Самодвижущая повозка произвела на консервативного Деда не самое лучшее впечатление – шумно, тряско, неприятно пахнет… То ли дело изба! Знай, на печи лежи – сама идет, да так ровно, что и отвары колдовские в крынках не колыхнутся. Но ее еще предстояло догнать и пленить, а пока что в лучах фар, сквозь скачущее месиво кустов и оврагов, лишь иногда мелькали деревянные углы улепетывающей со всех курьих ног постройки. Раззадоренный погоней Михалыч не жалел железного коня – с разгону ухал в буераки, продирался тараном через густой подлесок. В конце концов, техника победила – загнанная к краю глубокого оврага изба остановилась и угрожающе наклонила крышу, готовясь дорого продать свою деревянную жизнь. Дед Угу проворно выскочил из машины и осторожно стал подходить с своенравному строению приговаривая: "по кусту, по насту, по липову мосту, по лебедю крыласту, жучик, ключик, стой-постой!". Изба выпрямилась и замерла.
– Ну что ж, добрый молодец, отработал ты слово свое. Возвращайся на поляну, бери барана, да из лесу-то и проваливай – не место здесь людям.
– Эй, дед, почему барана? А как же Коляна-то обратно? Ты уж пошамань чуток, верни другана обратно!
– Нет уж, добрый молодец, не буду я ничего делать. А в следующий Новый Год обратится твой друг обратно в человека, как только полночь пробьет. Так что придется тебе годик барана потерпеть – чтобы память обо мне крепче была, да чтобы больше в заветный лес мой сунуться охота не приходила!
Дед Угу лежал на теплой печи и наслаждался долгожданным покоем. Новогодняя ночь подходила к концу и в лесу постепенно устанавливалась привычная морозная тишина, прерываемая только доносящимися издалека криками:
– Ну, ты, баран, елки зеленые! А ну лезь в багажник, Колян! Ну ты че, русского языка не понимаешь что ли? Лезь, лезь – я тебе овечку в городе куплю. Или две. Сена, там, или что вы жрете… Ну лезь Колян, не тупи! Ох, встретили Новый Год, елки зеленые…
Но крики вскоре утихли, отрычал свое удаляющийся автомобиль, и над заветным лесом начало заниматься первое утро Нового Года.
Коллеги
Снег. Снег. Снег-и-снег-и-снег. Снег да снег кругом. "Снег кружится, летает и тает…" – нет, не тает он ни фига, вон уже сугробы какие намело… Чертов снег.
И дернуло же меня: "Новый Год на новом месте!", сидел бы сейчас в Москве, в какой-никакой, а компании, водку бы трескал – как положено. С икрой и шампанским. Может быть даже со свечами и легким флиртом под елочкой. Уж во всяком случае не тащился бы по колено в снегу по этим новостройкам, да еще отмотав за день семьсот с лишним верст за рулем. И это тридцать первого-то числа! Кретин. Чертов снег…
Нет, правда, я наверное с ума сошел – новогодняя ночь в незнакомом городе… Бывшие сослуживцы уж точно считают меня полным дебилом – бросить престижную работу в большой фирме, столичную зарплату, да и саму столицу. Мегаполис наш разлюбезный. Сердце, так его, нашей Родины… И зачем – поднимать новое дело в глухой провинции. Миссионер недоеденный… Миклухо, блин, Маклай.
Даже мужики с автостоянки смотрели на меня как на ненормального: "Что, вот так прям из Москвы? Сегодня?" – глядя на мой обросший горизонтальными сосульками автомобиль. "Что, в гости?" – а когда услышали адрес, то даже вроде протрезвели слегка: "Ну, типа, с новосельицем… Ну, и с Новым Годом, конечно…" И – взмах рукой через пустырь: "Туда!". Зато стоянка стоит копейки, дешевле пачки сигарет, и места навалом. Пр-р-ровинция. Блин. Чертов снег…
Если этот снегопад не прекратится, то через пару дней машину придется искать с миноискателем – вряд ли эти мужички стояночные в ближайшее время за лопату возьмутся. Ну и черт с ними. Зато уже доехал. Дорогу стремительно заносило прямо у меня на глазах. Похоже, что на всю трассу один я был такой балбес, который решил посмотреть на новогоднюю ночь сквозь лобовое стекло. Даже полосатых палочек не предлагали… Пару раз так крутануло – думал буду в сугробе зимовать. Скользко. Чертов снег.
