Подхватив Буста, солдаты раскачали его и швырнули в открытый люк звездолета. В следующий раз я увидел его через три дня, когда все человеческое население нашей колонии погнали на ртутные разработки. Был он бледен, избит и худ невероятно. Бросившись ко мне, он обнял меня и зарыдал.
- Эдди! - простонал он. - Знал бы ты только, что они со мной делали…
- Поделом тебе, проклятый болтун! - сквозь зубы проскрипел Шунбром. - Погоди, попадем мы с тобой на один рудник…
- Какой рудник? - пролепетал Ламермур.
- Нас всех заставили провести фиктивный референдум о передаче планеты хабарийцам сроком на девятьсот девяносто девять лет. Мы все подписали заявления о вступлении в Орден Хабара. Женщины пойдут в Обитель Любви и Милосердия, а мужчины в Братство Освобожденного Труда (и то и другое расположено рудниках).
- И вы подписали? - возмутился он. - Как вы могли!
- Если б ты видел как легко и непринужденно управляются эти молодчики со своими бластерами.
- Понимаю, - поскучнел он. - А куда нас сейчас ведут?
- Какие-то умники из наших решили насолить пришельцам и испортили электростанцию. Но те твердо решили не уезжать отсюда, пока не наберут полные трюмы ртути. Так что нас решено использовать вместо тягловой силы.
Всех нас выстроили в одну длинную и унылую вереницу, которая протянулась от рудника до самого трапа звездолета. Потом по веренице медленно поползли пожарные ведерки с ртутью. Люди старались на нее не смотреть, обматывали лица тряпками, щурили глаза, но все прекрасно знали, что каждому из нас к концу дня угрожает серьезнейшее отравление.
А рядом в небесной голубизне резвились драбадане. Один из них подлетел ниже и обдал меня теплыми и дружелюбными мыслеволнами.
- Привет, Ниф, - сказал я, глянув на него. - Ну, как тебе живется?
- О, прекрасно! - прощебетал мой старый знакомец. - Поздравь меня, я стал папой. Или мамой. Короче, и тем и другим сразу, - он гордо продемонстрировал мне с полдюжины прелестных маленьких каракатиц, гроздью сидевших у основания щупалец.
- Ты тоже можешь всех нас поздравить, - ответил я. - Скоро мы все станем трупами. Половина из нас отравится сегодня же, а те, кто выживет, сгниют на рудниках.
- Но… это же возмутительно! - он сразу все понял, мой добрый старый Ниф-Ниф. - А ведь я тебе еще тогда говорил, чтобы вы не избирали в свои вожди этого болвана. Да, мне будет очень не хватать тебя, Эдди.
- А мне тебя, Ниф, - сказал я. - Как подумаю, что тебе предстоит сидеть в клетке вместе со своими детенышами.
- В какой еще клетке? - удивленно возмутился он.
- В очень узкой, маленькой, тесной клетке в каком-нибудь хабарианском монастыре. Неужели ты думаешь, что эти мнимые святоши оставят вас в покое на этой прекрасной планете?
- Но… - он на мгновение опешил, а потом вопросил: - Надо же что-то делать?
- Вот именно, - подтвердил я.
И мы стали думать, что же именно мы сможем сделать. Времени у нас было в обрез. Вот-вот должен был приземлиться "Стормбрейнджер". Хабарианцы об этом, конечно, знали и торопились взлететь, чтобы не влезть в очередной международный конфликт.
Во второй половине дня объявили перерыв на десять минут. Мы буквально валились с ног от усталости. Вы не представляете себе, что значит целый день передавать друг другу из рук в руки эти ведерки, полные ртути, по семь килограммов каждое. Вредное влияние атмосферы планеты начинало сказываться на людях. У некоторых кружилась голова, многих тошнило. Наш врач заявил начальнику конвоя, что, если не дать людям противоядия и не надеть противогазы, то на следующее утро половина из них погибнет.
- Смерть - это тоже своего рода наслаждение, - философски заключил начальник конвоя, отрываясь от томика Фомы Кемпийского. - Вы мало изучаете своих древних философов, ибо слишком увлечены мирской суетой. В противном случае вы бы сразу поняли, что смерть есть благо, ибо она единственная дает полное и совершенное освобождение от всех проблем и сует бытия.
В это время к нам подошел настоятель.
- Проводишь душеспасительные беседы? - прошипел он злобно. - А между тем кто-то из них телепатирует уже битых полчаса. Я все никак в себя прийти не могу: постоянно перед глазами вертится облик этого голодранца, будь он проклят… Где же он?!
Я поднялся.
- Да, именно он вызывал меня, - подтвердил настоятель. - Подойди сюда, дитя мое, и скажи, о чем бы ты хотел попросить меня перед тем, как тебя разрежут на куски тепловым лучом.
