- Сегодня мне звонили из координационного центра и сообщили, что действие моего контракта приостанавливается, поскольку научное задание мы с вами выполнили. Однако сегодня я продолжала заниматься измерениями, как всегда. Господин Генерал выплатил вознаграждение. Получается, что проект закончен. Скажите мне, какой проект вы хотите закончить без меня?
- Результаты сданы, официально проект завершен. Однако я считаю, что требуются дополнительные уточнения. Ваш контракт остановлен, поэтому я продолжу один. Что же вас удивляет?
- Доктор Чикк… Может быть, я говорю глупость. Но аппарат, на котором я работаю, не предназначен для исследования энкридных излучений. В нем нет горелки, о которой вы рассказывали. И переключала я на самом деле не светофильтры, а отклоняющие катушки. В капсулах находились образцы ткани человеческого мозга. Они не теряли структуры, по крайней мере при микроскопии.
Кштфорс иронически поднимает брови.
- Вот как? Разобрали аппарат? И, не испортив, вновь собрали его? Неплохо… А что еще вам удалось выяснить?
Церсса отводит взгляд и говорит куда-то в сторону.
- Модуль отсчета физически не мог оценивать мембранную проницаемость, он переделан на работу с чем-то типа отраженного луча. Вон те большие кварцевые пластины на самом деле не имеют отношения к приему и измерению, это излучатели. И еще вот что… Животные из последней партии погибали, прижавшись носами к стенкам, а включать прозрачность вы мне запретили. Однажды я ее включила. Каждая из крыс прижалась к стенке, за которой находилась другая крыса. Как будто они хотели оказаться рядом… Все нечетные номера прижались к четным. Никакой агрессии. За день до этого они грызли стенки от ярости. Это все было вызвано энкридными излучениями?
Доктор Чикк прикрывает глаза и едва заметно улыбается.
- Именно так…
- Обнаруженный в лесу охранник умер от внезапного кровоизлияния в мозг?
- По-моему, да. Я не участвовал во вскрытии, есть дела поважнее.
- Скажите, это следы его ботинок я смывала с крыльца и пола лаборатории, приехав рано утром, в тот день, когда его нашли? Пуговица с его кителя и сейчас еще лежит под стойкой вакуумной установки…
Ученый широко улыбается, но взгляд его холоден и насторожен.
- Верно. Вы очень наблюдательны, Лекка. Однажды ночью мне стало одиноко и я пригласил патрульного на огонек…
Ассистентка поднимает глаза, но сразу же опускает их. Ее пальцы беспокойно скручивают обертку от печенья.
- И огонек был… Кольцо регистратора биопотенциалов покрылось окалиной.
- Ну, это не страшно, кольцо я заменил в тот же вечер. Оказывается, вы успели это заметить.
- Успела. И стала внимательнее по отношению к тому, чем мы здесь занимаемся!
Доктор Чикк, не переставая улыбаться, расслабленно откидывает голову и смотрит в потолок.
- Лекка, почему вы замолчали? Рассказывайте дальше, мне очень интересно. Чем же мы с вами занимаемся?
- Я не знаю… Мне страшно, доктор Чикк…
- Да что же с вами? – не скрывая иронии, спрашивает Кштфорс, - Не пугайтесь. Это не экзамен, мы просто разговариваем за чашкой чая… Я вас слушаю.
Лекка резко поднимает на него взгляд.
- Мы воздействовали на ткани головного мозга каким-то лучом, имеющим модуляцию! Мощность излучения огромна, но почему-то не меняет физических и химических свойств ткани. Через несколько часов после облучения, ночью и утром, вы производили анализ изменений считыванием отраженных колебаний. Это все, о чем я догадалась.
- Простите, на мертвые ткани или на живые?
- С моей помощью – на мертвые. Какое это имеет значение?
