Наша компания с давним интересом поглядывала на этот "ужас нашего городка", но, наверное, мы так бы туда и не полезли, если бы… Впрочем, сначала, пожалуй, следует немного рассказать о самой компании. Шел 1985 год, по стране гремела первыми разрушительными залпами перестройка, а нам было по 15 лет. Заводилой и мотором нашей компании был Петька Доллар. Здоровенный парнище, косая сажень в плечах – типичный "русский богатырь", белокурый и голубоглазый. Особым интеллектом он не отличался и учился всегда через пень-колоду, переходя из класса в класс благодаря моей помощи – я учился как бы "за себя и за того парня", давая ему списывать контрольные и домашние задания и подсказывая у доски. Мы сидели за одной партой. Сравнение Доллара с мотором было далеко не случайным – не прочитав в жизни и десятка книг, Петька был природным гениальным механиком. Любое механическое устройство в его здоровенных ручищах моментально начинало работать, да так, как не снилось и его создателям. Уже в этом возрасте у него был собственный мопед, который он собрал собственноручно из всякого хлама, купленного на деньги, вырученные от проданных джинсов. За джинсы ему, естественно, здорово влетело, но на стабильный оптимизм это не повлияло никак. Однажды увидев в журнале "Техника молодежи" рисунок (даже не чертеж!) турбореактивного двигателя, он собрал подобное устройство при помощи обычного слесарного инструмента. Макет был размером с пивную бутылку, но оказался действующим – запущенное на смеси эфира с керосином, устройство оторвало тиски с верстака и пролетело метров пять, ударившись в стену гаража, где и погибло. Кому расскажи – не поверит, тем более, что сопроводительную статью в журнале он наверняка не читал, не будучи любителем разбирать буковки. Прозвище "Доллар" он заработал из-за отца – моряка торгового флота. Как-то раз Петька демонстрировал нам по страшному секрету запретные зеленые бумажки…
Кроме того, Доллар был знатным оружейником – самодельщиком. Его "усиленные" рогатки отличались повышенной точностью боя и пробивали лист фанеры, его пневматические винтовки, сделанные из велосипедных насосов, стреляли шариками от подшипников метров на сто и сбивали ворону влет, его жуткие самопалы, заряжавшиеся серой от спичек и обрезком толстого гвоздя, разбивали с десяти метров красный кирпич… если не взрывались сами. Удивительно, как ему удавалось уцелеть при этих экспериментах! Талант, одно слово. Впоследствии он стал известным байкером и погиб в какой-то бандитской разборке.
Мозговой центр компании – Док. Не слишком утруждая себя учебой, он был самым начитанным среди нас, причем его познания были энциклопедичны и неожиданны. В популярной тогда телеигре "Что? Где? Когда?" он почти всегда угадывал ответ раньше "знатоков" и крайне редко ошибался. Ошибаясь же, злился и говорил, что вопрос был построен "некорректно" - он вообще обожал заумные словечки. За это его в школе сильно не любили как учителя (которым он имел привычку указывать на ошибки и "нелогичные формулировки"), так и ученики, чувствующие его скрытое пренебрежение. Неоднократно его пытались бить, но быстро отстали. Не будучи особенно сильным, в драке Док зверел и, схватив наиболее тяжелый предмет из имеющихся в досягаемости, бил со всех сил, не прекращая сражаться, пока его не оттаскивали или не укладывали в нокаут. Короче, все скоро поняли, что с этим "шизанутым" лучше просто не связываться. Тем более, что если собраться толпой и его побить, то он непременно отыскивал участников побоища поодиночке и припоминал все по полной.
Самое же загадочное в нем было то, что он, как я сейчас понимаю, обладал некими паранормальными способностями (тогда я и слова-то такого не знал). Увлеченный читатель мистики и фантастики, Док имел встроенный в организм, как он сам выражался "дерьмометр". Этим "прибором" он всегда чувствовал грядущие неприятности и не раз вытаскивал нашу компанию из сложных ситуаций. Несмотря на то, что он никак не мог объяснить механизм своих предчувствий, мы привыкли ему верить – когда Док говорил: "Дерьмометр зашевелился, пора сваливать", мы не рассуждали и сваливали. И всегда он оказывался прав.
