Они сверкнули на учителя глазами так, словно он был самым бесполезным насекомым, какому случалось выползти на свет божий.
- Дядя, - сказал Рик, - ты сильно ошибаешься. И со своей школьной фигней тоже. - Он утомленно взглянул на Тома. - По крайней мере, я старался и закончил. Но у меня полно знакомых, кто плюнул на это дело.
- Что же с ними стало?
- Кое-кто занялся кокаином и разбогател. Кое-кто дал дуба. - Рик пожал плечами. - А кое-кто нашел себе другие дела.
- Например, работу у Мэка Кейда? Это не слишком блестящее будущее. Тюрьма - тоже.
- А ползти каждый день на работу, которую ненавидишь, и лизать начальству жопу, чтоб с нее не вылететь, лучше? - У Рика лопнуло терпение, и он поднялся. - Люди в этом городе почти пятьдесят лет лизали старого Престона во все места. И что вышло?
Том хотел было ответить, но колесики логики у него в мозгу застыли. Крыть было нечем.
- Так ты знаешь не все на свете? - продолжил Рик. - Понимаешь, ты живешь в хорошем доме, на хорошей улице, и не должен выслушивать, где тебе можно ходить, а где - нельзя, словно ты собака на коротком поводке. Ты не знаешь, что такое с боем добывать все, что у тебя есть или когда-нибудь будет.
- Суть не в этом. Я говорю о вашем образо…
- В этом, едрена мать! - заорал Рик, и Том от изумления замолчал. Парнишку затрясло. Сжав кулаки, он переждал гнев. - Суть в этом, - взвинченно повторил он. - Не в школе. Не в книжках, написанных покойниками. Не в том, чтоб каждый день лизать жопу, пока не научишься любить ее вкус. Суть в том, чтобы бороться, пока не получишь то, чего хочешь.
- Тогда скажи, чего ты хочешь.
- Чего я хочу? - Рик горько улыбнулся. - Уважения. Я хочу ходить по любой улице, где мне понравится - даже по вашей, мистер Хэммонд. А если приспичит, то и среди ночи, без того, чтобы шериф ставил меня мордой к своей машине. Я хочу такого будущего, где никто не будет стоять над душой с утра до вечера. Я хочу знать, что завтра будет лучше, чем сегодня. Вы можете дать мне это?
- Я не могу, - сказал Том. - Ты сам - можешь. Главное, не отказываться работать головой. Попробуй, и потеряешь все, неважно, каким крутым ты себя считаешь.
- Опять слова, - фыркнул Рик. - Которые ни фига не значат. Ладно, читайте свои книжки, написанные покойниками. Учите по ним, если охота. Только не прикидывайтесь, будто они действительно что-то значат, потому что важно только это. - Он поднял сжатый кулак, испещренный шрамами в давнишних драках, и повернулся к Коди Локетту. - Ты! Слушай! Сегодня твоя шлюха обидела моего человека. Сильно обидела. А утром ко мне приходила другая шлюха, со звездой. Ты спелся с Вэнсом? Платишь ему, чтоб не мешал вам жечь наши дома?
- Совсем спятил. - Шериф Вэнс был нужен Коди, как рыбке зонтик.
- Я задолжал тебе, Коди. За Пако Ле Гранде, - говорил Рик. - Вот что я тебе скажу: если кто из моих перейдет через этот хренов мост, лучше их не трогай.
- Тот, кто таскается сюда по ночам, сам напрашивается на трепку. С радостью сделаем вам такое одолжение.
- Ишь, какой король выискался, мать твою! - крикнул Рик. Не успел он сообразить, что делает, как поднял парту и отшвырнул ее в сторону. Все Гремучки и Отщепенцы в мгновение ока очутились на ногах, разделенные лишь воображаемой линией, которая пролегла через класс. - Мы будем ходить, где захотим!
- А через мост вечером не будете, - предостерег Коди. - На территорию Щепов не соваться.
- Ладно, угомонитесь. - Том стал между ними. Он чувствовал себя полным идиотом - угораздило же его вообразить, будто из такой затеи выйдет толк. - Драка ничего не…
- Заткнись! - фыркнул Рик. - Это не твое дело, дядя! - Он не спускал глаз с Коди. - Войны захотел? Нарываешься!