- И на живые, Лекка. На живые тоже… Вы почему-то не обратили внимания на волновой канал от пульта к клетке с животными. Клетка привинчена к столу, а излучатель – вон там, на потолке. Нет, это не камера наблюдения. А кабель к креслу биорегистратора? Толстый кабель вместо тощего пучка проводов? Теперь ответьте – ваши расчеты, которые вы сдали мне две недели назад, были расчетами поведения ткани в энкридном пучке? Или вы ни черта не знаете об этом?
- Знаю, поскольку взяла с вашей полки справочник Люггера.
- Вы взяли его без спроса, но я не сержусь. Стремление изучить что-то самостоятельно всегда похвально. Так что именно вы рассчитывали, а?
Лекка выглядит, как школьница, которую распекает учитель.
- Да, это были расчеты, связанные с энкридным излучением.
- Так что же такое энкридное излучение?
- Это не выяснено. Вид материи, который…
Доктор Чикк с размаху ударяет чашкой об стол.
- Это информационное излучение! Информационное, я это доказал! И как вы могли заметить, если бы не занимались полицейскими изысканиями, мы блокировали его банальным радиосигналом от кварцевых пластин! Генерал теперь сможет подойти к Внешнему Кольцу немного ближе… Он потерял там лучших друзей и жаждет мести. Генералу нужна месть! Ему будет достаточно этого… А мне нужно нечто большее.
Побледневшая Церсса широко раскрытыми глазами испуганно смотрит на доктора.
- Что? Что вам нужно? Модуляция?
- Почему же это вас интересует? – спокойно улыбается доктор, - Вам недостаточно того, что вы уже выяснили?
- Энкридное излучение опасно, доктор… Опасно тем, что его сравнительно просто получить и использовать!
- То, что я нашел, можно превратить или в лучшее лекарство или в лучшее оружие. И именно поэтому я не скажу вам больше ни слова. Заметьте, для вашего же блага. Чем меньше вы будете знать об этом, тем спокойнее будет ваш сон. При определенных условиях энкридный луч способен разрушать информацию на биологическом уровне. При других условиях – считывать путем модуляции…
- При третьих условиях луч может стать способным записать информацию! – быстро говорит Лекка, - Вы уже превратили его в оружие!
Ученый все с той же странной улыбкой разводит руками.
- Увы… Наука требует жертв, Лекка. Жертв во благо спасения других. Так было всегда…
- Что вы собираетесь сделать дальше? Убить еще одного охранника? Или Стаффи с ее любимым? Или меня? Как двух оставшихся крыс?
Доктор Чикк с усилием встает с дивана.
- Кстати, пойдемте, посмотрим на них, - говорит он, - Они должны быть живы…
Лекка испуганно отодвигается к краю стола.
- Не подходите ко мне! Я буду кричать и меня услышит охрана!
Доктор, не глядя на нее, проходит мимо, коротко бросив:
- Аффект страха? Тогда кричите…
Он проходит в угол и снимает кожух с клетки. В двух ячейках между черных перегородок сиротливо съежились два последних серых зверька. Они неподвижны. Перед носом каждого – нетронутый корм. Доктор Чикк берет одного из них, подносит к глазам и осторожно гладит по пушистой шерсти. Лекка, забывшись, вскакивает и подбегает к клетке.
- Доктор Чикк, перчатки!
Чикк Кштфорс неподвижен.
- Перчатки уже не требуются, Лекка, - негромко и задумчиво говорит он, - Крыса безопасна. Это самец, я называю его Крыс. Он скучает… Он умирает от тоски, Лекка. Давайте поможем ему?
Церсса заворожено смотрит на руки доктора. Тот неторопливо подносит животное к соседней ячейке, занятой другой крысой и сажает туда.
- Его соседка спит… Когда она проснется, она будет самым счастливым лабораторным животным на свете… Это будет длиться долго… Пока работает сердце…
Крыс осторожно обнюхивает соседку и прячет нос под ее шею.
- Вот так… Лекка, ученые созданы для того, чтобы дарить счастье. Да? Не бойтесь меня…
Но Церсса, стряхнув оцепенение, резко ударяет перчатками по протянутой руке и одним прыжком оказывается возле пульта, на котором лежит телефонная трубка.
- Замолчите, доктор, и оставайтесь на месте! Я не знаю, что вы сделали с крысой, но вы не имеете права скрывать это от остального мира! Излучение смертельно!
- Ну, зачем же так кричать? Как видите, вовсе не смертельно. Этот луч – волшебный, как все прекрасное… Он принесет людям счастье. Разве вы не хотите этого?
Лекка, чувствуя, что вновь попадает под влияние вкрадчивого голоса ученого, хватает с пульта первый же попавшийся предмет и швыряет в него. Небольшая колба попадает в грудь доктора и вдребезги разлетается на полу.
- Стоять… - задыхающимся голосом говорит ассистентка, - Я звоню в службу безопасности. Простите меня, доктор Чикк, но я уверена, что вы больны. Вы больны и у вас в руках страшное оружие. Не двигайтесь!
Чикк Кштфорс медленно склоняет голову. Его голос тихий и глухой, это полушепот.
- Хорошо, Лекка, - со вздохом говорит он, - Да. Вы правы. Наверное, я действительно болен. Это началось полгода назад… Я устал, моя бедная Лекка. Я загнал себя и вас в круг, из которого уже нет выхода. Если вы хотите куда-то звонить, тогда звоните прямо господину Генералу. Он поймет, что случилось. Скажите, что мне плохо… Все будет в порядке…
Лекка на секунду отводит глаза и дрожащими руками берет трубку. В тот же момент доктор Чикк подхватывает тяжелый фарфоровый сосуд со стеклянными палочками и бросает в голову Церссы. Слышен глухой удар. Девушка падает назад, опрокинув кресло и высокую стеклянную стойку.
- Все… - тихо говорит доктор, когда звон и грохот стихают.
Лекка лежит неподвижно. Кровь с рассеченного лба медленно стекает на волосы.
- Все, - повторяет Чикк Кштфорс и переводит взгляд на часы, - Две минуты…
Пинками расшвыривая осколки стекла, он быстро берет Лекку на руки и усаживает в кресло под кольцевидным колпаком. Пристегивает ремнями. Сорвав повязку с руки, полоской бинта фиксирует ее голову к двум широким присоскам. Лекка стонет. Доктор, в лице которого не осталось никаких следов усталости, размахивается и ударяет ее по щеке. Затем рывком выдергивает ящик стола и высыпает на пол содержимое. Его глаза широко раскрыты, губы поджаты. По полу катится шприц, наполненный какой-то мутной жидкостью.
Лекка стонет и открывает глаза. Но игла входит в вену и ассистентка вновь бессильно повисает на ремнях.
С хрустом шагая по битому стеклу, доктор садится за пульт. Одной рукой нажимая кнопки, другой он достает из кармана небольшой диктофон. Экран компьютера заполняется текстом, затем там появляется черный вертящийся куб.
- Энрхх, - говорит в диктофон доктор на непонятном языке, - Энрхх мирн травгн Лекка Церсса овлатп двести девяносто…
В разных углах лаборатории начинают с щелчками включаться какие-то приборы. Слышен нарастающий вой, дребезжащее гудение. Блестящий аппарат в углу рядом с клеткой издает противный свист. Круглый белый цилиндр отбрасывает на потолок конус желто-зеленого света. По контуру колпака над головой ассистентки начинают перебегать огоньки.
Доктор вскакивает, вынимает из шкафа черно-серебристый комбинезон и торопливо влезает в него прямо в ботинках. Поднимает застежку. Держа в руке цилиндрический непрозрачный шлем, подходит к креслу. Лицо Лекки расслаблено и спокойно, впечатление, что она спит, едва заметно улыбаясь. На лбу из-под бинта выступила капелька крови. Пальцами в толстой перчатке Кштфорс осторожно стирает эту капельку и подносит руку к глазам. Его взгляд поразительно меняется, в нем теперь какая-то растерянность, испуг и удивление, словно это лицо маленького ребенка, которого незаслуженно обидел взрослый…
С пульта раздается резкий требовательный сигнал. Мы больше не видим лица доктора, потому что он надел шлем и подключил к нему пучок проводов, выдернув их из пульта. Лаборатория озаряется ярким белым светом, в котором исчезают контуры предметов…
12.
