- Конечно, конечно, нет вопросов, я тебе помогу. Но, насколько я вижу, тебе особенно нужно провести денек в парилке у Диггори, пройти курс у косметолога, прибарахлиться у Кобека, а потом подзаработать в конторе у Копперноба. Я-то сомневаюсь, что смогу обеспечить тебе больше, чем прокат полотенца у Диггори.
- Черт тебя возьми, не смотри на меня! Я же сказал, я беспокою тебя только потому, что Милагра в хреновой ситуации.
- И что у нее случилось? Неужели ты не удовлетворяешь ее в постели? Помнится, в тот вечер она по полной программе искала утешения у меня…
- Смейся, если хочешь. Только твои шутки не изменят того, что Милагра подсела на героин и не слезает уже много дней.
Диего бессильно опустился на стул.
- Нет… Как это произошло?
Зохар обреченно пожал плечами:
- А как это происходит со всеми? Попробовала, понравилось. А скоро обнаружила, что не может без этого жить.
- Не знаю… Не знаю, что сказать. Я еще никогда не встречал никого, кто пробовал бы героин.
- Теперь встретил. И, кстати, не могу тебя с этим поздравить.
- А ты тоже… подсел?
- Нет, слава Рыбачкам. Но мне кажется, ты не прав, если говоришь, что не знаком ни с кем из героинщиков. Ты ведь дружишь с этим музыкантом, Прагом, так?
- Да. Так ты хочешь сказать?..
- Меня так сориентировал мой знакомый. Я рассчитывал, что ты сведешь меня с ним, и он сможет мне продать дозу, которой хватит, чтобы на несколько дней успокоить Милагру.
Диего склонил голову набок и стукнул себя по лбу, словно эти действия могли помочь ему освоить новую информацию.
- А твой знакомый… Он больше не снабжает тебя?
- Отрава прибывает на Поезде или на Корабле, а поставок не было уже несколько недель.
- А ты не можешь съездить на Метро к источнику, не знаю уж, где он?
Зохар невесело рассмеялся:
- Источник! И в самом деле, где он? В каком Районе? Сколько миллионов Кварталов отсюда? Я знаю об источнике не больше того, что ты знаешь о том, откуда поступает твоя писчая бумага! Кто производит нашу одежду, в каком Квартале водятся коровы, куры и овцы, какой Район поставляет овощи или вино, обувь, губную помаду? К нам все товары привозят Поезда или Корабли, и мы с радостью их принимаем, охотно компенсируем этой возможностью - приобретать то, чего нам недостает - нашу неспособность производить все у себя. Вот только подобная система оставляет нас заложниками наших неведомых поставщиков. А сейчас по их прихоти моя девушка умирает.
Диего поднялся на ноги.
- Ладно, ладно, избавь меня от лекций по макроэкономике. Я - профессиональный Космогонический Выдумщик! Я знаю, насколько наш мир безумен, насколько непостижимы его основы. Я порождаю десяток чужих миров перед завтраком! Так что давай нанесем визит Рамболду Прагу.
Розыски музыканта во всех местах, где тот имел обыкновение зависать, затянулись за полдень. В студии, где зачастую рождались импровизации Прага, их захватил в силки серьезный молодой технарь, которому захотелось посветить их в детали некоторых усовершенствований оборудования, призванных преодолеть эфирные ограничения неясного происхождения и расширить сферу вещания станции до более сотни Кварталов. Диего и Зохар не без труда высвободились из пут этого зануды и принялись за исследования других точек: плавательный бассейн Роклиффа, где Праг часто демонстрировал свое спортивное мастерство; бар "Коркорвадо", где собиралась экзотическая публика; квартира трубача в Гритсэвидж-875, над "Деликатесами" Мокко Бозефуса. И нигде ни следа.
