Окно выходило во внутренний дворик, там росли все те же тополя. На ветках примостились вороны, пять штук. И было в них что-то мерзкое. Не всегда легко отличить обычное животное от оборотня, но эти - они сидели тихо и ровно, не перекаркиваясь, и, одинаково повернув головы, смотрели на окно кабинета. И еще… в общем, я поверила, что вылетать в форточку - себе дороже. Птицы не часто заклевывают друг друга насмерть, но это не птицы. "Ворон ворону глаз не выклюет"- не про них.
- Поняли? - тихий вопрос прозвучал над ухом. Я вздрогнула, надеюсь, не слишком приметно. Повернулась на пятке и проследовала к креслу.
- Ну что ж, Антон Михайлович, рассказывайте. Чем занимаетесь?
Он удивленно поднял брови. Нет, не такой уж красавчик, если приглядеться. Тонкий хрящеватый нос, губы узенькие. И блондин все-таки не натуральный - осветленный до соломенного цвета… ого, а сам-то он, похоже, не из наших.
- Вы что же, интервью у меня хотите брать?
- Не то чтобы хочу, но раз пришла…
- "Интересный Город" это напечатает?
- Да нет, едва ли.
- Значит, личный интерес?
- Можно и так сказать.
Мы перебрасывались дурацкими репликами и разглядывали друг друга.
- А может быть, вы здесь… э-э-э… в другом качестве?
- В каком?
- Ну, я не знаю… в качестве наблюдателя? Разведчика?
- Отчего такая идея?
- Галина Евгеньевна, давайте рассуждать логически. Успешная женщина, модный журналист переодевается уборщицей и тайком проникает в арендованное мной помещение. Должны ведь быть какие-то причины для столь… экстравагантного поведения? Или у вас такое своеобразное хобби? Опасное хобби, Галина Евгеньевна, если говорить откровенно…
Пока он трепался, я соображала. Говорить про Настю нельзя, про мальчишку-выдвиженца - тоже…
- Откуда вы знаете мое имя? Я вашего не припоминаю.
- А, ну это понятно. Вы, как я уже сказал, известный журналист, постоянно на виду. А я - простой предприниматель, моя работа публичности не требует.
- И вы узнали меня по фотографии над моей колонкой в ИГ? (Ага, точно! По черно-белой фотографии два на три сантиметра, где я на четыре года моложе, в кепке и солнечных очках. Скажи "да", и я посмеюсь.)
- Нет, отчего же. Просто я слежу за успехами людей с определенными способностями.
- Кто вы по Облику? - беспечным тоном спросила я. Этот вопрос и среди своих считается не очень-то деликатным, а уж в данном случае… Тем более, он вообще не был похож на оборотня. В человеке, как и в животном, распознать оборотня на глаз можно не всегда. Но я готова была поставить евро против рубля, что не ошибаюсь.
Улыбка соскочила с его лица, будто лопнувшая резинка. Губы так и дернулись. Я думала, он заорет на меня, но он заговорил тихо.
- По Облику, Галина Евгеньевна, я могу стать кем захочу. А от природы я, как это принято у вас называть, нормал.
Здрастье-пожалуйста: псих. Только этого мне не хватало. Надо же - "кем захочу"! Я бабочка, бабочка… Видимо, не было похоже, что я благоговею и трепещу: хозяин окончательно обиделся.
- Я повторяю свой вопрос: чем обязан визитом?
Ответ я успела придумать.
- Спросите об этом у ваших ворон.
- О чем я должен их спросить?
- Ну, например, чего ради они кидались на меня, когда я пролетала мимо.
- Кидались?
- Еще как. Подумайте сами, Антон Михайлович: каждый раз над одним и тем же домом на вас нападают безумные вороны. Сначала я решила, что у них брачный сезон…
- Так. А потом?
- А потом поняла, что они защищают гнездо.
Антон Михайлович одобрительно улыбнулся и кивнул.
- И вы решили наведаться в это гнездышко? Чтобы посмотреть, что тут происходит?
- Ну да, - я сделала честные глаза. - Здесь же не происходит ничего плохого?
