Как я понял, с воровством у мистера Скалли велась самая жестокая борьба, потому что не успел отец заглушить мотор пикапа, как дверь охотничьего домика открылась, во двор выскочили две злющие поджарые овчарки и принялись нас облаивать. Секундой позже ту же дверь кто-то пинком распахнул изнутри, и на крыльцо выскочила невысокая и хрупкая на вид женщина с тугой светлой косой и ружьем в руках.
- Кто вы такие? - заорала она в нашу сторону голосом благозвучным, как визжащая пила. - Что вам тут надо? Мой отец открыл дверцу кабины и помахал рукой:
- Я Том Мэкинсон, мэм. Я приехал из Зефира. Том Мэкинсон, миссис Скалли, вы должны меня знать.
- Какой такой Том?
- Мэкинсон, мэм!
Чтобы перекрыть лай овчарок, отцу приходилось кричать:
- Я приехал из Зефира!
- А ну тиха! - прикрикнула на овчарок миссис Скалли. Этого ей показалось мало: она схватила висящую на колышке на крыльце плетку-многохвостку, несколько раз вытянула ею псин вдоль спин, что существенно охладило их пыл.
Вслед за отцом я выбрался из кабины пикапа и встал рядом. Наши ботинки почти утонули в грязи, которую не держали даже сорняки.
- Я приехал повидаться с вашим мужем, миссис Скалли, - объяснил отец хозяйке домика. - Дело в том, что он по ошибке забрал и увез велосипед моего сына.
- Вот как? - проговорила миссис Скалли и причмокнула. - Обычно Эммет не ошибается.
- Так ваш муж дома, мэм? - снова спросил отец. - Я могу поговорить с ним?
- Он там, на заднем дворе, в одном из сараев, - ответила жена старьевщика и указала нам нужную сторону своим ружьем. - Ваш велосипед, наверное, тоже там - их тут тьма-тьмущая.
- Благодарю вас, мэм.
Отец зашагал в указанном направлении, я двинулся вслед за ним. Не успели мы сделать и десяти шагов, как за нашими спинами снова раздался голос миссис Скалли:
- Эй, вы! Внимательней смотрите себе под ноги! Если споткнетесь и свернете себе шею, мы не собираемся за вас отвечать, понятно?
Если перед домом четы Скалли творился, мягко говоря, беспорядок, то задний двор нельзя было представить и в кошмарном сне. Сараи оказались огромными ангарами из ржавого железа вроде тех, в которых хранится табак-сырец. Чтобы добраться до сараев, пришлось идти по узкой тропинке, петлявшей между горами разнообразной рухляди: тут были и разбитые проигрыватели, и какие-то странные статуи, садовые насосы, продавленные шезлонги, половинки газонокосилок, двери, ржавые жаровни, горшки и кастрюли, кровельное железо, утюги и батареи и бельевые корзины различных форм.
- Господи помилуй, - оглянувшись по сторонам, прошептал отец, больше обращаясь к самому себе, когда мы пробрались извилистой тропинкой между высившимися горами хлама. Хозяйство Скалли щедро поливал дождь, с вершин некоторых металлических эверестов шумными потоками стекала вода. Это место и вправду было удивительным, но когда через несколько шагов перед нами появилась огромнейшая куча перекрученного и спутанного друг с другом металлического нечто, я понял, что назвать эту свалку удивительной - значит не сказать ничего. Она была просто волшебной. Я застыл как вкопанный, не в силах отвести взгляд от того, что увидел перед собой.
Впереди высилась гора из сотен велосипедных рам, сросшихся между собой прядями жуткой ржавчины, все без исключения - без единой шины и в большинстве своем - со сломанными поперечинами.