Когда же этот пустырь закончится? Ботинкам, похоже, полный абзац… Наверное, я на редкость глупо выгляжу со стороны – посреди заснеженного поля в дорогом немецком пальто, кожаных туфлях и с чемоданом на колесиках. Особенно колесики радуют. Когда намело уже по колено. Почему не делают чемоданы на гусеницах? Russian style такой – для идиотов, которые из Москвы в провинцию работать едут. Ведь все же нормальные люди наоборот поступают! Там культура, метро, фонари горят, Церетели ваяет, Лужков в кепке ходит, деньги в килобаксах считают, улицы опять же чистят от снега этого…
Черт, похоже дошел. Вот здесь я теперь и живу…. Home, sweet home… Абсолютная тьма – ни одно окно не светится. Мерзость запустения. Апокалипсическое зрелище – двенадцать этажей и полная темнота в окнах. Мне, конечно, сказали, что дом совершенно новый, но чтоб настолько… Похоже, что я вообще первый жилец. Надеюсь, отопление уже подключили. На лифт, само собой, рассчитывать не приходится, но хоть свет-вода-газ должны присутствовать… Надеюсь… Вообще-то приглашающая сторона вполне любезна – зарплату положили очень приличную, ключи от новенькой квартиры и, главное, перспективы весьма впечатляют. Поле непаханое. "Нам очень нужны специалисты вашего класса" – работы много, людей не хватает. Сама предупредительность: еще бы, "приглашенный эксперт", special star, из самой столицы. Впрочем, на Новый Год никто не пригласил. Семейный праздник! Малознакомый столичный субъект нарушит гармонию праздничного пьянства. А и правильно, не будь такой болван. Нечего в новогоднюю ночь мотаться бог знает где…
Лифт, естественно, не работал. Впрочем, это меня не удивило, да и не огорчило особенно – пятый этаж, ерунда. Вот только чемодан на колесиках… Уныло и однообразно чертыхаясь, я преодолевал пролет за пролетом, оставляя за собой "следы снежного человека" – мокрые отпечатки от потерявших всякую благопристойность туфель и комья снега, обильно запасенные в штанинах. Не простудиться бы… Искомая дверь уже не вызвала никаких эмоций – дверь как дверь, деревянная. Покрашена в дебильно-жизнерадостный розовый цвет. Главное – ключ подошел. А то хорош бы я был, в новогоднюю ночь на лестничной площадке… И вот – вступаю в права владения. После смутного сумрака лестницы, в прихожей оказалось темно как в гробу. Некоторое время я шарил по стене руками в поисках выключателя. Логику квартиростроителей иногда постигнуть невозможно – вожделенная клавиша оказалась за углом коридора. Впрочем, значение это имело сугубо академическое – щелчок отнюдь не отозвался вспышкой света, я только зря зажмурился в ожидании. Оставалось только приступить к поискам фонарика в недрах моего полусамоходного чемодана.
Мои новые коллеги обещали позаботиться о некотором минимуме временных удобств в новой квартире, поэтому увидев на кухне простенький стол и пару табуреток, я не удивился. Удивился я другому – на одной из табуреток спокойно сидел человек, а на столе горела заботливо установленная в рюмке тонкая церковная свечка. Слово "удивился", пожалуй, будет некоторым (изрядным, по правде говоря) преуменьшением силы испытанных мной эмоций – если бы не тяжеленный чемодан, я бы, наверное, подпрыгнул на полметра. А так – выпустил изо рта первую пришедшую в голову фразу:
– Что, света нет?
– Почему нет? Вот он… – Непонятный мужик кивнул на свечку, вызвав заметное колебание пламени.