Ну и сон приснился мне нынче ночью… До сих пор какая-то дрожь во всем теле. Впрочем, утро сегодня пасмурное, прохладно. Ночью шел дождь. Спал в машине, а форточку открыть забыл. Душновато было, вот и сны такие снятся. Надо ставить палатку и спать на свежем воздухе.
Дрова промокли напрочь. Пришлось наломать тонких веточек и сначала развести маленький дымный костерок, прежде чем пламени хватило на приготовление чая. Вчерашнее жареное мясо я разогрел, нанизав на проволоку. И только закончил завтрак, как мелкий дождь решил продолжить свое мокрое дело. Не оставалось ничего, кроме как забраться обратно в салон и вытянуться на матрасе. Дым сигареты красиво уходил в решетку вентиляции, дождь шуршал по металлу крыши, а я принялся вспоминать свой сон.
Прежде всего – страх. Страх, который заставлял сердце стучать где-то в районе горла и сковывал движения. И еще боль. Боль была где-то внутри, словно я проглотил раскаленный металл. Темнота, а впереди что-то ярко светилось, какое-то здание. И страх исходил оттуда. Я пытался повернуться и бежать, но что-то останавливало меня и влекло назад, к страшному дому. Я был один, но меня не покидало ощущение, что здесь, в темноте, есть еще кто-то и он смотрит на меня. Наблюдает. Нужно было найти его и бежать вместе. Я знал, что он ждет меня. Все казалось каким-то очень знакомым, я уже бывал там… Свет стал обжигать глаза. Потом увидел освещенное пространство, я лежал и смотрел вверх и человек, лицо которого оказалось на потолке, что-то сердито кричал мне и держал мои руки. Снова страх и скованность. И впечатление, что центр событий – именно я, я создал этот сон и управлял им. И в этом сне кто-то умер, я отчетливо это понял, а может, тот человек сверху сообщил мне. Наверное, тот, кого я искал, остался возле светящегося здания и погиб. Значит, я не спас его…
Ну, страх и боль – это понятно. Просто давление воздуха упало и мне перестало его хватать. На всякий случай, когда буду в городе, надо заехать в поликлинику и снять кардиограмму.
Размышляя таким образом, я незаметно опять заснул под шум дождя и проснулся ближе к полудню. В зашторенные окна ярко светило солнце.
Остаток дня и вечер я провел в военном лагере, где руководство надумало провести медицинский осмотр наиболее отстающих по физической подготовке "бойцов". Вообще-то, обследование делается перед тем, как принять человека в такой лагерь. Я был удивлен обилием учебной военной техники и, конечно, дисциплиной. Однако более всего меня удивило то, что я не встретил ни одного представителя медицинской службы.
Военные лагеря – это одни из тех немногих, в финансировании которых принимает участие государство. Странно, что никто не позаботился о медицинском обеспечении. Но после разговора с начальником выяснилось, что в лагере имеется несколько комплектов первой помощи и двое студентов-медиков, которые умеют с этим обращаться. Для всех остальных случаев есть радиостанция, по которой вызывается вертолет с настоящей военной базы.
Начальник лагеря пригласил меня поужинать. Это был лет-майор примерно моего возраста, так что мне пришлось долго и вежливо отказываться сначала от стакана со спиртом, потом от поездки к девицам в соседний лагерь (почему-то обязательно на бронетранспортере), а затем и от предложения переехать к нему в лагерь на полное обеспечение и приличную зарплату. Вознаграждение за медосмотр, и верно, было щедрым. Предложенный вариант можно рассматривать как резервный. В качестве дополнительной благодарности я получил целый вещмешок консервов.
К себе в лагерь я возвращался не один. Пятерым наиболее отличившимся солдатам были выданы увольнительные на двое суток и те радостно набились в мой "УАЗ". У поворота я высадил их ждать попутки в город, а сам неторопливо припарковал машину на полянке. Вечерний воздух был свежим и прохладным, пахло дымком. Я почувствовал, что устал.