- Конечно, нет. Ничего противозаконного.
Скорее всего, так. Покажите мне в уголовном или в гражданском кодексе хоть один закон, который касался бы оборотней!
- А чего же тогда вы так себя защищаете?
- Время такое, Галина Евгеньевна, - белобрысый продолжал мило улыбаться. - Сами понимаете. Двери нараспашку держать нельзя.
- Но птицы-то вам чем не угодили?
- Наша деятельность имеет свою специфику. - Мне не понравилось, как он посмотрел на часы. Вряд ли чего хорошего дожидается. - Не все оборотни хотят оставаться оборотнями.
- Да ну? - удивилась я. - Сроду не встречала оборотня, желающего стать нормалом.
- Возможно, вам имеет смысл расширить свои представления о жизни. Случаются разные ситуации. Например, представьте себе такой вариант: девушка-оборотень влюбляется в нормального человека, ее чувство взаимно. Вы понимаете, что родные ее избранника не в восторге…
Теперь он говорил как перед камерой, на смену старорежимным оборотам пришли газетные. А когда сказал про избранника, опять дернулся. Или попытался подмигнуть?
- …Сейчас, конечно, время цивилизованное, оборотней на кострах не жгут, ни в Европе, ни у нас, но… вы понимаете, ни одна мать не захочет, чтобы их сын соединил свою жизнь с НАСТОЛЬКО странной девушкой. Опять же, многим не позволяют религиозные убеждения…
- Вот этого только не надо, - попросила я кротко. - Значит, здесь у вас собрались оборотни, влюбленные в нормалов, и всем этим нормалам резко поперек, что их возлюбленные - оборотни? И этих бедняжек так много, что пришлось развернуть целое дело?
- Ну зачем же все доводить до абсурда? - укоризненно сказал белобрысый. - Бывают разные обстоятельства. Человеку это может мешать и в бизнесе, и в семейной жизни… Неужели вы не понимаете?
- Нет. Лично мне ЭТО всегда только помогало. И в бизнесе, и в семейной жизни… нелепость какая-то, прошу прощения!
Он оставался спокойным. И, кажется, слегка злорадствовал.
- У нормальных людей, Галина Евгеньевна, - он подчеркнул слово "нормальные", - такое случается. Разве вы не слышали историй о том, как ученые уходят из науки, чтобы больше бывать с семьей, актеры - со сцены, балерины - из балета… Если в вашей жизни такого не было, значит, вам повезло. Но не у всех так удачно складывается.
- Понятно, - сказала я. - Спасибо. Так значит, у вас благотворительный проект?
- Можно и так сказать.
- И в качестве источника финансирования - какой-нибудь грант на возрождение… скажем, человеческого фактора в России?
- Да нет. Наш проект самоокупаемый. Более того, он приносит прибыль.
- Самоокупаемый. Хотите сказать, ваши клиенты платят вам? За то, чтобы избавиться от дара?
Белобрысый рассмеялся.
- А неплохая идея, мы об этом подумаем! Пожалуй, это было бы респектабельно, бесплатные услуги не вызывают доверия. С другой стороны, наживаться на чужом горе… как-то нехорошо, вам не кажется?
Глаза у него были светлые и пустые. Как дырки в бумажном листе, наклеенном на стекло. Ну, не хватало еще оказать страх перед этим красавцем!
- Значит, сейчас у вас другие источники дохода?
- Совершенно верно. Видите ли, конечно же, не всем этот дар мешает, тут вы абсолютно правы. Многие были бы готовы заплатить любые деньги, чтобы приобрести его.
- Приобрести? Это невозможно.
- Почему нет? Ведь оборотни, если не ошибаюсь, в течение жизни приобретают новые Облики, кроме врожденных?
- То оборотни.
Выражение лица моего собеседника внезапно изменилось.
- Ну да, разумеется. Оборотни, всемогущие и почти бессмертные, обитающие в своем замечательном мире, закрытом для презренных нормалов… Вам, лично вам, никогда не приходило в голову, что нормалы могут дать сдачи?!
