- Всучивают курево тем, кто бросил. К тому же сам я вообще не курю. - Он рассмеялся и сделал глоток. - Тогда бы вы, самое меньшее, чертовски сокрушались по поводу своего успеха в бросании. Мне же надо возмущать вас просто так, вообще. Вредный маленький негодяй, вот я кто.
Он снова рассмеялся.
- Послушайте, я сожалею о том, что, знаете ли, вот так вломился…
- Просто я думаю, что нам нужны протоколы. Не хочу, чтобы вы подумали…
- Спасибо.
- Ладно, не беспокойтесь, - сказал он. - Как насчёт того, чтобы я обработал следующего?
Я смотрел на Уль-Кому. При такой сильной облачности не должно быть так холодно.
- Вы сказали, у того парня, Цуеха, есть алиби?
- Да. Я попросил проверить. Большинство охранников женаты, и за них поручатся их жёны, что, ясное дело, ничего не стоит, но ни у кого из них мы не обнаружили связей с Джири, разве что кивали друг другу в коридоре. А этот, Цуех, в ту ночь был в городе вместе с кучей аспирантов. Он достаточно молод, чтобы с ними брататься.
- Удобно. И необычно.
- Конечно. Но он ни к чему не имеет отношения. Парнишке девятнадцать. Расскажите мне о фургоне.
Я изложил всё снова.
- Свет, мне что, придётся поехать вместе с вами? - спросил он. - Похоже, мы ищем кого-то в Бещеле.
- Кто-то в Бещеле перегнал фургон через границу. Но мы знаем, что Джири убили в Уль-Коме. Значит, если только не случилось так, что кто-то убил её, поспешил в Бещель, угнал фургон, помчался обратно, схватил её, опять помчался обратно, чтобы выбросить тело - а почему, могли бы мы добавить, они выбросили тело именно там, где выбросили? - нам представляется трансграничный телефонный звонок, за которым следует услуга. Стало быть, подозреваемых двое.
- Или имела место брешь.
Я переменил позу.
- Да, - сказал я. - Или брешь. Но из того, что нам известно, следует, что кто-то предпринял немалые усилия, чтобы избежать бреши. И дать нам об этом знать.
- Пресловутая запись. Забавно, как это она всплыла…
Я посмотрел на него, но он, похоже, не насмехался.
- Правда же?
- Да ладно, Тьядор, чему здесь удивляться? Кто бы это ни сделал, он достаточно умён, чтобы не мараться о границы, он позвонил кому-то на вашей стороне, и теперь хрен какая Брешь явится за ним. Это было бы нечестно. Значит, у них есть какие-то помощнички в Связующем зале, в дорожной службе или ещё где-то, и они шепнули им, в какое время пересекут границу. Бещельские бюрократы - они ведь небезупречны.
- Едва ли.
- Значит, к этому склоняетесь. Понимаю, тогда не всё так грустно.
При таком раскладе заговор был бы менее значительным, чем некоторые другие маячившие возможности. Кому-то известно, какие надо искать фургоны. Кто-то покорпел над кучей видеозаписей. Что ещё? В этот студёный, но приятный день, когда холод смягчал уль-комские краски до уровня оттенков повседневности, видеть на каждом углу Оркини было трудно и представлялось нелепым.
- Давайте вернёмся, - сказал он. - Охотясь за этим чёртовым водителем фургона, мы ничего не добьёмся. Надеюсь, этим занимаются ваши люди. У нас ничего нет, кроме описания фургона, а кто в Уль-Коме признается в том, что видел, хотя бы предположительно, бещельский фургон, неизвестно, имевший или не имевший разрешение там находиться? Итак, давайте вернёмся к исходной точке. Когда вы сдвинулись с места? Когда она перестала быть неизвестным трупом? С чего это началось?
Я смотрел на него. Внимательно смотрел на него и обдумывал порядок событий. У меня в номере лежали записи, сделанные со слов супругов Джири. Адрес её электронной почты и номер телефона имелись у меня в записной книжке. У них не было тела дочери, и они не могли вернуться, чтобы его забрать. Махалия Джири лежала в морозильной камере, ожидая. Меня, можно сказать.
- С телефонного звонка.
- Да? От стукача?
- … Вроде того. По его наводке я вышел на Дродина.
Я видел, что он помнит досье, а там это описано не так.
- Что такое вы… На кого?
- Что ж, в этом-то и дело. - Я взял долгую паузу. Наконец посмотрел на стол и стал чертить какие-то фигуры в пролитом чае. - Я не уверен, что… Звонок был отсюда.
- Из Уль-Комы?
Я кивнул.
- Что за чёрт? От кого?
- Не знаю.
- Почему он позвонил?
- Увидел наши плакаты. Да. Наши плакаты в Бещеле.
Дхатт наклонился ко мне.
- Чёрта лысого он увидел. Кто?
- Вы понимаете, что ставите меня…
- Конечно, понимаю. - Он был полон решимости, говорил быстро. - Конечно, понимаю, но выкладывайте, вы полицейский, не думаете же вы, что я стану вас подставлять? Между нами. Кто это был?
Это не мелочь. Если я соучастник бреши, теперь он становился соучастником соучастника. Не похоже, чтобы он нервничал по этому поводу.
- По-моему, это был кто-то из унифов. Знаете, унификационисты?
- Он так и сказал?
- Нет, но дело в том, что он говорил и как он это говорил. Во всяком случае, я знаю, что он совершенно этого не хотел, но именно это вывело меня на правильный путь… Что?
Дхатт откинулся на стуле. Он быстрее барабанил пальцами и не смотрел на меня.
- Чёрт, это кое-что. Не могу поверить, что вы не упомянули об этом раньше.
- Постойте, Дхатт…
- Хорошо, я вижу - вижу, что это даёт нам некоторое преимущество.
- Я понятия не имею, кто это был.
- Время у нас ещё есть, может, мы сумеем это представить и объяснить, что вы просто немного опоздали…
- Что представить? У нас ничего нет.
- У нас есть некий мерзавец-униф, который кое-что знает, вот что у нас есть. Пойдём.
Он стоял, позвякивая ключами от машины.
- Куда?
- Расследовать, чёрт возьми!
- Само, чёрт возьми, собой, - сказал Дхатт.
Включив сирену, он нёсся по улицам Уль-Комы.
Поворачивал, выкрикивая оскорбления в адрес разбегавшихся уль-комских прохожих, без слов огибая бещельских пешеходов и автомобили, с бесстрастной тревогой проскакивая мимо иностранных машин с чрезвычайными правами. Если бы мы столкнулись с одной из них, случилась бы бюрократическая катастрофа. Брешь сейчас была совсем некстати.
- Яри, это Дхатт, - прокричал он в мобильник. - Есть какие-нибудь сведения о том, где в данный момент унифы? Отлично, спасибо.
Он захлопнул телефон.
- Похоже, по крайней мере, некоторые. Я, конечно, знал, что вы говорили с бещельскими унифами. Читал отчёт. Но какой же я дурень! - Он постучал себя по лбу основанием ладони. - Не пришло в голову пойти и поговорить с нашими доморощенными козликами. Хотя, конечно, эти мерзавцы, мерзавцы, что хуже любых других - а у нас есть своя доля мерзавцев, Тьяд, - все друг с другом общаются. Я знаю, где они тусуются.
- Это туда мы едем?
- Ненавижу этих сволочей. Надеюсь… Разумеется, в своё время я встречал отличных бещельцев. Ничего не имею против вашего города и надеюсь когда-нибудь туда съездить, и это здорово, что теперь мы так хорошо ладим, знаете ли, лучше, чем раньше, - какой смысл был во всём этом дерьме? Но я улькоманин, и чтоб я провалился, если захочу быть кем-то иным. Вы можете себе представить объединение?
Он рассмеялся.
- Чёртова катастрофа! В единстве сила, моя уль-комская задница. Знаю, говорят, что животные от скрещивания становятся сильнее, но что, если мы унаследуем, чёрт возьми, уль-комское чувство времени и бещельский оптимизм?
Он меня рассмешил. Мы проехали между древними, крапчатыми от возраста придорожными каменными столбами. Я узнал их по фотографиям, слишком поздно вспомнив, что должен был видеть только один, на восточной стороне дороги, - он стоял в Уль-Коме, а другой в Бещеле. Во всяком случае, так считало большинство: они были для городов одним из спорных местоположений. Бещельские здания, которые мне не удавалось полностью не-видеть, были, я заметил, степенны и аккуратны, но в Уль-Коме это район упадка. Мы проехали мимо каналов, и несколько секунд я не мог понять, в каком городе они находятся, и не в обоих ли сразу. У заросшего сорняками двора, где из-под давно неподвижного "Ситроена" торчала крапива, словно держа его на воздушной подушке, Дхатт резко затормозил и вышел даже прежде, чем я расстегнул свой ремень безопасности.
- Было время, - сказал Дхатт, - когда мы просто заперли бы всех этих негодяев.
Он направлялся к ветхой двери.
В Уль-Коме нет легальных унификационистов. И нет в Уль-Коме легальных социалистических, фашистских и религиозных партий. Со времени Серебряного Обновления под руководством генерала Ильзы, произошедшего почти столетие назад, в Уль-Коме существует только Народная национальная партия. Во многих старинных учреждениях и офисах по-прежнему вывешены портреты Я Ильзы, часто над "братьями Ильзы" Ататюрком и Тито. Как правило, между этими двумя в старых офисах всегда имелся выцветший прямоугольник, откуда когда-то сиял лик бывшего брата Мао.
Но на дворе двадцать первый век, и президент Уль-Мак, чей портрет можно видеть там, где менеджеры наиболее подобострастны, как и президент Умбир до него, провозгласил, разумеется, не отрицание, но развитие Национального пути, конец ограничительного мышления, гласностройку, согласно ужасному неологизму уль-комских интеллектуалов. Наряду с торгующими CD и DVD магазинами, новыми фирмами, занимающимися программным обеспечением, галереями, уль-комскими финансовыми рынками, играющими на повышение, переоценкой динара, появилась так называемая Новая политика, хвалёная открытость инакомыслию, до той поры опасному. Не сказать, чтобы радикальные группы, не говоря уже о партиях, были легализованы, но их идеи иногда признавались. Пока они проявляли сдержанность на митингах и прозелитизм, их поощряли. Так можно было слышать.
Дхатт заколотил по двери.
- Открывайте! Это притон унифов, - пояснил он мне. - Они постоянно висят на телефоне, болтают с вашими в Бещеле - таковы их занятия, верно?
- Каков их статус?
- Они вам скажут: мы просто друзья, собрались, чтобы поболтать. У них нет ни членских билетов, ни чего-либо, они не глупы. Чтобы отследить кое-какую контрабанду, нам и чёртова ищейка не понадобится, но я приехал сюда не ради этого.
- А ради чего?
Я озирался, разглядывая дряхлые уль-комские фасады, где граффити на иллитанском требовали, чтобы такой-то и такой-то убирался куда подальше, и сообщали, что такой-то и такой-то сосёт член. Брешь, должно быть, вела наблюдение.
Он невозмутимо посмотрел на меня.
- Кто бы вам тогда ни звонил, он сделал это отсюда. Или же часто здесь бывает. С большой долей гарантии. Хочу поинтересоваться, что знают наши приятели-подстрекатели. Открывайте.
Последнее было обращено к двери.
- Не обманывайтесь насчёт всех их причитании типа "кто мы?" - их хлебом не корми, а дай исказить любую цитату, работающую против унификации, а цитату "за" превознести. Открывайте.
На этот раз дверь повиновалась, и в щели показалась маленькая молодая женщина, виски у которой были выбриты и украшены татуировкой: рыба и несколько букв очень старого алфавита.
- Кто?.. Что вам надо?
Возможно, они отправили её к двери, надеясь, что её крохотность устыдит любого, заставив воздержаться от того, что Дхатт сделал дальше, а именно: пихнуть дверь так сильно, что открывшая её женщина засеменила назад по пещерообразной прихожей.
- Эй вы, все, кто здесь! - гаркнул он, шагая по коридору мимо растрёпанной женщины-панка.
После мгновений смятения, когда, должно быть, на ум к ним явилась мысль о попытке удрать, но была преодолена, пятеро человек, находившихся в доме, собрались на кухне, где сидели, не глядя на нас, на шатких стульях, куда усадил их Дхатт. Дхатт стоял во главе стола, нависая над ними.
- Хорошо, - сказал он. - Дело вот в чём. Кто-то сделал телефонный звонок, который мой уважаемый коллега очень хорошо помнит, и мы очень хотим выяснить, кто оказал по телефону такую ценную помощь. Не буду терять времени, притворяясь, будто верю, что кто-то из вас признается, поэтому мы будем ходить вокруг стола, а каждый из вас будет говорить: "Инспектор, мне есть что вам сообщить".
Они уставились на него. Он усмехнулся и махнул Рукой: начинайте, мол. Они молчали, и он ударил того, кто сидел к нему ближе, за чем последовали крики его товарищей, крик боли самого ударенного и возглас Удивления, вырвавшийся у меня. Когда тот человек медленно поднял голову, его лоб украшал увеличивающийся синяк.
- "Инспектор, мне есть что вам сообщить", - сказал Дхатт. - Нам просто придётся ходить вокруг, пока мы не найдём своего человечка.
Он взглянул на меня - забыл проверить мою реакцию.
- Так оно бывает с копами.
Он изготовился к ещё одному удару по лицу того же человека. Я помотал головой и слегка приподнял руки, а унификационисты разнообразно постанывали. Человек, которому угрожал Дхатт, попытался встать, но тот другой рукой схватил его за плечо и толкнул обратно на стул.
- Йохан, да скажи ты! - крикнула девушка-панк.
- Инспектор, мне есть что вам сообщить.
Это пошло вокруг стола: "Инспектор, мне есть что вам сообщить"; "Инспектор, мне есть что вам сообщить".
Один мужчина робко предположил, что это, возможно, провокация, но Дхатт задрал бровь, глядя на него, и ударил его друга снова. Не так сильно, но на этот раз у того потекла кровь.
- Святой, чтоб ему, Свет!
Взбудораженный, я переминался с ноги на ногу у двери. Дхатт заставил их сказать эту фразу снова и назвать свои имена.
- Ну что? - обратился он ко мне.
Это, конечно, не была ни одна из двух женщин. Что до мужчин, то у одного голос был пронзителен и отмечен иллитанским акцентом из той части города, предположил я, с которой я не знаком. Звонившим мог быть любой из двух оставшихся. Особенно у одного -, не у того, кому угрожал Дхатт, но у парнишки помоложе, по имени, как он сказал, Дахар Джарис, в потрёпанной джинсовой куртке с надписью по-английски NoMeansNo на спине, из-за чего я заподозрил, что это название группы, а не лозунг, - голос прозвучал знакомо. Если бы я услышал именно те слова, которые употреблял мой собеседник, или если бы он говорил с той же давно умершей грамматикой и фонетикой, убедиться было бы проще. Дхатт увидел, на кого я смотрю, и вопросительно указал на него. Я помотал головой.
- Скажи ещё раз, - велел ему Дхатт.
- Нет, - сказал я.
Джарис бессмысленно лепетал, пробираясь через ту фразу.
- Кто-нибудь знает старый иллитанский или бещельский? Корневой? - спросил я.
Они переглянулись.
- Знаю, знаю, - сказал я. - Это не иллитанский, не бещельский и так далее. Кто-нибудь из вас на нём говорит?
- Все мы говорим, - сказал мужчина постарше. Он не утёр кровь с губы. - Мы живём в городе, а это язык нашего города.
- Полегче, - сказал Дхатт. - За такое я могу и привлечь. Это он, верно?
Он снова указал на Джариса.
- Оставьте его, - сказал я.
- Кто знал Махалию Джири? - спросил Дхатт. - Бьелу Мар?
- Марью, - сказал я. - Что-то такое.
Дхатт искал в кармане её фотографию.
- Но это ни один из них, - сказал я из дверного проёма, пятясь из помещения. - Оставьте его. Среди них его нет. Пойдём. Пойдём.
Он приблизился, насмешливо меня разглядывая.
- Хм? - прошептал он. Я мелко помотал головой. - Объяснитесь, Тьядор.
В конце концов он поджал губы и снова повернулся к унификационистам.
- Соблюдайте осторожность, - сказал он и вышел.
Они смотрели ему вслед, пять испуганных и сбитых с толку лиц, с одного из которых, окровавленного, падали капли. Моё собственное лицо, подозреваю, было искажённым из-за усилий ничего не показывать.
- Вы меня запутали, Борлу. - Обратно он ехал гораздо медленнее, чем туда. - Не могу разобраться, что такое только что произошло. Вы отказались от того, что было нашим лучшим ключом. Единственное объяснение состоит в том, что вы беспокоитесь о соучастии. Потому что, конечно, если вы приняли отсюда звонок и последовали ему, если воспользовались этой информацией, то это, да, брешь. Но, Борлу, никто это и в грош не поставит. Это всего лишь крошечная брешь, и вы не хуже меня понимаете, что это спустят нам с рук, если мы раскроем нечто большее.
- Не знаю, как оно в Уль-Коме, - сказал я. - В Бещеле брешь есть брешь.
- Чушь. Что вообще вы имеете в виду? Значит, в этом всё дело? В этом? - Он замедлил ход позади бещельского трамвая; мы качнулись, переваливая через иностранные рельсы на заштрихованной дороге. - Чёрт, Тьядор, мы можем это уладить, можем что-то придумать, если это то, что вас беспокоит, это не проблема.
- Дело не в этом.
- Чертовски на это надеюсь. Правда. Что ещё вас донимает? Слушайте, вам не придётся свидетельствовать против самого себя или что-то ещё…
- Дело не в этом. Никто из них тогда мне не звонил. Я даже не уверен, что звонок вообще был из-за границы. Отсюда. Я ничего не знаю наверняка. Может, то было ошибочное соединение.
- Точно.
Подбросив меня к отелю, он не вышел из машины.
- Мне надо заняться бумагами, - сказал он. - Уверен, вам тоже. Уделим этому пару часов. Нам надо ещё раз поговорить с профессором Нэнси, а ещё я хочу перекинуться словечком с Боуденом. Одобряете? Если мы поедем туда и зададим несколько вопросов, сочтёте ли вы эти методы приемлемыми?
После пары попыток я дозвонился Корви. Сначала мы старались придерживаться нашего дурацкого кода, но долго это не продлилось.
- Простите, босс, я неплохо справляюсь с такой хренью, но нет никакого способа выковырять из милицьи личные файлы Дхатта. Это вызовет чёртов международный инцидент. Что вообще вы хотите?
- Я просто хочу узнать его послужной список.
- Вы ему доверяете?
- Как сказать? Они здесь придерживаются методов старой школы.
- Да?
- Допросы с применением силы.
- Я скажу Ностину, ему понравится, он добьётся обмена. Вы вроде разволновались, босс.
- Просто сделайте мне одолжение, посмотрите, можно ли что-нибудь раздобыть, ладно?
Дав отбой, я взял в руки книгу "Между городом и городом" и положил её снова.