Как известно, боги создали нашу землю. Но вот с какой целью? - ответ на этот вопрос пока не найден. Помимо богов существуют наблюдатели. Именно они обучают нас различным премудростям, наделяют знаниями, способностями, талантами. И никто не сможет сказать: для чего?
Одно известно совершенно точно: ничто не происходит случайно. Встреча главной героини романа с Анри - человеком, умеющим перемещать себя и предметы в пространстве, закономерный ход событий в лабиринте богов.
Как узнать о своем предопределении и реально ли попытаться изменить что-либо в глобальной игре богов? Ответы на эти вопросы вы найдете в книге, которая не просто читается на одном дыхании. Это ключ к законам нашего мироустройства.
После чтения многое перестанет быть загадкой!
Алла Киселева
ОСТОРОЖНО: БОГИ
I
Непонятое вами остерегайтесь называть несуществующим.
Л. Б. Бартини
Боль… Ритмично пульсирующая боль погружала сознание в густой туман. Наружу рвался крик, крик о помощи, который никто не слышал. В бесконечно далеком пространстве, мерцающем всеми оттенками жемчужно-серого цвета, светились силуэты. Подобно каменным изваяниям, равнодушно взирали они на корчащееся тело, молящее о смерти и покое. Сочувствия оно не вызывало. Тело было такое маленькое, такое смешное в своей изломанности, такое нелепое среди величественно безупречных фигур. Плоть устала просить, и мольбы сменились проклятиями, безумным протестом против них, против тех, кто смотрит, против тех, кто молчит.
Хотя этот громкий крик бессильной ярости не принес облегчения, произошли перемены, пространство раскололось, туман сгустился, а все окружающее исчезло. И все стало совершенно другим. Наблюдатели испарились, как будто их никогда и не было, а вокруг застыл мир безвременья.
- Вот она, ловушка для простаков, - промелькнула последняя перед падением в бездну мысль, - похоже, что именно это и называют чистилищем.
Я огляделась. Ощущение было странным. Боль почти прошла, став какой-то тягучей. Замкнутые границы, стеклянные стенки, чудовищный виртуальный стакан невероятной протяженности и тени, множество теней со стеклянными улыбками и остановившимся взором. Я попробовала проследить за ними. Они беспрестанно двигались, движение не было упорядоченным, но не было оно и хаотичным. Это был равномерный перенос сгустка энергии из одной точки пространства в другую и обратно, все дальше и дальше, все ближе и ближе. В этом не было ни цели, ни смысла, а только некий механический порядок. Все это казалось очень простым. Если где-то не хватало энергии, ее туда перемещали, как раз ровно столько, сколько было необходимо. Ни больше, ни меньше. В этой простоте было что-то холодное и жуткое, но, как ни странно, она успокаивала.
Теперь я совершенно расслабилась и стала искать Наблюдателей. Оказалось, что их силуэты вновь стали видимыми, никуда они, похоже, не исчезали, а так и стояли на том же месте, но теперь их отделяла плотная пленка, через которую не проходило ни звука.
- Ну что же, может, оно и к лучшему. Без них как-то спокойнее, - пробурчала я, просто для того чтобы услышать свой голос, уж очень неуютно было в этой гнетущей тишине.
Здесь царило вязкое, нескончаемое, затягивающее безмолвие. Оно было подобно неотвратимости зыбучих песков. Боль окончательно исчезла, но вместе с нею тонкой струйкой медленно уходила энергия. Прислушавшись к себе, я не почувствовала ничего: ни страха, ни отчаяния, только тупое равнодушие. Безучастно отметила, что все тело постепенно становилось похожим на безжизненные энергетические сгустки, вяло снующие вокруг. Их движение уже перестало пугать меня, в нем проступила строгая гармоничность. Да и сами тени изменились. В некоторых из них появилось что-то неуловимо знакомое. Так бывает, когда на старом, размытом снимке проступает родной силуэт. До этого они, похоже, меня не видели, но чем больше энергии теряло тело, тем сильнее становилось наше сходство, тем больше я становилась похожей на них.