– А… ну… ммда-а-а, – Такой компрессии в моем речевом аппарате подверглись очевидные, в общем, вопросы: "Ты кто такой? Что ты здесь делаешь? Что, черт побери, вообще происходит?"
– Ты присаживайся, – незнакомец указал жестом на табуретку.
С трудом преодолевая ступорозное состояние, я придвинул табурет к столу и медленно на него опустился. Молчание затягивалось. В моей голове вспыхивали и гасли идиотские фразы типа: "А, что, электричества нет?" или "Экая погода-то нынче…", но с воспроизведением звука что-то не ладилось – открывая рот, я ничего не мог сказать, и закрывал его обратно. Мужика, кажется, мои мучения никак не интересовали – он молча смотрел на огонек свечи, явно не желая прояснять ситуацию. В конце концов, мой ступор стал переходить в глухое раздражение, и я откровенно уставился на незнакомца, перебирая и отбрасывая варианты: "Бомж? Новый сотрудник? Бандит?" – нет, явно не то… Не похож был ночной гость ни на приблудившегося в пустую квартиру бомжа, ни на провинциального бизнесмена, ни тем более на налетчика. Если уж судить по внешности, то он скорее вызывал ассоциации с молодым университетским профессором какой-либо бессмысленной гуманитарной науки – философии там, или даже этики: аккуратнейшая бородка клинышком, тонкие черты интеллигентного лица, гладкие ухоженные волосы до плеч, темный красивый плащ – только очков в тонкой оправе не хватало для полноты образа. Такие преподаватели обычно слегка томны, язвительны, бравируют нестандартностью мышления и пользуются бешеной популярностью у романтических студенток…
– Афанасий, – неожиданно сказал "профессор" и, помолчав, добавил:
– Водку привез?
– Кто? – снова обалдел я. Это имя настолько не подходило к рафинированной внешности, что картина мира рассыпалась окончательно.
– Афанасий – я, а водку привез – ты. Ведь привез?
– Ну…
– Доставай.
Сраженный наповал такой непосредственностью, я полез в недра чемодана. Вынырнув из его глубин с бутылкой "Финляндии", обнаружил на столе две тонкие хрустальные рюмки и глиняную плошку с маринованными грибами, столь грубую и аляповатую, что в голове промелькнула сумасшедшая мысль: "Может он археолог?".
– Местные коллеги обеспечили, – ответил на невысказанный вопрос "Афанасий".
Обыденность этой фразы неожиданно привела мое сознание в равновесие и "вопрос вечера" наконец был задан:
– А что вы, собственно, здесь делаете?
– Живу, – нимало не смутившись сказал этот странный человек.
– Но, простите, это я здесь живу…
– Так живи, я разве против?
– Но…
– С наступающим!
В протянутой ко мне руке уже была полная рюмка, в несуразной плошке торчали две тонкие серебряные вилки и, осознав величие принципа "без ста грамм не разберешься", я сдался:
– И вас также!
– Лучше на "ты", – отозвался мой невозмутимый собеседник, и лихо выпил, показав изрядную к этому делу привычку.
– Тем не менее, хотелось бы… – снова начал я…
– Давай по второй, – рюмки снова были полны, – за встречу!
Выпили. Закусили божественно вкусными грибочками.
– И все таки…
– Разговор в этой стране начинается после третьей, – рюмка уже в руке, – твое здоровье!
Недаром алхимики называли спирт "водой жизни" – внутри наконец-то развернулся плотный узел, отпустило напряжение дальней дороги и даже неожиданная ситуация перестала выглядеть столь дикой. В конце концов, что за Новый Год без собутыльника? Тем более, что человек этот, несмотря на очевидную эксцентричность, казался в этом качестве вполне приемлем…
– Простите, Афанасий, но вы, то есть ты – кто такой?
– Я? – собеседник неожиданно широко улыбнулся, продемонстрировав мелкие острые зубы, – я домовой!
– Мой домовой?!!!