Говорят, где-то в Африке есть тайное место, куда уходят умирать слоны. Морщинистые серые великаны ложатся там на землю, освобождаются от бренной ноши тяжких тел, и эфирные субстанции их душ наконец могут воспарить к небесам. В тот момент я искренне верил в то, что мне посчастливилось наткнуться на секретное кладбище велосипедов. Мертвые остовы год за годом наслаивались друг на друга; еще долго после того, как непоседливые велосипедные души покинули свои рамы, остовы поливали дожди и сжигало солнце. В некоторых местах этой огромной кучи велосипеды так распались от времени, что приняли вид палой красной и желтой листвы, которой суждено сгореть на костре в один из осенних полдней. Кое-где из кучи торчали разбитые фонари, незрячие и вызывающие, как бывает взгляд у мертвых. На гнутых рулях еще виднелись резиновые рукоятки, с которых кое-где свешивались пучки украшавшей их виниловой бахромы, похожей на вылинявшее под дождем пламя. Стоило только напрячь воображение - все эти велосипеды представали новенькими, сверкающими от краски и нетерпеливо трепещущими от желания скорее отправиться в путь, с новенькими шинами, педалями и цепями, несущими на себе капли желтой пахучей смазки и крепко цепляющимися за шестерни. Непонятно, почему это видение навевало грусть. Скорее всего я увидел наглядное подтверждение того, что всему когда-то приходит конец, как бы сильно мы ни берегли это и ни хранили.
- Здорово! - пророкотал кто-то у нас над ухом. - Я слышал, какой вы там устроили переполох.
Оглянувшись, мы с отцом увидели перед собой мужчину, с трудом толкавшего по грязи большую, тяжело груженную тачку. Мужчина был облачен в комбинезон и пару заляпанных грязью ботинок, его обширный живот вызывающе выпирал вперед, лицо было покрыто пятнами, определенно свидетельствовавшими о неполадках с печенью, а голову украшал единственный клок седых волос. Лицо мистера Скалли было изрезано морщинами, нос, с сеточкой красных сосудов на кончике, напоминал картошку, глаза были прикрыты очками с круглыми стеклами. Глядя на нас, он улыбался во весь рот, демонстрируя редкие прокуренные зубы. Подбородок мистера Скалли украшала большая бородавка с тремя торчавшими седыми волосками.
- Чем могу помочь вам, ребята?
- Я Том Мэкинсон, - представился отец, протянув руку для пожатия. - Сын Джея.
- Вот черт! Прошу прощения, не признал сразу! То-то я гляжу, лицо знакомое.
На руках у мистера Скалли были грязные парусиновые рукавицы; перед тем как встряхнуть руку отцу, он неспешно стянул их.
- А это, выходит, внук Джея?
- Точно. Его зовут Кори.
- Сдается мне, я вроде пару раз видел тебя в городе, - сказал мне мистер Скалли. - Я помню, когда твоему отцу было столько же лет, сколько тебе сейчас. Мы с твоим дедом тогда были не разлей вода.
- Мистер Скалли, мне сказали, что несколько часов назад вы забрали с Дирман-стрит велосипед, - сказал старьевщику отец. - Он стоял там под дубом.
- Точно, это я его прибрал. Да там и смотреть-то особенно не на что было. Сплошная рухлядь.
- Дело в том, что это был велосипед Кори. Мы собирались отдать его в ремонт, а если вы сейчас вернете его нам…
- Во дела, - протянул мистер Скалли. Его широкая улыбка дрогнула. - Том, я даже не думал, что этот велосипед еще на что-то годный.
- Ничего страшного. Значит, велосипед еще здесь у вас?
- Да, ваш велосипед здесь. Точнее сказать, он был здесь. - Мистер Скалли мотнул головой в сторону одного из "сараев". - Я отвез его туда всего несколько минут назад.
- Но мы можем пойти и забрать его? Посмотрев на меня, мистер Скалли закусил губу, потом перевел взгляд обратно на отца.
- В том-то и дело, что ничего не выйдет. Том. Не сможете вы его забрать.
Отставив тачку в сторону, он прислонил се ручки к склону одной из мертвых велосипедных гор и сказал:
- Пойдемте, я кое-что вам покажу.
Вслед за мистером Скалли мы зашагали к сараю. Мистер Скалли сильно хромал, словно суставы у него в ноге были не как у всех людей, шаром, а вроде дверной петли.