Впоследствии Док окончил философский факультет, а потом стал то ли колдуном, то ли целителем, затем уехал куда-то на Тибет и больше я о нем ничего не слышал.
Третий член нашей команды – Мозоль. Сие неблагозвучное прозвище образовалось из благородной польской фамилии Мозолевский. Впрочем, даже прозвище не компенсировало того, что Мозоль был красив как толкиеновский эльф. Хрупкий смазливый красавчик из породы людей, которые не мнут одежду и не пачкают лицо, даже копаясь в помойке. Тогда он был еще слишком молод, чтобы стать настоящим бабником, но девочки по нему сохли, как изюм. Не знаю, дрался ли он вообще когда-нибудь. С непоколебимым достоинством он ухитрялся выскальзывать из критических ситуаций, как намыленный. Его обаяние было просто неотразимо. Почему он прибился к нашей авантюрно-хулиганистой компании, до сих пор для меня загадка. Наверное, это казалось ему романтичным. Он вообще был романтик, наш Мозоль. Его представления о человеческих отношениях представляли странный коктейль из рыцарских романов и рассказов о пионерах-героях. Он целовал девочкам руки, переводил старушек через дорогу, занимался комсомольской работой и боролся со списыванием и подсказками на уроках. При этом он недрогнувшей изящной рукой метнул дымовую гранату (изобретение и изготовление – Петька Доллар) в форточку директора, а будучи пойман, молчал как партизан, никого не выдав. Человек-загадка.
После школы он поступил в МГИМО и уехал в какую-то заграницу. Свински напившись на прощальном вечере, я провожал его в аэропорт, где в последний раз и видел – стоя на трапе самолета, он помахал мне рукой. Через год его застрелил снайпер в какой-то горячей точке, где он был сотрудником посольства.
И, наконец, я – скромный рассказчик этой истории, имевший школьное прозвище "Штырь". Интересно, что происходило оно не от металлического прута, а от сокращения слова "Эйнштейн". Единственным предметом, в котором я блистал, была физика… Эйнштейн-Штейн-Штырь. Вот такая редукция. Я был той прочной, но ничем не выдающейся серединой, которая необходима в любой компании. На фоне своих ярких друзей я, наверное, смотрелся немного бледно, но мне было интересно с ними, и я не давал распасться этой компании отчаянных индивидуалистов. Боюсь, что их отношение ко мне было слегка покровительственным. Впрочем, меня это не обижало.
И еще была Она. Не имея никакого отношения к нашей буйной компании, она послужила первотолчком этой истории. Света Лазурская – девочка, при взгляде на которую у меня подгибались ноги и пропадал дар речи. Такой немыслимой красоты я никогда больше не видел и надеюсь, что не увижу. Кажется, мы всей командой были в нее влюблены, разве что непроницаемый Мозолевский либо устоял, либо ухитрялся никак не проявлять своих чувств. Самые безумные авантюры совершались именно в честь нашей дамы сердца, хотя мы никогда бы не признались в этом даже под пытками. С высоты взрослого опыта я вижу, что Свете льстило наше ненавязчивое поклонение, но она, ведомая врожденным женским инстинктом, вела себя с нами величественно и неприступно, лишь иногда снисходя до беседы. В этих беседах она рассыпала яд и перец на раны нашего самолюбия, подталкивая ко все новым подвигам в доказательство нашей крутости.
Так было и в этот раз. Укрывшись от дневного света в романтически-сумрачном подвале, мы - с десяток ребят и девчонок из близлежащих дворов – выслушивали с замиранием сердца очередную страшилку про "Тот Самый Дом". Кажется, это была банальная история о том, как некий мальчик ("не из нашей школы, но мне его друг рассказывал") случайно перебросил свой мяч через ограду этого дома, но не полез за ним сразу, идиот, а почему-то дождался ночи и перебрался через забор… Когда подошел ожидаемый финал: "А утром его нашли у забора совершенно седым…", Мозолевский неожиданно ехидно добавил: "…и лысым!". Бешеный взрыв хохота поглотил недовольство рассказчика. И тут Она, наша Муза, подчеркнуто не глядя на нас, сказала: "Некоторые только и могут, что пытаться острить. А вот залезть и переночевать в Том Самом Доме небось всем слабо… Всегда знала, что все мальчишки трусливые хвастуны". И, гордо взмахнув тяжелой золотой косой, жестокая дама нашего сердца удалилась.