- Эй! - О, Господи, подумал Том. - Я не желаю слышать ничего о…
Танк дернулся было к Рику Хурадо, но Коди ухватил его за руку. Он догадывался, что Гремучки, как все моченые, ходят с ножами. Все равно сейчас было не время и не место, да и шансы Отщепенцев не устраивали Коди.
- Какой мужик! - сказал Коди. - Как разговаривает!
- Сейчас мой башмак поговорит с твоей жопой! - пригрозил Рик. Он сохранял маску крутого парня, но в глубине души еще не хотел развязки. Ему не нравились шансы Гремучек. Вдобавок он сообразил, что Щепы при ножах. Его собственный нож лежал в шкафчике, а остальным носить в школу ножи он не позволял.
- Давайте разберемся прямо сейчас! - выкрикнул Пекин. Рик подавил сильное желание заехать ему по зубам. Пекин любил затевать драки, но редко их заканчивал.
- Объявляй, Хурадо, - вызывающе сказал Коди и едва не скривился, когда Танк закудахтал, чтобы подстрекнуть Гремучек.
- Здесь никакой драки не будет! - крикнул Том, понимая, что его не слушают. - Слышите вы? И если я увижу какую-нибудь свару на стоянке, я тут же иду в канцелярию и звоню шерифу! Понятно?
- К едрене-фене твоего шерифа! - рявкнул Бобби Клэй Клеммонс. - Мы и ему навешаем!
Сцена затянулась. Коди, готовый к тому, что первый ход сделают Гремучки, примеривался ударить Хурадо в солнечное сплетение, но Рик стоял как скала, ожидая нападения, в котором не сомневался.
В дверном проеме, хромая, появилась какая-то фигура. Остановилась, как вкопанная.
- О! Красный свет - хода нет!
Уже догадавшись по тонкому детскому голоску, кто это, Коди обернулся. Мужчина, который остановился в дверном проеме, был одет в серую форму, держал в руках швабру и толкал перед собой что-то среднее между корзиной для мусора и машиной для отжимания белья. Ему шел седьмой десяток. Круглое, как луна, лицо портили глубокие морщины и коричневые старческие пятна, а седые волосы были подстрижены так коротко, что голова казалась припорошенной тонким слоем песка. На левом виске виднелась отчетливая вмятина. Прикрепленный к форме сторожа ярлычок с именем гласил "Сержант".
- Извините, мистер Хэммонд. Я не знал, что тут еще кто-то есть. Зеленый свет горит - нам идти велит! - Он пошел прочь, припадая на правую ногу, которая складывалась в коленном суставе, как гармошка.
- Нет! Подождите! - позвал Том. - Мы уже уходим. Правда? - спросил он у Рика и Коди.
Ответа не было, только Пекин хрустел пальцами.
Инициативу взял Коди.
- Захочешь, чтоб вложили ума - знаешь, где меня найти. Когда угодно, где угодно. Но чтоб вы вечером на территорию Щепов не совались. - Прежде, чем второй парнишка сумел ответить, Коди повернулся к нему спиной и гордо направился к двери. Отщепенцы последовали за ним. Танк постоял на стреме, потом тоже ушел.
Рик начал громко браниться, но спохватился. Момент был неподходящим. Всему свое время.
За него проорал Пекин:
- Идите на хер, придурки!
- Эй! - нахмурился Сержант Деннисон. - Такой грязный рот маме надо прополоскать! - Он неодобрительно взглянул на Пекина, потом окунул швабру в ведро и принялся за работу.
- Было обалденно приятно, мистер Хэммонд, - сообщил Рик. - Может быть, в следующий раз мы все заглянем к вам домой попить молочка с печеньем?
Сердце у Тома еще бешено колотилось, но он постарался сохранить хотя бы внешнее спокойствие.
- Запомни, что я сказал. Ты слишком хорошо соображаешь, чтобы растратить жизнь на…
Рик набрал слюны и сплюнул на линолеум. Сержант бросил мыть пол. Лицо выразило праведный гнев пополам с растерянностью.
- Вот погоди! - сказал Сержант. - Отжует тебе ноги Бегун!
