- Существование всемогущего военно-промышленного комплекса - это плод больной фантазии нашего бывшего президента, - услышали мы за спиной голос Макслотера. - Я уверен, что Айк глубоко сожалел о вырвавшейся у него дефиниции, оскорбительной для наиболее ценных и влиятельных людей нашего общества. Не случайно ее так часто повторяет коммунистическая пропаганда.
Что касается этого электронного ублюдка, он резко пнул ногой компьютер, отчего по его экрану побежали выразительные восклицательные знаки и прерывистые полосы, сопровождаемые жалобным писком, - то мы пускаем его под пресс. Наш департамент пришел к выводу, что на сборке этой ЭВМ работал коммунист, сознательно перепутавший соединения интегральных схем. В результате она стала говорить голосом Москвы. Все рабочие калифорнийского завода, выпустившего этот "красный" компьютер, уволены с работы и внесены в "черные списки". Теперь они уже не смогут продолжать свою подрывную деятельность.
Нас слегка передернуло от таких слов, и мы поспешили перевести разговор на вашингтонскую погоду. Однако Макслотер не намерен был беседовать на отвлеченные темы. Он высказал опасение, что одна из провинций Канады, Саскачеван, из-за вольнодумства своих избирателей, постоянно отдающих голоса социал-демократам, не сможет получить статус штата и останется на положении подмандатной территории до конца XX столетия. Это время дается саскачеванцам, разъяснил Макслотер, чтобы они могли выкорчевать в своей среде корни вольнодумства, выветрить из мозгов социалистические идеи и освоить азы американизма. Только когда население Саскачевана уничтожит социалистическую заразу и начнет дружно голосовать за буржуазные партии, предупредил Макслотер, только тогда эта провинция перестанет угрожать безопасности США и сможет рассчитывать на статус штата, а значит, будет посылать своих депутатов в конгресс. Как известно, пока что ни в палате представителей, ни в сенате США нет и не предвидится социалистов никаких мастей и оттенков.
Разговор с американским другом нас огорчил. Весь обратный путь в Канаду мы обдумывали, как нам выйти из затруднительного положения. Давать в прессу правдивую информацию опасались - это могло привести к вспышкам возмущения и протеста, к серьезным политическим волнениям. О реакции в Саскачеване и думать не хотелось. Гордые и самолюбивые лидеры провинции могли решиться на что угодно. Нельзя было исключить и самый страшный вариант - Саскачеван в отчаянии отделится от Канады, провозгласит независимость и даже - о боже! - присоединится к Варшавскому Договору. Какой подарок был бы русским! А над всей нашей Северной Америкой нависнет смертельная угроза.
Нет-нет, о беседе в Вашингтоне следовало умолчать, словно неприятного разговора и вовсе не было.
НА ОБРАТНОМ ПУТИ мы вновь оказались в Нью-Йорке. Но в этот раз не было встречающих нас оркестров, полуголых симпатичных барабанщиц и приветственных транспарантов. Сотни манифестантов, собравшихся на площади у нашего отеля, скандировали антивоенные лозунги. Над толпой реяли плакаты с требованиями запретить ядерное оружие, крепить мир на планете.
- К кому, же обращены ваши требования? - спросили мы молодого человека интеллигентной наружности, только что спустившегося с трибуны. - Ведь руководители вашей великой державы чуть ли не каждый день клянутся в верности политике мира.
- На словах они все наши единомышленники, - усмехнулся американец. - Возьмите, к примеру, конгрессмена от нашего штата Боба Слаперна. Именно он проявил "ценную" инициативу, о которой подробно рассказано в этом журнале.
Ральф Карстен - так назвал себя молодой человек - протянул нам раскрытый журнал, в котором цитировалось предложение нью-йоркского депутата, высказанное с трибуны федерального конгресса: "Пришло время для переоценки тех процессов, с помощью которых может быть достигнут подлинный мир на Земле, Я предлагаю, чтобы конгресс сделал шаг в этом направлении, санкционировав создание министерства мира. Пусть президент Соединенных Штатов назначит первого в истории нашей страны министра мира".
- Ни больше ни меньше! - расхохотался Ральф. - Представьте себе умилительную картинку: Соединенные Штаты, захватившие маленькую Гренаду, выступающие в неприглядной роли агрессора на Ближнем Востоке, в Центральной Америке - повсюду, торжественно объявляют о создании министерства мира и принимают горячие поздравления от всего потрясенного человечества. Рыдает экспансивный Париж, подносит платок к глазам чопорный Лондон, с трудом сдерживает волнение педантичный Бонн. Грызет от зависти локти Москва.
Горький сарказм, прозвучавший в словах Карстена, заставил членов королевской комиссии переглянуться. Захотелось возразить молодому и неопытному в государственных делах человеку. Это сделал за нас Перкинс.