Когда я вылез из машины, Лиза и Шнырь разводили костер.
- Добрый вечер! – сказал я.
- Привет! – ответили мне они, а Шнырь извлек из кармана пивную бутылку и круг дешевой колбасы.
- Лиза не пьет принципиально, наверное, беременная, - сообщил Шнырь, - а мы с тобой сейчас пивком угостимся.
- Иди, - сказала Лиза, - к черту со своими плоскими шутками! С чего это доктор, уважаемый человек, будет пить с тобой это дрянное пиво? Ты его для себя купил.
- Нет, ребята, в хорошей компании и дрянное пиво сойдет, поэтому не спорьте, - ответил я, - А компания у нас хорошая. Но пиво я не хочу, голова болит. Не обижайся, Шнырь.
Шнырь улыбнулся и принялся жарить колбасу на огне. Шкурка загорелась, жир стал капать в огонь.
- Ну, от колбаски-то тебе не отвертеться!
Я глянул на себя в зеркало. Лицо бледное, помятое, круги под глазами. Головная боль, взявшись непонятно откуда, пульсировала в висках. Не так чтобы очень сильно, но противно.
- Я к реке, морду лица сполоснуть, - сказал я, захватил полотенце и пошел умываться. Кроме того, у меня созрела одна мысль.
Холодная хрустальная вода с шипением и брызгами перекатывалась через крупные валуны. Я вылил на голову почти целое ведро, прежде чем немного пришел в себя. Впечатление было таким, будто я пьянствовал всю ночь и утро, а затем кто-то хорошо побил меня. Закатав брюки и держа кроссовки в руке, по колено в воде я добрел до небольшого обрыва, который приметил еще на рыбалке. Невидимый с берега, у воды рос пышный розовый куст. Цветки уже распустились, на лепестках сверкали капли.
Осторожно срезав два белых бутона, я вернулся на поляну. Совсем стемнело. У костра осталась одна Лиза.
- А где Шнырь? – спросил я.
- Пришел Раккун, его приятель. Куда-то срочно ушли. Ты же знаешь, алконавты со своими гостями сегодня в полночь играют какую-то оперу про силы тьмы. Шварц, как узнал, побежал выгонять их отсюда, военными грозил и полицией. Но те, вроде, показали ему видеозапись, да еще бесплатно играют, короче, сговорились. Будто бы, старинная опера. Народ из соседних стойбищ с утра уже тянется. Шнырь с Раккуном чем-то помочь алкашам обещались, вот и побежали, - рассказала Лиза.
- Я слышал об этой опере, - сказал я, усаживаясь напротив, - это о борьбе света и темноты. Ее исполнение принято начинать в полночь. У тебя есть черная куртка?
- Найду… А зачем?
Я встал и принес ей два цветка.
- Один из них – на твою куртку, второй – дай той девушке, которая поблагодарила тебя за суп. Вот тебе и контраст света и тьмы.
Лиза удивленно взяла цветы. Вероятно, она давненько не получала таких подарков.
- Ух-ты… Вот это да! Красивые… У меня и булавка есть. Спасибо тебе, Крис! А ты? Ты ведь идешь со мной смотреть оперу?
Я задумался. Более всего мне сейчас хотелось лечь спать.
- Оперу не смотрят, ее слушают, Лиза. Я неважно себя чувствую. Наверное, нет. Ты потом расскажешь мне, что там было?
- Ну, это что еще такое? – капризно спросила она, - Что с тобой?
- Устал, я думаю, да еще на солнце перегрелся. Голова болит.
- До концерта еще целый час. Может быть, пройдет? У тебя же есть таблетки от головы?
- Конечно, есть! Пойду, отыщу, - ответил я и встал, - Ты ужинала? Мне тут подарили мешок консервов…
- Ужинала. Даже еще осталось. Хочешь, после зайдем ко мне и устроим ночной завтрак?
- Устроим, - сказал я и открыл заднюю дверь.