- Не приходило, - ответила я. - Я нормалов первая не била, с чего бы им давать сдачи?
- Не били, конечно, я понимаю. Не снисходили.
Он взъерошил себе волосы обеими руками, вскочил, прошелся по кабинету.
- Вы умная женщина, Галина Евгеньевна. Вот как по-вашему: все люди и кучка оборотней - это хорошо, правильно?!
- Правильно? Что именно, простите?
- Вот это самое! Все человечество веками мечтало о победе над старостью, об умении превращаться в животных, о свободном полете, наконец. И потом все это достается кучке… неких существ, которые воображают себя избранными. Летают над Москвой на своих крыльях, пока быдло парится в пробках. Вот это - нормально?! Только честно, подумайте и ответьте!
Я подумала очень хорошо. От ответа зависело многое. Если не судьбы человечества, то моя персональная участь - наверняка.
- Это печально, Антон Михайлович. Но это естественно. Ведь есть, как вы говорили, гениальные актеры, балерины, ученые. И есть люди, которые с детства мечтают стать актерами, но не становятся. Или становятся всем смертям назло, но нет им от этого ни пользы, ни удовольствия. Просто у кого-то от рождения есть способности, а у другого нет. Вас это не возмущает?
- Мы говорим о разном, - резко ответил он. - Если человек хочет выучиться на актера или там певца, он может брать уроки, прикладывать усилия. В конечном итоге это все достижимо.
- А если человек страшненький брюнет ростом метр с кепкой, а хочет быть красивым высоким блондином?
- Какие проблемы? - Он пожал плечами. - При современной медицине и это достижимо, были бы деньги. А деньги - вопрос упорства.
- А если человек интегралов не понимает, а хочет стать математиком?!
- Да запросто. Или для вас новость, что при разумно сделанных вложениях поступление в определенный вуз гарантировано?
- Поступления вообще-то мало… - пробормотала я. - Знаете, Антон Михайлович, а ведь сами математики и актеры считают иначе. Никто из них не думает, что этот путь открыт для любого.
Он пренебрежительно хмыкнул.
- Это они вам на интервью говорят? Еще бы. Всякая привилегированная группа старается показать, какая она закрытая и избранная. А на самом деле по большому счету это вопрос чьего-то желания: кто войдет в группу, кто ее покинет… Это и к вашей группе относится, Галина Евгеньевна. Теперь - и к вашей. Легко, без п. ды, б…
Нецензурные слова прозвучали у него крайне неестественно. Как у младшеклассника, который впервые в жизни нашел случай произнести то, что давно репетировал в уме. Если Антон Михайлович рассчитывал меня шокировать, он прогадал: я слишком удивилась. Наверное, и это было заметно по моему лицу, потому что он покраснел.
- Всякая элитарность, Галина Евгеньевна, - это зло, с которым борются прогрессивные силы. Элитарность развращает, она порождает чувство превосходства - замечу, ложное чувство, ни на чем не основанное.
Где-то я это уже слышала. А, ну конечно: Лебедев с его панегириками советским школам и призывами упразднить нашу гимназию.
- Вы левый по убеждениям?
- С чего вы взяли? Я демократ. Я за равные возможности. Само понятие элитного кружка, в который никак невозможно проникнуть, оскорбительно для тех, кто не причастен к элите. Это понятие, применительно к вам, мы разрушили. Теперь нормал может стать оборотнем. Понимаю, вам неприятно это слышать, и тем не менее такова объективная реальность.
Я посчитала за лучшее смолчать. Все-таки он сумасшедший. Это никак не может быть правдой. В тридцать седьмом тайну оборотничества не смогли вымучить, ученые во всем мире бьются, а мне тут хиленький блондинчик, зеленый чай с зачесом, рассказывает, что умеет отнимать оборотневый дар… или наделять им нормалов… Бред. Но - деньги? Деньги у него откуда?