– Почему твой? Твой в Москве остался. Ты ведь лапоточек ему для переезда не предложил? А я – свой собственный.
– Какой еще "лапоточек"?
– Ну, – Афанасий поморщился, – положено так. Не знаешь что ли? Кладешь за печку, или хотя бы за плиту, лапоть, просишь вежливо так: "Дедушка, не побрезгуй, поезжай со мной в новый дом, на новое хозяйство…"
– И что, поехал бы?
– Нет, конечно. Ищи дурака, из Москвы в провинцию ехать… Но – традиция…
Ситуация в сознании, даже расширенном принятым вовнутрь алкоголем, никак не укладывалась: на неумного шутника мой ночной собеседник никак не походил, но, с другой стороны, домовой – это как-то чересчур…
Глубокое сомнение, отражающееся на моем лице, явно забавляло Афанасия.
– Что, не верится? Ну смотри…
Ловко повернувшись на табурете, он запустил руку под стол и извлек оттуда здоровенную елку. В кухне ярко запахло снегом, морозом и хвоей.
– Что это за Новый год, да без елочки?
Я растерянно заглянул под стол – его размеры явно не позволяли уместить там такое дерево. Тем временем уже откуда-то появилось ведро с песком и новогодний символ был прочно установлен в углу помещения. Причем, похоже, что Афанасий даже не вставал с табурета…
– Есть еще сомнения? Ну ладно… – быстрым движением рук Афанасий собрал свои длинные волосы в подобие хвоста, открыв большие заостренные уши, покрытые мелкой серой шерсткой, – ну как, убедился?
Он встряхнул головой, рассыпая прическу по плечам, и с веселым вызовом уставился на меня.
Почему-то я ему сразу поверил. Конечно, какой-нибудь Копперфильд еще и не такие фокусы показывает, да и за уши эти я не дергал, но что-то в его облике и поведении было настолько убедительным, что все сомнения отпали, осталось только любопытство.
– А что же ты такой…, – я нарисовал рукой в воздухе неясную кривую, пытаясь передать несоответствие облика собеседника картинкам из детских сказок.
– Ищешь лапти, зипун и броду веником? И размерчик великоват? За печку не пролезу? – Так я, в общем, как хочу, так и выгляжу. – Афанасий вдруг стремительно уменьшился, превратившись в нечто карикатурно-мохнатое, размером с два моих кулака, и так же быстро вернулся к прежнему облику. Я только глазами захлопал.
Домовой стремительно разлил по рюмкам водку.
– Скоро часы бить будут, а мы так и не проводили толком – Прозит!
Выпили. Мое любопытство не унималось.
– Так ты, выходит, местный домовой, этого дома?
– Да нет, я, в общем, приезжий. Только сегодня из Москвы прибыл.
– В лапоточке? – не удержался я.
– Зачем? – обиделся он, – на самолете прилетел, вечерним рейсом. Я вполне современный домовой, в главном корпусе МГУ работал. В самой башне.
Разлили остаток из бутылки. Выпили. Я с сожалением убрал со стола пустую тару.
– Да, надо бы добавить, – поддержал мои размышления Афанасий, – подожди, я сейчас.
Встав с табуретки он подошел к стене и с видимым усилием просунул в нее руку. Сосредоточенно пошарив там, потянулся обратно. Рука не выходила.
– Вот ведь, пьян уже… Молодой я еще домовой, неопытный. И ста лет не исполнилось. Старики у нас знаешь как пьют? Сейчас, сейчас…
Рука выскочила из стены с ясно слышимым треском. В ней была зажата бутылка местной водки. Афанасий с сомнением поглядел на этикетку:
– Ничего, вроде пить можно… Эх, разливай!
– Послушай, – заинтересовался я, – а что же ты из Москвы-то сюда?