Тени приблизились. Они обратили на меня внимание. Я услышала их шепот, и оказалось, что полной тишины здесь все-таки не было, просто все звуки были другими, непохожими на звучание обычного мира. Звуки эти своей безжизненностью немного напоминали шуршание полиэтиленовых пакетов. Но тем не менее завораживающий шепот теней, шорох этих энергетических сгустков успокаивал, даже усыплял. Мне стало хорошо и спокойно, появилось приятное ощущение, что я дома, что здесь, и только здесь, мое место. Мне показалось, что я была здесь всегда. Память уходила, становясь ненужной и бесполезной, мир ярких красок и громкого звука, оставленный где-то там, далеко, потерял свои очертания и стал докучливо обременительным. Тело продолжало меняться, каждую его клетку заполняла серая мгла, вытесняя жизнь. Где-то глубоко прозвучало предостережение, глухо закричал тревожный голос, но у меня не было ни сил, ни желания его услышать.
"Пусть себе кричит", - пронеслась далеким отголоском равнодушная мысль.
Мне здесь уже почти нравилось, только по-своему, на местный манер. Я решила получше присмотреться к окружающему, и оказалось, что множество оттенков ускользнуло от меня при первоначальном знакомстве. Это пространство оказалось гораздо объемнее. Никакого намека на тишину уже не было, здесь было даже шумно, стоял почти непрерывный гул низкой вибрации. Движение теней напоминало медленный танец под аккомпанемент нескончаемого шума. Тени были совершенно разными, они различались цветом и плотностью, и от них также исходили звуковые вибрации, принятые мною за шепот. Я стояла неподвижно, отдавшись вся этому невнятному гулу. Неожиданно он превратился в слова, и я отчетливо услышала их речь, которая рождалась в моем мозгу, почти полностью затянутом серым туманом. Если бы я еще оставалась той, прежней, то, возможно, смогла бы восхититься болезненной красотой происходящего, но теперь все растеклось и размазалось, так что оценивать что-либо стало просто некому. Ритмично покачиваясь, я слушала голоса, становившиеся все громче, и совсем немногое отделяло меня от них, я сама уже готовилась стать тенью, как вдруг откуда-то появилась неожиданная помеха. Рядом возникло чье-то раздражающее присутствие. Этот был кто-то другой, и он отличался от них. В этом мире полупрозрачных и легких теней он был до отвращения плотным. И он смотрел на меня, не мигая, стеклянными остановившимися глазами, безобразный, почти яркий сгусток. Его губы дернулись, это, казалось бы, простое движение неприятно поразило меня, здесь оно воспринималось просто неприличным. Тени не обладали мимикой и говорили с закрытым ртом.
- Пойдем, - с видимым усилием произнес он.
Его слова звучали непонятно, они были чуждыми для этого мира, странно было услышать здесь голос, так похожий на человеческий. Он повторил свой призыв, с трудом продираясь через окружавшую нас инерцию. Звуки его голоса что-то взволновали, нарушив тупое равнодушие, но я не сдвинулась с места, боясь последовать за ним. Внезапно до меня дошло, что энергии в теле осталось совсем немного, и перспектива потратить эти остатки на передвижение в неизвестном направлении, да еще и неизвестно с кем, окончательно напугала. Другой проявлял все больше и больше беспокойства, а я не могла на что-либо решиться.
- Пойдем, - теперь он почти кричал, пытаясь подтолкнуть меня, хотя здесь это было совершенно невозможно. Он был так настойчив, что мне только и оставалось покорно повиноваться. О возвращении я больше не тревожилась, мне вдруг подумалось, что возвращение - это только боль, и ничто другое.
За весь период пребывания здесь двигаться я еще не пробовала. Как ни странно, это оказалось достаточно сложно. Глядя на тени, можно было подумать, что передвижение не должно вызывать никаких затруднений. Так оно и было, но только для них. Движение теней подчинялось строго определенному рисунку, а мы шли напролом, нарушая энергетический строй пространства. Тени, попадавшиеся на нашем пути, застывали в недоумении, почти с удивленным выражением на неподвижных лицах. Мы прошли совсем немного, а энергия с каждым шагом катастрофически убывала. Я взглянула на своего провожатого, он шел передо мной, не оглядываясь, в спокойной уверенности, что я иду за ним следом. Туман становился более плотным, казалось, что от него исходит холодное жжение. Силы были на исходе, еще два-три шага, и дальше двигаться станет просто невозможно. Как будто услышав это, мой спутник остановился.
- Смотри, - прошелестел он, повернувшись вправо.