- Я удовлетворил ваше любопытство? - самым светским тоном спросил Антон Михайлович. - Теперь удовлетворите и вы мое. (Он нагнулся к селектору.) Вань, зайди на минутку. Вы прекрасно понимаете, что не сможете ссылаться на этот разговор со мной. А если и сошлетесь, ничего страшного, у нас мощное прикрытие. Но все-таки, для порядка… передайте Ивану, пожалуйста, ваш мобильный телефон, он ведь со встроенной камерой? А также иные носители информации, если они при вас есть.
Секретарь-бодигард подошел ко мне, мягко ступая, и протянул руку. Сопротивляться было глупо, я отдала свой телефончик. Как диктофон я его не использую, фотографий там, кажется, три, все они сделаны Машкой и представляют вдумчивому ценителю смутные образы уток в пруду. В записной книжке пусть роются… ох, вот же ж блин! Входящие! И почему я не стерла номер, с которого мне звонила Настя? Ведь собиралась…
- Еще какая-нибудь техника с собой есть? - безлично вопросил Иван, отрывая глаза от экранчика моего "самсунга". Что было на экранчике, я не могла разглядеть. Но не картинки точно.
- Вы уже закончили смотреть фотографии? - вопросом на вопрос ответила я. Что за хамство, в самом деле, - речь была о встроенной камере, а не о просмотре звонков.
Иван так же молча положил телефончик и бесцеремонно принялся меня обыскивать. Игры в политес кончились, и я не стала скандалить. Даже тогда, когда бодигард выудил из заднего кармана моих джинсов флешку.
Первая мысль - как жалко, любимая игрушка была. Синенький металлик с колпачком, обратно, небось, не получу. И только вторая: теперь всё.
Иван присвистнул, поманил хозяина рукой. Монитор стоял ко мне спиной, но я догадалась, на что они смотрят: в режиме слайд-шоу перед ними нарисовалась фотография пиар-менеджера компании "Веникомбизнес". Отлично сделанное, профессиональное фото… И зачем я, идиотка, не стерла файл, после того как показала Наталье?! Думала - вдруг пригодится? Точно, пригодится. Только не тебе.
Глава 17
Молодые особи птиц многих видов боятся всего живого и двигающегося, и только постепенно они узнают, кого им следует, а кого не следует бояться. А вот молодые галки ни перед кем не испытывают страха.
Научно-популярная статья.
- Ты не вздумай оборачиваться, барышня. А то я по птицам стрелять не люблю. Жалко.
Я посмотрела в лицо охраннику. Обычный дядька, полноватый, усатый, на щетинистых щеках багровые пятна. Обычный пистолет в руке, такой же, как Валеркин. Ствол нацелен на меня.
- А по женщинам - любите?
- А ты не женщина. Ты оборотень.
- Понятно.
Чего же тут не понять. Птицу убивать жалко. Женщину - стыдно. А меня - почему бы и нет.
- Иди давай. Быстрее дойдешь, быстрее…
Он не договорил. А меня уже не хватило на новое ехидство. Не скажу, что страх мне не был знаком, при моей добровольной общественной нагрузке были случаи испытать это чувство. Но от страха и беспомощности вместе взятых я успела отвыкнуть. Со времен нормальской школы, где я училась в младших классах - только там, как бы плохо ни приходилось, пуля в спину мне все-таки не угрожала.
За дверью оказалась… лаборатория. Или медицинский кабинет. Или пыточная камера из фантастического фильма. Зашторенные окна, неоновый свет. Кресло с подголовником, снабженное ремнями, ошейником и ножными браслетами. И тип в расстегнутом белом халате. Кажется, знакомая рожа, особенно этот лохматый чуб и оттопыренная нижняя губа…
- Куда ее? - спросил усатый.
- Если птица, значит, наверх, - скучно ответил тип в халате и опустил вниз рубильник на пульте. - Всё, можно.
Меня пихнули стволом между лопаток.
- Поднимайся, барышня. По ступенечкам.
Ступенек было пять, они вели на помост, а наверху стояла арка. Не какой-нибудь помпезный портал в иной мир, а банальная такая арка, вроде той, через которую прогоняют публику у входа на выставки и театры на предмет выявления бомб.
