- Входи, - сказал я.
Он улыбнулся. Измерил меня взглядом, после чего, не озираясь, подошел ко мне и остановится, спиной к компьютеру.
- Садись, - сказал я.
И тут же у меня в голове мелькнуло:
"Сейчас ты перестанешь улыбаться".
- Нацепи браслеты, - я указал на переброшенные через поручень кресла зажимы датчиков диагностической аппаратуры.
Он без слова послушался.
Я проверил положение переключателей на компьютере и подошел к проектору. Встал так, чтобы у меня перед глазами оказались пульт с экраном и окошки указателей.
- Смотри прямо перед собой, - приказал я. - И не шевелись. По крайней мере, постарайся не шевелиться.
Он кивнул. Это движение повлекло за собой легкое колебание линий, характеризующих данные на экране. Кабели, соединяющие человека с аппаратурой, сместились к основанию кресла.
Я надавил клавишу.
В долю секунды стены помещению перестали существовать. Перед нами открылась горная долина, рассеченная рекой. Вдоль берега катились белые, слегка приплюснутые шары.
Я не спускал глаз с пульта. Ничего.
Изображение приблизилось. Большой живой пузырь, или, совсем как живой, вырос, казалось, можно протянуть руку и коснуться его эластичной оболочки.
Линии заколебались. Нет. Он просто шевельнул головой. Стрелка в окошке одного из индикаторов поднялась на несколько миллиметров вверх. Так, словно он обдумывал сложную математическую проблему.
Я немного подождал, после чего снова проверил переключатели на компьютере. Просто так, чтобы делать что-либо. Я и без того знал, что аппаратура в порядке.
Что же не так? Моя идея, вся эта экспедиция? Все пошло насмарку? Или я где-то ошибся в расчетах?
Ошибки не было.
- Это ведь "наземники", верно? - заговорил Реусс.
Становится разговорчивым.
- Нет, - проворчал я. - Сонные таблетки. Для впечатлительных.
Он приветствовал это улыбкой.
Я еще раз бросил взгляд на аппаратуру и выключил проектор. Мы вновь оказались в низеньком помещении гибернаторов, непосредственно за навигаторской. Я отступил на несколько шагов и посмотрел на сидящего передо мной человека. Что-то промелькнуло в голове.
- Ты ведь тот Реусс… который? Ты вышел из океана раньше, чем все прочие, так?
Он покачал головой. Спокойно ответил:
- Нет. Это не со мной вы вчера разговаривали. Меня подобрали автоматы, вместе с девчатами и остальными.
Не знаю почему, но мне казалось очевидным, что сперва они пришлют "нашего" Реусса. Видимо, этот сидел ближе. Или же Сен просто ошибся.
Но и это еще ничего не объясняло.
- В любом случае, ты уже выходил из океана, - сказал я. - Один из вас уже побывал на суше, воевал, то есть убивал, после чего вернулся и рассказал остальным про то, что их копируют. Если ты даже не тот, кого мы позавчера встретили, то, так или иначе, ты уже исполнял свою работу для обитателей моря.
Он спокойно выслушал меня, но потом снова покачал головой.
- Ошибаешься. Тот, первый… - он запнулся. - Реусс тоже ошибается. Это не я возвратился с суши и рассказал, что же там происходит. Того, о ком вы думаете, уже нет среди нас…
Я подумал о прямоугольной насыпи вблизи места посадки "Идиомы". Что ж, посмотрим.
- С тобой все, - сухо проронил я. - Возвращайся к Сеннисону. Подожди, - добавил я, когда он уже отстегнул провода и поднялся из кресла, - возьми вот это.
Я вырвал из блокнота небольшой листочек фольги и расписался.
- Сунь в карман, - сказал я, вручая ему карточку.
Он какое-то время разглядывал листок, потом пожал плечами и сунул его в карман на груди.
В дверях он задержался и повернулся:
- Сдал?
- Не знаю, - ответил я в соответствии с правдой. Я подумал, что результаты экзамена тоже бывают обязаны везению. Или ловкости.
