* * *
…От астероида остались лишь жалкие крохи в виде роя мелких сопровождавших его обломков. Часть из них пролилась на Землю в виде метеоритного дождя. Несколько обломков больших, обломков поменьше, осколки смёрзшийся в лёд грязи, - следы от бесконечно давно произошедшего накопления "булыжником" кометного хвоста. Поменяв главного "владыку", эти неприкаянные "ошмётки" небесной материи с готовностью устремились за новым фаворитом, - куском какого-то другого небесного тела, оказавшегося поблизости. Они стали его спутниками, услужливо плетясь в хвосте его "фарватера"… Гравитационное поле Солнечной системы разбросало их по небу. Возможно, они когда-нибудь и вернутся в своё прежнее гало, но никогда уже им не суждено обрести былую мощь их прежнего "владельца".
На поверхности Земли возникали десятки, сотни маленьких кратеров. Когда обломок ударял в водоёмы, вспышка была столь же яркой, как и при соударении с сушей. Но рана, нанесённая океану, выглядела с высоты менее болезненной и значительной. Вокруг вырастали волны-стены, словно окаймляя рану, "врачуя" её…
Вода в океане вокруг кратера взметнулась на две с лишним мили в высоту. Ещё не достигнув наивысшей точки подъёма, она уже кипела. Давление расширяющегося перегретого пара вытолкнуло из кратера воду, подняв на поверхности океана гигантскую волну.
Раскалённый пар поднялся вверх почти прозрачной, словно слегка матовое стекло, колонной. Достигнув края атмосферы, мегатонны пара стали остывать, конденсируя влагу и рождая перезрелые влагою тучи. Они начали ронять из себя мелкие капли перемешанной с грязью воды. Падая, капли сливались в тугие, ещё горячие солёные струи…
Джузеппе Орио, "Основы смертных начал". 1465 г., в обработке Л. Нивена и Дж. Пурнель, "Молот Люцифера".
…Самым противным в последние недели после состоявшегося "хэппи-энда" называлось и оказывалось именно водой.
Словно в насмешку, наш некогда считавшийся чуть ли не Эдемом край, - с его постоянным водным дефицитом и одуряющей, липкой летней жарой, - теперь наконец-то клацал от холода зубами, булькал, тонул и барахтался в маслянистой, дурно пахнущей гниением жиже, щедро поливаемый сверху чуть лучшей по составу мутноватой, солёной консистенцией.
Создавалось такое впечатление, что мало нашлось бы на свете дряни, которой не было бы растворено в этих водах.
Нитраты и щелочи, сера и купорос, метиленхлорид, тетраэтиленхлорид, полиэтиленгликоли, селитра, хлор, фосфор, азотная и соляная кислоты, цинк и свинец, синтетические смолы, альдегиды и формальдегиды. Магний, нефтепродукты, уксус… Да мало ли ещё какой гадости "подарил" нам на прощание родимый порт?! Теперь всё это "богатство" было замешано в крепкий бульон и принадлежало уже всем, а не только кучке дельцов.
Пей - не хочу!
Ещё не столь давно всё вокруг было покрыто всяческим колышущимся на ряби воды хламом, - просоленными яблоками, разбухшим зерном, позеленевшими от водорослей и ила мешками, побелевшим от "химии" пластиком, мутными полиэтиленовыми бутылками, твердеющим целлофаном, преющим тряпьём, гниющими досками, ржавеющими бочками и свёрнутым в комки мазутом. Повсюду виднелись то затонувшие, то полувсплывшие остовы машин.
В машинах были люди, - мёртвые люди.
В разгар любого дня, в свете едва сочащегося с тускло-серого неба света, можно было видеть, что вокруг - море, по волнам которого нескончаемо плыли различные предметы и трупы. Плыли безобразно раздутые тушки собак, зайцев, коров, мелких лесных животных и кур. Бесчисленное множество человеческих тел, - изуродованных, избитых, опухших, изогнутых. Голыми и в треснувшей, пошедшей бахромой на опухших телах, одежде.
Плыло дерево во всех его видах и формах: стволы, мебель, части домов.