- Ах, как страшно! - Все знали, что Сержант - чокнутый, но Рику он нравился. Мистер Хэммонд тоже вызвал у парнишки некоторое восхищение тем, что только что попытался сделать, но демонстрировать учителю слабину Рик, вне всяких сомнений, не собирался. Это было просто не принято. - Сваливаем, - велел он Гремучкам, и они покинули класс, болтая по-испански, смеясь и колотя по шкафчикам от избытка нервной энергии. В коридоре Рик треснул Пекина по затылку чуть грубее, чем положено для простой шутки, но, несмотря на это, Пекин ухмыльнулся, показав серебряный передний зуб.
Том стоял и слушал, как гомон стихает, удаляясь по коридору, словно бегущая к далекому берегу волна. Он не принадлежал к их миру и чувствовал себя невероятно глупым. Хуже того: он чувствовал себя старым. Он подумал: "Ах, черт, какое фиаско! Чуть не расшевелить войну двух банд!"
- Успокойся, сынок. Они уже ушли, - сказал Сержант, налегая на швабру.
- Простите?
- Это я Бегуну говорю, - Сержант кивнул на пустой угол. - Заводят его эти ребята.
Том кивнул. Сержант вернулся к работе, морщинистое лицо выражало сосредоточенность. Насколько понимал Том, молодой солдат "Сержант" Деннисон, пострадав в последние месяцы Второй Мировой, так и не оправился от потрясения и впал в детство. Сторожем он работал уже больше пятнадцати лет, а жил в маленьком домике из кирпича-сырца в конце Брасос-стрит, напротив городской баптистской церкви. Дамы из "Сестринского Клуба" приносили Сержанту домашние обеды и присматривали, чтобы он не разгуливал по улицам в пижаме, но в прочих отношениях он был вполне самостоятелен. Правда, с Бегуном дело обстояло иначе: если вы не соглашались, что пес (неопределенной породы) свернулся клубком в углу, залез на стул или сидит у ног Сержанта, Деннисон смотрел на вас, как на умственно отсталого и говорил: "Бегун здесь, а где ж ему быть!", подчеркивая тот факт, что хоть шустрый, но робкий Бегун частенько не хочет показываться, но еда, оставленная с вечера в миске у дверей на крыльце, к рассвету исчезнет. Дамы из Сестринского клуба давным-давно отказались от попыток втолковать Сержанту, что никакого Бегуна нет - уж очень быстро тот начинал плакать.
- Не такие уж они крутые, - сказал Сержант, отдраивая плевок Хурадо. - Ребята эти. Просто представляются, и все дела.
- Может быть. - Правда, это не утешало. Том был огорчен до глубины души. Четверть четвертого - Рэй, должно быть, ждет у машины. Открыв верхний ящик стола, Том вынул ключи и почему-то подумал про ключи от машины, которые должны лежать где-то в доме у Пересов. Интересно, мистер Перес хоть раз брал их в руки, чтобы посмотреть, перевесят ли они жизнь сына? Том почувствовал, как быстро утекает время, и понял: вот сейчас над Великой Жареной Пустотой кружат стервятники. Он задвинул ящик. - До завтра, Сержант.
- Зеленый свет горит - нам идти велит, - отозвался Сержант, и Том вышел из расчерченного солнцем класса.
13. ДОМ КОДИ
Мотоцикл свернул на Брасос. Коди почувствовал, как внутри у него все сжимается - реакция была непроизвольной, так напрягаются мышцы, готовясь получить сильный удар. До дома было не очень далеко, он стоял на углу Брасос и Сомбра. Заднее колесо взметнуло из канавы пыль, и Кошачья Барыня (в узловатых руках - метла) крикнула со своего крыльца: "Уймись ты, зараза!"
Пришлось улыбнуться. В это время дня Кошачья Барыня (по-настоящему ее звали миссис Стелленберг, вдова) неизменно подметала и всякий раз кричала проносящемуся мимо Коди одно и то же. Семьи у Кошачьей Барыни не было - только около дюжины кошек, которые размножались так быстро, что Коди не успевал считать. Эти штуки шныряли по всей округе, а по ночам орали детскими голосами.
Сердце паренька забилось быстрее. Справа приближался его дом - серые потрепанные непогодами доски, закрытые ставнями окна. У тротуара стоял папашин драндулет - старый темно-коричневый "шеви" с проржавевшими бамперами и вмятиной на дверке со стороны пассажирского сиденья. Машину покрывал слой пыли, и Коди немедленно увидел, что стоит она в точности, как утром, забравшись правыми колесами на тротуар. Что означало одно из двух: либо отец ушел на работу в городскую пекарню пешком, либо вообще не пошел. А если старик весь день проторчал в душном доме один, за стенами, может статься, собирается жестокая гроза.