Аппаратуру обмануть невозможно. Точнее, человек не может обмануть ее.
Вошла Нися.
Меня успокоило выражение ее лица. Ее сутуловатая фигурка в голубом комбинезоне. Она умела носить его словно праздничное платье на весеннем балу.
Я указал ей на кресло и помог подсоединить контакты. Укрепил ей на лбу обруч с датчиками. Мне пришлось убрать в сторону прядь ее волос. Они были мягкими, немного неподатливыми при прикосновении, пушистыми.
Я включил проектор.
В компьютере что-то слегка загудело. Стрелки индикаторов дернулись. Линия, скользящая по экрану, разбилась на поперечные полосы.
Нися сорвалась с места. Провода, вырванные из гнезд, упали и глухо стукнулись о пол. Руки девушки совершали резкие, хаотичные движения, словно искали что-то. Сама она шагнула вперед. В ней уже не оставалось ничего человеческого. Она напоминала подкрадывающегося зверя.
Чего еще требуется?
Мне сделалось зябко. Я выключил проектор. Я ни о чем не думал. Хотел сказать, чтобы она села, и обнаружил, что до боли стискиваю зубы.
Я посмотрел на нее. Нися стояла все в том же положении, наклонившись вперед. Дышала тяжело, неровно. Руки ее медленно опустились, словно в замедленном фильме. Она посмотрела на меня.
Мне пришлось отвернуться. Я чувствовал такое потрясение, что еще мгновение - и потерял бы контроль над собой. В этом не было ничего от разума. Чисто физическое отвращение, словно при взгляде на что-то невероятно противное.
Я заставил взять себя в руки. Выждал минуту, может, две. Поставил на место вырванные контакты проводов.
- Иди в последний гибернатор, - я указал Нисе на противоположный угол помещения, - и подожди там. Это долго не продлится. Полчаса, может, меньше.
Я старался не смотреть на нее. И был ей благодарен, что она не произнесла ни слова.
В дверях показался Реусс. Тот, что без листочка фольги в кармане.
Сел и улыбнулся. Точно так же, что и первый.
Улыбка еще не сползла с его лица, когда я подсоединил кабели, отошел от креста и стал за пультом аппаратуры. Мне пришло в голову, что я мог бы этого и не делать. Но это был мой долг.
Если бы не то, из-за чего меня наградили прилагательным "кибернетический", я сразу отправил бы его в противоположную часть кабины, к Нисе. Сеннисон на моем месте не стал бы колебаться. Гускин? Не знаю. Так, как мне это виделось, они оба все еще жили мыслями в эпохе, предшествующей информатической. Когда группы ученых, оставаясь наедине со своими проблемами, делали первые шаги по пути, ведущему к открытию перед сознанием человека надлежащего ему значения. Но человечество перестало тратить время на глупости и занялось, наконец-то, разумным осуществлением собственных перспектив, им же самим перед собой поставленных. И когда все, что делается на этой дороге неважным, можно переложить на информатическую технику, появились сомневающиеся, проявили ли они в создавшейся ситуации достаточно гуманизма. Такие, кто не уверен в себе, подвержен влиянию случайных слов или впечатлений, кто предпочитает двигаться обходными путями.
Что до меня, то я каждым нервом ощущал свою причастность настоящему. Я требовал лишь одного: знать, чего я хочу. Все остальное - это вопрос выбора методики. В таком случае информатика дает наилучшие результаты. Автоматы, если дело касается объектов. Стимуляторы, если речь идет о субъектах. О людях. Трудно придумать что-либо менее непонятное. И если в моем окружении оказываются люди, которых требуется убеждать, люди, которые существовать не могут без полемики и дискуссий, то пусть они выясняют свои отношения между собой. Я тем временем предпочту беседовать с аппаратурой. Никто лучше нее не поможет мне достичь цели. Никто лучше нее не заполнит моего одиночества.