Охранник поднялся за мной, слегка подтолкнул, я шагнула в арку, чтобы не упасть. И ступила на металлический лист. Который тут же провернулся у меня под ногой.
Я не поняла, успела я обернуться или нет. Очнулась в человеческом Облике, на дне огромного ящика, на чем-то мягком и шатком. Попыталась встать на ноги с четверенек - и охнула от боли в щиколотке. Ничего удивительного: падать с высоты больше метра, не тормозя крыльями, мне тоже не доводилось очень давно. Так или иначе, я почему-то все еще была жива.
В ящике прямо перед моим носом открылась дверка, свет заслонили чьи-то голова и плечи.
- Выходите, барышня.
На "вы" перешел, безразлично отметила я. Твердый пол качался под ногами не хуже батута, и усатый дядька, уже без пистолета, подхватил меня под мышку.
- Вот видите, Галина Евгеньевна, не все в мире так однозначно, как вам представляется. Вчера вы оборотень, а сегодня - нормальный человек.
Я ничего не ответила, только приложила все усилия, чтобы встать ровно. Время для гордых отповедей не пришло: белобрысая физиономия Антона Михайловича странно расплывалась у меня в глазах, а лампы под потолком то вспыхивали ярче, то отказывались светить. И все тело сотрясала дрожь, как после суточного перелета на голодный желудок.
- Ну что, чем порадуете? - обратился он к типу в халате.
- Все как обычно, - ответил тот. - В фокусе. Что дальше?
- Готовьте импозицию.
- А что готовить, все готово. Кому будем делать?
- Мне! - в голосе Антона мне послышалось раздражение, а что касается второго… кто же он такой? Ведь я знаю его, хоть убейте…
- Кхм, если хотите знать мое мнение…
- Не хочу.
- Вообще-то клиенты…
- Делайте что вам велено.
- Ка-ак скажете, - обиженно протянул ученый. И тут я вспомнила. Те же два слова, с той же точно интонацией он сказал Святославу Николаевичу, когда тот посоветовал оставить электрофорез еще на час.
Ну, Никонов… я подозревала, что ты скотина, но не знала, что ты полная сволочь.
Меня отвели в маленькую комнату с одним зарешеченным окном. Через окно открывался вид на верхушки тополей и улочку, отходящую от проспекта. Гадать, далеко ли Настина камера, не было сил.
Если верить часам, прошло всего-то пятьдесят минут. Но я то ли заснула, то ли потеряла сознание. Шевелиться было больно, каждая мышца ныла. Я вспомнила, что случилось… и тут же тело опять свело судорогой, спину и плечи прошила новая боль. Обернуться, понятное дело, не получилось.
Так, надо успокоиться. Медленный вдох, выдох еще медленнее. Я понимала, что происходит. Синдром известный. Оборотень, потерявший способность оборачиваться, пытается воспроизвести ощущение вспышки резким мышечным сокращением. Рывком покинуть человеческий Облик. Врачи нормалов в разное время и в разных странах принимали это за эпилепсию, за истерический припадок, за одержимость бесами… В общем, малопривлекательное зрелище для стороннего наблюдателя.
Да и самому подопытному - никакого удовольствия.
Ясно одно: это не просто заклятье, запирающее оборотня в человеческом Облике. Тому заклятью я неоднократно подвергалась, и сама его накладывала (на Машку перед прививкой). Так вот, то, что случилось со мной сейчас, - совершенно другое. Разница как между наглухо запертой дверью - и дверью взломанной, висящей на одной петле. Там, где прежде обитала птица, - пустота. Я больше не оборотень.
Известное дело, самые болезненные потери - когда теряешь то, чего не замечал и полагал само собой разумеющимся. Молодость, например, или здоровье, или талант, или родных. Или свою птицу… Ладно, горевать и рефлексировать будем потом, сначала перестань дергаться!
Я лежала на кровати с железной спинкой, на ухабистом казенном матрасе (больницу они ограбили, что ли?). Смотрела в потолок и дышала по науке. Скоро приступы прошли, в голове прояснилось. Лучше б не прояснялось. Отчаяние было за распахнутой дверью.