Во время последней остановки они зашли к Бозефусу, где заказали солонину с кислой капустой - весьма необходимый им обед, за который заплатил Диего. Не будучи в силах связаться с неуловимым Прагом, друзья могли только догадываться, что он, страдая от того же кризиса, что и Милагра, либо залег на дно где-то в Гритсэвидже, либо воспользовался своим преимуществом в знаниях и отправился в другой Район, сколь угодно отдаленный, где запасы героина побогаче.
И Сезонное Солнце, и Дневное Солнце совершали свой путь по нижнему квадранту своего невидимого круга, когда друзья наконец признали поражение.
Нервы Зохара были напряжены до крайности, чего Диего никогда раньше не замечал за своим обычно беззаботным другом.
- Что нам делать, ну что нам делать? Говорю тебе, она скоро умрет. У нее не хватит сил, чтобы забросить это зелье. У нее уже руки плохо действуют…
- Успокойся, да успокойся же!
Диего подхлестнул свою сообразительность и был вознагражден появлением последней отчаянной надежды. Он содрогнулся при мысли о том, что собирался предложить, ему было почти нехорошо от стыда, но в споре двух противоположных полюсов понятия о долге решающую роль сыграло жалобное выражение лица Зохара.
- Идем со мной. Нанесем светский визит моему отцу. Не спрашивай зачем, просто иди со мной.
Далеко от жилища Гэддиса Петчена Зохар и Диего вошли в ближайшую станцию Метро (входы на станции чернели через каждые пять Кварталов), на платформу в сторону Центра - длинную, вымощенную кафелем эмблему пыльной скуки. Сначала Зохар и Диего стояли молча в ожидании одного из часто проходивших экспрессов, затем Зохар заговорил:
- Помнишь, как я пытался выяснить длину города?
- Да, помню.
- Я пришел сюда в три часа ночи с банкой краски и кистью. Тайком от машиниста я пометил последний вагон своим именем, буквами в фут высотой. А потом устроился на скамейке и принялся ждать. Раз за разом прибывали новые цепочки вагонов. Я проверял, есть ли на последнем вагоне моя надпись. Я питался шоколадом и содовой из торговых автоматов. Через несколько дней ты принес мне сандвичи. Я дремал в промежутках между поездами, но всякий раз просыпался, когда они подъезжали. Я уверен, что не пропустил ни одного экспресса. Ты помнишь, как долго я продержался?
- Две недели.
- Правильно. И я так и не увидел свою пометку.
- Рабочий смыл твою надпись. Или вагон вывели из эксплуатации. Или в каком-нибудь депо его перевели на противоположную линию, так что надпись оказалась с другой стороны.
Зохар утомленно улыбнулся.
- Двенадцать лет назад ты уже предлагал мне эти объяснения, и тогда я их не принял. Нет, эти вагоны все еще ехали через наш неизмеримый Город через целых две недели. В этом я убежден. И тогда я по-настоящему испугался. Огромность нашего существования ошеломила меня. С тех пор я уже не был прежним. Я умел хорошо держаться, но в то время что-то вторглось в меня.
В этот момент подъехал экспресс, Диего и Зохар вошли в вагон, сделавшись частичками разнородной смеси таких же, как они, пассажиров - рабочих, бизнесменов, домохозяек, детей. Все они были похожи на вишни в пироге.
Зохар заговорил снова:
- Знаешь, бывает, я просыпаюсь с чувством, что мое имя все еще движется по этим рельсам, и я не увижу его до самой смерти.
Дерево перед домом, в котором прошло детство Диего, пышно зеленело, но на нем не было ни намека на весеннее цветение. Диего, воздерживавшийся от визитов к отцу уже целый месяц, испытывал и вину, и облегчение. Он не застал цветы, если таковые были.
Остановившись возле двери Петчена, Диего сказал:
- Постарайся занять старика разговором, пока я буду доставать то, что нам нужно. Мы сможем уйти достаточно скоро.
Зохар как будто утратил самообладание в преддверии встречи с Петченом-старшим.
- Я так ясно вижу твоего отца в расцвете сил. Он такой стройный, энергичный. Да, злоязычный. Но он представлял резкий контраст с моим отцом - рыхлым, пропитанным алкоголем. Он действительно настолько сдал сейчас?