- Позвольте, - перебил он Карстена, - но это и в самом деле гениальная идея - создать целое министерство, заботящееся об укреплении мира.
Наш собеседник грустно улыбнулся:
- Попытаюсь объяснить вам, как она родилась. Гениальная идея, пришедшая в голову конгрессмена Слаперна, забрела туда отнюдь, не. случайно. Она озарила его в результате осознания им внутриполитического и международного положения Соединенных Штатов. На формирование гениальной идеи оказали прямое влияние такие немаловажные факторы, как широко развернувшееся антивоенное движение в нашей стране, протесты общественности против непрерывного роста военного бюджета за счет ассигнований на социальные нужды и, наконец, громкий голос других народов, осуждающих агрессивные действия США.
Как видите, причин, стимулирующих умственную деятельность наших государственных мужей, набралось более чем достаточно. Оставалось только, чтобы идея обрела форму в виде красивых слов, объединенных в единое предложение. Вот тут-то и надо воздать должное мистеру Слаперну. Оказывается, достопочтенный законодатель уже давно был серьезно обеспокоен тем, что в Соединенных Штатах на обозрение широкой публики выставлено слишком много министерств и организаций, ассоциирующихся с войной. Это министерство обороны, министерство армии, министерство военно-воздушных сил, министерство военно-морского флота, национальный совет безопасности, объединенный комитет начальников штабов, не говоря уже о ЦРУ. Даже в конгрессе и там имеются комитет вооруженных сил, объединенный комитет по атомной энергии, объединенный комитет по оборонной продукции и нет ни одного комитета, где бы американские парламентарии могли в спокойной обстановке за чашкой кофе поболтать о проблемах укрепления мира. Наш уважаемый депутат абсолютно прав, когда заявляет, что антивоенные настроения его сограждан вызваны тем, что в нашей стране "слишком много внимания уделяется вопросам усиления военной мощи и в то же время идея достижения прочного мира отбрасывается как иллюзорная".
- Вот видите, - нравоучительно произнес Перкинс, - вы же сами согласны со своим депутатом.
- Верно, - подтвердил Карстен. - Только мы делаем из этого другие выводы. Заметьте: Слаперн не предлагает сократить наш невероятно разбухший военный бюджет или вывести американские войска с чужих территорий. Упаси боже! Наш конгрессмен нашел другой, куда более, как он думает, радикальный путь. Он предполагает, что, как только на фасадах некоторых зданий в Вашингтоне появятся вывески со словом "мир", проблема в тот же миг будет решена окончательно и бесповоротно: человечество убедится в исключительном миролюбии нашего правительства, а все эти бесконечные антивоенные манифестации тут же прекратятся.
Вы, наверно, согласитесь, - Карстен обращался к Перкинсу, - что идею Слаперна принять всерьез трудновато, она больше смахивает на шутку. А посему напрасно ждал он поддержки со стороны своих коллег, Конгрессмены сделали вид, будто не заметили внесенного предложения. Они привыкли к парламентской демагогии, сами широко пользуются ею и давно научились никак на нее не реагировать. Палата представителей многозначительным молчанием почтила память скоропостижно скончавшейся идеи.
А могло быть совсем иначе, если бы достопочтенный депутат оказался похитрее. Слаперну следовало позаимствовать идею в бозе почившего Джорджа Оруэлла и выдвинуть действительно радикальное предложение, которое никто не посмел бы отвергнуть, А именно: объединить под крышей единого министерства мира все наши военные министерства и террористические ведомства, включая ЦРУ. Ведь в Вашингтоне утверждают, что все эти учреждения, готовящие и осуществляющие агрессию против суверенных государств, стоят на страже мира! Поэтому такое предложение, я уверен, получило бы всяческую поддержку и администрации и законодателей. Увы, мистер Слаперн до вершин демагогии подняться пока не сумел. Слегка не дотянул.
Члены королевской комиссии наконец-то поняли, что напрасно позволили вовлечь себя в политический разговор, осуждающий руководителей дружественной соседней державы. Сославшись на занятость, мы с необычайным проворством покинули площадь. Я шел впереди, локтями прокладывая своим коллегам путь к отелю.
ДОМОЙ МЫ ВОЗВРАЩАЛИСЬ со смешанными чувствами разочарования и надежды. Наша убежденность в полезности и неотвратимости слияния двух государств была не на шутку поколеблена. Мои коллеги не высказывались об этом прямо, но их настроения и мысли нетрудно было угадать по их помрачневшим лицам.
Погрузившись в комфортабельные кресла воздушного лайнера, мы подвели итог в чем-то приятному, но в чем-то и огорчительному путешествию, набросали план дальнейших действий.