Пытаясь что-либо разглядеть, я подалась вперед, но движения не получилось, сил уже не было. Неожиданно тело отреагировало обычной человеческой реакцией, по лицу медленно и спокойно потекли горячие слезы. Было очевидно, что путешествие скоро закончится. Я закричала в надежде, что Наблюдатели услышат меня, в безумной надежде, что они наконец-то спасут меня от этой пытки и прекратят свой жестокий эксперимент. Зря, это была неразумная трата остатков энергии. Они не слышали или не хотели слышать. Быть может, крышка этого стеклянного стакана была прозрачной и звуконепроницаемой, а может, здешние звуки исчезают, попадая в тот, когда-то знакомый мир. Быть может, они видят только раздражающее глаз хаотичное движение серых неярких пятен, если только вообще что-либо видят. Как бы то ни было, на помощь рассчитывать было бесполезно, а я устала, мне полагалось смириться и из беспечного путешественника превратиться в узника стеклянной тюрьмы. Эта мысль не вызвала во мне никаких эмоций, а тело продолжало плакать равнодушными слезами. Все было кончено.
Вдруг перед моими глазами возник небольшой шарик, созданный из плотного, сильно спрессованного света. Холодное голубоватое свечение ласково манило меня, пробиваясь через густую вязкость тумана, и я потянулась к нему. Мы соприкоснулись, пальцы ощутили обжигающе горячий холод вещества, похожего на ртуть. Пульсируя, медленно кружась, как будто нехотя, шарик начал свое движение в центр ладони, и пространство вокруг меня стало понемногу расчищаться. Я смогла разглядеть, что находилась совсем близко к выходу, а энергия, полученная от моего пульсирующего приятеля, давала надежду на свободу. Но я не спешила, что-то держало здесь, тени звали, туманные сгустки тянули свои щупальца, уходить отсюда уже не хотелось.
- Дом, здесь твой дом, - пел хор беззвучных теней, - здесь так хорошо.
Пространство не собиралось отпускать, внушая, что здесь есть нечто, совершенно мне необходимое. Драгоценные мгновения таяли, а туман у двери начал угрожающе сгущаться.
- Дом, здесь твой дом, - не умолкали тени.
И вновь я почувствовала рядом чье-то присутствие, это был мой проводник. Его лицо приблизилось, я встретилась с немигающим взглядом. Невыразимая сила этих глаз поразила меня, но было еще что-то, что не давало покоя. Он явно еще что-то хотел, он требовал, он кричал, он тянулся ко мне. На осознание происходящего уже не оставалось времени, в каком-то внезапном порыве я прижалась к тени и вдохнула ее в себя. Оглушительный грохот расколол мое сознание, заполнив вихрем воспоминаний.
- Дом, здесь… - стремительно закружились тени.
Собрав остатки воли, я рванулась к выходу…
Даже не знаю, что было ужаснее: стеклянный стакан или возвращение обратно. Там, по крайне мере, я ничего не чувствовала, а здесь нестерпимо яркий свет и моментально вернувшаяся боль. Внутри была пустота, заполненная серым туманом. Наблюдатели молчали, пристально глядя на меня, в их облике сквозило слишком явное неодобрение. Их недовольство настораживало: интересно, что они могли увидеть в момент возвращения? Что они вообще знали о моем путешествии? Что им было известно? Мне-то казалось, что нас разделяла непроницаемая стена, но что я о них знала? А времени на раздумья не было совсем. И все же что-то говорило мне, что ни в коем случае нельзя им рассказывать про ту странную встречу, а уж тем более про то, что я оттуда вынесла. Вон и так тучи сгущаются, точнее, уже совсем потемнело. Наблюдатели недоверчивы и не терпят самоуправства.
Так и есть, похоже, прыжок в иное измерение не входил в их планы, а значит, есть надежда на то, что они там мало что видели. Да уж не в первый раз я сталкиваюсь с их осуждением. Они переглядывались, решение у них было уже готово. Почти явственно оно повисло в воздухе, им не понравилось, что в который раз я проявила бунтарские настроения, - по их мнению, надо было действовать совсем по-другому. Но в отличие от них я абсолютно не считала себя побежденной. У меня было еще кое-что - то, о чем не знали те, кто устанавливал правила игры. Измученная и разбитая, я медленно, с усилием, подняла руку, и тогда из центра ладони заструился плотный поток светящейся энергии. Боль исчезла, спокойная уверенная сила наполнила каждую клетку. Наблюдатели продолжали молча изучать меня, методично и неторопливо, похоже, они заколебались, видимо ощущая что-то новое.