- Тут такое дело, ребята, - снова заговорил он. - Уже года три я все подумываю избавиться от этих старых великов, так они мне надоели. Нужно же здесь когда-то начать разбираться, понимаете? Каждый день что-то новое прибавляется… и вот что позавчера я пообещал Белле - Белла, это моя жена, - я сказал ей: "Белла, притаскиваю еще один велосипед и тут же начинаю разбираться. Еще один, и все - хорош".
Вслед за мистером Скалли через проем без дверей мы вошли в сумрачную холодную сень сарая. Голые лампочки, болтавшиеся под потолком на проводах, погружали сваленные внутри сарая очередные кучи барахла в удивительное переплетение света и тени. Из мрака восставали странные, загадочно поблескивающие боками и гранями механизмы, напоминающие шагающие машины марсиан. Что-то щелкало и скрипело; возможно, это были крысы или мыши, я не знал. Сарай более всего напоминал пещеру, в которой чувствовал себя как дома разве что Индиана Джонс.
- Смотрите под ноги, - предупредил нас мистер Скалли, направившись к другому дверному проему. В следующем отсеке он остановился перед большой машиной треугольной формы с шестернями и рычагами по бокам, повернулся к нам и сказал:
- Вот этой дробилке я и скормил ваш велик пятнадцать минут назад. Я принес его последним, и он первым отправился в зубы этой машине.
С этими словами мистер Скалли кивнул на бочонок, полный перекрученных и сплющенных кусков металла. Рядом с первым бочонком, заполненным, стоял другой, пустой, поджидавший своей очереди.
- Это я хоть смогу продать как металлолом, понимаете, в чем дело? Я дал себе зарок: еще один велик - и включаю машинку. Ваш велосипед стал последним, ну что тут поделаешь?
Мистер Скалли, над головой которого то и дело сверкали в свете лампы дождевые капли, проникавшие сквозь дыры в крыше, снова взглянул на меня.
- Извини, Кори. Я даже представить себе не мог, что у такого велосипеда может объявиться хозяин. Если бы я знал, что он твой, я бы, конечно, попридержал его, но он ведь был совершенно никуда не годный, этот велосипед.
- Никуда не годный? - переспросил отец.
- Точно, Том, никуда. Ни одной целой детали. Древний, как мир, совсем изношенный, я уверен, что никто бы не взялся его ремонтировать ни за какие деньги. Нечего и думать. Что делать, любой велосипед когда-нибудь отправляется на свалку. Кому же, как не мне, знать это лучше других, ведь я столько перевидал этих великов, которые мне то и дело приносят или по телефону просят забрать. Поверь, Кори, твой велосипед был просто грудой ржавого металла, и то, что я засунул его в дробилку, ничего не изменило.
- Да, сэр, - ответил я, - я знаю.
- Ему не было больно, - тихо прибавил мистер Скалли, а я молча кивнул ему.
Слушая мистера Скалли, я думал о том, что такой человек, как он, наверняка понимает жизнь всю до самых мелких ее винтиков, потому что, хотя тело его было старым, глаза у него были молодыми и молодым было сердце. Он видел самую космическую суть вещей и потому знал, что жизнь существует не только в созданиях из плоти и крови, но и в предметах из вроде бы неживого материала - в доброй верной паре ботинок; в хорошей надежной машине; в ручке, которая не подведет в трудную минуту; в велосипеде, который пронесет тебя через много миль, - во всем том, чему мы вверяем свою судьбу и жизнь и что платит нам радостью и безопасностью бытия, оставаясь с нами приятными воспоминаниями.
На такие слова старые хрычи с камнем вместо сердца могут холодно усмехнуться и сказать: "Чушь это все, парни, и ерунда!" Но тогда позвольте и мне задать им вопрос: разве вам никогда не хотелось, хотя бы на пару минут, получить обратно свой первый велосипед? Ведь вы наверняка помните, как он выглядел. Ведь помните? Как его звали: "Тигр", "Гладкий", или "Стрела", или, может быть, "Молния"? Кто забрал у вас этот велосипед и куда он потом делся? Вы когда-нибудь задумывались об этом?
- Хочу показать тебе еще кое-что, Кори, - сказал мистер Скалли, дотронувшись до моего плеча. - Иди за мной.