Коди заехал на тротуар, миновал дом Фрэсиеров и оказался у себя во дворике. Там рос лишь куст юкки, листья которой венчали острые колючки, но даже он начинал жухнуть. Коди остановил мотоцикл у подножия бетонных ступенек крыльца и вырубил мотор. Тот заглох с лязгом, который, насколько было известно парнишке, непременно должен был насторожить папашу.
Он слез с мотоцикла и расстегнул молнию джинсовой куртки. За пазухой обнаружилось задание по труду. Вешалка для галстуков, да не простая: она была около шестнадцати дюймов длиной, вырезана из куска палисандра, оттерта наждаком и отполирована так, что поверхность на ощупь казалась прохладным бархатом. В дерево были вмонтированы квадратики белого пластика, старательно покрытые разводами серебряной краски - "под перламутр". Квадратики складывались в красивый шахматный узор. Края Коди вырезал фестонами. К дощечке были приделаны еще два куска инкрустированного палисандра. Они удерживали перекладину, с которой должны были свисать галстуки. Все это было еще раз тщательно отполировано. Мистер Одил, учитель труда, сказал, что работа хорошая, только непонятно, почему Коди так долго с ней копался. Коди терпеть не мог, чтобы кто-то стоял над душой, надеяться мог только на "уд", но работа была сдана, и остальное его не волновало.
Ему нравилось работать руками, хотя он притворялся, будто труд - чистейшей воды занудство. От него, своего президента, Щепы ждали здорового презрения почти ко всему, особенно если оно имело отношение к школе. Но руки Коди, похоже, соображали раньше головы - работа по дереву была для него пустяком, как и ремонт машин на станции обслуживания мистера Мендосы. Коди давным-давно откладывал наладку своей "хонды", но сообразил, что выходит похоже на присловье "сапожник без сапог". Так или иначе, на днях он ею займется.
Он снял очки - "консервы" и сунул в карман. В спутанные волосы набилась пыль. Ему не хотелось подниматься по растрескавшимся бетонным ступенькам и переступать порог, но он жил в этом доме и понимал, что иначе нельзя.
Зайду - и выйду, думал он, ступая на первую ступень. Зайду - и выйду.
Дверные петли взвизгнули, как ошпаренная кошка. Коди поспешил за непрочную деревянную дверь в полумрак. Запертая в стенах дома жара буквально высосала воздух из легких, и парнишка оставил внутреннюю дверь открытой, чтобы хоть немного проветрить. Он уже унюхал кислую вонь папашиного виски "Кентакки Джент".
В первой комнате, гоняя тяжелый воздух, крутился вентилятор. На столе возле пятнистого дивана красовались беспорядочно разбросанные карты, переполненная окурками пепельница и немытый стакан. Дверь в спальню отца была закрыта. Коди задержался, чтобы открыть два окна, потом, зажав подмышкой вешалку для галстуков, двинулся к себе в комнату.
Но не успел он добраться до нее, как услышал скрип - открылась отцовская дверь. Ноги Коди налились свинцом. А потом скрежещущий, как покоробленная пила, голос невнятно (дурное предзнаменование!) выговорил:
- Ты чего тут шныряешь?
Коди промолчал, и отец заорал:
- Сын! Остановись и ответь!
У парнишки отнялись ноги. Он остановился, опустил голову и принялся пристально разглядывать одну из синих роз, вытканных на нитяном коврике.
Усталый пол заскрипел под ногами папаши. Все ближе. Запах "Кентакки Джент" стал сильнее. К нему присоединился запах немытого тела. И, разумеется, одеколона: папаша расплескивал эту дрянь по лицу, шее и подмышками и называл это "помыться". Шаги прекратились.
- Ну так что? - спросил папаша. - В молчанку играем?
- Я… я думал, ты спишь, - сказал Коди. - Я не хотел тебя будить…
- Чушь. Чушь в квадрате. Кто тебе велел открывать окна? Мне тут это окаянное солнце не нужно.