"Знают", - забилась трусливая мысль, но я поспешно отогнала ее. Поединок взглядов длился целую вечность, я продолжала улыбаться, хотя мышцы уже сводила судорога. Наконец они ослабили напряжение и переглянулись. Это была победа, они согласились признать ее, правда, не сразу и не безоговорочно. Тем не менее экзамен был пройден. Но это не принесло мне особой радости, я не строила иллюзий и видела, что у Наблюдателей осталось слишком много сомнений. Так что, похоже, все только начиналось. Мне же любой ценой надо было выиграть время. В моем положении каждая минута имела огромную ценность. Мне жизненно необходимо было разобраться с тем, что же такое я вытащила из того странного призрачного мира, наполненного тенями.
II
С этими словами она схватила Черную королеву и стала трясти ее изо всех сил.
Л. Кэрролл
- Быр-рр! И вот вечно же я куда-то влипаю.
Меня трясло от воспоминаний, и даже горячий душ не помог согреться. Словно спасательный якорь я схватила блокнот и свернулась в углу дивана, стараясь спрятаться.
Сумасшедшие события, сопровождавшие последнее испытание, просто просились на бумагу, и я не стала противиться этому почти естественному желанию. Хотя могу себе представить, что будет, если эти листочки случайно попадут в чьи-либо руки. Это сколько же невероятно важных вопросов обрушится на мою голову! Что, зачем и почему, а главное - при чем тут экзамен. Ну, с последним-то все совсем просто. Экзамен, он и есть экзамен и ничуть не отличается от того, к чему с детства привыкли все. Так и в нашем случае, раз в год назначается испытание, которое показывает, насколько успешно усвоены полученные знания, то есть как их научились применять практически, теория там не очень ценится. Если же все прошло гладко, то состоится посвящение или переход на следующую ступень. Если кто-нибудь захочет узнать, сколько же всего ступеней должен пройти ученик, ответить не смогу при всем желании, так как нас в эти тонкости не посвящают. Во всяком случае на том уровне, на котором нахожусь я.
Тем не менее, коль скоро я решилась на эти заметки, следует помнить о предполагаемом читателе, любопытство которого пока остается неудовлетворенным. И вот уже следующий вопрос:
- Кто должен совершать такие обычные действия, как сдача экзамена в столь необычных условиях, и кому это надо?
Не знаю, насколько я могу распространяться на эту тему, но так как считается, что пишу я сугубо для себя, то скажу, что существует группа учеников, сформированная из детей, отобранных в раннем возрасте. Отбор этот происходит неизвестным мне образом, Учителями, или Наблюдателями, как мне нравится их называть. Им, кстати, такие вольности не очень по душе, на подобные вещи они смотрят косо и неодобрительно. Думается мне, что подготовка детей стереотипна и подчинена определенным правилам, но это только мои предположения, так как Учителя делают все возможное, чтобы их ученики не пересекались и не общались между собой. Если же по воле неведомой случайности это все-таки происходило, то с их стороны делалось все возможное, чтобы помешать запретному общению. Поэтому, если судить по моему обучению, то их система сводится к обычному для нашей жизни принципу кнута и пряника. И хотя они не ставят оценки, их подход порицания и поощрения работает даже эффективнее, чем в обычном случае. Да и смотрят они глубже. Если в нормальных школах ученик может преспокойно витать в облаках, в то время как бедняга учитель бьется у доски, то в нашем случае такие штуки не проходят. Видят сразу и пресекают немедленно. Есть и еще отличия. Например, должна признать, что Учителя стараются защитить своих подопечных, разумно и тщательно следя, чтобы предел прочности ребенка не превышал ту силу давления, которая на него оказывалась. О некоторых других деталях я не рискую писать здесь, так как даже их терпение имеет свои границы. По сути, во всем этом очень много положительных сторон, и если бы не непременное условие во всем следовать их жестким правилам, я была бы совершенно довольна жизнью. Но, к сожалению, это и есть моя ахиллесова пята. Именно из-за этой слабости я дважды чуть не провалила очень простой, но с хитроумной заковыкой экзамен. Именно из-за пресловутой нелюбви к правилам меня несколько раз вызывали на ковер, грозя самыми серьезными карами. Я старалась, честно старалась, но каждый раз происходило что-то непредвиденное, что не давало мне выполнить свои искренние обещания. Ну, прямо как у бедняги Буратино, ноги которого упорно шли в цирк, вместо того чтобы топать прямиком в школу. А что делать, если в цирке музыка и интересно? И вот опять, когда во мне было затеплилась надежда, что я научилась придерживаться не мною установленных правил, опять сорвалась и совершила страшнейшее нарушение.