Мы проследовали за мистером Скалли прочь от велосипедодробильной машины в другое отделение сарая. Через маленькое пыльное окошко с улицы сочился зеленоватый свет, немногим помогающий свечению тусклой лампочки под потолком. Здесь, в этой каморке, у мистера Скалли был устроен кабинет: стояли письменный стол и книжный шкаф с документами. Выдвинув один из ящичков шкафа, мистер Скалли принялся что-то тянуть из дальнего его конца.
- Я почти никому это не показывал, - сообщил он нам, - но вам, ребята, это должно понравиться, Покряхтев недолго, он вытащил из ящичка небольшой непонятный предмет.
- Уф! Вот она, за что-то зацепилась.
Его руки, державшие непонятный предмет, появились на свету лампочки.
Мы увидели потемневший от долгого пребывания в воде кусок дерева, на боку которого налипли высохшие раковины. В самой середке деревянного бруска торчало нечто, напоминающее кинжал из слоновой кости. Мистер Скалли поднял кусок дерева повыше к свету, и его глаза за стеклами очков блеснули.
- Видели? Ну, и что вы на это скажете?
- Не знаю, что и сказать, - пробормотал отец. Вслед за ним и я потряс головой.
- А вы взгляните поближе.
Мистер Скалли поднес деревяшку с вонзенным в нее кинжалом прямо к моему лицу. Приглядевшись, я увидел на "кинжале" царапины и выбоины, а также то, что край его был зазубрен словно рыбий нож.
- Это зуб, - объяснил нам мистер Скалли. - Или скорее клык.
- Клык? - пораженно нахмурился отец; его взгляд метался между зубом и лицом мистера Скалли. - Здоровенная, должно быть, была змея?
- Это была не змея, Том. Три лета назад я отпилил этот кусок дерева от чурбана, который выбросило на берег реки. Я иногда отправляюсь на берег Текумсы в одиночку поохотиться за бутылками. Чурбан весь почернел, должно быть, он пролежал на дне реки невесть сколько лет, и вот во время прошлогоднего наводнения его вымыло из ила.
Мистер Скалли осторожно провел защищенным перчаточной парусиной пальцем по зазубренному краю зуба.
- Думаю, что в руках у меня единственное доказательство.
- Вы же не хотите сказать… - начал отец, и тут я все понял.
- Именно, Том, хочу: этот зуб - это клык Старого Мозеса.
Мистер Скалли снова ткнул деревяшкой мне в лицо, и я в испуге отшатнулся.
- Верно, его зрение здорово ослабло, - задумчиво проговорил мистер Скалли. - Наверное, он принял этот чурбан за большую черепаху. Или, может, в тот день он был чем-то раздражен и бросался на все, во что тыкалось его рыло.
Палец мистера Скалли постукивал по зазубренному краю зуба.
- Страшно представить, что может чудовище с такими зубищами сделать с человеком. Жуткая получается картина, верно?
- Можно взглянуть? - с любопытством спросил отец. Мистер Скалли передал ему зуб. Пока отец рассматривал деревяшку с зубом, мистер Скалли, отвернувшись, отошел к окну и уставился в него. С минуту повертев в руках зуб, отец кивнул и проговорил:
- Думаю, вы правы, мистер Скалли! Это действительно зуб!
- Я же говорю, - отозвался от окна мистер Скалли. - Я же не идиот.
- Вам обязательно нужно кому-нибудь его показать! Шерифу Эмори или мэру Своупу! Господи, да это может оказаться правительственным делом!
- Своупу я его уже показывал, - кивнул мистер Скалли. - Это он мне посоветовал убрать этот зуб в самый дальний ящик и запереть ящик на ключ.
- Но почему? Это же сенсация!
- Мэр Своуп так не думает.
Мистер Скалли повернулся к нам обратно от окна, и я увидел, как его глаза потемнели.
- Поначалу Своуп был уверен, что этот зуб - подделка. Он показал его доктору Пэрришу, а док Пэрриш позвал дока Лизандера. И тот, и другой в один голос заявили, что зуб принадлежит какой-то огромной рептилии. После чего мы трое долго разговаривали в кабинете мэра за закрытыми дверями. Своуп сказал, что считает, что это дело лучше всего схоронить в зародыше. Он сказал, что чем бы ни был этот зуб - настоящим ли клыком рептилии или чьей-то искусной подделкой, - все равно незачем попусту волновать людей.