Мы были обречены.
Естественно, что после такого заявления нашей Музы, мы полезли бы даже черту в пасть. Это мы-то трусливые? Мы хвастуны? Ну нет, мы ей докажем! В конце концов, в привидения мы не очень-то и верили. Приятно пугать друг друга страшилками, но на самом деле – какие еще привидения в наш век мирного атома и транзисторных приемников? Учите физику!
Посмотрев друг на друга, мы синхронно вздохнули и полезли из подвала на улицу. Светочка, любовь наша неразделенная, сидела на лавочке неподалеку – знала она, что мы придем. Все понимала. Ах, как приятно в свои 15 девичьих лет такую власть над людьми иметь! Знать, что ради твоих прекрасных глаз готовы ребята в пропасть прыгнуть… В нашу сторону она не смотрела – что ей за дело до каких-то пацанов?
Наш геройский атаман, Петька Доллар, первым преодолел робость и, подойдя к лавочке, сказал:
- Ну, мы это, как бы, вроде… Короче, сегодня ночью полезем в Тот Самый Дом и, это, до утра просидим. Вот так.
Муза сморщила точеный носик:
- Врете небось?
- Чтоб я сдох! Скажи, пацаны?
Мы дружно закивали, соглашаясь с Петькой.
Светлана, подумав, решила сменить гнев на милость:
- Ладно, если не врете – тогда завтра все расскажете подробно. И – чтобы обязательно что-нибудь оттуда принесли. Что-нибудь особенное. А то не поверю!
Так, с простой детской подначки и тоскливой подростковой любви, началась эта история.
В ночной темноте Тот Самый Дом выглядел как монолитная глыба мрака. Сидя верхом на заборе, мы вглядывались в него до рези в глазах – было тихо. Не мерцали за пыльными стеклами жуткие огоньки, не раздавались из подвала тяжкие замогильные стоны, и даже ветер не шевелил заросли бурьяна. Дом как дом. Ночной и темный. Может, и правда, нет там ничего страшного?
- Ну что, ребята, пошли? – первым нарушил затянувшееся молчание Петька
И мы спрыгнули, впервые оказавшись с другой стороны заповедного забора.
Остаток дня перед безумным походом был проведен в лихорадочных сборах. Многомудрый Док раскрыл перед нами сокровищницу своей эрудиции и рассказал все, что он знал о методах борьбы с привидениями, вампирами, а также, на всякий случай, с оборотнями и прочей нечистой силой. Вероятнее всего, он это почерпнул из каких-нибудь американских дешевых книжек-триллеров, а так же из любимых Эдгара По и Лавкрафта, Тем не менее, Доллар полдня трудился в своем гараже-мастерской, изготавливая снаряжение "охотников за привидениями". Теперь в наличии имелось три крупнокалиберных самопала, заряженных настоящим охотничьим порохом и серебряной картечью, напиленной из похищенной у его родителей ложки. Эти сооружения напоминали внешне дуэльные пистолеты прошлого века, но не имели никакого спускового механизма. Для произведения выстрела надо было чиркать спичечным коробком по вставленной в специальный паз спичке. Такие системы Петька называл "поджигник". Примерно с равной вероятностью такое оружие могло проделать здоровенную дырку в мишени или оторвать несколько пальцев стреляющему.
Так же были заготовлены два заботливо заточенных осиновых кола, – предположительно осиновых - с ботаникой у всех было плоховато. Док убедительно объяснил, что если забить такой кол в сердце ожившему мертвецу, то он нас больше не побеспокоит. Меня, признаться, больше волновал момент забивания. Были подозрения, что увидев ожившего мертвеца, я не буду искать, где у него сердце, а немедленно сам помру со страху. Тем не менее, приятная тяжесть массивного кола как-то успокаивала. В конце концов, им можно и по башке кого-нибудь треснуть. Даже если он и не вполне осиновый. Кроме этого, на шее у Дока висел на кожаной тесемке здоровенный медный старообрядческий крест, по поводу которого Док смущенно сказал: "Не подумайте чего, я так, на всякий случай...".