- Святой отец, - сказал я, подойдя к нему и смирно потупив очи. - Я молю лишь об одном: разрешите нам остаться на планете и предаваться познанию таинств Хабара, так сказать, заочно. Если же вы против этого, то хотя бы благословите меня перед тем, что я хочу совершить.
- Вот это я охотно сделаю, тем более что совершить тебе остается лишь одно: перейти из бытия в небытие, на что я тебя охотно благословляю…
Я приложился к его тощей кисти и удержал ее в своих руках. В тот же миг на нас с неба обрушилась лилово-розовая молния и в следующее мгновение взмыла вверх, унося с собою нас обоих.
- Ваша святость, - сказал я, поудобнее пристегнувшись к Ниф-Нифу, когда он остановился на высоте полукилометра над уровнем планеты. - Примите мои самые искренние извинения за столь неожиданную смену декораций, но мне срочно потребовалось поговорить с вами наедине.
- Итак, вы решили прибегнуть к шантажу! - мрачно осклабился он. - Старый прием и на редкость затасканный.
В этот миг Ниф-Ниф чуть ослабил хватку, и настоятель с воплем соскользнул вниз.
- Однако, несмотря на его тривиальность, свежесть ощущений сохраняется, не так ли? - осведомился я.
- Ваше святейшество, что с вами?! - завопил голос из интеркома. - Где вы?
- Я беседую с этим заблудшим юношей на некоторые богословские темы, - невозмутимо ответствовал настоятель и, скосив на меня злобный взгляд, прошипел: - Что еще вам угодно?
- Единожды и навеки забыть о существовании Святого Братства, - без колебаний объявил ему я. - Вы немедленно возвращаете нам все данные референдума, все наши расписки и обязательства, а также цистерну с нашей ртутью и улетаете восвояси. Можете прихватить с собой президента и его заместителя.
- Благодарю, - скривился он. - На такой товар у нас покупателей нет. Однако не кажется ли вам, что вы требуете слишком много, а взамен предлагаете слишком мало, в сущности почти ничего.
- Больше чем ничего, святой отец, - возразил я, провожая взглядом кружащий вокруг нас гравитолет, ощетинившийся стволами пушек и ракетами. - Во-первых, я возвращаю вам жизнь, а во-вторых, из последних сил спасаю вашу репутацию. Но помните, от соединения с вашим богом вас отделяют мгновения… Учтите: один шальной выстрел, и вас буквально отпустят на волю! Скажите вашим монахам, чтобы улетали.
- Убирайтесь вон! - завопил он, судорожно цепляясь за разжавшееся Ниф-Нифово щупальце. - Вон отсюда! Все на корабль, мерзавцы!
Я с удовлетворением отметил, что слово настоятеля и в самом деле было для пиратов законом. Гравитолет мигом спустился вниз. Офицеры быстро построили своих солдат-послушников, и стройные колонны потянулись к кораблю. Прошло еще некоторое время, пока я не связался с Шунбромом и не узнал от него, что все население колонии в полной безопасности. Я уже начал терять терпение, ибо видел на горизонте темные и пегие тучи, которые внушали мне самые мрачные мысли, Наконец звездолет изготовился к старту, оставалось только поднять трап и дать газ. Тогда и я попросил Ниф-Нифа спуститься, что он и сделал с удовольствием (он тоже изрядно устал столь долгое время висеть в облаках). Смерив меня пронизывающим взором, настоятель пообещал, что постарается еще раз встретиться со мной и довести до логического конца наш богословский спор, и отправился восвояси.
Как только он вошел в звездолет и за ним закрылся трап, корабельные динамики засвистели и затрещали, и над полем прокатился озлобленный крик:
- Ничтожный выродок! Ты надеялся, что останешься свидетелем моего унижения? Ты рано радовался! Кто унижает божьего слугу, тот унижает самого Бога, тому нет прощения ни в земной жизни, ни в загробной. Молите же небо о скорой смерти, ибо те громы и молнии небесные, которые днесь обрушатся на вас, суть кара за ваши грехи!
- Ну, сейчас, начнется… - стоявший около меня Шунбром инстинктивно поежился. - Ты бы хоть подстраховался как или…
И началось. Но не у нас, а у них, на корабле. Необъятное поле космодрома вдруг огласили вопли и стенания, ругань и скрежет зубовный, молитвы и проклятия.
- Да что они все с ума посходили? - изумился экс-директор.
- Страховка сработала, - ответил я. Сердце мое переполнило ликование, ибо я знал, что сейчас из складок настоятелевой хламиды на волю вырвались с десяток миниатюрных каракатиц, которые тут же принялись резвиться, прыгать и кувыркаться, играть в ловитки на звездолете, наполняя его удушливым газом, от которого у благочестивых пиратов полезли на лоб глаза, завязались бантиками уши и обед попросился обратно. И не было от этого газа никакого спасения, кроме одного.
- Вызываю святейшего отца! - сказал я по рации. - Предлагаю вам единственное действенное средство вернуть себе нормальную атмосферу: подняться в безвоздушное пространство и продуть помещения струей чистого кислорода. Люки при этом следует оставить открытыми.
Что святые разбойники и совершили к немалому удовольствию всех присутствующих. Старт звездолета вся колония встретила взрывом ликования. А тем временем сгущавшиеся на горизонте тучи приблизились, и мы различили летящие стройными рядами роты вулканщиков, батальоны ржавоболотников и полки чащобников. А потом они стали пикировать вниз, и мы увидели, что впереди них на своем турболетике летит мой папаша и показывает мне кулак с оттопыренным большим пальцем.
- Все в порядке, сынок, - заявил он, приземлившись. - Эти ребята согласились помочь нам, но при одном условии, что мы поможем им смонтировать геотермальную станцию.
- И приобрести звездолет, - добавил подлетевший к нам угольно-черный с лоснящейся кожей вулканщик.
- Вам - звездолет? - изумились мы с Шунбромом. Не столько тому, что услышали, сколько тому, что это было произнесено на довольно сносном интерлинге, правда, с некоторым обилием дифтонгов.
- Конечно, - подтвердил вулканщик. - Неужели вы думаете, нам не холодно в открытом космосе без ничего?
- Так, значит, вы умеете управлять звездолетами?
- Наши корабли не столь примитивны, как ваши, но и на ваших можно добраться до родных мест.
- А как же Филумбридж?
- Наши дети полетели сюда на экскурсию, но случайно отбились от группы, потерпели крушение и, как ведите, до сих пор не в силах были ничего предпринять. Нам пришлось ждать, пока они повзрослеют.
- Но почему же вы сразу не открылись людям? Мы бы с радостью.
- С радостью? - иронически переспросил вулканщик. - Да вы с такой алчностью набросились на эту ртуть, что позволили себе заморочить голову самым смешным и ничтожным драбаданам. Ну мы, естественно, и решили, что и вы из их числа…
- Простите, - влез в разговор медленно приходящий в себя Ламермур. - Из чьего числа? Кто такие у вас драбаданы?
- Видите ли, - с возможной мягкостью объяснил ему вулканщик. - На экскурсию в этот сектор галактики отправились несколько групп из различных школ. Так вот, драбаданы - учащиеся спецшколы…
- Не может быть! - завопил Ламермур, ежась под уничтожающими взглядами окружающих.
- Неужели нормальные люди, будучи в здравом уме и твердой памяти, станут заявлять об исключительности своего народа перед другими? - И под взглядом больших округлых изжелта-багровых глаз вулканщика все присутствующие понурили головы.
Тем временем приглашенные моим папашей племена одним могучим ударом стукнули по драбаданам так, что те бросили и поселок, и прикарманенные ими аккумуляторы, помчались в дальние леса и долго оглашали окрестности своими стенаниями. Все это произошло настолько быстро, что когда Ниф-Ниф вернулся из стратосферы, где он заботливо собирал своих чад (все до единого успели удрать с проветриваемого звездолета), - он обнаружил, что остался последним драбаданином в городе. Но я его в обиду не дал, предложил поселиться у себя и с той поры и по сей день он проживает в моем палисаднике.
На следующий день в консульстве собрались лучшие люди города, руководители комбината и лабораторий, ученые и производственники; собрались, чтобы поглядеть Ламермуру в глаза и обсудить восстановление нормальной жизни в поселке и на планете. К моему другу вернулась былая самоуверенность. Он не отрицал своей вины, но и не посыпал главу пеплом. То, что филумбриджийцы сами оказались пришельцами на планете и не предъявляли на нее никаких претензий, по его словам, оказалось громадной удачей.
- Только не надо раздувать шум из этой дурацкой истории с хабарийцами! - нервно восклицал он. - Если бы вы знали, какое сейчас напряженное внешнеполитическое положение у планет Интерспейса… В конце концов, никто ведь не пострадал, кроме меня, так что будем считать, что я уже понес заслуженное наказание.
- А Гольц с Баськой?! - рявкнул Шунбром. - Это они Зеленому мозги набекрень скрутили!
- Ах, оставьте, - поморщился Сигельский. - Увольте своего зама за развал работы, а я свою секретаршу - за аморальное поведение, вот и будет им вечная кара по гроб жизни. Меня волнует другое: как нам быть со статусом независимой территории?
- Его нам ни в коем случае терять нельзя! - зашумели собравшиеся.
- В конце концов, в независимом государстве такие дела можно творить…
- Одни уже натворили.
- Так то ж нелюди.
- А люди, думаешь, лучше?
- Надо избрать президентом человека, в котором каждый из нас до конца уверен.
- А у нас есть такие люди? Покажи мне!
- Во всяком случае, я знаю человека, в чьей отваге, честности и порядочности я совершенно не сомневаюсь, - заявил Сигельский и поглядел на меня.
- Ого, да за этого парня весь комбинат, как один, отдаст голоса! - воскликнул Шунбром и стукнул меня по плечу.
Я встретился взглядом с Конни и, смутившись, опустил голову.
- Все это прекрасно, - вежливо, но твердо заявил Ламермур, - но не забывайте, что у нас не так давно уже были выборы. И избирать нового человека при всем моем уважении к моему другу Эдди Тотсу нельзя, пока жив старый президент. В противном случае это будет расценено как мятеж, переворот, бунт… Ведь данные на него уже отправлены в метрополию, и там прекрасно знают, что президентом планеты Филумбридж нами единоглавно избран Этот-С-Прозеленью…
- Брюнет тридцати лет, - дрогнувшим от волнения голосом произнесла Конни, - коренной житель Филумбриджа, холостой, среднее, из рабочих… с брюшком… - при этих словах она зарделась и потупила взгляд.
- Но ведь он человек! - воскликнул Ламермур.
- А где написано, что коренным жителем Филумбриджа должен быть обязательно шестиног? - возразил Шунбром. - Тем более, как выяснилось, они тут существа пришлые. Какое им дело до наших проблем? А Этот-С… Вернее я хотел сказать, Тотс прозелень… тьфу ты! Что я говорю? Я хотел сказать, наш Тотс, Эдди Тотс, а вовсе не… Братцы! - замогильным шепотом произнес он. - Ведь у них даже фамилии совпадают, Эдвард Тотс и… не хватает лишь маленькой приставочки, дописки в паспорте…
Все взоры обратились на меня.
- Нет, - сказал я твердо. - Я не позволю пачкать свой паспорт этой гнусной приставкой. Да, я Тотс, но никакой не Прозеленью! Вам ясно?
- Мне ясно, - встрял тут мой папаша. - Мне абсолютно ясно, что ты круглый дурак. А я лично давно хотел получить какую-нибудь фамилию поцветистее. Александр Павлович Тотс-Прозеленью. И ты, паршивец этакий, тоже автоматически позеленеешь, если не хочешь, чтобы я тебя проклял!
- Нет! - воскликнул я в отчаянии. - Никогда, вы слышите? Никогда не соглашусь я носить эту отвратительную, эту ужасную фамилию! - И бросился к двери.
- Постойте, Эдди! - хрустальный голосок Конни зазвенел мне вослед. - А что, если… кто-нибудь… разделит с вами часть этой тяжелой ноши и тоже возьмет себе ее… я имею в виду эту фа… фамилию…
- Тогда… - пробормотал я, делая шаг к ней, - тогда я, конечно, постараюсь к ней привыкнуть… хоть это, конечно, будет нелегко…
- …С тех пор, - заключил свой рассказ наш новый знакомец, - прошло уже свыше тридцати лет, у нас трое детей и пятеро внуков, но ни я, ни Конни так и не смогли привыкнуть к этой дурацкой фамилии. Сами понимаете, простым смертным легче сменить фамилию, чем нам, политикам. Эта дурацкая кличка уже сидит во всех официальных протоколах и договорах…
- Силы небесные! - воскликнул Акакий Евграфович Борзой. - Уж не хотите ли вы сказать, что были избраны президентом планеты?
- Что значит "был"? - удивился тот. - Я и сейчас… э-э-э…
Но в этот самый момент в коридоре послышался оживленный разговор, цокот каблуков и на пороге Хрычевни показалась собственной персоной, сверкая своей сногсшибательной красотой, секретарша заведующего Базой, Марья Антоновна, прозванная в народе за стать свою и царственное величие Марией Антуанеттой. Она грозно повела очами, наморщила носик от застарелого табачного смрада и, чуть завидев нашего рассказчика, умильно улыбнулась и сложила руки на своей царственной груди.
- Ах, ваше превосходительство, - прощебетала она пленительным контральто. - Мы уж с ног сбились, вас разыскивая. Прилетел! - торжественным шепотом сообщила она.
Услышав это, Тот-С-Прозеленью вскочил, обвел всех сидящих сияющим увлажненным взором и поспешил прочь, впопыхах забыв даже попрощаться. После его ухода в Старой Хрычевне надолго воцарилось молчание, пока старый дядя Афлатун не шваркнул в сердцах по столу костяшками домино и не пробурчал, перемешивая их с остальными:
- Я с первой минуты понял, что человечишко этот - никчемный. Да и какой от нее прок, от политики?
1989 г.
Примечания
1
Жизнь коротка, искусство вечно (лат).