С этими словами мистер Скалли забрал кусок дерева из рук моего отца.
- И тогда я сказал мэру так: "Лютер Своуя, почему вы не хотите предъявить людям неоспоримое доказательство того, что в Текумсе водится чудовище?" Он, со своей глупой трубкой в зубах, зыркнул на меня вот так и ответил:
"Люди и без того это знают. А такие штуки, которые вы называете "доказательствами", только напугают их. Но как бы там ни было, - продолжил тогда мэр Своуп, - чудовище в реке - это наше чудовище, и мы ни с кем не собираемся им делиться". Мистер Скалли протянул мне зуб:
- Хочешь потрогать его, Корн? Потом расскажешь кому-нибудь, что тебе довелось держать в руках.
Так я и сделал - дрожавшим указательным пальцем. Клык Мозеса был холодным, точно таким же, каким, по моему мнению, должны были быть донная грязь и ил Текумсы.
Мистер Скалли убрал кусок дерева с клыком в ящик шкафа и запер ящик на ключ. Дождь на улице снова усилился и дробью барабанил в металлическую крышу.
- Должно быть. Старый Мозес радуется этому ливню, - заметил мистер Скалли.
- Я все-таки считаю, вам обязательно нужно показать зуб еще кому-нибудь, - сказал ему отец. - Кому-нибудь, кто разбирается в подобных вещах, например газетчикам в Бирмингеме.
- Я так бы и сделал, Том, но боюсь, что Своуп мне этого не простит. Может, он прав и Старый Мозес и вправду только наше чудовище. Может быть, если о нем узнают остальные, то его у нас тут же заберут. Выловят из реки сетями, потом посадят в каком-нибудь зоопарке в огромную стеклянную банку, рядом с гигантскими карпами.
Мистер Скалли нахмурился и покачал головой.
- Нет, я тоже не хочу, чтобы дни Старого Мозеса закончились так грустно. Уверен, что и Леди этого не хочет. Сколько я себя помню, каждую Страстную пятницу она носила Мозесу угощение. Прошедшая пятница была первой, когда Старому Мозесу не понравилась еда.
- Ему не понравилась еда? - удивился отец. - Что вы хотите этим сказать?
- Разве тебя не было на негритянском шествии в этом году, Том?
Мистер Скалли подождал ответа, вероятно, рассчитывая услышать от отца твердое "нет", но, ничего не дождавшись, продолжил:
- В этом году Старый Мозес впервые не ударил хвостом в сваю моста, что многие называют "спасибо за гостинцы". Все происходит очень быстро, удар едва можно различить и тем более услышать. Стоит хотя бы раз услышать этот звук - и ты запомнишь его на всю жизнь. Но в этом году ничего такого не было.
И я вспомнил, какое встревоженное лицо было у Леди в этом году, когда она уезжала с моста с горгульями, и с каким мрачным видом устремилась назад в Братон процессия негров. Видно, Леди так и не удалось дождаться удара хвоста Старого Мозеса в сваю. Но что может означать подобное нарушение застольного этикета?
- Трудно сказать, что это может означать, - проговорил мистер Скалли, словно прочитав мои мысли. - Но Леди это очень расстроило, это уж точно.
На улице уже темнело. Отец сказал, что, если мы хотим вернуться домой засветло, нам надо торопиться, и поблагодарил мистера Скалли за то, что он уделил нам время и показал то, что осталось от моего велосипеда.
- Ведь вы и в самом деле не могли знать, - сказал на прощание отец мистеру Скалли, который, хромая, выбрался проводить нас до выхода со свалки. - Вы просто делали свою работу, как обычно.
- Верно, Том. Один велосипед мне и был нужен. А ваш велосипед все равно нельзя было наладить, ни за какие коврижки, - повторил он.
Этого-то я и не мог сказать отцу. По сути дела, окольными путями я пытался донести эту мысль до его сознания, но вся беда в том, что когда ты еще мальчишка, взрослые слушают тебя вполуха.