Входная дверь дома была заколочена крест-накрест толстенными досками. Похоже, что несмотря на прошедшие годы, доски ничуть не прогнили и держались вполне крепко. Впрочем, это была ожидаемая трудность, мы с самого начала собирались лезть через одно из разбитых окон.
Ошметками трухи посыпалась за шиворот старая краска с деревянной рамы. Запах тлена ударил в лицо как кулак: отсыревшее дерево, рыхлая штукатурка, гниющие ткани, разлагающаяся дверная набивка… И еще один запах – тяжелый запах звериного логова. Пропитанный сыростью коридор уводил во тьму впереди. Слева, к сумраку второго этажа, поднималась кривая расшатанная лестница. Отвалившиеся перила валялись, разбитые в щепки, на полу в коридоре. Среди хлама и мелкого мусора лежали какие-то мелкие белые обломки – я не сразу понял, что это тонкие косточки. Скорее всего, скелет дохлой кошки. Приглядываться не стал, поскорее переведя луч фонарика подальше. В тишине что-то быстро и глухо стучало, но я сообразил, что это отдается в ушах мое собственное сердцебиение.
- Чего-то я не понимаю… - сказал Док каким-то тусклым шепотом
- Чего? – с облегчением отозвался я, услышать рядом человеческий голос было чертовски приятно.
- Где стекла? Если окно разбито камнем снаружи, на полу должны быть стекла. Где они?
Чертов Шерлок Холмс. Стекла ему. Стекол действительно не было – покрытый толстым слоем пыли пол был достаточно замусоренным, но - ни кусочка стекла.
- Они снаружи, под окном лежат, – прошептал Мозоль – когда лезли, я на них наступил.
- Не нравится это мне, – ответил Док еще более тускло, но пояснять свою мысль не стал.
Справа была дверь. Открытая дверь в квартиру. Рядом с ней кто-то нарисовал бурой подплывающей краской изображение повешенного. Шутники, мать их… Не поленились краску притащить, художники… Мертвец на картинке болтался, как гнилой плод на высохшем дереве. За дверью виднелись короткий коридорчик и кухня. Вместо плиты и раковины из стен торчали ржавые отростки труб, но у дальней стены стоял на вздутом блеклом линолеуме старый холодильник. Его дверца была распахнута. Внутри засохла какая-то черная гадкая масса, издававшая резкий запах. Часть ее вытекла и разлилась по полу лужей, давным-давно превратившейся в засохшую корку. В распахнутой дверце кухонного шкафа я разглядел какие-то пыльные банки. Из одной торчала голова дохлой крысы. В свете фонаря показалось, что ее белесые глаза шевелятся, но присмотревшись получше я увидел, что в глазницах копошатся мелкие черви.
Следующая комната была когда-то большой гостиной, или столовой. Без мебели она казалась размером с бальный зал. С отслоившихся обоев издевательски смотрели какие-то звери – то ли собаки, то ли шакалы, а посередине стены той же бурой краской было нарисовано неприятного вида голое раскидистое дерево. На каждой ветке, как отвратительные яблоки, были тщательно прорисованы маленькие человеческие черепа. В центре зала на покоробившемся паркете валялась разбитая люстра. Среди рассыпанных стеклянных бусинок и пыльных подвесок крысиным хвостом извивался оборванный провод.
- Наверное, здесь этот маньяк и жил, - вполголоса сказал Петька, - а когда убивал очередного ребенка, пририсовывал его кровью новый череп…
- Заткнись, а? Не каркай! - оборвал его Док, - и так страшно…
- Пойдемте отсюда, не будем в этой квартире сидеть, - прошептал Мозоль, - лучше давайте второй этаж посмотрим.