- Жарко. Я подумал…
- Тебе, дураку, только и думать. - Снова шаги. Ставни с треском захлопнулись, отсекая солнечный свет, превращая его в пыльную серую дымку. - Не люблю солнце, - сказал папаша. - От него бывает рак кожи.
В доме было никак не меньше девяноста градусов. Коди почувствовал, как по телу под одеждой медленно пополз пот. Шаги опять направились в его сторону, и Коди дернули за сережку-череп. Он поднял глаза и увидел лицо отца.
- А чего не вставишь такую же в другое ухо? - спросил Керт Локетт. С костистого лица с квадратной челюстью смотрели глубоко посаженные грязно-серые глаза, окруженные сетью морщин. - Все бы поняли, что ты сдвинулся совсем, а не наполовину.
Коди отвел голову, и отец выпустил его ухо.
- В школе сегодня был? - спросил Керт.
- Да, сэр.
- Хоть одному моченому ума вложил?
- Почти, - ответил Коди.
- Почти не считается, - Керт обтер тыльной стороной руки сухие губы, пошел к дивану и плюхнулся на него. Взвизгнули пружины. Керт был таким же жилистым, как сын, с такими же широкими плечами и тощими бедрами. Припорошенные сединой и редеющие на макушке темно-каштановые волосы он зачесывал назад, намертво закрепляя кок "Виталисом". Курчавые светлые волосы Коди унаследовал от матери, которая умерла, давая ему жизнь в Одесской больнице. Керту Локетту было всего сорок два года, но тяга к "Кентакки Джент" и долгим вечерам в клубе "Колючая проволока" состарили его по крайней мере лет на десять. Под глазами набрякли большие мешки, а по обе стороны от тонкого точеного носа лицо бороздили глубокие морщины. Сейчас на нем был любимый наряд: ни ботинок, ни носков, заплатанные на коленях джинсы и огненно-красная рубаха с вышитыми на плечах ковбоями, набрасывающими лассо на волов. Вынув из кармана пачку "Уинстона", Керт прикурил от спички. Коди смотрел, как колеблется огонек в трясущихся пальцах отца. - Скоро моченые всю землю подомнут, - объявил Керт, выдохнув полную грудь дыма. - Все захапают и еще захотят. И остановить их можно только одним: напинать по заду. Скажешь, нет?
Коди на секунду опоздал с ответом.
- Что, не так? - повторил Керт.
- Да, сэр. - Коди двинулся в сторону своей комнаты, но отцовский голос снова тормознул его.
- Фью! Я тебя не отпускал. Я с тобой разговариваю, сын. - Он снова глубоко затянулся. - На работу пойдешь?
Коди кивнул.
- Хорошо. Мне нужно курево. Как думаешь, твой моченый начальник даст пачечку?
- Мистер Мендоса нормальный мужик, - сказал Коди, - не такой, как остальные.
Керт молчал. Вынув сигарету изо рта, он уставился на горящий кончик.
- Все они одним миром мазаны, - спокойно отозвался он. - Все. Будешь думать по-другому, сын, Мендоса тебя наколет.
- Мистер Мендоса всегда был…
- Это что еще за мистер Мендоса? - Керт воззрился на сына. Проклятый мальчишка, подумал он. Деревянная башка! - А я тебе говорю, все они одним миром мазаны, и точка. Так принесешь курево или нет?
Коди, не поднимая головы, пожал плечами. Но он чувствовал на себе взгляд отца и был вынужден сказать:
- Принесу.
- Ну, ладно. Договорились. - Отец вернул сигарету в угол рта, затянулся, и пепел засветился красным. - Это что за хреновина?
- Какая хреновина?
- Вон та хреновина. Вон. - Керт ткнул в сына пальцем. - У тебя подмышкой. Что это?
- Ничего.
- Парень, я еще не ослеп! Я спрашиваю, что это такое!
Коди медленно вытащил из-под мышки вешалку для галстуков. Ладони взмокли, по шее струился пот. Нестерпимо хотелось глотнуть свежего воздуха. Глядеть на отца парнишке всегда было трудно, словно глаза не переносили вида Керта, и каждый раз, как он оказывался рядом с папашей, внутри что-то обмирало и делалось тяжелым, созревшим для похорон. Но, что бы там ни обмирало, иногда оно выкидывало поразительные коленца, так что могильщикам с ним было не разделаться.
- Просто вешалка для галстуков, - объяснил он. - Сделал в школе.