Я знаю, что Реус, сидящий сейчас в кресле, - копия. Что двух подлинных Реуссов быть не может. Но убеждение это является плодом размышлений. А, может оказаться, я не все додумал до конца. Остались какие-то провалы. Я, однако, располагаю оборудованием, созданным, кстати, теми же людьми, которое даст мне уверенность. Непоколебимую, как я говорил недавно Гусу. Для меня единственно важное только одно: то, к чему я стремлюсь. Безо всяких перекрестков, развилок и кружных путей, ведущих к цели.
Я уперся взглядом в улыбающееся лицо биохимика и замкнул контакты. Белые шары удалялись. Я не перематывал фильма после предыдущих "сеансов". А обитатели пирамид выжимали всю мощность из своих механизмов, если, конечно, это были механизмы, чтобы отыскать в глубине материка шансы на спасение.
С лица Реусса исчезла улыбка. От нее осталась лишь тень, в виде полуприщуренных глаз. В складках возле сжавшихся губ.
Индикаторы на пульте ожили. Данные в окошках размазались из-за неуловимого для взгляда бега цифр.
Реусс поднялся. Медленно. Противоестественно медленно. Ленивым движением сбросил со лба обруч. Я не мешал ему. Аппаратура уже все сказала. Не отрывая взгляда от катящихся по равнине шаров, он отошел за спинку кресла и вцепился в него руками. Отступил на полшага. Еще. Его тело зависло в воздухе между стеной и креслом. Пальцы впились в обивку настолько, что я перестал их видеть. Он не дышал. Не сделал ни одного резкого движения. Секунда, другая - и он прыгнет.
Я остановил проектор. Не глядя в его сторону, привел датчики в порядок. Стер запись на компьютере. Я не торопился.
Он распрямился. Лицо его потемнело. От глаз остались одни горизонтальные щелочки.
- Так… - прохрипел он.
- Только не это, - промелькнуло у меня в мозгу. - Пусть только ничего не говорит. У меня достаточно хлопот со своим собственным лицом. И со своими собственными переживаниями.
Я указал ему на кресло гибернатора. С настроенной аппаратурой. На одно из тех, которые я для них приготовил.
Он смотрел мне в глаза. Долго. Бесконечно долго. Я это перенес. Я сделал свое дело.
Наконец, он понурил голову. И не произнес ни слова.
В моих рассуждениях не оказалось ошибок. "Наш" Реусс перестал быть нашим. А тот, первый, в самом деле сдал экзамен.
Реусс присоединился к Нисе. За ним последовали прочие. Иба и Може. Муспарт. Еще один Муспарт. И еще один Може.
Из-за этого последнего я пережил тяжкую минуту. Но с новой волной печали пришла и ненависть. Потому, наверно, что он был из тех людей, с которыми я могу разговаривать.
Если бы он был человеком, ясное дело.
Теперь их стало семеро, тех, кто был должен остаться. Сперва в помещении гибернаторов. А потом - на четвертой планете Фери.
Они ничего не говорили. Они все понимали, когда проходило ошеломление. Назови это ошеломлением.
Я сказал, что здесь они и останутся ночевать, в гибернаторах. Помещение климатизировано. Оборудовано вмонтированным раздатчиком пищевого синтезатора.
Все это они тоже восприняли в молчании.
Я вышел и запер за собой двери. Соответственно заблокировал их. Возле поставил автомат. Без излучателя. Но с запасом парализующего газа.
В навигаторской стало пустовато. В моем кресле сидела Иба. Возле нее, повернувшись спиной к дверям, стоял Муспарт. Гускин что-то показал ему на пульте связи. Сен разговаривал с Реуссом. Когда я вошел, они замолчали и глаза их впились в мое лицо.
Трое.
А мы-то надеялись спасти всех.
Кресло, в котором устроилась Иба, описало полуоборот.
- Где они? - спросила она.
- Покажите листки с моей подписью, - приказал я вместо ответа.
- Не думаешь же ты… - оскорбился Гускин.
- Нет, - перебил я. - Я ничего не думаю. Покажите листки.
Трудно сказать, чтобы они спешили. Но все же сделали, что я приказал.
- Никто из вас, - грозно произнес я, - с этой поры не имеет права соприкасаться с кем-либо из тех. Даже ради того, чтобы сказать "до свидания". Иначе все эти развлечения придется начать заново. А они не прошли бы так гладко… теперь, когда они все знают.
- Вы в самом деле собираетесь оставить их? - спросила немного погодя Иба.
Я подошел к нише и принес для себя кресло. Уселся. И сказал:
- С этим мы уже разобрались.
- А Нися? - Иба не собиралась уступать. - Ведь она… одна. Почему мы не могли бы отнестись к ней, как к настоящей Нисе?
Во мне что-то дрогнуло.
- Нет, - буркнул я.
- Нет, - как эхо повторил Гускин.
Наступила тишина.
- Кто хочет спать? - спросил немного погодя Сеннисон.
- Спать? - Реусс посмотрел на Сена, словно собирался наложить ему компресс.
- Я спать не собираюсь, - раздраженно произнес Гускин. Пожал плечами.
- По местам, - распорядился Сен.
Наконец-то.
- Внимание, - продолжал Сен намеренно выговаривая каждое слово по-отдельности. - Через две минуты схожу с орбиты. Реусс, проверь коридор. Жиль, на параметры.
Уткнувшись взглядом в экраны главного обзора, он уже манипулировал чем-то на клавиатуре пульта.
- Летим на… Четвертую? - спросила Иба.
- Да, - отрезал я.
* * *
Девять часов.
Я проглядел несколько ячеек записи.
Понемногу приближаясь к концу. Уже все сказано. Кроме одного. Того, что касается только меня.
Я погасил экран и подошел к иллюминатору. Проходя мимо пульта компьютера, заметил мимолетно зеленый огонек. Сообщение с Земли. Подождет до утра. Спешить некуда. Сказать они мне ничего не могут. Как и я им.
Когда я закончу свою писанину, что встанет вопрос: что с ней делать? Я могу передать запись на базу на Проксиму. Хоть сейчас, хоть через сто лет. Я даже знаю, каким образом запрограммировать автомат связи. Настроить его на непосредственную стимуляцию мозговых полей.
Когда мозг этот умрет…
Ну, ладно. Кроме того, я могу подарить запись, этим, с фермы, и посоветовать, чтобы они ее всю переписали на листочках. Для потомства. Книга Бытия, присланная с небес. В буквальном смысле. Даже, излишне буквальном.
Четвертая сияет, словно Земля. Такая, какой я ее помню. Такой она выглядела из иллюминаторов орбитальной станции, когда я отправлялся на Проксиму. Когда же это было?
Это я-то помню? Я?
Я прошел на другую сторону кабины и включил экран.
На ферме кипела жизнь. Очевидно, они работали сегодня дольше, чем обычно. Ничего страшного. Весна. Напряженная пора для… землевладельцев.
Мое внимание привлекла башенка, венчающая здание химической лаборатории. Мне показалось, что она стала выше.
Я напряг зрение. Нет. Таким способом я ничего не добьюсь.
Чепуха. Даже, если они подняли башню, как меня это может касаться? Видимо, расширили какую-то из установок, и сделалось тесно.
На всякий случай я зарегистрировал форму башни в блоках компьютера. Раз уж я здесь…
Утром я все это осмотрю на месте. Много бы я дал, чтобы это утро уже оказалось позади.
Вернусь почти вечером. Но, наверняка, не притронусь к пульту светокарандаша. У меня нет сил ни за что приниматься после возвращения оттуда.
Хватит об этом. По сути дела, потеряю один день. Да и чем я смогу заняться, когда покончу со своей писаниной?
Пора идти проверять регистрирующие автоматы. Вернусь и запишу еще несколько роликов ленты. Но до конца сегодня не доберусь. Это хорошо.
Я отвернулся и неторопливо направился в сторону шлюза.
5
- Больше кислорода! - распорядился Реусс.
Указатель перегрузок двигался до отвращения медленно. Его стрелка еле-еле дрожала.
Ракета стояла вертикально. Выбитая из своего русла река хлынула на равнину, но вода испарялась быстрее, чем приливала новая. Высокие деревья под нами раскладывались полукругом, звездообразно, словно расчищая для нас место. Взрытая огнем двигателя поляна приближалась. Я услышал скрежет амортизаторов. Толчок.
Там, на скалы, на соседней планете, Сеннисон садился несравненно чище. Но там было труднее. Здесь посадку совершил бы и ребенок.
Такие вот с нами дела.
На Четвертой были моря. И океаны. Горы, не ниже, чем на соседнем небесном теле. Прекрасные, приморские равнины, поросшие буйной зеленью.
Сеннисон опустился в глубине континента. От ближайшего озера место это отделяли десятки километров. Перед рекой он, в конце концов, капитулировал.
И то хорошо.
Мы выждали двадцать минут, после чего вновь заговорили стартовые дюзы. Тяжело, неуклюже, описывая носом неправильные круги, "Идиома" перебралась на огненном столбе на другую сторону реки, где вновь опустилась, так же скверно, как и в первый раз.
Сен выдвинул направляющие лифта и вызвал автоматы. Отдал им необходимые распоряжения, после чего повернулся к Реуссу:
- Мы задержимся здесь самое большее на несколько дней. Все это время вам запрещено покидать корабль. Даже на минуту. Жиль был прав, когда сказал, что было бы трудно начинать все заново…
- Хорошо, - ответил Реусс.
- Вы оставите им только… оставите им… - взвилась Иба.
- Не волнуйся, - резко оборвал ее Гускин. - Они получат все, что им потребуется.
- Мы могли бы угадать и похуже, - заметил я, выглядывая сквозь иллюминатор.
На противоположной стороне реки, в месте нашей первой посадки, автоматы уже приступили к работе. Оттаскивали стволы деревьев, поваленных отдачей, нивелировали территорию. Поляна росла на глазах. Через неделю-две выжженная трава отрастет, и это в самом деле окажется чудесным местечком.
Быстрый, но широкий поток, вода, поблескивающая на солнце серебряными искрами, небольшой, травянистый спуск к ней, и обращенная к реке подкова, окаймленная лесом. Не поймешь, то ли хвойные, то ли лиственные, эти деревья росли тесно одно к другому, переплетаясь в воздухе ветвями, напоминающими окаменевших во время схватки змей. На невысокий, сухой подлесок изредка падали лучи еще находящегося низко над горизонтом солнца.
Лес уходил до самого горизонта. А точнее, до того мета, где тоненькая фиолетовая линия позволяла догадываться о горах.
С нашей стороны реки деревья росли более редкими группами и больше походили на земные. Зато трава была здесь пышнее. Кое-где виднелись точки ярко-красных цветов. Их чашечки сильно вытягивались, образуя замкнутые, овальные шары. Мне сразу пришли на ум еще не распустившиеся тюльпаны.
Сам бы здесь с удовольствием остался.
Так я тогда подумал.
Дальше деревья совсем исчезли. Район начинал подниматься, переходя в волнистую возвышенность. До самого предела видимости уходили пологие, поросшие травой холмы. С этой стороны горизонт не ограничивали никакие горы. Настоящий рай для человека, который любит открытое пространство. И ездит верхом. Я не имел ничего против такого пейзажа. Почти все планеты, которые мне до той поры приходилось патрулировать, были невыносимо каменистыми.
- Посидите здесь минутку, - бросил Сеннисон и поднялся. - Пойду подберу место под склад.
Автоматы разделились на две группы. Одна все еще продолжала разравнивать участок, приступая к трамбовке опор для ограды. Вторая образовала что-то наподобие змеи, вдоль которой потекли материалы и припасы, выгружаемые из хранилищ "Идиомы".
- Гус останется, - сказал я и встал. - Думаю, что пора проверить тех… Пусть тоже побеседуют с автоматами. Все-таки, теперь это будет их территория…
У меня не было ни малейшего желания открывать дверь в помещение гибернаторов. Но, рано или поздно, избежать этого не удастся. Гус и Сен вовремя припомнят, что это именно я поместил туда копии. Лучше уж сразу с этим покончить.