Трухлявая деревянная лестница застонала под ногами почти человеческим, исполненным невыразимой муки, голосом. Впрочем, она казалась достаточно прочной, чтобы выдержать вес одного пятнадцатилетнего подростка. Поэтому поднимались по очереди. Первым шел, как самый тяжелый, Петька. Поднявшийся вторым, Мозоль исчез из поля зрения, но сразу же появился, перевесившись через край лестницы и бешено замахал руками. Глаза его были выпучены, а лицо в свете фонаря белело, как штукатурка. Не помня себя, я птицей взлетел наверх. На рассохшихся досках площадки второго этажа стоял перепуганный Мозоль. Один. Петьки не было.
Снова взвыла мерзким голосом старая лестница и к нам присоединился растерянный Док.
- А где Доллар?
- Н-н-не зн-н-наю… - у нашего красавчика Мозолевского отчетливо постукивали зубы.- я поднялся, а здесь пусто…
Желтоватые круги света от фонариков заметались вокруг. Лестница на третий этаж отсутствовала – пролет обвалился, оставив только пеньки трухлявых балок в стене. Вдаль уходил темный, засыпанный каким-то хламом коридор, в конце которого слабо светилось окно на улицу. На бледной штукатурке, прямо напротив лестницы, все тот же неизвестный художник изобразил грубо нарисованную могилу с покосившимся крестом.
- Ну все, начинается… - тихо и обреченно сказал Док, - больше не теряем друг друга из виду!
- Доллар! Ты где! – крик Дока увяз в затхлом вонючем воздухе, не породив эха.
Ответом была тишина.
Сказать, что мы испугались – ничего не сказать. Моя майка моментально прилипла к спине, а фонарик затрясся в руках мелкой дрожью. Впрочем, Мозоль выглядел не лучше. От вида его белого лица и стоящих дыбом волос мне стало совсем дурно. Док, однако, сохранял относительное спокойствие.
- Он жив, и он где-то рядом. Я чувствую. Ничего с ним не случилось, - я бы знал.
- Ага, испугались, храбрые следопыты! - Петькин радостный голос вернул нас к действительности.
Этот гад просто стоял за ближайшей дверью и наслаждался нашей паникой! Такое у него чувство юмора – ничего не поделаешь. Белый как мел Мозолевский на негнущихся ногах направился к нему, и мне показалось, что сейчас случится небывалое – наш красавчик впервые в жизни набьет кому-то морду. И этот кто-то будет, несомненно, Доллар, хотя он и крупнее раза в полтора. Док схватил Мозоля за майку и сказал:
- Стоп, все разборки потом. А ты, Доллар, просто идиот.
- Да ладно вам, что вы переживаете? Ясно же, что нет тут ни фига, кроме картинок на стенах. Уж и пошутить нельзя…
Осуждающее молчание. Петька ежился под нашими взглядами, в которых ясно читалось, что мы о нем думаем. Сколько знаком с Долларом, но к его неожиданным идиотским выбрыкам привыкнуть не могу. По-моему, у него просто не хватает воображения, чтобы по-настоящему чего-нибудь испугаться, поэтому он бесстрашен, как пьяный берсерк. Да и шуточки его нельзя назвать образцом тонкого юмора…
- Ну, что стоим? Давайте осмотрим здесь все! – Петька не умел долго расстраиваться.
Темный коридор отзывался на наши шаги резким скрипом рассохшихся половиц и маленькими облачками пыли. Выходящие в него двери квартир были заперты.
- Давай сломаем замок! – неуемный Доллар жаждал действия.
- Ничего мы ломать не будем! Наша задача – досидеть до утра, а не мародерствовать.
В голосе Дока мне почудилось что-то странное. Да и выглядел он так, как будто у него сильно болел живот. Я тихо толкнул его в бок и шепотом спросил:
- Как твой дерьмометр, чего показывает?
Док посмотрел на меня искоса и тихо сказал:
- Стрелка где-то между "глубокая задница" и "полные кранты". А что толку?
Возразить было нечего: назвался груздем, не говори, что не дюж. До утра придется сидеть, даже если сюда явится Граф Дракула во главе взвода эсэсовцев верхом на Кинг-Конге. Слово есть слово.