- Когда я видел его в последний раз, он выглядел несколько лучше. Возможно, болезнь вступила в стадию ремиссии.
Разумеется, в глубине души Диего в это не верил. Он знал, что намек на силу, проявившуюся в его отце, - не более чем плато на пути вниз, в долину смерти. Но он готов был продать Зохару это заблуждение; продает же он другие свои фантазии.
Дверь заскрипела, открывая мрачный интерьер.
- Кто там? - твердым голосом выкрикнул Гэддис Петчен. - Если это вы, миссис Лоблолли, я выпил до хрена куриного бульона!
- Папа, это я. С другом.
Гэддис Петчен сделал усилие, чтобы слегка приподняться с привычного кресла, расположенного у окна, служившего приглашением для смерти, и оглянулся.
- А, так это твой скандально знаменитый приятель Куш? Что угодно готов поставить! Зохар, где ты торчал? Был с женщинами разного рода, надо полагать.
Зохар наткнулся на стул с железной спинкой, подтащил его поближе к Гэддису и грохнулся на сиденье.
- О, мистер Петчен, все мы не те, чем были раньше. Сегодня я связан только с одной женщиной. Замечательная девочка, но она… гм… несколько нарушает мою безмятежную жизнь.
- Зохар, расскажи-ка мне о ней все.
Диего испытал удивление (с примесью досады) - так легко началась беседа Зохара с Гэддисом, столь приветливый и непринужденный тон избрал его отец. Но Диего хватило мужества воздержаться от упреков, тем более, если учесть, что он намеревался сделать.
Рядом со стопкой непрочитанных журналов, которую Диего пополнял в течение последних месяцев, громоздилось столь же внушительное собрание: с десяток коробочек из искусственной кожи с запасами неиспользованных болеутоляющих средств. Доктор Тизел оказался щедр на лекарства; а может быть, Гэддис намеренно создавал склад орудий самоубийства.
Диего взял две коробочки, проверил содержимое и опустил их во вместительные карманы брюк.
Вернувшись к Зохару, он включился в разговор. Ему нравилась необычная веселость отца, а еще - то, что Зохар, очевидно, отвлекся от собственных бед. Диего прошел в кухню, отыскал бутылку вина, которое можно было назвать приятным, не кривя душой, и вынес в комнату стаканы.
Полчаса спустя Диего заметил, что им пора уходить. Зохар пришел в себя, к нему вернулось чувство долга, и он присоединился к другу.
- На будущее, Куш: не будь таким непоседой!
- Не буду, сэр. А вы сейчас берегите себя.
- Не бойся, Куш. Борьба еще не кончена, я продержусь долго.
Уже на улице Диего показал Зохару похищенное.
- Нет слов, Ди! Для моей Милагры это спасение почти на две недели. Эта штука намного чище, чем то, что было у нее до сих пор, и я послежу за тем, чтобы она принимала разумные дозы. Друг мой, да ты в самом деле спасаешь жизнь!
Повинуясь импульсу, Зохар порывисто обнял Диего, потом отстранил его на расстояние вытянутой руки, посмотрел восхищенно - и снова заключил в объятия.
Пристыженный Диего только и мог сказать:
- Похоже, я неотразим и для тебя, и для Милагры.
- Давай услышим это от нее самой. За мной!
Они миновали в Метро пятнадцать Кварталов центральной части города и почти достигли невидимой, но реальной границы между Гритсэвиджем и его соседом со стороны Центра, Перголой. Вновь поднявшись на свежий воздух Бродвея, пройдя мимо парикмахерской, цветочного магазина и табачной лавки, на Поперечной улице, возле таблички "Гритсэвидж-835", свернули к Треку.
