, что тебе надо, Чарлз, так это немного материнской любви. Ты ведь так одинок в своей гостинице, среди старичья. Почему бы тебе не снять дом на нашей улице? Я бы тогда могла присматривать за тобой.
Рентелл насмешливо взглянул на нее.
- А может быть, я перееду прямо к тебе? - спросил он, но миссис Осмонд презрительно фыркнула и отошла к окну.
Она взглянула на ближайшую башню.
- О чем, по‑твоему, они там думают?
Рентелл небрежно щелкнул пальцами:
- Возможно, они не думают ни о чем. Иногда мне кажется, что там вообще никого нет, а эти движения за стеклами - просто оптические иллюзии. Хотя окна как будто открываются, никто никогда не видел ни одного обитателя. Так что башни могут быть просто‑напросто заброшенным зоопарком.
Миссис Осмонд посмотрела на него с горестным изумлением:
- Что за странные метафоры ты выбираешь, Чарлз. Я часто удивляюсь, почему ты не такой, как все, - я бы, например, ни за что не осмелилась сказать то, что говоришь ты. В том случае, если… - Она замолчала, невольно бросив взгляд на сторожевую башню.
Рентелл лениво спросил:
- В каком "том случае"?
- Ну, когда… - раздраженно начала она снова. - Перестань, Чарлз, неужто тебе никогда не становится страшно при мысли об этих башнях, нависающих над нами?
Рентелл медленно повернул голову и взглянул в окно. Однажды он попытался сосчитать сторожевые башни, но сбился и бросил.
- Да, я боюсь их, как Хэнсон, как старики в гостинице, как и все в городе. Но вовсе не так, как мальчишки в школе боятся меня, учителя.
Миссис Осмонд кивнула, неверно истолковав его последнее замечание.
- Дети очень восприимчивы, Чарлз, они чувствуют, что тебе нет до них никакого дела. К сожалению, они еще малы и не понимают, что же происходит в городе.
Она поежилась, закутываясь в кофту:
- Ты знаешь, в те дни, когда они там в башнях за окнами суетятся, я вся разбитая, это ужасно. Я чувствую такую апатию, не в состоянии ничего делать, просто сижу и тупо смотрю в стену. Возможно, я более восприимчива к их… их излучению, чем большинство людей.
Рентелл улыбнулся:
- Возможно. Не позволяй, однако, чтобы они портили тебе настроение. Когда они в следующий раз начнут там возиться, попробуй не поддаваться: надень карнавальную шляпу и потанцуй.
- Что? Господи, Чарлз, ну почему ты всегда иронизируешь?
- Я говорю сейчас совершенно серьезно. Неужели ты веришь всем этим слухам о башнях?
Миссис Осмонд печально покачала головой:
- Переменишься ли ты когда‑нибудь… Ты уже уходишь?
Рентелл помедлил у окна.
- Пойду домой, отдохну. Кстати, ты знакома с Виктором Бордменом?
- Когда‑то была. А почему ты спрашиваешь?
- Сад рядом с кинотеатром около автомобильной стоянки принадлежит ему?
- Кажется, да. - Миссис Осмонд засмеялась. - Ты решил заняться садоводством?
- В некотором роде. - Помахав на прощанье, Рентелл вышел.