И над всем этим "великолепием" неустанно кружились разных сортов и размеров, счастливые до умопомрачения и жирные до безобразия, мухи. Наконец-то они получили долгожданное право ползать кому угодно по носу и безнаказанно угощаться желанными экскрементами. Уже некому было согнать их, пристукнуть газеткой или поймать на липкую ленту…
"Затопленная грязью Пятница".
И теперь, спустя всё это гадкое, потрясающе неприятное время, помноженная на впитывающую и удерживающую способность скального глинозёма, вода всё ещё оставалась основой главной бедой и составляющей всего сущего. Почти всего, что уцелело и ныне виделось вокруг.
Она была не просто всюду, - окружающее, казалось, было растворено в ней конкретно, надолго и всерьёз. Хочу вам откровенно сказать, что вода просто припеваючи живёт среди начинающих плесневеть у вас в мешке оставшихся сухарях, в ружейных стволах, в слипающихся от грязи и пота волосах под головным убором. Рождая липкие же и скользкие на ощупь колтуны, и так похожую на мокреющий псориаз розовато - жёлтую "лепь". Эта разновидность мощного, не знающего поражения от антибиотиков грибка, если не дай Бог привьётся, будет радовать вас своим присутствием на головешке не один год…
Вода нагло возлежит в ваших карманах и лениво ковыряет ледяным носом у вас в ушах. Уверенно и надёжно заседает в каждой ложбине, отверстии, дырочке, выемке и ямке. Вода трусливо прячется от наступающего братца-холода в ваших штанах, теребя уставшее тело и заставляя его отчаянно отбиваться шрапнелью прелой вони. Вони несколько дней немытого толком тела. При всём при этом вода ещё задорно перекатывалась, как на качелях, внутри ботинок, и старательной носухой рыла себе нору за шиворот, деловито разгребая липкими холодными лапками натёртую невысыхающим воротником шею. Вода сгущалась из паров на лице, тусила и миндальничала в носу, частенько выбегая подышать влажным же воздухом, и, спьяну не удержавшись, с размаху летела с весёлым гиканьем на и без того замызганную разгрузку.
Странно, почему во всех книжонках про "Это" о подобном, как правило, не говорится почти ни слова?! Ни о грязи тебе телесной, ни о запахе носковом…
Все герои там - словно только из Сандунских бань, и даже сексом по ходу развития сюжета, не моясь по неделе или две, умудряются заниматься, - без боязни поймать как минимум молочницу, да без содрогания от взаимного букета гадких запахов…
И как ухитряются?! По всей видимости, причёски у девушек там, по определению, держатся годами, не растрёпываясь.
А макияж им наносится навеки. Прокладки, - те просто вечные, под роспись выдаются. Попросту одна, раз - и на всю жизнь…
Лично я, просто не умывшись с утра, всегда чувствую отвращение к себе и к миру за окном в целом. Даже осквернять чашку кофе нечищеным щёткой ртом по мне - просто кощунство!
Так что в ЭТОЙ реальности мы, как и полагается нормальным мужикам посреди всеобщего погодного дурдома, идём и воняем дальше, чем в состоянии услышать. Как и все люди в таких ситуациях, прошу заметить!
И не надо тут нас дурить всякими там россказнями о том, что после пяти суток без душа, после высокобелкового питания "в сухую", курения дешёвых, ядрёных сигарет и тяжёлого марша под непрерывной гадкой моросью можно лезть в постель с красоткой. И с претензией на страстную взаимность целоваться взасос с королевой…
…Привычным и до смерти надоевшим жестом подбрасываю на спине вещмешок, пытаясь переместить его с коченеющей спины повыше к плечам. Тот злорадно треснул по загривку сместившейся в грузе банкой тушенки. Я помянул её гадким словом. Она отметила сие радостное событие тем, что подпрыгнула в мешке, ухнула затем вниз и предательски затарахтела по армейскому термосу на поясе…
Кс-ц-с- с!!! Глухой, царапнувший нервы звук разносится далеко, и в окружающей нас тишине звучит чуть ли не раскатисто. В крепких руках идущих мгновенно оживает движением холод влажной, настороженной воронёной стали…
- Не тарахти ж ты так, падла, - мрачно бурчу я в ноздри, досадуя столь неосторожному собственному поведению. Усталость давно даёт о себе знать некоторой потерей осторожности и столь необходимой в этих реалиях выверенной точности в движениях. Быстренько выбираю оружейный ремень и вытягиваю на ощупь пару снаряжённых магазинов.
Поскольку в леске слева в ответ на мою дурацкую неловкость тут же угрожающе треснуло, нехорошо засопело, ну и вроде как даже предвкушающе зачавкало.
Нет, не стоит думать, что в лесу сидит и ждёт путников неимоверный мутант или чудовище с иной планеты.
Почему-то многие уверены, что в условиях резкого сокращения человеческого поголовья планету тут же заселят некие уроды, - зубастые и ядовитые, неуязвимые для пули, штыка и снаряда.
Чепуха!
Крокодилы, если не передохнут, так и останутся крокодилами. Не переродятся они ни в каких там "челюстей" сверх уже у них имеющихся. А из безобидной лесной, тростниковой или лиманной черепахи за год или даже пятьдесят - ну никак не выведется стрраш-ш-ш-ная "кракозябо" вроде многотонного "сумчатого танко-тигра"! Как бы ни била по башке её радиация или какие-нибудь там "мутагены". Даже если представить, что у этой твари ВДРУГ появится достаточная кормовая база. Иначе сдохнуть ей суждено раньше, чем она вылезет на улицу и поймает свою первую сиволапую "добычу". Кого? Ну, скажем, льва? Или шакала…
Ну, вырастет у неё даже, допустим, пятая нога, да прибавит она в весе пару тонн и в скорости ещё метр-два в секунду.
И что она? Вытопчет и без того не существующие нивы? Выкорчует леса? Скорее, сдохнет она на первой же пробежке за трёхкрылой мухой, которая тоже прибавит в весе и разгоне…
Но отчего-то особо впечатлительным и нервным натурам с неуёмной фантазией кажется, что мир просто обязан в таких случаях выродить эдакого полоумного Годзиллу, разгуливающего по улицам поверженных городов. И кушающего пробивающиеся сквозь разрушающиеся строения лютики. Иначе что ж ему ещё жрать среди всеобщего запустения?!
- Упырь, проверь-ка там…, нах…, полянку эту. Что там ещё за… шастают? Зомби уже народились, что ли?! Не сидится кому-то там, видите ли, тихо! - я раздражен очередной непредвиденной задержкой, усталостью и всем миром, и теперь готов злобно стрелять во всё, что только увижу. Ну не верю я в колдовство и перерождение мира в полнолуние. Точно так же, как не верю в то, что, даже переселившись из раздолбанных хат в пещеры, люди смогут переспать с летучей мышью, отрастить острые иглы клыков или превратиться в говорящую крысу. Живущую к тому же в канализации и мастерски владеющую приёмами ву-шу.
А вот вырасти Негодяюшкой чей-нибудь жестокий с детства ребёночек очень даже в состоянии. И, внезапно захотев изысканно откушать или поиметь немного вашего добра, превратится в идеального и реального монстра, смотрящего с интересом сквозь изящные очки на привлекательной физиономии на цвет ваших кишок. Вид этаких "интеллигентус живодёрус". Которые в детстве запоем читали "Русалочку" и плакали над умирающим в соляной кислоте головастиком.
На таких мы тоже охотимся здесь изредка. В последнее время их тут что-то расплодилось, будто полёвок в неубранном вечно пьяными селянами поле.
Но они имеют две руки, две ноги. Арбуз головы. И так же покорно, снопом, падают от выстрела, как и в былые годы.
Так что здесь - лес как лес. Да, с некоторых пор он стал довольно неприветлив и хранит в себе некоторые потенциальные, и даже смертельные, опасности. Но они пока вполне суть земного происхождения.
…Крупная фигура на удивление легко и тихо, словно вообразив себя мышью на незаконном празднике в зерновом чулане, юркнула за кучу щебня, на ходу снимая предохранитель карабина. Под прикрытием тонких, почти уже голых ветвей, сиганула лихой обезьяной в овражек и скрылась из виду за гребнем осыпей балки.
Мы подтянули снаряжение и бегом рассредоточились по наиболее удобным огневым точкам. Хотя какой там "рассредоточились"?! Точнее, раскорячились, раздулись, расставили пошире иглы и распушили перья, стараясь малым числом прикрыть огромное пространство. Нас с Вурдалаком всего трое…
Нервов на переживания не тратили. Не совсем правда, что в ожидании засады человек прямо-таки весь исходит изжогой, подбирается, как утробный плод, усиленно глотая до кишок, до ануса собственный кадык. И готовясь достойно если не умереть, то хотя бы обгадиться. Или поставить очередной рекорд по забегу при первых же признаках опасности.
Ну, первые пять-семь дней, конечно, почти так оно и бывает у некоторых, что уж там греха в штанах таить… Особо когда вокруг шныряет голодное и жуткое в своей ненасытности людское сообщество, готовое разорвать самого Люцифера за лежалую карамельку. Затем…
А затем распущенность, изнеженность и неосторожность разлетевшейся фанерой цивилизации внезапно с вас слетают, как груши от удара загулявшего в селе "Запорожца" по бедному дереву. Те, "Кто Пережил", через неделю мух уже не ловили. Мушиная братия сама уже явно старалась от них держаться и "жюжжять" подальше в силу потенциального недружелюбия постоянно голодных человеков. Сама природа сделала нас в подсознании такими изначально, а пришедший "гросс бабах" подрубал, где ещё было надо, топориком обстоятельств.
Нет, - особенно кровожадными и тупо жестокими беспредельщиками, животными в кепках мы не были до этого, не стали и теперь. Мы просто осознали, что условия игры в новых реалиях обрели для всех несколько непривычный, но чёткий и не двузначный смысл. Что пришло всё-таки внезапно то, к чему мы были практически готовы, чего фактически ждали. И что право "стрелять и беречь" всучено нам в руки отныне и надолго вместо права "бежать и терять".
Это было из некоторых, немногих приятностей, принудительно принесённых в этот мир куском неведомых земной науке камешков и сплавов. Грубо говоря, время молчаливого зубовного скрежета и "тихих пуков" по подворотням прошло.
Слишком многое, если не сказать всё, было оставлено, безвозвратно потеряно нами в прежнем, "нормальном", "цивилизованном" существованиижизнивилизованнойвилизованной", о только увижу.
В ЭТОЙ жизни, что казалась нам теперь уже привычной и, на удивление, почти правильной, у нас больше, - уж простите великодушно! - не было ничего ЛИШНЕГО.
Что там говорить, - я никому и ни за что не отдал бы теперь и огрызка от червивого яблока. Как и засохшего стебелька порченного долгоносиком риса, будь это всё у меня этим или даже позаследующим летом!.
Жаден ли я так стал, или всё-таки вынуждено умён? Разберусь на досуге со своим порочным и недостойным поведением. Как доберёмся на Базу. Так поначалу полушутя мы называли наше на совесть заглублённое жилище. Позже "имечко" прижилось.
Конечно, до Базы в полном смысле снабжения и повальной затаренности на государственном уровне ей далековато. Но зато теперь у нас там было, кроме совсем уж лишнего, пожалуй, всё самое необходимое. Всё, что я, и такие сумасброды, как я, смогли стащить в нору и сохранить. И о чём мог бы, да не смел теперь даже и мечтать, какой-нибудь нынешний полоумный лишенец, пробирающийся с оглядкой по какой-нибудь загаженной, опасной для здоровья - во всех смыслах - территории, и прижимающий к груди заветный грязный пакетик со случайно выловленной у берега полутухлой рыбкой.
У нас же был своего рода последний бастион, оплот, крепость. Наследный "Терем опрокинутой навзничь эпохи", чтоб я был здоров, пока никто рядом не болен!
… Уж неведомо, кто там, наверху, в Отделе кадров, тиснул при рождении нам в метрики "не забыть бы чего надоумить", но дело своё этот тип знал железно. Те, чьи тяжёлые, заработанные на ниве безостановочной машины бизнеса рога, инсульты, любовь к излишней крутизне и удобствам не давали покоя в прошлой жизни, - все они так и попёрли с дорогими кожаными чемоданами, при постах и регалиях, в Небытие.
"Спец по рекруту" явно всучил им в руки горящую, в прямом смысле этого слова, "путёвку", и пустил вплавь устраивать себе прибыльный бизнес и вертикаль власти где-нибудь в последующих жизнях.
Остальных, нас, - орущих, обоссаных и мокрых, - он собрал ещё в родильных домах и долгие годы вкраплял им в голову, - с покрытых первородным пушком родничков и до первых седин, - некие невообразимые и дикие, на первый взгляд, идеи.
Взрослея, мы привыкали к пальцу у виска, старательно "заводящему" мозги у собеседников, но бредней своих не оставляли, стараясь при этом выглядеть "как все".
И тихо, терпеливо, - в стороне и без поднятия маршевой пыли и трубных звуков, - мы "лопатили" то, что сделало нас сегодня Живыми.
Это невозможно назвать страхом, "манечкой" или одержимостью "идеей Фикс".
Нет, - просто мы откуда-то твёрдо знали, что ЭТО рано или поздно случится. Что созвездие Небесной Лопаты обязательно примерится на замах к темечку Земли. И что к этому неплохо было бы подготовиться, что ли? Делай, что должно, и будь, что будет. Так, кажется?…
…Камешек ударился в рыхлую верхушку глиняной насыпи и скакнул в сторону, давая понять, что можно безопасно высунуть грязное, опухшее от сырости рыло, и встать в полный рост. Хотя к чему спешить? Стоит только присесть, как наваливается лень…
- Чё это вы там притихли? Обделались совсем? Вылазь, тут всё путём. - Голос нашего "ударного кулака" задирист и насмешлив.
- Ого! Герой, что ли, выискался?! Иди, попугай ещё, чего там бродит. Вон ты у нас какой большой!
- Ты там это, посмотри в лесу получше. Там точно что-то есть, - злое и страшное! Ты тоже. Вот и посоревнуйтесь! Нее, не вылезем пока, и не проси! - стараемся не остаться в долгу.
Пусть там вот и повыпендривается, шутник. По окрестностям побегает. "В спецназ" поиграет. Одна морда вон кошмарная чего стоит… Увидь такое - и сердечный приступ тут как тут. Вот уж уродилось-то…
Вурдалак, и всё тут! Иначе и не подумаешь, храни Господи…
Не знай я его так хорошо, при случайной встрече с ним тут же нажал бы несколько раз на курок, клянусь! Для верности. Даже держи он смиренно в руках просвирку и Библию. И ещё вполне натурально считал бы, что совершил для мира исключительно благое дело…
Так что пусть там потопчется и посопит сердито, умник. А мы посидим тут с Шуром, отдохнём пока, покурим спокойненько…
Экий красавец, однако! Впрочем, на самом деле любим его, как брата.
Хихикая потихоньку, действительно закуриваем, пуская дым в небо… Лишний привал перед последним броском. Думаю, он не повредит. Потому как ноги гудят, - сил нет!
…Огромный, как медведь, торчащий там пень пнём Упырь кажется глыбой на фоне рыдающего последнею бурою листвой леса. Я и сам не малыш, и похвастать оставшейся "статию дубовой" и по сей день ещё могу, но этот Монблан приплюснутый всё же покрупнее меня будет.
Стоит расслабленно. И не сердится, ну надо же! Улыбается, рожа, будто сотенную долларов ещё при той жизни нашёл.
Это я отмечаю сразу. Значит, всё в порядке, и есть ещё время перевести дух.
Поэтому ненадолго прикрываем воспалённые глаза, и устало курим.
Раз наш лысый "панцирный броненосец" спокоен, значит, и мы передохнём, пока он там от нас всякую опасность своим страшным обликом отпугивает. Значит, сзади в него не смотрит из лесу ничей прицел.
И что в этот момент он не гадит отважно в штаны, стоя на самодельной мине или подобной пакости, на которые внезапно, как выяснилось недавно, тоже оказались горазды некие, пока ещё неизвестные нам лица.
По правде говоря, не ожидал, что искусством окончательно и бесповоротно портить венец природы, доводя его до состояния воздушного фуа-гра, в этом районе будет всерьёз владеть ещё кто-то, кроме меня, любимого и одарённого.