Перво-наперво нам предстояло выяснить возможность адаптации канадского населения к канонам и традициям американского образа жизни. С этой целью мы решили создать в главных канадских городах - Оттаве, Монреале, Торонто и Ванкувере - научно-исследовательские бюро по американизации во главе с учеными-инструкторами, которых обещал поставить Вашингтон. В случае принятия решения о присоединении к США аналогичные бюро появились бы во всех крупных, мелких и мельчайших городах Канады в целях проведения большой разъяснительно-воспитательной работы среди населения будущих американских штатов.
Итак, каша инспекционная поездка по Соединенным Штатам завершилась. Впереди нас ожидает второй, заключительный этап работы комиссии. Он должен окончательно определить будущее Канады".
Этими словами рассказ судьи Томпсона в английском журнале заканчивался.
10
УЖЕ ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ после возвращения членов королевской комиссии из США бюро по американизации функционировали в четырех канадских городах. Происходившие там беседы фиксировались на магнитную ленту и передавались для изучения в комиссию. Прослушивание бесед серьезно озадачило ее членов.
…Первым в монреальском филиале появился некто Дюваль тридцати лет, парикмахер. Рассказывая о себе, он упомянул, что его предки приехали на Американский континент в 1618 году. Это заявление франко-канадца вызвало бурю негодования у инструктора-американца.
- Послушай-ка, парень! - повысил он голос. - Запомни раз и навсегда: никто не приезжал сюда до прибытия в Америку "Мейфлауэра" в 1620 году!
- А мои предки приехали, - нахально настаивал канадец. - И другие семьи из Фракции,
- Ты что же, - кипятился инструктор, - хочешь доказать, что ваши Дювали лучше наших Смитов, которые прибыли сюда на "Мейфлауэре"?
- Нет, не лучше, - отбивался парикмахер, - а просто они раньше… Спросите любого учителя истории, если мне не верите.
- Я и сам профессор истории, - вскричал американец и указал канадцу на дверь.
Итак, первый инструктаж во франкоговорящей Канаде вышел, как говорится, комом.
Несколько обескураженные члены комиссии обратились к ленте, присланной из Торонто. Там, первая воспитательно-разъяснительная беседа проходила не менее бурно. На вопрос инструктора, обращенный к вошедшему молодому человеку, кто он такой, тот ответил:
- Я Билл Эйдж, студент Торонтского университета.
- Мистер Эйдж, - наставительно проговорил инструктор, - ваша личность никого не интересует. Важно совсем другое - в какой великой стране вы живете. Когда вас спрашивают, кто вы, следует с гордостью назвать - нет, пропеть! - вашу национальность. Так кто же вы?
- Я Билл Эйдж. То есть, простите, я… я - канадец… по-моему…
- Вы хотите сказать: американец.
- О да, конечно, вы правы. Американец.
- Так огласите же, пропойте свою национальность.
- Я а-ме-ри-ка-нец.
- Вот это совсем другое дело, - обрадовался инструктор. - Я чувствую, у нас с вами дело пойдет. Скажите, как выглядит герб вашей страны?
Несчастный студент поначалу пришел в замешательство, глупо захихикал, но все же ответил:
- Герб?.. Маленький бобер… с торчащими зубами.
- Да нет же! - возразил инструктор. - Орел! Гордый американский орел, который парит над земным шаром и зорко наблюдает за тем, чтобы внизу был образцовый порядок.
- Бенджамин Франклин, - заявил студент, - говорил, что орел обладает скверными моральными качествами, что он часто бывает вшив, а также труслив…
- Мистер Эйдж, опомнитесь!! - Голос инструктора едва не сорвался.
Студент пытался оправдаться:
- Я просто пересказал вам, что говорил Бенджамин Франклин, а он ведь пользуется у вас заслуженным авторитетом.
Инструктор не обратил никакого внимания на разъяснение Эйджа.
- Если вы не будете выбирать слова, - могильным тоном произнес он, - я запишу в вашей карточке: "Подрывной элемент, красный, коммунист"! А пока что отправляйтесь домой и хорошенько подумайте над тем, что я вам сказал. И если захотите процитировать в следующий раз великого американца, обращайтесь к новейшим временам, скажем, к бессмертному наследию Трумэна.
Магнитная лента из Ванкувера также не внушала оптимизма. Там американский инструктор начал с того, что попросил Стива Мэррея 62 лет описать место, где он живет. Тот был несколько смущен заданием и не знал, какой ответ от него ожидают.
- Я ведь живу в самом обычном месте, - начал Мэррей.
- Ничего подобного, - прервал его инструктор. - Не может быть обычным любое место в Соединенных Штатах - стране, избранной и благословенной богом.