Каждое здание в Линейном городе выходило фасадом на Бродвей, они тянулись по всей его длине по окраинам Трекса и Ривера. Вторых линий домов на Поперечных улицах не было, не было и пешеходных аллей или проходов, разделявших соседние здания, были только узкие вентиляционные шахты. Но на каждой из Поперечных улиц, определявших Кварталы, внешние стены угловых домов, естественно, были видны. Эти стены, оклеенные афишами и рекламными листками, служили основным коммуникационным форумом Города. Каждая Поперечная улица казалась потоком слов и картинок, палимпсестом манящих образов и призывов.
В Гритсэвидж-835 соединенные дома имеют среднюю высоту, в основном четыре этажа. Стены первых этажей и частично вторых изобиловали старыми избирательными листовками, рекламами патентованных лекарств, театральных представлений, мебели, журнальными и книжными объявлениями. Хотя заходящее Дневное Солнце и не заглядывало сюда в ту минуту, клонящееся к закату Сезонное Солнце находилось прямо над головой Диего и Зохара и дарило каждому из них единственную, отдельную тень - в отличие от двойной тени, которая сопровождала их в другое время дня.
На этой Поперечной улице, как и на многих в Трексайде, копошились с полдюжины мусорщиков. Они толкали перед собой тележки с большими колесами, наполненные отбросами и отходами жизнедеятельности Города. Мусорщики носили длинные фартуки из серовато-коричневой материи и высокие, до колена, резиновые боты. (При виде их обуви Диего вспомнил Волузию в униформе.) В их тележках можно было увидеть все мыслимые разновидности отходов, от кухонных объедков до разбитых лампочек, скомканных газет, мертвых голубей, осколков посуды и крыс с переломанными хребтами. Все уборщики, как один, тянулись в сторону Трекса.
Оказавшись в арьергарде этой молчаливой процессии, оставляющей после себя характерный запах, Диего почувствовал, что не может разговаривать. Он как будто оказался участником похоронной церемонии, причем кем был покойник, ему неизвестно. Тем не менее на Зохара такое соседство, по всей видимости, не произвело впечатления.
- Мы скоро придем, Ди. Тут уже недалеко.
Поперечная улица, как и все в Трексайде, закончилась у пропитанной маслом полосы гравия, золы и раздробленных камней. В нескольких футах отсюда проходил сам Трекc. Тыльные стены многих служебных зданий представляли собой доки, и их широкие ворота предназначались для обеспечения беспрепятственного получения груза из товарных вагонов.
На этом участке Трекса были созданы условия для того, чтобы тележки могли двигаться свободно: пологий деревянный скат поднимался на уровень путей, впрочем, не затрагивая их. Этот скат, состоявший из трех частей, продолжался над путями и за ними. Поглядев в сторону центра, чтобы убедиться, не приближается ли Поезд, мусорщики начали толкать свои тележки поперек путей, и колеса громыхали на выступах.
Таким образом, друзья оказались, строго говоря, на Не Той Стороне Трекса. Но царство Голубков, непостижимое обиталище Могильщиков, лежало далеко за бесплодной пустошью, отделенное от Города не только физическим расстоянием.
Зохар поспешно обогнал медлительных мусорщиков и ступил на обширную территорию свалки, отмеченную тлеющими кучами мусора сколько хватал глаз. Диего торопливо шагал за ним; сгущались грозные сумерки.
Они пробирались через мутный лабиринт, пока за очередным поворотом не показалась хижина, выстроенная из невероятно разнообразных материалов и напоминавшая сон пьяницы.
В робости Зохара чувствовалась покорность.
- Не самая лучшая дыра из тех, где мне доводилось жить, зато арендная плата нормальная. Ты же понимаешь, привычки Милагры съедают добрую часть наших доходов. Большую часть, короче говоря.
Цельнометаллическая дверь держалась на кожаных петлях. Распахнув ее, Зохар скользнул внутрь. Диего проследовал за ним, наклонив голову.
Их встретил янтарный свет керосиновой лампы. Диего одним взглядом окинул обстановку: две низкие табуретки, ящик, заменяющий столик (с набором атрибутов наркомана), полка с разрозненными книгами и журналами (а есть ли среди них экземпляр "Зеркальных миров"?), раковина и кувшин, пахнущий чем-то кислым тюфяк, расстеленный на других ящиках. И на этом тюфяке - Милагра Ивентир.