– Да понимаешь, в столице конечно хорошо, спору нет: работа престижная, культура, уровень жизни… МГУ опять же, главный корпус – лекции, библиотека, студенты веселые, музыку слушают… Вот только перспектив никаких, все места еще двести лет назад заняты. А здесь – поле непаханое, только работай. Вот и пригласили: "Нам очень нужны специалисты вашего уровня!". Дом предоставили новенький – живи, не хочу. Правда на Новый Год никто не пригласил – традиции, видишь ли, семейный праздник…
У меня появилось легкое ощущение дежа-вю.
– А в чем же ты специалист?
– Я, как бы это сказать, менеджер по развитию. Рушим устои, ломаем традиции, учим провинцию работать по новому.
Я просто подскочил на табурете:
– Надо же, я тоже! Ну и как ты оцениваешь перспективы в этом городе?
– В целом неплохо – строят много, дома неплохие, есть где развернуться. Кадры неплохие, из молодых, готовы работать по новому. Хотя, проблемы конечно есть…
– Вот-вот, – подхватил я, – у меня та же картина. Город развивается динамично, перспективы для бизнеса отличные, только людей не хватает. Не привыкли еще местные руководители к новым темпам, сидят сиднем в кресле, ждут, что им деньги сами в карман посыплются…
– Именно так! Вот и у нас людей, тьфу ты, домовых не хватает – старикам бы все за печкой шуршать и в дымоходе гудеть! А ведь в новых домах кабельные сети, оптоволокно, интернет там всякий, телевидение – кто всем этим заниматься будет?
Афанасий явно загрустил. Я решил сменить тему.
– Кстати о телевидении. Через пару минут куранты бить будут. Ты не мог бы это, ну, телевизор, что ли сообразить? – я выразительно глянул под стол.
– Телевизор? Нет, не принято это у нас… Хотя… Доедай грибы! – и подал пример, подхватив вилкой предпоследний грибок.
Я последовал его примеру. Афанасий подхватил опустевшую миску и повернув ее в воздухе сложным движением поставил на ребро. Корявая глиняная плошка осталась стоять в положении исключающем всякую возможность равновесия. Домовой постучал по ее краю длинным пальцем, подул внутрь и из глубины посуды послышалось потрескивание, а затем торжественно вступил мелодический перезвон курантов.
– Ну, с Новым Годом! Эх, шампанского нет…
– С Новым Годом! Ничего, не маленькие, и водки выпьем…
На последнем ударе башенных часов мы встали, звякнули хрусталем рюмок и торжественно выпили.
– Концерт слушать не будем, ладно? – улыбнулся Афанасий, – закуска для здоровья полезней!
Он ловко подхватил говорящую миску, молниеносным движением убрал ее под стол и достал уже молчащей, но полной квашеной капусты.
– Грибы кончились, ничего?
– Плевать, а вот водка…
– Сейчас сделаем!
На столе появилась очередная бутылка и дальнейший разговор стал весьма сумбурен и эмоционален:
– А у нас…
– Нет, вот у нас…
– Ты только послушай, это же такой пассаж…
– Эти тупоголовые европейские менеджеры, не зная броду… Ни черта в России не понимают… А туда же – учить нас…
– Эти надутые шотландские брауни… В тряпки клетчатые одеты, зато – Итон, Кэмбридж… Замки средневековые – можно подумать у нас тут одни хрущевки…
– Нет, ты послушай, вот если компания имеет корпоративный сайт…
– А вот если, скажем, коттеджи новые взять…
Утро наступило неожиданно как удар из-за угла. И с тем же результатом. Я поднял гудящую и какую-то квадратную голову с поверхности стола и огляделся. На кухне никого не было. В углу стояла елка, на столе – плошка с присохшими волокнами капусты, а передо мной лежал лист дорогой веленевой бумаги с аккуратной витиеватой надписью: "Удачи в Новом Году, коллега! Афанасий." И – замысловатая подпись.
Я пошатываясь поднялся, пододвинул табурет к стене, с трудом на него взобрался, кряхтя от свойственных русскому человеку послепраздничных ощущений, и, приблизив лицо к вентиляционной решетке, тихо сказал: "И тебе того же, коллега. Отлично посидели…"
В трубе что-то коротко прогудело в ответ… Может быть – ветер…