Канадец пробовал возразить:
- Наш Брейктаун - маленький городишко Британской Колумбии.
- Чепуха! - взревел инструктор. - Нет такого понятия: маленький американский городишко. Поднажмите на превосходную степень! Это самый большой городишко в Британской Колумбии. Или: городишко, который растет быстрее всех других. Или: рай на земле. Кстати, откуда взялось это дурацкое название - Британская Колумбия? Отныне ваша провинция будет именоваться: штат Американская Колумбия. Как, вы говорите, называется ваш город? Брейктаун? Чем он примечателен? Как это - "абсолютно ничем"?
Наступила небольшая пауза. Чувствовалось, что инструктор что-то обдумывает.
- В Штатах нет и не может быть ничем не примечательных мест, - наставительно произнес он. - Запишем, что в Брейктауне самый здоровый климат на западе Америки. Пришлось даже убить человека, чтобы спасти от банкротства местную похоронную компанию.
Канадец вновь возразил:
- Но это неправда! Ничего подобного у нас не случалось!
Инструктор был оскорблен до глубины души.
- Никому до этого нет дела, - авторитетно разъяснил он. - Слушайте и усваивайте то, что я вам говорю. Ваша задача - делать себе рекламу независимо от качества продукции. Вы должны рекламировать вашу торговую палату и ваш город!
- Но у нас, в Брейктауне, нет торговой палаты…
Тут американец и вовсе вышел из себя:
- Нет, нет и нет! - кричал он. - Ничего у вас нет! Даже торговой палаты! Ну что с вами, канадцами, делать?! Как вы собираетесь стать стопроцентными американцами?! Вы же совершенно беспомощны! Вы ничего не хотите сказать о себе хорошего только потому, что это неправда. Вы не умеете себя подать! Зачем же вы тогда живете на белом свете, если не можете создать себе рекламу?! Нет, я больше не могу терпеть канадцев! Не могу - и все тут! Хоть сажайте меня на. электрический стул!..
На этом запись беседы обрывалась.
- Да, - пробормотал Перкинс, - нас ожидают трудности, большие трудности. Нелегко будет превратить канадцев в американцев.
Судья Томпсон промолчал, но подумал: прослушанные записи подтверждали зародившееся у него опасение, что в канадском обществе еще не созрели предпосылки, необходимые для слияния двух соседних дружественных стран. Как же поступить им, от кого ждут авторитетного мнения и британцы, и американцы, и соотечественники-канадцы? Сложность положения усугублялась тем, что нетрудно было представить, как болезненно прореагирует Вашингтон на заключение комиссии о том, что канадцам лучше остаться канадцами. Томпсон со страхом думал об эффективности репрессивных органов южного соседа, вспоминал многочисленные убийства неугодных Вашингтону политических деятелей в разных частях света и прикидывал, где можно укрыться от гнева Макслотера.
В этот момент вновь заговорил Перкинс.
- Мне кажется, не стоит обращать внимания, - сказал он, - на некоторые несуразности в беседах наших соотечественников с американскими инструкторами. В конце концов это естественно - мы пока что принадлежим к разным государственным системам. И кроме того, мы слишком большое значение придаем кажущимся недостаткам и отрицательным чертам американского образа жизни и мышления. Если покопаться, на той стороне можно найти немало хорошего и даже разумного.
- Да, конечно, - мрачно поддакнул долго молчавший Киллер. - Я знал одну чудесную банду в Ливенворте. Прекрасные были ребята. Никогда их не забуду. Мы вместе "брали" банк в Детройте. А в тюряге оказался я один. Соображаете?
Он тяжело вздохнул. Чувствовалось, что позиция Киллера давно определилась, но он никак не решится высказать ее вслух. Наконец Киллер переборол себя и, заметно волнуясь, виновато произнес:
- Вы как хотите, а я предпочел бы остаться канадцем.
Томпсон склонялся к мнению Киллера. Но Перкинс не желал сдаваться так быстро. Ему требовались какие-то дополнительные аргументы. А может быть, он крепко побаивался Макслотера?.. И тогда на авансцену истории вновь выступил почетный доктор юридических наук Крис Киллер.
- Друзья и коллеги, - сказал он с какой-то неизбывной задушевностью, присущей только глубоко порядочным, раскаявшимся преступникам. - Не судите меня слишком строго. Находясь вместе с вами в подвалах госдепартамента, я случайно наткнулся на документ, подписанный Джорджем Вашингтоном. Пришлось прихватить его с собой. На всякий случай. В этот час, назначенный провидением для принятия нами исторического решения, возьмите эту бумагу и ознакомьтесь, что писал в ней старик Джордж.
И Киллер извлек из кармана документ, заверенный президентской печатью. В нем говорилось: