Прошла целая вечность, прежде чем мы выскочили, как пробки от шампанского, на серый от дыма дневной свет, показавшийся нам ярким до рези в глазах. Воздушная тревога не смолкала, но еще громче звучали сирены машин "скорой помощи", мчащихся вдоль Маркет-стрит. Улицы стали совсем безлюдными, если не считать последних желающих попасть в метро. Многие из них плакали. Я заметил в сторонке несколько скамеек - обычно они служили местом сборища грязных алкашей - и направился к ним.
Моя команда последовала за мной, пригибаясь и приседая от густого дыма и режущих уши завываний сирен. Мы уже почти дошли, когда Даррел неожиданно упал ничком.
Все закричали наперебой, а Ванесса наклонилась и перевернула Даррела на спину. С краю на его рубашке стремительно расползалось красное пятно. Ван задрала рубашку, и мы увидели в пухлом боку Даррела длинную и глубокую резаную рану.
- Какой-то гад ударил его ножом в толпе! - со злостью процедил сквозь зубы Джолу, сжимая кулаки. - Вот сволочи, прости господи!
Даррел застонал, посмотрел на нас, потом на свой бок, опять застонал и бессильно уронил голову.
Ванесса сняла с себя джинсовую куртку, затем стянула через голову хлопчатый джемпер с капюшоном, скомкала и прижала к боку Даррела.
- Приподними ему голову, - сказала она мне, а Джолу велела свернуть свою кожаную куртку и подложить Даррелу под ноги, чтобы те тоже находились в приподнятом положении. Джолу тут же повиновался. Мать Ванессы работает медсестрой, а сама Ван каждое лето ездит в лагерь, где их обучают оказывать первую медицинскую помощь. У нее есть бзик подмечать ошибки и прикалываться над актерами всякий раз, когда в кинофильмах кому-то оказывают первую помощь. Сейчас я испытывал особую радость из-за того, что Ван в моей команде.
Некоторое время мы сидели вокруг Даррела, прижимая к его боку хлопчатый джемпер. Ди твердил, что с ним все в порядке, чтоб мы его отпустили и позволили встать, но Ван каждый раз приказывала ему замолчать и лежать тихо, пока она не пнула его по заднице.
- Может, позвонить по девять-один-один? - предложил Джолу.
Я мысленно обругал себя идиотом, выхватил мобильник и набрал 911. В ответ прозвучал даже не сигнал занятой линии - скорее это было стенание агонизирующей системы телефонной связи. Так скулить можно только в том случае, если до одного и того же номера пытаются дозвониться сразу три миллиона человек. Кому нужны ботнеты, когда в дело вступают террористы?
- А если попробовать "Википедию"? - снова предположил Джолу.
- Нет связи - нет информации.
- Вон тех можно попросить помочь, - сказал Даррел, поднимая руку и показывая ею куда-то в сторону улицы. Я обернулся, отыскивая глазами кого-нибудь типа полицейских или санитаров с носилками, но не увидел ни души.
- Ладно, старик, просто лежи и отдыхай, - сказал я Даррелу.
- Да нет же, балда, копы в машинах! Вон, смотри! Действительно, каждые пять секунд мимо проносилась машина с полицейскими, пожарными или неотложка. Конечно, кто-нибудь из них поможет нам! Какой же я все-таки идиот!
- Давайте подойдем ближе к улице, - предложил я, - чтоб они могли видеть Даррела. Тогда наверняка кто-нибудь остановится.
Ванессе моя идея не понравилась, но я решил, что в такой сумасшедший день даже полицейские вряд ли обратят внимание на подростка, голосующего на тротуаре. Только вид крови может стать для них серьезным основанием, чтобы задержаться. Мы с Ван начали было спорить, но тут Даррел с трудом поднялся на ноги и самостоятельно заковылял к Маркет-стрит, положив тем самым конец нашим препирательствам.
Первой мимо нас под вой сирены пронеслась неотложка, даже не притормозив. За ней проследовали патрульный автомобиль, пожарная машина, потом еще подряд три машины с копами. Даррел совсем заплохел - лицо белое, дышит тяжело. Джемпер Ванессы насквозь пропитался его кровью.
Настал миг, когда мое терпение кончилось, и когда на Маркет-стрит появился очередной автомобиль, я вышел на середину дороги, замахал руками над головой и крикнул: "СТОЙ!" - Машина начала замедлять ход. Только теперь я увидел, что это не полиция, не "скорая помощь" и не пожарные.
Тачка была похожа на армейский джип типа бронированного "хаммера", но без всяких обозначений. Дернувшись, она остановилась вплотную передо мной; я инстинктивно отскочил назад, потерял равновесие и грохнулся на асфальт. Тут же послышался звук открываемых дверей и в мою сторону затопали несколько пар ног, обутых в армейские ботинки. Меня окружили парни в комбезах, как у военных, и противогазах с тонированными стеклами; в руках они держали большие навороченные винтовки.
Не успел я опомниться, как стволы винтовок уставились на меня. Впервые в жизни меня держали на мушке, и я понял, что все байки об ощущениях, какие при этом испытываешь, соответствуют действительности. Время останавливается, тело перестает слушаться, а сердце колотится так, что в ушах отдается. Я открыл рот, потом закрыл, не издав ни звука, и очень медленно поднял руки ладонями перед собой.
Безликий, безглазый вооруженный мужчина хладнокровно целился прямо мне в голову. Я даже дыхание затаил. Ван что-то закричала, и Джолу закричал, и я на секунду перевел на них взгляд. В это короткое мгновение кто-то нахлобучил мне на голову шершавый мешок и затянул его веревкой на шее так быстро и безжалостно, что я только охнул. Меня, как бревно, перекатили на живот, заломили руки за спину, дважды обмотали запястья чем-то вроде упаковочной бечевки и тоже стянули так туго, что она больно впилась в кожу. Я вскрикнул, и в мешке мой голос прозвучал непривычно глухо.
Теперь меня окружала кромешная тьма. Я напрягал слух, пытаясь понять, что происходит с моими друзьями. Их голоса приглушенно доносились сквозь плотную мешковину. Меня вдруг поставили на ноги, сильно и грубо потянув вверх за связанные запястья; острая боль пронзила вывернутые руки и плечевые суставы.
Кто-то взял меня за плечо, провел несколько шагов, потом пригнул за голову, и я очутился в "хаммере". Вслед за мной в машину затолкали кого-то еще.
- Ребята! - позвал я и тут же получил удар кулаком по голове. В ответ послышался голос Джолу, а затем звук удара, который достался и ему. Голова моя звенела, как колокол.
- Послушайте! - обратился я к солдатам. - Мы просто школьники. Наш друг ранен, у него кровотечение. Его пырнули ножом в толпе. Я вышел на дорогу, потому что никто не останавливался. - Неизвестно, насколько членораздельно моя речь звучала через мешок, но я продолжал говорить: - Послушайте, это недоразумение! Нам нужно поскорее доставить нашего друга в больницу!
Я опять получил удар по голове, но на этот раз, кажется, дубинкой. Так жестоко меня били впервые в жизни. Мое сознание помутилось, на глазах выступили слезы, от боли перехватило дыхание. Через несколько секунд я оклемался, но язык прикусил - урок пошел мне впрок.
Откуда взялись эти отморозки? На форме у них нет никаких знаков различия. Может, они террористы? До сих пор я слабо верил в террористов - то есть я знал, что они существуют, но где-то очень далеко и реальной опасности для меня не представляют. Ежедневно я подвергался миллионам других рисков. Например, меня мог сбить пьяный водитель, с безумной скоростью несущийся по Валенсии. Это была гораздо более вероятная и непосредственная опасность, чем террористы. От их рук гибнет меньше людей, чем в результате несчастных случаев, таких как падение в ванной или удар электрическим током. Каждый раз, когда речь заходила о террористической угрозе, я воспринимал это приблизительно как опасность попасть под молнию.
Но сейчас, сидя в тряском кузове "хаммера" с мешком на голове, со связанными за спиной руками и с растущими шишками, я вдруг осознал, что терроризм в действительности намного опаснее, чем казалось мне раньше.
Машину качнуло, после чего дорога пошла вверх - мы въезжали на холм. Похоже, наш путь лежал через Ноб-Хилл, и, судя по уклону, путь был выбран не самый пологий. Наверное, едем по Калифорнийской улице, подумал я.
Начался не менее крутой спуск. Если меня не обманывала пространственная память, мы направлялись вниз к Рыбацкой пристани. Для террористов маршрут вполне логичный - там можно сесть на катер и скрыться. Но какой интерес им похищать обычных школяров?
Меня качнуло вперед, и машина остановилась все еще на склоне холма. Двигатель замолчал, двери отворились. Кто-то выволок меня наружу, потом толчком в спину заставил шагать, спотыкаясь, по мощеной дороге. Через несколько секунд я наткнулся на металлическую лесенку, больно ударившись голенью о нижнюю ступеньку. Невидимая рука опять толкнула меня в спину, и я начал осторожно взбираться, не имея возможности взяться на перила. Миновав три ступеньки, я стал искать ногой четвертую, но ее не было. Если бы меня не подхватили спереди еще чьи-то руки, я бы навернулся носом. Меня протащили по металлическому полу, потом принудили опуститься на колени и пристегнули наручниками мои связанные за спиной руки к какой-то железяке.
По соседству со мной послышались шарканье и топот ног, щелчки наручников. Приглушенные стоны и возня. Смех. Потом время для меня будто остановилось. Потянулись бесконечные минуты в слепом сумраке наедине с собственным дыханием и мыслями.
Я даже ухитрился задремать, все так же стоя на коленях, с омертвевшими без притока крови ногами, сморенный тьмой и духотой полотняного капюшона. В течение получаса в мою кровь впрыснулась годовая порция адреналина, которой хватило бы, чтоб гору свернуть или на скаку табун коней остановить, но затем неизбежно последовало что-то вроде тяжелого похмелья.
Проснулся я оттого, что кто-то сдернул мешок с моей головы. Не то чтобы это сделали грубо или неосторожно - просто… безразлично. Так же, как, наверное, лепят гамбургеры на кухне "Макдоналдса".
Я зажмурился от ослепительного света, потом осторожно приоткрыл веки до щелочек, затем еще шире и, наконец, сумел хорошенько осмотреться.
Мы все находились в крытом кузове большого восьмиосного грузовика: в полу вдоль бортов через равные промежутки выступали колесные арки. Здесь устроили что-то вроде передвижного командного пункта и одновременно тюрьмы. К обеим стенкам были приделаны стальные столы, а над ними в несколько рядов - шикарные плоские мониторы на шарнирных кронштейнах, так что их можно было расположить дугой вокруг оператора. Перед каждым столом стояло обалденное офисное кресло с рычажками и ручками для подгонки сиденья и спинки с точностью до миллиметра по высоте, углу наклона и сектору вращения.
В передней части кузова, дальней от дверей, находилась тюремная половина. Тут к стенам были привинчены болтами стальные стержни, а к ним наручниками прикованы люди.
Я сразу отыскал глазами Ванессу и Джолу, но Даррела не увидел. Наверное, он затерялся в глубине среди еще дюжины пленников, многие из которых бессильно повисли на своих путах и загородили его от меня. В воздухе стоял запах человеческого пота и страха.
Ванесса испуганно посмотрела на меня и жалобно прикусила губу. Мы с Джолу тоже мандражили - я видел, как он затравленно озирается, сверкая белками глаз. Вдобавок ко всем бедам меня одолевало нестерпимое желание отлить.
Деваться некуда - мне пришлось в упор посмотреть на тех, кто посягнул на мою свободу. До сих пор я не осмеливался даже исподтишка покоситься в их сторону; примерно так же на всякий случай избегаешь заглядывать в темный угол кладовки, где, возможно, прячется воображаемое чудище - лучше вообще не знать, там оно или нет.
Но я хотел хорошенько рассмотреть придурков, которые похитили нас, и понять - это террористы? У меня не было четкого представления, как выглядит террорист, хотя телевидение изо всех сил насаждало в моем сознании образ темнокожего араба с окладистой бородой, в вязаной шапочке и мешковатом халате, свисающем до щиколоток.
Однако эти не имели ничего общего с подобным стереотипом. Они запросто могли сойти за массовиков, заводящих зрителей в перерыве матча за суперкубок по американскому футболу. Правильные подбородки, аккуратные стрижки, но не такие короткие, как у военнослужащих. Белые и темнокожие, мужчины и женщины открыто улыбались друг другу на своей половине грузовика, отпускали шуточки и попивали кофе из пластиковых стаканов. Они скорее смахивали на туристов из Небраски, а вовсе не на афганских "духов".
Я уставился на белую девушку с каштановыми волосами, почти мою ровесницу, судя по внешности. Военная форма сидела на ней очень ловко и в то же время придавала весьма внушительный вид. Если упорно пялиться на человека, он когда-нибудь, да обернется. Девушка посмотрела на меня, и ее лицо мгновенно преобразилось, приняло бесчувственное, непроницаемое выражение, прямо как у терминатора. От недавней улыбки не осталось и тени.
- Привет, - обратился я к ней. - Послушайте, я не понимаю, что здесь происходит, но мне позарез надо сходить по-маленькому. Понимаете?
Девушка продолжала молча смотреть сквозь меня, будто не слышала.
- Нет, серьезно, если я сейчас не отолью, случится непоправимое. Здесь будет плохо пахнуть.
Она повернулась к своим сослуживцам, все трое склонились друг к другу, образовав тесную кучку, и начали совещаться тихими голосами, которых не было слышно за гулом компьютерных вентиляторов.
Наконец девушка выпрямилась и сказала:
- Придется потерпеть еще минут десять. Тогда каждый по очереди воспользуется туалетом.
- Боюсь, меня не хватит на десять минут, - настаивал я, добавив в свой голос чуть больше паники, чем ощущал на самом деле. - Нет, на полном серьезе, леди, промедление смерти подобно!
Она презрительно покачала головой и посмотрела на меня, как на жалкого неудачника. Всесильный триумвират опять посовещался, после чего со своего места встал мужчина и подошел ко мне. Он был постарше, лет тридцати; широк в плечах - наверное, качался - и, судя по азиатской внешности, китайского или корейского происхождения - даже Ван иногда затрудняется найти различие - но что-то, чему я сам не смог бы дать определение, выдавало в нем коренного американца.
Мужчина многозначительно отвернул полу спортивной куртки, демонстрируя развешанный под ней целый арсенал из пистолета, тазера, газового баллончика, заряженного то ли мейсом, то ли перечной смесью, и еще многого, чего я не успел разглядеть прежде, чем край куртки опять опустился.
- Без шуток, - сказал мужчина.
- Без шуток, - согласился я.
Он коснулся чего-то у себя на поясе, и кандалы за моей спиной неожиданно разомкнулись, так что руки бессильно упали. Прямо какая-то бэтманская портупея - даже наручники отпираются с пульта дистанционного управления! Наверное, в этом есть смысл: а то наклонишься с обычным ключом над пленником, а он возьмет да выхватит твой пистолет зубами, да нажмет языком на спусковой крючок! В таком ремесле лучше перебдеть, чем недобдеть!
Руки у меня оставались связанными за спиной упаковочной бечевкой, но поскольку я уже не висел, как мешок, на наручниках, обнаружилось, что ноги мои от долгого пребывания в неизменном положении стали как глиняные. Короче, я повалился лицом в пол и только слабо подергивал нижними конечностями, в которые будто впились тысячи иголок, безуспешно пытаясь подтянуть их под себя и принять вертикальное положение.
Мужчина одним рывком поставил меня на ноги, и я потешно заковылял в самый конец грузовика, к тесной кабинке установленного там переносного туалета. По пути я отыскивал глазами Даррела, но не нашел. Он мог быть любым из пяти или шести бесчувственно обмякших людей. Либо никем из них.
- Заходи! - скомандовал мужчина. Я дернул руками за спиной.
- Развяжите меня, пожалуйста! - Собственные пальцы казались мне толстыми, негнущимися сосисками после многочасовой кабалы пластиковых наручников.
Мужчина не пошевелился.
- Послушайте, - начал я, стараясь не выдать голосом своей злости или сарказма (что было нелегко). - Послушайте. Либо вы освободите мои руки, либо вам придется направлять за меня струю. Посещение туалета заведомо предполагает, что без чьих-то рук не обойтись!
Кто-то в грузовике хохотнул. По тому, как у мужчины на щеках заиграли желваки, я понял, что не нравлюсь ему. Эти люди были просто отморозками!
Он снова потянулся к ремню, вынул до предела навороченные универсальные пассатижи и раскрыл лезвие ножика довольно стремного вида, коим и перерезал бечевку, стягивавшую мне запястья. Мои руки опять стали моими.
- Спасибо, - произнес я вполне искренне.
Мужчина впихнул меня в кабинку. Кисти моих рук безжизненно повисли. Я с трудом пошевелил пальцами и с шипением втянул сквозь зубы воздух, ощутив в ладонях легкий зуд, быстро переросший в болезненное жжение. Опустив сиденье, я снял штаны и уселся, не доверяя своим ногам.
Вместе с мочой на волю хлынули слезы. Я плакал, скуля неслышно, шепотом, раскачиваясь на унитазе взад-вперед, размазывая сопли по лицу рукой, прижатой ко рту, чтоб не зарыдать в голос и не доставить удовольствия этим гадам.
К тому времени как я опорожнился и выплакался, мужик уже барабанил в дверь. Минута ушла на то, чтобы кое-как промокнуть лицо обрывками туалетной бумаги и спустить их в унитаз. Я покрутил головой в поисках умывальника, но нашел только пластиковую бутылку с сильнодействующим средством для санитарной обработки рук. На этикетке имелся длинный, напечатанный мелкими буквами список болезнетворных организмов, против которых оно предназначалось. Я выдавил немного густой, пахучей жидкости себе на ладонь и натер ею обе руки, после чего вышел из туалета.
- Чем ты там занимался? - спросил меня мой конвоир.
- Отправлял естественные надобности, - ответил я. Он бесцеремонно развернул меня к себе спиной, схватил за руки и снова нацепил на них пластиковые наручники. Распухшие, покрасневшие запястья отозвались резкой болью, ноя стерпел и не подал виду, чтобы не радовался, гад.
Охранник приковал меня на старом месте и взялся за следующего узника, которым оказался Джолу. Только теперь я разглядел, что лицо у него распухло и перекосилось от жуткого кровоподтека на щеке.
- Что с тобой? - Едва я произнес эти слова, мой новый знакомый с бэтманской портупеей ухватил меня палицами за лоб и сильно треснул затылком по металлической стенке грузовика, так что она зазвенела, как часы, пробившие час.
- Не разговаривать! - донеслось до меня сквозь туман помутившегося сознания.
Нет, эти люди определенно мне не нравились. И я тут же решил, что когда-нибудь они заплатят за все издевательства.
Один за другим охранник отводил пленников в туалет и возвращал обратно, а когда закончил, вернулся к своим друзьям и стаканчику с кофе, который они наливали из большого картонного контейнера "Старбакс" за разговором о чем-то очень забавном, потому что то и дело смеялись.
Через какое-то время дверь в конце грузовика отворилась, и снаружи повеяло свежим воздухом, ароматизированным примесью озона, без привычной горечи городского смога. Прежде чем дверь опять захлопнулась, я успел заметить в щель, что уже стемнело и идет дождик - обычный для Сан-Франциско мелкий дождик, похожий на мокрую пыль.
Вошедший в грузовик мужчина был в военной форме. В американской военной форме. Он по-уставному отдал честь тем, что не носили знаков различия, а те отсалютовали ему в ответ. И тогда я понял, что мои похитители никакие не террористы. Меня взяли в плен Соединенные Штаты Америки.