Эта болезненно исхудавшая женщина походила на хорошенькую кокетливую девушку, которую Диего видел в феврале, не более чем кочерга на гитару. Впалая грудь, распухшие суставы, ввалившиеся щеки, следы уколов на руках. Только длинные, почти черные волосы Милагры, напоминали о ее былой красоте.
Когда зажглась лампа, Милагра зашевелилась и застонала. Глаза ее открылись, но оставались безучастными к увиденному.
- Ой, Мопси, мне больно, мне больно! А эти разу! Они везде! По-моему, одна забралась ко мне в желудок! Пожалуйста, Мопси, мне нужно лекарство! Хоть психического супу!
- Это она в отходняке бредит? - поинтересовался Диего.
Зохар опустился на утоптанный земляной пол возле убогого ложа подруги и принялся разворачивать лекарство.
- Она не бредит. Милагра родилась и выросла в Милквилле, это Район в десяти тысячах Кварталов отсюда. Там употребляют много слов, которые у нас не в ходу. "Разу" - это крыса. "Психический суп" - выпивка.
Зохар перетянул бицепс на левой руке Милагры, нашел вздувшуюся вену и вколол половину содержимого шприца. Милагра испустила глубокий вздох и почти тут же обмякла, провалившись в забытье.
Мимо прогромыхал Поезд, заставив задрожать хлопья ржавчины на потолке. Шумно, с облегчением вздохнув, Зохар выпрямился и торжествующе улыбнулся.
- Ди, я бы предложил тебе чего-нибудь освежающего, но, как ты сам видишь, в наших закромах нет ни икры, ни шампанского.
- Зох, тебе нельзя дальше так жить! Это же кошмарные условия!
- Ну конечно, Ди, я-то не хочу существовать в такой гнусной обстановке. Но разве у меня есть выбор? Дурь требует облегчающих средств, так что денег не остается больше ни на что.
В течение полуминуты Диего разрывали противоположные порывы, самосохранение боролось в нем с чувством милосердия. Наконец он выговорил:
- Гимлетт хочет еще эгид.
- Ох, Диего, да, и еще раз да! Это решает все!
В задней кладовой в магазине Гимлетта пахло луком и капустой, бананами и петрушкой. И еще там было холодно, как в квартирах Глиптиса. В этот час, далеко за полночь, за тяжелую дверь не проникали сплетничающие голоса рвущихся к продуктам хозяек. Окна магазина были закрыты ставнями, и в помещении было темно. Гимлетт хлопотал вокруг дорогих гостей, как будто они были двумя экзотическими фруктами, на которые он старался установить цену. Помахав перед ними своим медальоном, он в последний раз изложил им, в чем состоят его потребности.
- Если вы полностью возвратите камни такого же размера и качества, мои надежды будут исполнены в максимальной степени. Могу вам предложить десять быков или семь рыбачек за штуку. Камни похуже, соответственно, будут стоить дешевле.
Зохар задумчиво переложил массивный фонарик из одной руки в другую.
- А ваша наценка для покупателей составит…
Гимлетт улыбнулся улыбкой скупца.
- Вот это уже не ваша забота, Куш. Я вам предлагаю честную цену.
- А если мы выведем вас из игры и попытаемся самостоятельно сбыть эгиды?
Теперь самодовольная улыбка Гимлетта уже начинала действовать на нервы.
- Может быть, у вас имеются связи с нашей любезной, но злопамятной полицией, подобные тем, которые я так усердно налаживал все эти годы? Помните, что полагается за сбор камней для эгид? От пяти до десяти лет. Если я узнаю, что вы пытаетесь действовать за моей спиной, то выдать вас властям - мой элементарный гражданский долг.
Диего хотел было тут же убедить Гимлетта в том, что они не имеют подобных намерений, но Зохар опередил его: