О чуме они знали только то, что слышали по радио, вещавшему из Колорадо, да испытали на собственной шкуре. Сойер предполагал, что наночастицы были созданы как прототип некого медицинского препарата, призванного проделывать определенную работу внутри организма, другие считали - как оружие.
Какая теперь разница?
Микроскопические углеродные механизмы разлагали живую плоть теплокровных существ, превращая ее в новые смертоносные частицы.
Подобно супервирусу, они передавались от носителя к носителю и с физиологическими жидкостями, и воздушным путем. Как споры, могли подолгу пассивно пережидать в любом месте, не нуждаясь в живом организме, и погибали лишь в разреженной атмосфере. Техночума стремительно распространялась по планете, пока не истребила почти всех млекопитающих и птиц.
Когда человек или животное вдыхали инертные наночастицы, те проникали в кровоток, где пробуждались к жизни, накапливаясь главным образом в конечностях. Попадая в организм через поврежденные кожные покровы, они поначалу вызывали лишь местную инфекцию. Однако зараза быстро охватывала новые участки, упорно повторяя попытки проникнуть вглубь тканей. Если повреждения были невелики, раны, как правило, заживали, позволяя людям время от времени погружаться в невидимую бездну - делать набеги на соседнюю лыжную базу и даже дома и дачи чуть дальше в долине. Но если кто-либо слишком сильно слабел, он уже не мог одолеть обратный подъем в гору.
Возвращение в безопасную зону таило в себе новые напасти: миллионы обезвреженных наночастиц закупоривали кровеносные сосуды, отчего измученное тело охватывали внезапные конвульсии, начиналась тошнота, головные боли и кровавый понос. На глазах у Кэма одну женщину уложил на месте инсульт, троих - сердечный приступ, еще у одного обитателя вершины лопнуло глазное яблоко. При этом никто из несчастных не провел за пределами безопасного барьера больше шести часов.
Незнакомец же почти весь день бежал и карабкался по скалам ниже отметки трех тысяч метров. Теперь он практически впал в беспамятство. Даже ногами не перебирал, пока его тащили в лагерь.
А вот харчи у него явно были получше, чем у местных обитателей. Тело гостя оставалось мягким в местах, где у них выпирали тазовые кости да ребра.
В резком белом свете фонарика различались покрывавшие шею и руки незнакомца волдыри, из них сочилась кровь и бог весть что еще. Кэму вдруг показалось, что ему на лицо ветер сдувает пепел с кожи пришельца. Померещилось… К сожалению, никто из местных не разбирался даже в азах медицины. У них не было и простейших медикаментов - йода, аспирина. Кэм окончил обязательные для всех лыжных патрулей курсы первой помощи и длинными зимними вечерами предлагал передать свои знания любому желающему, но никто из них не решился бы резать по живому, даже при угрозе смерти от внутреннего кровоизлияния. Если незнакомца зацепило серьезно, теперь никто не взялся бы предугадать, выживет он или нет.
Кэм надеялся, что парнишка успеет рассказать, зачем пришел. Иначе, выходит, зря рисковал…
Собравшиеся у костра обитатели лагеря только путались под ногами и мешали. Прайс рявкнул приветствие, которое явно отрепетировал заранее:
- Мы все время жили одни! Но мы надеялись и ждали!
Шумливый придурок раньше работал риелтором и держал под контролем несколько объектов для аренды в здешних местах. Пустить пыль в глаза - это он умел, в остальном от него было мало проку.
- Дай человеку отдохнуть, - сказал Кэм. Джим немедленно схватил незнакомца за локоть и потянул за собой.
- Разумеется, разумеется. Я уступлю ему свою постель.
В этом была своя логика - избушка Прайса была ближе, но Кэм заподозрил, что тот не преминет извлечь из положения выгоду для себя, укрепить свое влияние. Мэнни явно пришел предупредить Кэма и Сойера по собственной инициативе, его никто не посылал. Если бы мальчишка не сбежал из их хижины, спасаясь от продолжавшейся всю зиму грызни с соседями по лежаку, они бы и сейчас дрыхли, ни о чем не подозревая. Кэм в который раз в душе порадовался, что у них были глаза и уши в лагере Прайса.
- Собрался прибиться к их стае? - пробурчал Сойер, когда Кэм двинулся вслед за остальными.
- Да нет. Парень теперь проспит целую вечность.
Его спутник кивнул головой, и Кэм вновь про себя подивился, насколько череп Сойера напоминает пулю. После того как тот зациклился на бритье и начал оскребать тупым старым лезвием и заточенным о гранитный валун ножом высокие скулы, оставляя от редеющих волос лишь жесткую, как наждак, щетину, в сравнении с ним даже юный Мэнни выглядел лохматым мужиком. Для человека, столь хорошо осведомленного о способах проникновения наночастиц в человеческий организм, Сойер иногда вел себя так, словно играл с судьбой в рулетку.
Кэм выдавил улыбку:
- Пошли греться.
Приятель бросил на него сердитый взгляд, потом посмотрел влево-вправо - не подслушивает ли кто.
Кэм не пытался догнать Сойера среди холодного лунного ландшафта. Не хватало еще ногу сломать. Да и говорить было не о чем - словами ничего не изменишь.
Сойер остановился перед дверью и поднял голову к небу. В вышине среди россыпи неподвижных звезд Кэм заметил белесую точку - спутник - и отвел взгляд.
Стены хижины напоминали толстое лоскутное одеяло. Всю работу выполнили с помощью молотков и двух бензопил лесной инспекции, других инструментов раздобыть не удалось. И все-таки домик выстоял под тяжестью снега и порывами ветра. Бортик вокруг дыры в крыше исправно предохранял очаг от осадков и выпускал наружу дым - если не весь, то хотя бы часть. Кэм целую неделю созерцал плоды групповых усилий с ревнивой гордостью, пока ее окончательно не подточило ощущение безысходного одиночества.
Когда они с Сойером ввалились в затхлую каморку, их встретили криками недовольства. Помещение шесть на три метра почти полностью занимали четыре широких лежака - плоские деревянные рамы, накрытые для мягкости одеялами. Между импровизированными кроватями на земляном полу едва умещались две ямы для хранения продовольствия, сложенный из камней очаг, груда дров, ночной горшок, фляги с водой, рюкзаки, незаконченная коробчатая ловушка для дичи и прочие снасти. В хижине ютились восемь немытых доходяг.
Эрин пробормотала "мне холодно", но Сойер прошел мимо, к огню, оставив ее на попечение товарища.
Кэм с удовольствием воспользовался возможностью отвлечься.
Они жадно впитывали пряное тепло тел друг друга, стараясь не нарушить неловким движением плотный защитный кокон из тонких, грязных одеял, заученно доводя партнера до экстаза. Сначала ее очередь. Как огрубели пальцы… Женщина вздернула таз, задвигала лобком вверх-вниз. Потом выцедила всю его влагу, позволяя держать себя за уши и совершать поступательные движения; несколько лишних граммов белковой массы - тоже пища.
В отличие от других, им хватало ума позаботиться, чтобы она не залетела, - в ход шли только руки и губы. Исключение сделали только восемь раз, когда Сойер нашел в шкафчике на лыжной базе початую коробку презервативов. Троица по сей день, сдвинув головы, шепотом вспоминала эти совокупления: мужчины нетерпеливые, истомившиеся, между ними - скользящая змейкой - гладкая и податливая Эрин.
Что было, то было: временами - и не так уж редко - сталкивались не две, а три пары рук. Но ничего, кроме рук. Другой отдушины у них не было. Если бы отцу Кэма сказали, чем тут занимается его сын, старик на веки вечные прекратил бы с ним разговаривать, но отец Кэма умер. Весь мир умер. Кому теперь какое дело?
И все-таки в бесконечные зимние дни, когда метель не позволяла высунуть носа за дверь, некоторые обитатели хижины, обычно те, что сами не могли найти себе пару, не отворачивались из скромности в сторону. Их ревность подпитывала гаденькие слухи - и это после всего, что Кэм и Сойер сделали для собратьев по несчастью.
- Мне больно, - с улыбкой пожаловалась Эрин.
В прошлом Эрин Д. Шиффлет-Кумбс наверняка была красавицей. Глаза что самоцветы, настоящие английские сапфиры. Кэм нередко упоенно фантазировал о том, как ее ножки и попка выглядели в теннисных шортах, дорогих юбках, мягких вязаных мини-платьях. Повстречай он свою спутницу раньше и пригласи домой на ужин, его отец надул бы щеки, как самец лягушки-быка, и весь вечер, больно тыкая сына в бок, выпытывал бы подробности.
Артуро Нахарро дал сыновьям имена Чарли (не Карлос!), Тони, Кэмерон и Грег. Потомки Артуро - американцы в шестом поколении - знали по-испански не больше одной фразы - "Еще пива!", в их семье только мама свободно говорила на родном языке.
Эрин, студентка младшего курса Калифорнийского университета в Дэвисе, изучала там деловое общение. Девушка приехала в горы покататься на сноуборде в компании пятерых подруг. Теперь она отказывалась стричь волосы, утверждая, что так теплее, отчего ее лицо постоянно скрывали песочного цвета космы. Не иначе эта копна, которую Сойер созерцал каждый вечер, и навела его на мысль о регулярном бритье.
Изменения во внешности сильно повлияли на характер Эрин. Нижнюю челюсть девушки теперь искажала вздутая цепочка зарубцевавшихся волдырей, бедра рассосались, как у дистрофички. У нее появилась привычка улыбаться невпопад.
За завтраком она даже смеялась.
- Зачем мы сюда пришли?
Кэм привел ее на любимый утес, он считал его своим, потому что никто, кроме него, не мог спокойно созерцать открывавшийся отсюда вид на уютный поселок внизу у ручья - словно ровным счетом ничего не изменилось: в дымке тонул лесной массив, черные наплывы застывших лавовых потоков и серые гранитные глыбы плотным кольцом окружали квадраты городских кварталов и разноцветье крыш. Обычно они завтракали здесь втроем, но Сойер так и не присоединился к ним прошлым вечером, а когда Кэм с Эрин проснулись, его уже и след простыл.
- Если у парня нет антидота, зачем он сюда пришел? - спросила девушка, скривив краешек рта в улыбке. - Может быть, его выгнали?
Кэм покачал головой:
- В таком случае они не стали бы тратить дрова на сигнальные костры.
Четыре ворона, оседлав воздушный поток, кружили в паре километров к югу. Кэм попробовал угадать, спустятся ли они в долину или поднимутся ближе к вершине. Мяса на вороне совсем мало. Последний, которого они поймали, был весь в парше, линялый, птица явно не раз наведывалась в долину, гоняясь за расплодившимися насекомыми.
Экосистема утратила последние остатки равновесия, и лишь ящерицы, змеи, лягушки и рыбы еще как-то противостояли стремительному размножению кожистокрылых. Во время последнего похода за барьер Кэм заметил в долине целые полчища летучих тварей, которые легко было принять за стелющийся дым. Низкое давление высокогорья сдерживало нашествие кусачих паразитов - одних блох ничто не могло остановить. Кроме того, в недавних вылазках людям помогала зимняя стужа, но теперь наступала весна.
День выдался безветренный, пригревало солнце, его тепло ощущалось на обнаженной коже. Это чувство было таким ярким и эротичным, что у Кэма грудь покрылась мурашками - Эрин подумала, что от холода. Пришлось ее пощекотать, чтобы согласилась хотя бы закатать рукава. Разохотившись, она стащила юбку, даже не проверив, нет ли кого поблизости, отчего Кэму стало немного не по себе. Внутри хижины негде было скрыться от чужих глаз, женщина почти целый год совокуплялась в ней с двумя мужиками, и все-таки за Эрин Кумбс никогда не водилась склонность к эксгибиционизму. Наоборот - несмотря на отчаянную боязнь холода, она брезговала ходить в общий горшок и в любую погоду выбиралась наружу. "Я делаю пи-пи, а люди смотрят", - говорила она.
Неожиданное безразличие подруги обеспокоило Кэма. Жизнь после катастрофы многим затуманила мозги, поменяла характер не в лучшую сторону. Сам он сумел приспособиться к окружению, развить острое чутье.
Если шкура Кэма стала слишком светлой для латиноса, то кожа Эрин теперь напоминала слоновую кость с лиловыми прожилками шрамов. Пока они завтракали липкой кашицей из костяной муки и горького лишайника, в которую вместе с соскобами оранжевой поросли затесалась каменная крошка, Кэм украдкой посматривал на хрупкую фигуру и маленькие груди.
Осколок камня попал юноше на больной зуб, и Эрин принялась осыпать любовника поцелуями, прижимаясь к его телу теплой кожей. Кэма охватило острое ощущение счастья.
Рассматривая соседнюю вершину, он крепко обнял подругу за плечо. Заглянув ему в глаза, она ткнула пальцем в сторону долины и спросила:
- Возьмешь меня с собой?
3
Незнакомец сказал, что его фамилия - Голливуд. Один Прайс счел нужным сострить:
- Как же, как же… Знавал я там кое-кого!
Пришелец вроде бы нахмурился. Трудно было сказать - наночастицы практически сгрызли юношу изнутри, адская боль делала его мимику судорожной и неопределенной. По виску расползлись бляшки и сыпь. Кожа вздулась в местах, до которых добрались насекомые, особенно на шее, где укусы слились в сплошную массу из трех отвратительных беловатых шишек. Тут не одна сотня летучих тварей поживилась.
- Я пришел отвести вас на наше место, - заявил Голливуд. В избушке воцарилось молчание. Гость опять нахмурился, не вставая с кровати, обвел окружающих взглядом. Парню не было еще и двадцати. Черноглазый, черноволосый, подтянутый, похожий на японца - настоящий калифорнийский мальчишка-серфер, растягивает слова на тамошний манер, вздергивает подбородок перед каждой паузой.
Он напоминал Кэму его собственных братьев, смуглокожих, но в остальном ничем не отличавшихся от соседей, коренных американцев. На западном побережье великая нация во всей красе проявила себя как плавильный тигель, смешав разные культуры в одну и приправив ее соусом из невиданных свобод и благополучия.
- На той стороне долины, - пояснил Голливуд, - у нас есть врач, сельхозинвентарь. И, это… куда больше свободного места.
- Почему? - спросила Эрин.
- Просто повезло.
В его широкой улыбке не было и намека на тревогу.
- Я не о том. Почему ты рисковал жизнью? Какая вам с этого польза?
Парень осторожно пожал плечами, но даже этот легкий жест заставил его зажмуриться от боли. Он, видимо, не раз прокручивал предстоящий разговор в мыслях.
- Вы здесь, а мы там - нехорошо так.
- А рация у вас есть? - спросил Сойер.
Кэм с удивлением оглянулся на приятеля. Такой вопрос можно было ожидать скорее от Прайса. Какая разница? Военные из Колорадо не пришлют за ними самолет, даже если бы тот мог сесть в горах.
Японец кивнул.
- Да, коротковолновка.
- Гражданский диапазон или любительский?
- Кажется, любительский.
- Сколько вас там? - спокойным тоном продолжал расспросы Сойер. Что-то очень уж он невозмутим. Видимо, вопрос о рации - лишь отвлекающий маневр. Кэм попытался подать приятелю знак, но тот словно ослеп и не замечал ничего вокруг, вперив взгляд в лицо Голливуда.
- Вместе со мной - девять.
"Боже, их меньше, чем нас!" - подумал Кэм.
- Еда, жилье есть? - допытывался Сойер.
- Есть домик и как бы отдельная квартира во дворе. И еще - огромная цистерна с пропаном. Отапливались газом всю зиму. А теперь хотим вырастить как можно больше овощей, так что без вашей помощи мы не справимся. У нас только четверо по-настоящему взрослых.
Ладонь Сойера дрогнула и сжалась в кулак.
- Трудно поверить, что вы смогли выжить так близко от опасной зоны. Вам наверняка пришлось постоянно делать вылазки на ту сторону, так ведь? - спросил Голливуд.
Несколько человек отвернулись, скрывая эмоции. Голливуд бросил на них озабоченный, ищущий взгляд.
- Да, мы - такие, мы - крутые, - вставил Кэм.
Японец снова расплылся в улыбке:
- Вот поэтому мы и хотим с вами объединиться.
После Йоргенсена убили Лумаса - его звали то ли Чед, то ли Чак, - торгового менеджера с волосатой, как у животного, грудью и толстым платиновым кольцом на толстом же пальце. Кэм отвлек ленивого сучару окриком, а Сойер подскочил сзади и шарахнул молотком по черепу. Лумас рухнул на четвереньки и заскулил. Он всегда скулил. Кэм отбил себе носки и голени, пиная грузное тело, пока Сойер не оттолкнул его и не прикончил лежачего.
Разделка туши оказалась нелегкой задачей. Драгоценное мясо предстояло как следует законсервировать, разделить на порции. Сладкий жирок с солью…
Следующим в списке Сойера шел Джим Прайс, но Кэм не хотел лишних осложнений. Лумаса никто не любил, в то время как Прайс сделался неоспоримым лидером самой большой группировки на вершине - некоторые в нем просто души не чаяли. Планировалось устроить "честную" лотерею, которую можно было исподтишка контролировать, но тут сдохли последние батарейки, и Нэнси Мак-как-там-бишь-ее вскрыла себе вены от запястья до локтя.
Потом с любимого утеса Кэма бросилась вниз миссис Льюелинг. Видимо, думала, что там уж до нее не доберутся…
Когда они возвращались из набега в опасную зону, пробираясь в лагерь по глубокому, до колен, снежному крошеву, что-то лопнуло во внутренностях Пита Чуйко. Он истекал кровью целых восемь дней, сопровождая каждое движение окружающих взглядом, в котором сквозили понимание и ужас, пока его зрачки наконец не остановились в одной точке.
Тиммерман скончался от воспаления легких.
А после бесплодной вылазки к домикам для туристов, которые они обчистили еще в прежние набеги, уже на безопасной высоте вдруг упала как подкошенная Эллен Джентри. Люди говорили: инсульт - не повезло. Сойер не мог сдержать смех. "Да нет, - возразил он, - нам-то еще как повезло".
Семь человеческих тушек позволили остальным дотянуть до весны.
- А что, если это западня? - Сойер приблизился к Кэму сзади и остановился, задумчиво поглядывая на зазубренный северный хребет.
- А-а, ты еще не перестал со мной разговаривать, - Кэму хотелось скрыть за шуткой облегчение и любопытство, но вышло неуклюже, и он тут же пожалел - в последнее время Сойер повсюду слышал двусмысленные намеки и мог запросто полезть в бутылку. Начнешь извиняться, получится еще глупее. Чего ради тратить нервную энергию?
Юноша вернулся к своему занятию - взламыванию затвердевшего снежного наста лыжей для слалома, зарекомендовавшей себя на удивление разносторонним инструментом.
Сойер сделал шаг, словно собрался уходить. В действительности он просто хотел привлечь внимание.
- Парнишка, возможно, врет, - с расстановкой произнес Сойер. - Что, если наши соседи решили подогнать скот поближе к бойне?
Кэм посмотрел на девственно-белый снег, открывшийся под толстой коркой грязного льда. Как если бы природа подбросила утомленному разуму готовую метафору. Но снег выглядел чистым только на первый взгляд, он был спрессован силой земного притяжения и оттепелью. Кэм снова принялся долбить сугроб лыжей.
- Ты сам подумай, - Сойер опустился рядом с ним на колено и принялся складывать куски смерзшегося снега на одеяло, заменявшее им носилки. - Пока дойдем, будем валиться с ног. Даже четверо взрослых справятся - проломят башку и поминай как звали.
- Не проломят.